к себе и заперся изнутри.
     Разговор этот оставил у Смита неприятный осадок. Беллингем ему  лгал,
и лгал так грубо, словно находился в безвыходном положении и во что бы  то
ни стало должен был скрыть правду. Смит знал, что никакой собаки у  соседа
нет. Кроме того, он  знал,  что  шаги,  которые  он  слышал  на  лестнице,
принадлежали не животному. В таком случае кто же это  был?  Старик  Стайлз
утверждал, что, когда Беллингема нет дома, кто-то расхаживает  у  него  по
комнате. Может быть, женщина? Это казалось всего  вероятнее.  Если  бы  об
этом узнало университетское начальство, Беллингема с позором выгнали бы из
университета, и, значит, его испуг и ложь вызваны именно этим. Но все-таки
невероятно, чтобы студент  мог  спрятать  у  себя  в  комнатах  женщину  и
избежать немедленного разоблачения. Однако, как ни объясняй, во всем  этом
было что-то неблаговидное, и, принявшись снова за свои книги, Смит  твердо
решил: какие бы попытки к сближению ни предпринимал  его  сладкоречивый  и
неприятный сосед, он станет их решительно пресекать.
     Но в этот вечер Смиту не суждено было спокойно  поработать.  Едва  он
восстановил в памяти то, на чем его прервали, как на лестнице  послышались
громкие, уверенные шаги - кто-то прыгал через три ступеньки, и  в  комнату
вошел Хасти. Он был в свитере и спортивных брюках.
     - Все занимаешься! - воскликнул он и бросился в свое любимое  кресло.
- Ну и любитель же ты корпеть над книгами! Случись у нас  землетрясение  и
рассыпься до основания весь Оксфорд, ты бы,  по-моему,  преспокойно  сидел
себе среди руин, зарывшись в  книги.  Ладно  уж,  не  стану  тебе  мешать.
Разочек-другой затянусь да и побегу.
     - Что новенького? - спросил Смит, уминая в трубке табак.
     - Да ничего  особенного.  Уилсон,  играя  в  команде  первокурсников,
сделал 70 против 11. Говорят, его поставят вместо  Бедикомба,  тот  совсем
выдохся. Когда-то он крепко бил мяч, но теперь может только перехватывать.
     - Ну, это  не  совсем  правильно,  -  отозвался  Смит  с  той  особой
серьезностью, с какой университетские мужи науки обычно говорят о спорте.
     - Слишком торопится - вырывается вперед. А с ударом запаздывает.  Да,
кстати, ты слышал про Нортона?
     - А что с ним?
     - На него иапали.
     - Напали?
     - Да Как раз когда он сворачивал с Хай-стрит, в сотне шагов от  ворот
колледжа.
     - Кто же?
     - В этом-то и загвоздка! Было бы точнее, если б ты сказал не "кто", а
"что". Нортон клянется,  что  это  был  не  человек.  И  правда,  судя  по
царапинам у него на горле, я готов с ним согласиться.
     - Кто же тогда? Неужели мы докатились до привидений?
     И, пыхнув трубкой, Аберкромб Смит выразил презрение ученого.
     - Да нет, этого еще никто не предполагал Я скорее думаю, что если  бы
недавно у какого-нибудь циркача пропала большая  обезьяна  и  очутилась  в
наших краях, то присяжные сочли бы виновной ее. Видишь ли,  Нортон  каждый
вечер проходил по этой дороге почти в одно и то же время. Над тротуаром  в
этом месте низко нависают ветви дерева - большого вяза, который  растет  в
саду Райни. Нортон считает, что эта тварь свалилась на него именно с вяза.
Но как бы то ни было, его чуть не задушили две руки,  по  словам  Нортона,
сильные и тонкие, как стальные обручи. Он  ничего  не  видел,  кроме  этих
дьявольских рук, которые все крепче сжимали ему горло. Он завопил  во  всю
мочь, и двое ребят подбежали к нему, а эта тварь, как  кошка,  перемахнула
через забор. Нортону так и не  удалось  ее  как  следует  разглядеть.  Для
Нортона это было хорошенькой встряской.  Вроде  как  побывал  на  курорте,
сказал я ему.
     - Скорее всего это вор-душитель, - заметил Смит.
     - Вполне возможно. Нортон с этим не согласен, но его слова  в  расчет
брать нельзя. У этого вора длинные ногти,  и  он  очень  ловко  перемахнул
через забор.  Кстати,  твой  распрекрасный  сосед  очень  бы  обрадовался,
услыхав обо всем этом. У него на Нортона зуб, и, насколько  мне  известно,
он не так-то легко забывает обиды. Но что тебя, старина, встревожило?
     - Ничего, - коротко ответил Смит.
     Он привскочил на стуле, и на лице его промелькнуло  выражение,  какое
появляется у человека, когда его вдруг осеняет неприятная догадка.
     - Вид у тебя такой, будто что-то сказанное мною задело тебя за живое.
Между  прочим,  после  моего  последнего  к  тебе  визита   ты,   кажется,
познакомился с господином Б.,  не  так  ли?  Молодой  Монкхауз  Ли  что-то
говорил мне об этом.
     - Да, мы немного знакомы. Он несколько раз заходил ко мне.
     - Ну, ты достаточно взрослый, чтобы самому  о  себе  позаботиться.  А
знакомство с ним я не считаю подходящим, хотя он, несомненно, весьма  умен
и все такое прочее. Ну да ты скоро  сам  в  этом  убедишься.  Ли  -  малый
хороший и очень порядочный. Ну, прощай, старина. В  среду  гонки  на  приз
ректора, я состязаюсь с Муллинсом, так что не забудь явиться, -  возможно,
до соревнований мы больше не увидимся.
     Невозмутимый Смит отложил в сторону трубку и снова упрямо принялся за
учебники. Однако вскоре понял, что никакое напряжение воли не поможет  ему
сосредоточиться на занятиях. Мысли сами собой обращались к тому,  кто  жил
под ним, и к  тайне,  скрытой  в  его  жилище.  Потом  они  перескочили  к
необычайному нападению, о котором рассказал  Хасти,  и  к  обиде,  которую
Беллингем затаил на жертву этого нападения. Эти два обстоятельства  упорно
соединялись в  сознании  Смита,  словно  между  ними  существовала  тесная
внутренняя связь. И все же подозрение оставалось таким смутным и  неясным,
что его трудно было облечь в слова.
     - Да будь он проклят! -  воскликнул  Смит,  и  брошенный  им  учебник
патологии перелетел через всю комнату. - Испортил сегодня мне все вечерние
занятия. Одного этого достаточно, чтобы больше не иметь с ним дела.
     Следующие десять дней студент-медик  был  настолько  поглощен  своими
занятиями, что ни разу не видел никого из своих нижних  соседей  и  ничего
про них не слышал. В те часы, когда Беллингем обычно приходил к нему, Смит
закрывал обе двери, и, хотя не раз слышал стук в наружную дверь, он упорно
не откликался. Однако как-то  днем,  когда  он  спускался  по  лестнице  и
проходил мимо квартиры Беллингема, дверь  распахнулась,  и  из  нее  вышел
молодой Монкхауз Ли -  глаза  его  горели,  смуглые  щеки  пылали  гневиым
румянцем. По пятам за ним следовал Беллингем - его толстое, сероватое лицо
искажала злоба.
     - Глупец! - прошипел он. - Вы об этом еще пожалеете.
     - Очень может быть! - крикнул в ответ Ли. - Запомните, что я  сказал!
Все кончено! И слышать ничего не хочу!
     - Но вы дали мне слово.
     - И сдержу его. Буду молчать.  Только  уж  лучше  видеть  крошку  Еву
мертвой. Все кончено, раз и навсегда. Она поступит,  как  я  ей  велю.  Мы
больше не желаем вас видеть.
     Все это Смит поневоле услышал, но поспешил вниз, не  желая  оказаться
втянутым в спор. Ему стало ясно одно: между друзьями  произошла  серьезная
ссора, и  Ли  намерен  расстроить  помолвку  сестры  с  Беллингемом.  Смит
вспомнил, как Хасти сравнивал их с жабой и голубкой,  и  обрадовался,  что
свадьбе не бывать. На  лицо  Беллингема,  когда  ои  разъярится,  было  не
слишком приятно смотреть. Такому человеку нельзя доверить судьбу девушки.
     Продолжая свой путь, Смит лениво раздумывал о том, что могло  вызвать
эту ссору и что за обещание дал Монкхауз Ли Беллингему, для  которого  так
важно, чтобы оно не было нарушено.
     В этот день Хасти и Муллиис  должны  были  состязаться  в  гребле,  и
людской поток двигался к берегам реки.  Майское  солнце  ярко  светило,  и
желтую дорожку пересекали темные тени высоких  вязов.  Справа  и  слева  в
глубине стояли серые здания колледжей - старые, убеленные сединами обители
знаний смотрели высокими стрельчатыми окнами на поток юной жизни,  который
так весело катился  мимо  них.  Облаченные  в  черные  мантии  профессора,
бледные от занятий ученые, чопорные деканы и проректоры, загорелые молодые
спортсмены в соломенных шляпах и белых либо пестрых свитерах - все спешили
к синей извилистой реке, которая протекает, петляя, по лугам Оксфорда.
     Аберкромб Смит расположился в таком месте, где, как подсказывало  ему
чутье бывалого гребца, должна была произойти - если  она  вообще  будет  -
решающая схватка. Он услышал вдалеке гул, означавший, что гонки  начались;
лодки приближались, и рев нарастал, потом раздался громовый  топот  ног  и
крики зрителей, расположившихся в своих лодках прямо под ним. Мимо  Смита,
тяжело дыша, сбросив куртки, промчалось несколько человек, и, вытянув шею,
Смит разглядел за их спинами Хасти - он  греб  ровно  и  уверенно,  а  его
частивший веслами противник отстал от него  почти  на  длину  лодки.  Смит
криком подбодрил друга, взглянул на часы и намеревался уже  отправиться  к
себе, когда кто-то тронул его за плечо. Оглянувшись, он увидел, что  рядом
стоит Монкхауз Ли.
     - Я заметил вас тут, -  робко  начал  юноша.  -  И  мне  бы  хотелось
поговорить с вами, если вы можете уделить мне полчаса. Я живу вот  в  этом
коттедже  вместе  с  Харрингтоном  из  Королевского   колледжа.   Зайдите,
пожалуйста, выпейте чашку чаю.
     - Мне пора возвращаться, - ответил Смит. - Я сейчас  усиленно  зубрю.
Но с удовольствием зайду на несколько минут. Я бы и сюда не  выбрался,  но
Хасти - мой друг.
     - И мой тоже. Красиво  гребет,  правда?  У  Муллинса  совсем  не  то.
Зайдемте же. Дом немного тесноват, но в летние месяцы работать  тут  очень
приятно.
     Коттедж, стоявший ярдах в  пятидесяти  от  берега  реки,  представлял
собой небольшое белое квадратное здание с  зелеными  дверьми  и  ставнями;
крыльцо украшала деревянная  решетка.  Самую  просторную  комнату  кое-как
приспособили под рабочий кабинет.  Сосновый  стол,  деревянные  некрашеные
полки с книгами, на стенах несколько дешевых олеографий. На спиртовке пел,
закипая, чайник, а на столе стоял поднос с чашками.
     - Садитесь в это кресло и берите сигарету, - сказал Ли. - А  я  налью
вам чаю. Я вам очень благодарен, чго вы зашли,  я  знаю  -  у  вас  каждая
минута на счету. Мне хотелось только сказать вам, что на вашем месте я  бы
немедленно переменил местожительство
     - Что такое?
     Смит, с  зажженной  спичкой  в  одной  руке  и  сигаретой  в  другой,
изумленно уставился на Ли.
     - Да, это, конечно, звучит очень странно, и хуже всего то, что  я  не
могу объяснить вам, почему даю такой совет, - я связан обещанием и не могу
его нарушить. Но все же я вправе предупредить вас, что жить рядом с  таким
человеком, как Беллингем, небезопасно. Сам я намерен пока  пожить  в  этом
коттедже.
     - Небезопасно? Что вы имеете в виду?
     - Вот этого я и не должен говорить. Но, прошу вас, послушайтесь меня,
уезжайте из этих комнат. Сегодня мы окончательно  рассорились.  Вы  в  это
время спускались по лестнице и, конечно, слышали.
     - Я заметил, что разговор у вас был неприятный.
     - Он негодяй, Смит. Иначе не скажешь. Кое-что я начал  подозревать  с
того вечера, когда он упал в обморок, - помните, вы тогда еще спустились к
нему? Сегодня я потребовал у него объяснений, и  он  рассказал  мне  такие
вещи, что волосы у меня встали дыбом. Он хотел, чтобы я ему  помог.  Я  не
ханжа, но я все-таки сын священника, и я считаю, что есть пределы, которые
преступать нельзя. Благодарю бога, что узнал его вовремя, - он ведь должен
был с нами породниться.
     - Все это превосходно, Ли, - резко заметил Аберкромб Смит - Но только
вы сказали или слишком много, или же слишком мало
     - Я предупредил вас.
     - Раз для этого действительно есть  основания,  никакое  обещание  не
может вас связывать. Если я вижу,  что  какой-то  негодяй  хочет  взорвать
динамитом дом, я стараюсь помешать ему, невзирая ни на какие обещания.
     - Да, но я не могу ему помешать, я только могу предупредить вас.
     - Не сказав, чего я должен опасаться.
     - Беллингема.
     - Но это же ребячество. Почему я должен  бояться  его  или  кого-либо
другого?
     - Этого я не могу объяснить. Могу только умолять вас уехать  из  этих
комнат. Там вы в опасности. Я даже не  утверждаю,  что  Беллингем  захочет
причинить вам вред, но это может случиться - сейчас его соседство опасно.
     - Допустим,  я  знаю  больше,  чем  вы  думаете,   -   сказал   Смит,
многозначительно глядя в серьезное лицо юноши. - Допустим,  я  скажу  вам,
что у Беллингема кто-то живет.
     Не в силах сдержать волнение, Монкхауз Ли вскочил со стула.
     - Значит, вы знаете? - с трудом произнес он.
     - Женщина.
     Ли со стоном упал на стул.
     - Я должен молчать. Должен.
     - Во всяком случае, - сказал Смит, вставая, - вряд ли я позволю  себя
запугать и покину комнаты, в которых мне очень удобно. Вашего утверждения,
что Беллингем может каким-то непостижимым образом причинить мне вред,  еще
недостаточно, чтобы куда-то переезжать. Я рискну остаться на старом месте,
и, поскольку на часах уже почти пять, я, с вашего позволения, ухожу.
     Смит коротко попрощался с молодым  студентам  и  направился  домой  в
теплых весенних сумерках, полусердясь, полусмеясь - так бывает с  волевыми
здравомыслящими людьми, когда им грозят неведомой опасностью
     Как бы усердно Смит ни занимался, он  неизменно  позволял  себе  одну
маленькую поблажку. Два  раза  в  неделю,  по  вторникам  и  пятницам,  он
непременно  отправлялся  пешком  в  Фарлингфорд,  загородный  дом  доктора
Пламптри Питерсона, расположенный в полутора  милях  от  Оксфорда.  Доктор
Пламптри Питерсон был близки другом Фрэнсиса,  старшего  брата  Аберкромба
Смита. И поскольку у состоятельного холостяка Питерсона винный погреб  был
хорош, а библиотека - еще  лучше,  дом  его  являлся  желанной  целью  для
человека, нуждавшегося в освежающих прогулках.  Таким  образом,  дважды  в
неделю студент-медик размашисто вышагивал по темным проселочным дорогам, а
потом  с  наслаждением  проводил  часок  в  уютном   кабинете   Питерсона,
рассказывая ему за стаканом старого портвейна университетские сплетни  или
обсуждая последние новинки медицины, и особенно хирургии.
     На другой день после разговора с Монкхаузом Ли  Смит  захлопнул  свои
книги в четверть восьмого - в этот час  он  обычно  отправлялся  к  своему
другу. Когда он выходил из комнаты, ему случайно попалась на глаза одна из
книг Беллингема, и ему стало совестно, что он ее до сих пор не вернул. Как
ни противен тебе человек, приличия соблюдать надо. Прихватив  книгу,  Смит
спустился по лестнице и постучался к соседу. Ему  никто  не  ответил,  но,
повернув ручку, он увидел, что дверь не заперта. Обрадовавшись, что  можно
избежать с Беллингемом встречи, Смит вошел в комнату и  оставил  на  столе
книгу и свою визитную карточку.
     Лампа была прикручена, но Смит смог разглядеть все довольно хорошо. В
комбате все было, как прежде: фриз,  божества  с  головами  животных,  под
потолком крокодил, на столе  бумаги  и  сухие  листья.  Футляр  мумии  был
прислонен к стене, но мумии в нем не оказалось. Не было заметно,  чтобы  в
комнате жил кто-то еще, и, уходя, Смит подумал, что, вероятно,  он  был  к
Беллингему несправедлив Скрывай  тот  какой-нибудь  неблаговидный  секрет,
вряд ли он оставил бы дверь незапертой.
     На винтовой лестнице была тьма кромешная, и Смит осторожно  спускался
вниз,  как  вдруг  почувствовал,  что   в   темноте   мимо   него   что-то
проскользнуло. Чуть  слышный  звук,  дуновение  воздуха,  прикосновение  к
локтю, но такое легкое, что оно могло  просто  почудиться.  Смит  замер  и
прислушался, но услышал только, как снаружи ветер шуршал листьями плюща.
     - Это вы, Стайлз? - крикнул Смит.
     Никакого ответа, и за  спиной  тишина.  Он  решил,  что  всему  виной
сквозняк - в старой башне полно трещин и щелей. И  все  же  он  был  почти
готов поклясться, что слышал совсем рядом шаги. Теряясь в  догадках,  Смит
вышел во дворик. Навстречу по лужайке бежал какой-то человек.
     - Это ты, Смит?
     - Добрый вечер, Хасти!
     - Ради бога, бежим скорее! Ли утонул. Мне сказал об  этом  Харрингтон
из Королевского колледжа. Доктора нет дома. Ты можешь его заменить, только
идем немедленно. Кажется, он еще жив.
     - У тебя есть коньяк?
     - Нет.
     - Я прихвачу. Фляжка у меня на столе.
     Смит бросился наверх, прыгая через три ступеньки,  схватил  фляжку  и
кинулся вниз, но, пробегая мимо двери Беллингема, увидел нечто  такое,  от
чего дыхание у него перехватило, и он остановился, растерянно глядя  перед
собой.
     Дверь, которую он закрыл, сейчас была распахнута, и прямо перед  ним,
освещенный лампой, стоял футляр. Три минуты назад он был пуст. Смит мог  в
этом поклясться. А сейчас  в  нем  находилось  тощее  тело  его  страшного
обитателя - он стоял мрачный и застывший, обратив темное, ссохшееся лицо к
двери. Безжизненная, безучастная фигура, но Смиту почудился в ней зловещий
отзвук одушевленности: искра сознания в маленьких  глазах,  прятавшихся  в
глубоких впадинах. Смита это настолько потрясло, что он совсем забыл, куда
и зачем направлялся, и все смотрел на тощую, высохшую фигуру, пока его  не
заставил опомниться голос Хасти.
     - Спускайся же, Смит! -кричал Хасти. -  Ведь  дело  идет  о  жизни  и
смерти. Скорей! Ну, а теперь, - добавил он,  когда  студент-медик  наконец
появился в дверях, - побежали. Надо за пять минут  пробежать  почти  милю.
Жизнь человека - большая награда, чем кубок.
     Плечо к плечу мчались друзья сквозь темноту, пока, задыхаясь и совсем
без сил, не достигли маленького коттеджа у реки. На диване,  весь  мокрый,
как сорванные водоросли, лежал Ли; к темным волосам его  пристала  зеленая
тина, на свинцовых  губах  выступила  полоска  белой  пены.  Харрингтон  -
студент, с которым Ли жил в  коттедже,  -  стоя  возле  него  на  коленях,
растирал его окостеневшие руки, стараясь их согреть.
     - По-моему, он еще жив, - сказал Смит, положив руку на грудь юноши. -
Приложите к его губам ваши часы. Да, стекло помутнело. Берись,  Хасти,  за
эту руку. Делай то же, что и я, и мы его скоро приведем в чувство.
     Минут десять они работали молча, подымая и сдавливая грудь  лежавшего
в беспамятстве Ли. Наконец по телу его пробежала дрожь, губы шевельнулись,
и Ли открыл глаза. Три студента невольно вскрикнули от радости.
     - Очнись же, старина. Ну и напугал ты нас.
     - Хлебните коньяку. Прямо из фляжки.
     - Теперь он пришел в себя, - сказал Харрингтон, сосед  пострадавшего.
- Господи, до чего же я испугался! Я сидел тут и читал,  а  он  отправился
прогуляться до реки, как вдруг я услышал вопль и всплеск. Я бросился туда,
но, пока разыскал его и вытащил,  в  нем  не  осталось  никаких  признаков
жизни. Симпсон не мог пойти за доктором  -  он  же  калека,  пришлось  мне
бежать. Просто не знаю, что бы я без вас стал делать. Правильно,  старина.
Попробуй сесть.
     Монкхауз Ли приподнялся на локтях и дико озирался по сторонам.
     - Что случилось? - спросил он. - Я весь мокрый. Ах да, вспомнил!
     В глазах его мелькнул страх, и он закрыл лицо руками.
     - Как же ты свалился в реку?
     - Я не свалился.
     - А что же случилось?
     - Меня столкнули. Я стоял на берегу, что-то  подхватило  меня  сзади,
как перышко, и швырнуло вниз. Я ничего не слышал и не видел.  Но  я  знаю,
что это было.
     - И я тоже, - прошептал Смит. Ли взглянул на него с удивлением.
     - Значит, вы узнали? Помните мой совет?
     - Да, и я, пожалуй, ему последую.
     - Не знаю, о чем, черт возьми, вы толкуете, - сказал Хасти, -  но  на
вашем месте, Харрингтон, я бы немедленно уложил Ли в  постель.  Еще  будет
время обсудить, отчего и как все произошло,  когда  он  немного  окрепнет.
По-моему, Смит мы с вами можем теперь оставить их одних. Я  возвращаюсь  в
колледж, если нам по пути - поболтаем дорогой.
     Но на обратном пути они почти  не  разговаривали.  Мысли  Смита  были
з