Артур Конан-Дойль.
     Рассказы

De profundis
Ад в небесах(повесть, включающая так называемый дневник Джойса-Армстронга)
Бразильский кот
Вот как это было
Двигатель Брауна - Перикорда
Дезинтеграционная машина
Джон Баррингтон Каулз
Игра с огнем
Из камеры c 24
Иудейский наперсник
Как Копли Бэнкс прикончил капитана Шарки
Как губернатор Сент-Китта вернулся на родину
Как капитан Шарки и Стивен Крэддок перехитрили друг друга
Квадратный ящичек
Когда земля вскрикнула
Кожаная воронка
Кольцо Тота
Коричневая рука
Кошмарная комната
Лакированная шкатулка
Новые катакомбы
Номер 249
Охотник за жуками
Ошибка капитана Шарки
Перстень Тота
Подъемник
Полосатый сундук
Сильнее смерти
Случай леди Сэннокс
Сообщение Хебекука Джефсона
Сухопутный пират (Насыщенный час)
Тайна старой штольни
Ужас высот
Фиаско в Лос Амигосе
Хирург с Гастеровских болот
Человек с часами
Черный доктор

     Дезинтеграционная машина

     Профессор  Челленджер  пребывал  в  прескверном  расположении   духа.
Взявшись за ручку двери, я замер в нерешительности перед его  кабинетом  и
услышал нижеследующий монолог; слова гремели и отдавались по всему дому:
     - Да, я говорю, что вы второй раз ошиблись номером. Второй,  за  одно
утро! Вы что, воображаете, будто какой-то идиот на  другом  конце  провода
может отвлекать ученого от серьезной работы своими назойливыми звонками? Я
не потерплю этого! Алло,  сию  же  минуту  пошлите  за  управляющим  вашей
бездарной телефонной лавочки! А, вы и есть управляющий?! Так почему же,  в
таком случае, вы не управляетесь? Да, разумеется, вы управились с тем, что
позволили отвлечь меня от дела, - дела, важность которого  вашему  уму  не
дано понять! Я желаю связаться с главным  распорядителем.  Что,  его  нет?
Этого и следовало ожидать!  Я  отдам  вас  под  суд,  сэр,  если  подобное
повторится! Ведь наказали же горластых  петухов.  Да,  это  я  добился  их
осуждения. Наказали петухов, а с какой стати терпеть дребезжание телефона?
Все ясно. Извинение в письменном виде?  Очень  хорошо.  Я  рассмотрю  его.
Доброго утра!
     Именно после этих слов я  отважился  переступить  порог.  Безусловно,
время я выбрал не  самое  удачное.  Когда  Челленджер  положил  телефонную
трубку, я очутился не перед профессором -передо мной был разъяренный  лев!
Его  огромная  черная  борода   топорщилась,   могучая   грудь   негодующе
вздымалась. Он окинул меня с головы до пят взглядом надменных серых  глаз,
и на меня обрушились последствия его гнева.
     - Проклятые лентяи! За что только  этим  негодяям  деньги  платят!  -
загремел он. - Мне было слышно - они смеялись, когда  я  излагал  им  свою
вполне справедливую жалобу. Это заговор, дабы докучать мне! А теперь, юный
друг, еще и вы явились сюда, чтобы довершить бедствия  злополучного  утра.
Вы здесь, позвольте узнать, по собственной воле,  или  же  ваша  газетенка
отправила вас заполучить у меня  некое  интервью?  Как  у  друга,  у  вас,
разумеется, есть привилегии, но как журналист - можете убираться!
     Я лихорадочно шарил в кармане в поисках письма от Мак-Ардла,  но  тут
профессору на память пришел еще новый  повод  для  недовольства.  Огромные
волосатые руки его рылись в бумагах на столе  и  наконец  извлекли  оттуда
газетную вырезку.
     - Весьма мило с вашей стороны упомянуть обо  мне  в  одном  из  ваших
последних литературных опусов, - сказал он, негодующе потрясая передо мной
листом. - Это было в  каких-то  дурацких  замечаниях  касательно  останков
ископаемого  ящера,  недавно  обнаруженных  в  соленгофских  сланцах.   Вы
начинаете абзац со  слов:  Профессор  Дж.  Э.Челленджер,  принадлежащий  к
величайшим умам современности...
     - И что же, сэр? - осведомился я.
     -  К  чему  подобные  возмутительно  несправедливые   определения   и
ограничения? Можно подумать, будто вы в состоянии сказать,  кто  они,  эти
другие выдающиеся мужи, которым вы  приписываете  равенство,  а  то,  чего
доброго, еще и превосходство надо мною?
     - Я неудачно выразился, сэр. Разумеется, мне  следовало  бы  сказать:
Профессор Челленджер, величайший ум современности, - согласился я,  и  сам
совершенно убежденный в правоте этих слов. Мое признание сразу же обратило
зиму в лето.
     - Дорогой мой юный друг, не думайте, что я  придираюсь,  отнюдь.  Но,
будучи окружен задиристыми и безмозглыми коллегами, человек,  оказывается,
вынужден защищаться. Вы  знаете,  мой  друг,  самоутверждение  чуждо  моей
натуре, но  мне  приходится  отстаивать  свои  принципы  перед  бездарными
оппонентами. А теперь проходите! Садитесь! Что же привело  вас  ко  мне  в
этот час?
     Мне следовало приступать к делу  крайне  осмотрительно,  поскольку  я
знал, что малейшая неосторожность -  и  лев  снова  зарычит.  Я  развернул
письмо Мак-Ардла.
     - Могу ли я  зачитать  вам  это,  сэр?  Письмо  от  Мак-Ардла,  моего
редактора.
     - Как же, помню его: не самый  гнусный  представитель  журналистского
племени.
     - По крайней мере, сэр, он исключительно высоко ценит вас и  искренне
вами восхищается. И когда требуется,  я  бы  сказал,  высочайшее  качество
экспертизы, он всегда обращается именно к вам. Вот и  сейчас  я  здесь  по
этой самой причине.
     - Что же ему угодно? - под  влиянием  лести  Челленджер  охорашивался
подобно индюку. Он уселся, положа локти на стол, сцепив свои огромные, как
у гориллы, руки; борода его топорщилась,  а  большие  серые  полуприкрытые
глаза милостиво остановились на мне. Он был  велик  во  всем,  что  бы  ни
делал, и его благожелательность подавляла сильнее, нежели гнев.
     - Я прочту вам его записку ко мне, сэр. Вот что он пишет:
     Дорогой  Мелоун,  пожалуйста,  как  можно  скорее  повидайте   нашего
высокоуважаемого  друга,  профессора  Челленджера,  и  попросите   его   о
содействии в следующем деле. Некий латвийский джентльмен по  имени  Теодор
Немор, проживающий в Уайт-Фрайер-Меншэнс, в Хэмпстеде, утверждает, что  он
будто  бы  изобрел  машину   самого   необычайного   свойства,   способную
дезинтегрировать любой материальный объект, расположенный  в  пределах  ее
влияния. Под ее действием  материя,  составляющая  тела  живой  и  неживой
природы,  якобы  разлагается  и  возвращается  в  свое  молекулярное   или
атомическое состояние. При этом,  направив  процесс  в  обратную  сторону,
объект можно восстановить в первоначальном виде. Заявление  представляется
несколько нелепым, и все же существуют неоспоримые доказательства, что для
него имеются определенные  основания  и  что  этот  человек  действительно
натолкнулся на какое-то замечательное открытие.
     Нет  нужды  распространяться  ни  о  том,  какую  революцию  подобное
открытие произведет в жизни человечества, ни о чрезвычайной важности этого
изобретения в  случае  применения  его  в  качестве  оружия  нового  типа.
Держава, которая, хоть единожды, смогла бы дезинтегрировать таким  образом
военный корабль или превратить батальон противника в кучку  атомов,  стала
бы властительницей  мира.  По  соображениям  социального  и  политического
свойства надлежит не теряя  ни  минуты  разобраться  в  сути  изобретения.
Намереваясь подороже продать его,  автор  рвется  к  известности,  поэтому
встретиться с ним не составит труда.
     Прилагаемая визитная карточка откроет перед вами двери его дома. Я бы
очень желал, чтобы вы и профессор Челленджер встретились с этим инженером,
изучили его изобретение и написали для Газетт. взвешенный отчет о ценности
данного открытия. Надеюсь сегодня  вечером  услышать  о  результате  вашей
поездки.
     Р. Мак-Ардл.

     - Таковы полученные мною указания, профессор, - добавил я,  складывая
письмо. - Я горячо надеюсь, что вы не оставите меня одного  и  поедете  со
мною, ведь где же мне самому, сэр, с моими-то ограниченными способностями,
разобраться в подобном деле?
     - Верно, Мелоун! Верно! - умиротворенно замурлыкал великий человек. -
Хотя вы никоим образом и не лишены природного  ума,  но  я  согласен,  что
проблема, которую вы изложили, вам не по плечу. Этот бесцеремонный телефон
уже расстроил мне утреннюю работу, и тут уж  ничего  не  поделаешь.  Между
прочим, я тружусь сейчас над ответом этому итальянскому шуту Мазотти.  Его
взгляды на развитие личинок тропического термита достойны лишь насмешки  и
всяческого презрения. Но с  окончательным  разоблачением  мошенника  можно
подождать и до вечера. Так что, мой юный друг, я к вашим услугам.
     Вот как вышло,  что  в  то  октябрьское  утро  я  оказался  вместе  с
профессором в вагоне подземной дороги, мчавшем нас  по  туннелю  на  север
Лондона. Я и не подозревал тогда, что  стою  на  пороге  одного  из  самых
удивительных приключений в моей богатой событиями жизни.
     Уезжая с Энмор-Гарденс,  я  по  телефону  (которому  только  что  так
досталось) заранее удостоверился, что изобретатель дома, и предупредил его
о нашем визите. Жил он в комфортабельной квартире в  Хэмпстеде.  Когда  мы
приехали, хозяин добрых полчаса продержал нас в приемной. Все это время он
оживленно беседовал с  группой  посетителей.  По  их  голосам  можно  было
понять, что это русские.
     Я мельком глянул на них через полуоткрытую дверь, когда  они  наконец
стали прощаться с хозяином в холле, и у меня  сразу  же  сложилось  о  них
впечатление как  о  состоятельных  и  интеллигентных  людях;  в  блестящих
цилиндрах, в пальто с астраханским воротом  у  них  был  вид  процветающих
буржуа, который так любят напускать на себя преуспевающие коммунисты.
     Входная дверь затворилась за ними, и в следующую минуту Теодор  Немор
вошел в комнату. Я и сейчас вижу, как он стоит в солнечном свете,  потирая
длинные тонкие руки, с широкой улыбкой, застывшей на  неприятном  лице,  и
рассматривает нас хитрыми желтыми глазками.
     Это был низенький толстяк. В теле его ощущалось  какое-то  неуловимое
уродство, хотя и трудно было определить, в  чем  именно  оно  заключается.
Вполне можно было назвать его горбуном без  горба.  Большое  дряблое  лицо
походило на недоделанную клецку, точно такого же цвета и  консистенции,  а
украшавшие  лицо  прыщи   и   бородавки   угрожающе   выступали   на   его
мертвенно-бледной коже. Глаза были как у кота,  и  по-кошачьи  топорщились
редкие и длинные колючие усы над неопрятным и слюнявым  ртом.  Все  в  его
лице казалось гадким и омерзительным, пока дело не доходило  до  рыжеватых
бровей. Над ними располагался великолепный черепной свод, какой мне  редко
прежде доводилось видеть.  Даже  шляпа  Челленджера,  я  думаю,  могла  бы
прийтись этой величественной голове впору. Если  судить  по  нижней  части
лица Теодора Немора, он мог принадлежать к подлым, коварным  заговорщикам,
а верхняя указывала, что его должно  причислить  к  великим  мыслителям  и
философам мира сего.
     - Ну-с, джентльмены, - заговорил  он  бархатным  голосом,  в  котором
чувствовался легкий иностранный акцент, - вы приехали, насколько  я  понял
из нашего краткого разговора по телефону, чтобы  поближе  познакомиться  с
дезинтегратором Немора? Не так ли?
     - Совершенно верно.
     - Могу я поинтересоваться: вы представляете Британское правительство?
     - Вовсе нет. Я -  корреспондент  Дейли  газетт,  а  это  -  профессор
Челленджер.
     - О, знаменитое имя, я бы сказал -  имя  европейской  известности,  -
улыбка подобострастной любезности обнажила желтые клыки. - Да, так вот.  Я
хотел сказать, что Британское правительство уже упустило  свой  шанс.  Что
еще оно упустило, возможно, выяснится позднее. Вполне  вероятно,  что  оно
упустило  свою  империю.  Да,  джентльмены,  я  готов  был  продать   свое
изобретение первому правительству,  которое  предложило  бы  мне  за  него
соответствующую цену. И если сейчас дезинтегратор попал в руки  тех,  кого
вы, скорее всего, не одобряете, то винить вам остается только самих себя.
     - Так, стало быть, вы уже продали свое изобретение?
     - Да, за цену, назначенную мною самим.
     - Вы полагаете, что приобретший его станет монополистом?
     - Несомненно.
     - Но его секрет известен другим так же хорошо, как и вам.
     - Ничего подобного, сэр, - тут он коснулся своего  огромного  лба,  -
вот сейф, где надежно заперт мой секрет. Сейф этот куда прочнее  стального
и защищен кое-чем посерьезнее, нежели замок с шифром. Кому-то  может  быть
известна одна сторона моего открытия, другим - другая. Но никто на  свете,
кроме меня, не знает всего целиком.
     - Вы, по-моему, забываете тех джентльменов, которым уже продали его.
     - Нет, сэр; я не настолько безрассуден, чтобы  передать  свое  знание
кому бы то ни было, пока мне не выплачены деньги. Поскольку  они  покупают
его у меня, то пусть и перемещают этот сейф,  -  он  снова  дотронулся  до
своего лба, - со всем его содержимым, куда пожелают. Мои  обязательства  в
этой   сделке,   таким   образом,   будут   выполнены   -   добросовестно,
неукоснительно  выполнены.  И   после   этого   начнется   новая   история
человечества.
     Он потер руки, и неподвижная улыбка на его лице исказилась, перейдя в
хищный оскал.
     - Вы, конечно же, извините меня, сэр, - зарокотал Челленджер, до  сей
поры сидевший в полном молчании, но его выразительное лицо выказывало  при
том крайнее неодобрение  словам  и  поведению  Теодора  Немора.  -  Однако
прежде, чем обсуждать  саму  проблему,  нам  бы  хотелось  убедиться,  что
предмет для обсуждения вообще  существует,  так  как  у  нас  есть  веские
основания в этом сомневаться. У нас еще в памяти  недавний  случай,  когда
один итальянец претендовал на создание мины с  дистанционным  управлением,
но  предварительное  ознакомление  с  сутью  работы   показало,   что   он
просто-напросто отъявленный мошенник. И эта история может повториться.  Вы
понимаете, сэр, что я весьма дорожу своей репутацией ученого - репутацией,
которую вы любезно назвали европейской, хотя смею думать, мое имя известно
и в Америке. Осторожность - необходимый  атрибут  науки,  и  вам  придется
представить  нам  доказательства,  дабы  мы  могли   отнестись   к   вашим
притязаниям серьезно.
     Желтые глаза Немора как-то особенно зло посмотрели на моего спутника,
но лицо его при этом расплылось в улыбке притворного добродушия.
     - Вы достойны своей репутации, профессор. Я часто слышал, что вы  как
раз тот человек, обманывать которого едва ли и стоит пытаться. И  я  готов
провести перед вами  наглядный  опыт,  каковой  непременно  убедит  вас  в
реальности моих достижений. Но  прежде,  чем  перейти  к  нему,  я  должен
сказать несколько слов касательно главного  принципа,  лежащего  в  основе
работы моей машины.
     Вы понимаете, что опытная установка, которую я собрал здесь  в  своей
лаборатории, - всего лишь модель, хотя в  отпущенных  ей  пределах  она  и
работает   превосходно.   Было   бы   совсем   несложно   с   ее   помощью
дезинтегрировать, например, вас, уважаемый, а затем воссоздать  вновь.  Но
не ради таких занятий  одно  из  самых  могущественных  государств  готово
заплатить мне цену, выражающуюся в миллионах. Моя  модель  просто  научная
игрушка.  Приложите  эту  силу  в  большем  масштабе  -  и  вы  достигнете
невероятных практических результатов.
     - Можно ли нам увидеть эту модель?
     - Вы не только увидите ее, профессор Челленджер, но  и  испытаете  ее
работу на себе самом, если, конечно, у вас  хватит  мужества  решиться  на
это.
     - Если хватит мужества! - зарычал лев. - Ваше  если,  сэр,  в  высшей
степени оскорбительно.
     - Ну, ну, ну... Я вовсе не собираюсь оспаривать ваше мужество. Я хочу
только заметить, что предоставлю вам полную возможность проявить  его.  Но
сперва  несколько  слов  о  законах,  лежащих  в  основе  дезинтеграции  и
управляющих ею.
     Когда известные кристаллы, соль, к примеру,  или  сахар,  помещают  в
воду, они растворяются в ней и исчезают. И не узнаешь, что они когда-то  в
ней находились. Затем, если путем выпаривания или как-то  иначе  уменьшить
количество воды, то наши кристаллы опять окажутся перед нами, мы снова  их
видим, и они точно такие же, как и раньше. В состоянии ли  вы  представить
себе процесс, посредством которого вы, органическое существо, точно так же
постепенно растворяетесь в  пространстве,  а  затем,  благодаря  обратному
изменению условий, появляетесь вновь?
     - Это ложная аналогия! - вскричал Челленджер. - Даже  если  я  сделаю
столь чудовищное допущение, будто  молекулы  нашего  тела  может  рассеять
некая разрывающая сила, то с какой стати они вновь составятся точно в  том
же порядке, как раньше?
     - Такое возражение не отличается глубиной и не касается сути дела.  Я
могу сказать вам на это только то,  что  молекулы,  вплоть  до  последнего
атома,  вновь  воссоздают  структуру,  которую   они   ранее   составляли.
Существует незримая матрица, и  благодаря  ей  каждый  кирпичик  структуры
попадает на свое настоящее место.  Можете  улыбаться,  профессор,  но  ваш
скептицизм и улыбка вскоре сменятся совсем иными чувствами.
     Челленджер пожал плечами:
     - Я вполне готов перейти к испытаниям.
     - Есть и еще кое-что, что мне бы хотелось довести до вашего сведения,
джентльмены, так как это поможет вам  уразуметь  мою  идею.  Из  восточной
магии и западного оккультизма вам должно быть известно о феномене аппорта,
когда некий предмет внезапно переносится  со  значительного  расстояния  и
появляется  на  новом  месте.  Как  же  это  возможно  сделать,  если   не
освобождением молекул, их перемещением по эфирной волне и  последующим  их
воссоединением, когда каждая из них  встает  в  точности  на  свое  место,
будучи направлена туда  действием  непреодолимого  закона?  Вот,  как  мне
кажется, настоящая аналогия с тем, что совершает моя машина.
     -  Нельзя  объяснить  что-либо   невероятное   при   помощи   другого
невероятного, - изрек Челленджер. - Я  не  верю  в  ваши  аппорты,  мистер
Немор, и не верю в вашу машину. Мое время дорого,  и  если  нам  предстоит
увидеть демонстрацию вашего дезинтегратора - или как там его еще, -  то  я
бы попросил вас перейти к делу без дальнейших церемоний.
     - Тогда благоволите следовать за мной, - проговорил изобретатель.  Он
повел нас из квартиры по лестнице вниз и далее через маленький садик.  Там
помещался просторный флигель. Хозяин отпер дверь, и мы вошли внутрь.
     В нем оказалась большая выбеленная комната  с  бесчисленными  медными
проводами, свисавшими  с  потолка  в  виде  гирлянд,  и  огромный  магнит,
установленный на возвышении. Перед ним было нечто, похожее  на  призму  из
стекла фута три длиною и около фута в диаметре. Справа от  нее  был  стул,
установленный на цинковой платформе, а над ним висел  полированный  медный
колпак. Как к стулу, так и к колпаку протянулись тяжелые провода, а  сбоку
находился своего рода храповик с  пронумерованными  прорезями  и  покрытой
резиною ручкой, которая сейчас стояла на нулевой отметке.
     - Дезинтегратор Немора, - сказал этот  непостижимый  человек,  махнув
рукой в сторону машины. - Перед вами  модель  аппарата,  которому  суждено
прославиться, изменив соотношение сил  между  нациями.  Кто  владеет  этой
машиной, владеет и всем миром. Вы же, профессор Челленджер, тем  не  менее
отнеслись ко мне, позволю себе заметить, без должной учтивости и уважения.
Осмелитесь ли вы теперь сесть на этот стул, дабы позволить  мне  на  вашей
собственной особе продемонстрировать возможности новой, неведомой силы?
     Челленджер обладал мужеством льва,  и  всякий  вызов,  брошенный  его
достоинству, был способен довести его до неистовства. Он, было, решительно
направился к  машине,  но  я  успел  схватить  его  за  руку  и  попытался
остановить.
     - Вы не можете пойти на  это,  -  сказал  я.  -  Ваша  жизнь  слишком
драгоценна.  Это  ведь,  в  конце  концов,  просто  чудовищно.  Что  может
гарантировать  вашу  безопасность?  Ближайшим  подобием  этого   аппарата,
которое я когда-либо  видел,  -