ло не уследить за ними. Некоторые из этих  призрачных  существ  были
длиной до двадцати и  даже  тридцати  футов,  но  толщину  их  определить  я
затруднялся, потому что зыбкие очертания как бы таяли в небе. Эти  воздушные
змеи были светло-серого, дымчатого цвета с более темным узором внутри, и  от
этого они производили несомненное впечатление живых организмов. Одна из змей
скользнула возле моего лица,  и  я  почувствовал,  как  лицо  обдало  чем-то
холодным, влажным, но субстанция была слишком эфемерна, мне и  в  голову  не
пришло, что от них можно ждать  чего-то  дурного,  как  я  не  ждал  зла  от
прекрасных радужных колоколов-медуз,  которых  встретил  раньше.  Змеи  были
бесплотны, как сорвавшаяся с гребня волны пена.
     Но мне предстояла куда более страшная встреча. С огромной высоты летело
вниз багровое пятно тумана - маленькое, как мне показалось  сначала,  однако
оно быстро росло, приближаясь ко мне, и скоро я понял, что на самом деле оно
огромное, в несколько  сотен  квадратных  футов.  Состоящее  из  прозрачного
студенистого вещества, оно тем  не  менее  имело  несравненно  более  четкие
очертания и плотный состав, чем все виденное мною раньше. Было также  больше
признаков того, что  это  живой  организм:  два  огромных  темных  диска  по
сторонам, которые вполне могли быть глазами, и белый узкий треугольник между
ними, не просто плотный, а далее твердый на вид, изогнутый и  хищный,  точно
клюв коршуна.
     От чудовища исходило ощущение злобы, жестокости;  к  тому  же  оно  все
время меняло цвет  -  бледнело  до  нежно-розовато-лиловатого  и  постепенно
наливалось грозно-багровым, таким густым, что от твари далее падала на  меня
тень, когда она оказывалась  между  мной  и  солнцем.  На  верхней  выпуклой
поверхности его гигантского туловища выступало три огромных  горба  -  я  бы
назвал их пузырями и, разглядев,  пришел  к  убеждению,  что  они  наполнены
каким-то  чрезвычайно  легким  газом,  который  поддерживает  в  разреженном
воздухе эту желеобразную массу. Существо передвигалось очень  быстро,  легко
держа скорость моноплана, и этот чудовищный  эскорт  сопровождал  меня  миль
двадцать, тварь летела  надо  мной,  как  стервятник,  готовый  кинуться  на
добычу. Рассмотреть, как именно она движется,  было  довольно  трудно  из-за
очень большой скорости, но мне все-таки удалось: чудовище выбрасывало вперед
что-то вроде длинной конечности  из  вязкой  субстанции,  и  эта  конечность
подтягивала корчащееся туловище. А туловище это  было  такое  студенистое  и
зыбкое, что форма его беспрерывно менялась, при  этом  чудовище  становилось
все более гадким и зловещим.
     Я знал,  что  оно  замыслило  недоброе.  Каждая  багровая  вспышка  его
безобразного тела лишь подтверждала это. Пустые выпуклые глаза,  которые  ни
на миг не отрывались  от  меня,  словно  бы  обволакивали  тягучей  холодной
ненавистью, которой неведома пощада. Я направил моноплан вниз, чтобы уйти от
него. И в тот же миг из этой несущейся по  воздуху  массы  молнией  вылетело
длинное жало и точно плетка стегнуло мою машину по носу.  Раздалось  громкое
шипенье,  потому  что  жало  коснулось  разогревшегося  мотора,  а  огромное
туловище мерзкой твари съежилось, словно от неожиданной боли.  Я  ринулся  в
пике, но жало снова упало на моноплан, и пропеллер перерезал  его  -  легко,
как будто прошел сквозь завиток  дыма.  Сзади  подкралось  длинное,  липкое,
похожее на змею щупальце, обвилось кольцом вокруг пояса и потащило  меня  из
фюзеляжа. Я стал отрывать его от себя,  мои  пальцы  погрузились  во  что-то
скользкое, клейкое, и на  миг  я  освободился,  но  тут  еще  одно  щупальце
обмоталось вокруг моего сапога и так дернуло за ногу, что я упал на спину.
     Падая, я ухитрился  выстрелить  из  обоих  стволов  дробовика,  хотя  и
понимал, что это бесполезно  -  все  равно,  что  пытаться  убить  слона  из
игрушечного ружья, ведь нет у человека оружия, которое могло бы поразить эту
гигантскую тушу. И все же  хоть  я  не  целился,  мой  выстрел  оказался  на
удивление удачным: дробь прорвала оболочку одного из пузырей на спине твари,
и пузырь с громким треском лопнул. Теперь я окончательно убедился,  что  был
прав в своей догадке: да, эти огромные прозрачные  пузыри  надуты  легчайшим
газом, ибо гигантское, похожее на облако чудовище мгновенно начало  валиться
на бок,  отчаянно  извиваясь  в  попытках  обрести  равновесие,  причем  оно
разевало свой белый клюв и щелкало им в бешеной ярости. Но я уже был  далеко
- я ринулся на полной скорости вниз по предельно крутой кривой, пропеллер  и
сила притяжения несли меня к земле, как  аэролит.  Далеко  позади  виднелось
тусклое багровое пятно, оно быстро  уменьшалось  и  наконец  растворилось  в
синем небе. Я цел и невредим выбрался из джунглей  в  небесах,  где  обитают
грозные кровожадные чудовища.
     Оказавшись вне опасности, я  сбросил  газ,  потому  что  спускаться  на
третьей скорости с такой  высоты  -  вернейший  способ  угробить  машину.  Я
планировал с восьмимильной высоты, описывая  плавную  великолепную  спираль:
вот я достиг слоя серебряных облаков, потом попал в слой  грозовых  туч,  и,
выйдя из него в проливной дождь, увидел землю. Подо  мной  был  Бристольский
залив, но в баке у  меня  еще  оставалось  немного  бензина,  и  я  пролетел
двадцать миль на восток, а потом вынужден был сесть в  полумиле  от  деревни
Эшкомб. Там я купил у едущего мимо шофера три канистры бензина  и  в  десять
минут седьмого мягко приземлился на  моем  собственном  лугу  возле  дома  в
Дивайзе, совершив путешествие, из какого не вернулся живым ни один смертный,
пытавшийся его предпринять. Я видел несказанную  красоту  высот,  я  испытал
несказанный ужас, попав на небе в ад: такая красота и  такой  ужас  неведомы
нам здесь, на земле.
     Прежде, чем представить миру мое открытие, я поднимусь  туда  еще  раз.
Причина проста: я  хочу  не  только  рассказать  о  том,  что  видел,  но  и
предъявить доказательства. Знаю, скоро за мной полетят другие  и  подтвердят
истинность моих утверждений, и все же я должен  с  самого  начала  добиться,
чтобы мне поверили. Будет нетрудно поймать одну из этих  сказочно-прекрасных
радужных медуз. Плывут они по  воздуху  медленно,  и  моноплан  с  легкостью
перехватит стаю на ее неспешном пути. Вполне возможно, что в  более  плотных
слоях  атмосферы  медуза  растает,  и  я  принесу  на  землю   лишь   горсть
бесформенного  студня.  И  все  равно  этот   студень   будет   вещественным
доказательством моих открытий. Да, я поднимусь туда, хоть риск  велик.  Этих
багровых чудовищ не так уж много. Может быть, они мне и вовсе не встретятся.
А встретятся - я сразу же ринусь в пике. Случись самое скверное,  у  меня  с
собой дробовик, и я знаю, куда..."

     Дальше две страницы, к  сожалению,  отсутствуют.  На  следующей  запись
крупными корявыми разбегающимися буквами:

     "Высота сорок три тысячи футов. Я больше никогда  не  увижу  землю.  Их
три, и все они подо мной. Помоги мне Бог! Какой ужасной смертью я умру!"

     Вот что написал в своем  дневнике  Джойс-Армстронг.  Самого  его  после
этого полета никто не видел. Обломки разбившегося моноплана были  обнаружены
в охотничьих угодьях мистера Бадд-Лашингтона,  на  границе  между  Кентом  и
Суссексом, в нескольких милях от того места, где нашли блокнот. Если расчеты
несчастного  авиатора  верны  и  воздушные  джунгли,  как  он  их   называл,
действительно находятся  только  над  юго-западной  территорией  Центральных
графств, то, судя по всему, моноплан унес его оттуда на полной скорости,  но
эти омерзительные твари догнали его и сожрали в верхних слоях атмосферы  над
тем местом, где  были  найдены  печальные  останки.  Какое  жуткое  зрелище:
моноплан летит на огромной высоте,  а  под  ним,  не  отставая  ни  на  фут,
скользят неведомые твари, навеки отрезав авиатора от земли, вот они начинают
приближаться к своей жертве... нет, если об этом долго думать, можно сойти с
ума. Я знаю, многие до сих пор потешаются, когда при них заходит речь о  тех
явлениях, которые я здесь описал, но  даже  закоренелые  скептики  вынуждены
признать, что Джойс-Армстронг действительно исчез, и мне хочется, чтобы  они
задумались над словами из его дневника: "...эти записки  объяснят,  какую  я
поставил себе цель и какой смертью погиб, ища подтверждение  своей  догадке.
Но только ради всего святого: никакой чепухи о несчастных случаях  и  тайнах
небес".



   Артур Конан Дойл
   Вот как это было


----------------------------------------------------------------------------
     Перевод Е. Нестеровой
     Артур Конан Дойл известный и неизвестный
     Перстень Тота. Сборник рассказов. М., СП "Квадрат", 1992.
     OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------

     _Эта женщина обладала даром медиума. Вот что она записала однажды_.

     Некоторые события,  которые  произошли  в  тот  вечер,  я  помню  очень
отчетливо; другие похожи на туманный,  прерванный  сон.  Вот  почему  трудно
рассказать связно всю историю. Я не имею  ни  малейшего  представления,  что
заставило меня тогда отправиться в Лондон и почему я  вернулся  так  поздно.
Все мои поездки в Лондон как бы слились в одну. Но, начиная  с  той  минуты,
когда я вышел из поезда на маленькой станции, я помню все чрезвычайно  ясно.
Мне кажется, я могу пережить все заново - каждое мгновенье.
     Хорошо помню, как шел по платформе и смотрел на освещенные часы в конце
перрона; на них было половина двенадцатого. Помню, как прикидывал, успею  ли
до полуночи добраться домой. Помню большой  автомобиль  с  сияющими  фарами,
сверкающий полированной медью. Он поджидал  меня  у  станции.  Это  был  мой
новенький Тобур", в тридцать лошадиных сил. Его  как  раз  доставили  в  тот
день. Помню, я спросил моего шофера Перкинса,  как  машина,  и  он  ответил:
"Отлично!"
     - Я поведу сам, - сказал я, забираясь на сиденье водителя.
     - Тут передача работает по-другому, - ответил он. -  Может,  лучше  мне
сесть за руль?
     - Нет, мне хочется испытать ее, - настаивал я. И вот мы  тронулись.  До
дома было пять миль.
     Мой старый автомобиль имел обычный переключатель скорости, вделанный  в
углубление на панели. В новом автомобиле, чтобы  увеличить  скорость,  нужно
было нажать на рычаг, расположенный на  специальном  щите.  Научиться  этому
было не трудно, и вскоре  я  был  уверен,  что  все  понял.  Конечно,  глупо
начинать осваивать новую машину в темноте,  но  ведь  мы  нередко  совершаем
глупости и далеко не всегда расплачиваемся за них сполна. Все шло хорошо  до
Клейстон Хилл. Это один из самых неприятных холмов в Англии, длиной  полторы
мили, с тремя крутыми поворотами. Мой гараж расположен у самого подножья,  а
ворота выходят на Лондонское шоссе.
     Едва мы миновали выступ этого  холма,  где  самый  крутой  подъем,  как
начались неприятности. Я вел на предельной скорости и хотел сбросить газ, но
переключатель вдруг заклинило между двумя скоростями. Я вынужден  был  опять
прибавить газу. Мы мчались на бешеной скорости. Я рванул тормоза -  один  за
другим они отказали. Это было еще полбеды: у меня оставался боковой  тормоз.
Но когда я всем телом  навалился  на  него,  так,  что  лязгнула  педаль,  а
результата не последовало, я покрылся холодным потом. В это время мы мчались
вниз по склону. Ослепительно горели фары, и мне  удалось  проскочить  первый
поворот. Затем миновали и второй, хотя чуть не угодили в  кювет.  Оставалась
всего миля по прямой и один поворот внизу, а там -  ворота  гаража.  Если  я
смогу проскочить в это убежище все в порядке: дорога к  дому  шла  вверх,  и
машина сама остановится.
     Перкинс вел себя безупречно; я хочу, чтобы об этом знали. Он был начеку
и сохранял хладнокровие. Вначале я думал, не  стоит  ли  круто  повернуть  и
въехать на насыпь, но он как будто прочел мои мысли.
     - Я бы не делал этого, сэр, - сказал он. -  На  такой  скорости  машина
перевернется и придавит нас.
     Конечно, Перкинс был прав. Он дотянулся до выключателя и повернул  его.
Машина шла теперь свободно. Но мы продолжали мчаться на бешеной скорости. Он
схватился за руль. "Я поведу, - крикнул он. - Прыгайте, не  упускайте  шанс.
Нам не одолеть этот поворот. Лучше прыгайте, сэр".
     - Нет, - ответил я. - Я буду держаться до конца. Прыгай,  если  хочешь,
Перкинс.
     - Я останусь с вами, - прокричал он.
     Если бы  это  был  мой  старый  автомобиль,  я  бы  резко  нажал  назад
переключатель скорости и посмотрел  бы,  что  будет.  Думаю,  это  сбило  бы
скорость или в моторе что-нибудь сломалось. По крайней мере, это  был  шанс.
Но сейчас я был беспомощен. Перкинс пытался подползти и помочь мне,  но  что
сделаешь на такой скорости! Колеса свистели, огромный корпус машины  скрипел
и стонал от напряжения. Но фары ослепительно сияли,  и  машиной  можно  было
управлять с точностью до дюйма. Помню, я подумал, какое страшное и в  то  же
время волшебное зрелище мы представляем.  Узкая  дорога,  и  по  ней  мчится
огромная, ревущая золотистая смерть...
     Мы сделали поворот. Одно колесо поднялось  над  насыпью  почти  на  три
фута. Я думал, все кончено. Но, покачавшись мгновение, машина выпрямилась  и
помчалась дальше. Это  был  третий,  последний  поворот.  Оставались  ворота
гаража. Они  были  уже  перед  нами,  но,  к  счастью,  чуть  сбоку.  Ворота
находились около двадцати ярдов  влево  от  шоссе,  по  которому  мы  ехали.
Возможно, мне бы удалось проскочить, но, наверное, когда мы ехали по насыпи,
рулевой механизм получил удар, и руль  теперь  поворачивался  с  трудом.  Мы
вынеслись на узкую дорожку. Слева я увидел раскрытую  дверь  гаража.  Я  изо
всех сил крутанул руль. Мы с Перкинсом свалились друг на друга. В  следующее
мгновение, со скоростью пятьдесят миль в час, правое  колесо  ударилось  что
есть силы о ворота гаража. Раздался сильный треск. Я почувствовал, что  лечу
по воздуху, а потом... О, что было потом!
     Когда сознание вернулось ко мне, я лежал среди каких-то кустов, в  тени
могучих дубов. Возле меня стоял человек. Вначале я подумал, что это Перкинс,
но, взглянув снова, увидел, что это Стэнли -  юноша,  с  которым  я  дружил,
когда учился в колледже. Я всегда чувствовал к нему искреннюю привязанность.
     Для меня в личности Стэнли было всегда что-то особенно  приятное,  и  я
гордился, что он симпатизировал мне. Я удивился, увидев его здесь, но я  был
как во сне, кружилась голова, я дрожал и воспринимал все, как должное, ни  о
чем не спрашивая.
     - Ну и врезались! - воскликнул я. - Боже мой, как мы врезались!
     Он кивнул, и даже в темноте я увидел его мягкую, задумчивую улыбку. Так
мог улыбаться только Стэнли.
     Я не мог пошевелиться. Сказать честно, у меня и не  было  ни  малейшего
желания двигаться.
     Но чувства мои были удивительно обострены. При свете движущихся фонарей
я увидел останки автомобиля.
     Я заметил  кучку  людей  и  услышал  приглушенные  голоса.  Там  стояли
садовник с женой и еще один или  два  человека.  Они  не  обращали  на  меня
никакого внимания и суетились вокруг машины. Внезапно я услышал чей-то стон.
     - Его придавило. Поднимайте осторожно! - закричал кто-то.
     - Ничего, это только нога, - ответил другой голос, и я узнал  Перкинса.
- А где хозяин?
     - Я здесь! - воскликнул я, но,  похоже,  меня  никто  не  услышал.  Все
склонились над кем-то, лежащим перед машиной.
     Стэнли дотронулся до моего плеча, и это прикосновение было  удивительно
успокаивающим. Мне стало  легко,  и,  несмотря  на  все,  что  случилось,  я
почувствовал себя совершенно счастливым.
     - Ну как, ничего не болит?
     - Ничего, - ответил я.
     - Это всегда так, - кивнул он.
     И вдруг меня охватило изумление. Стэнли! Стэнли! Но ведь Стэнли умер от
брюшного тифа в Блюмфонтэне во время бурской войны! Это совершенно точно!
     - Стэнли! - закричал я, и слова, казалось, застряли у меня в  горле.  -
Стэнли, но ты ведь умер!
     Он посмотрел на меня с той же знакомой мягкой улыбкой.
     - И ты тоже, - ответил он.



   Артур Конан Дойл
   Кожаная воронка


----------------------------------------------------------------------------
     Перевод В. Воронина
     Артур Конан Дойл известный и неизвестный
     Перстень Тота. Сборник рассказов. М., СП "Квадрат", 1992.
     OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------

     Мой приятель Лионель Дакр жил в Париже на авеню Ваграм, в том небольшом
доме с чугунной оградой и зеленой  лужайкой  спереди,  что  стоит  по  левую
сторону улицы, если идти  от  Триумфальной  арки.  По-моему,  он  стоял  там
задолго до того, как  была  проложена  авеню  Баграм,  поскольку  его  серые
черепицы поросли  лишайником,  а  стены  выцвели  от  старости  и  покрылись
плесенью. Со стороны улицы дом кажется небольшим - пять окон по фасаду, если
мне не изменяет память, - но он продолговат, и при этом всю его заднюю часть
занимает одна большая,  вытянутая  комната.  Здесь,  в  этой  комнате,  Дакр
поместил свою замечательную библиотеку  оккультной  литературы  и  коллекцию
диковинных  старинных  вещей,   которую   он   собирал   ради   собственного
удовольствия и ради развлечения своих друзей. Богач,  человек  утонченных  и
эксцентричных вкусов, он потратил значительную часть своей  жизни  и  своего
состояния   на   создание   совершенно   уникального    частного    собрания
талмудических, кабалистических и  магических  сочинений,  по  большей  части
редчайших  и  бесценных.  Особенно  привлекало  его   все   непостижимое   и
чудовищное,  и,  как  я  слышал,  его  эксперименты  в  области   неведомого
переходили все границы благопристойности и приличия.  Друзьям-англичанам  он
никогда не рассказывал об этих своих увлечениях, придерживаясь тона  ученого
и  коллекционера-знатока,  но  один  француз,  чьи   вкусы   имели   сходную
направленность, уверял меня, что в этой просторной и высокой комнате,  среди
книг его библиотеки и диковинок музея, отправлялись самые непотребные обряды
черной мессы.
     Внешность Дакра с достаточной наглядностью свидетельствовала о том, что
к этим тайнам психики  он  питал  не  духовный,  а  сугубо  интеллектуальный
интерес. В его полном лице не было ни намека на аскетичность, зато  огромный
купол его черепа, который круто вздымался над оборкой редеющих локонов,  как
снежная вершина над кромкой  елового  леса,  говорил  о  мощном  интеллекте.
Познания явно преобладали у него над мудростью, а сила  способностей  -  над
силой  характера.  Его  маленькие,  глубоко  посаженные  глазки,   живые   и
блестящие, искрились умом и жадным любопытством к жизни, но это  были  глаза
сластолюбца и самовлюбленного индивидуалиста. Впрочем, хватит о нем: бедняги
уже нет в живых -  он  умер  в  тот  блаженный  момент,  когда  окончательно
уверовал в то, что наконец открыл эликсир жизни. Речь у нас пойдет не о  его
сложной натуре, а об  одном  чрезвычайно  странном  и  необъяснимом  случае,
который произошел, когда я гостил у него ранней весной 1882 года.
     Познакомился я с Дакром в  Англии,  когда  занимался  исследованиями  в
Ассирийском зале Британского музея, где  тогда  же  работал  и  он,  пытаясь
разгадать тайный мистический смысл  древних  вавилонских  письмен.  Общность
интересов сблизила нас. От обмена случайными фразами мы перешли к ежедневным
беседам, и между нами завязалось некое подобие дружбы. Я пообещал наведаться
к нему в следующий свой приезд  в  Париж.  В  тот  раз,  когда  я,  выполняя
обещание, навестил его, я жил за городом, в Фонтенбло, а  так  как  вечерние
поезда отходили в неудобное время, он предложил мне остаться у него на ночь.
     - У меня только одно свободное ложе, - сказал он, указывая  на  широкий
диван в просторной комнате, служившей библиотекой и музеем, -  надею