своей  жене  и  о
маленьком сыне, которого недавно отдали в частную школу. Без  них  дом  стал
совсем не тот, пожаловался он. Если бы не его научные занятия, он просто  не
знал бы, как жить дальше. После обеда мы некоторое время курили в бильярдной
и наконец пораньше отправились спать.
     Именно тогда у меня впервые  вспыхнуло  подозрение,  что  лорд  Линчмер
немного не в своем уме. Когда хозяин удалился, он последовал за мной  в  мою
комнату.
     - Доктор, - быстро зашептал он, - вы должны немедленно пойти  со  мной.
Эту ночь вы проведете в моей спальне.
     - Что вы имеете в виду?
     - Я предпочел бы не объяснять. Но это входит в круг ваших обязанностей.
Моя комната неподалеку от вашей, и вы можете вернуться к  себе  прежде,  чем
слуга придет будить вас.
     - Но зачем все это?
     - Если вам обязательно нужна  причина,  извольте:  я  боюсь  оставаться
один.
     Все это весьма напоминало признаки безумия, но веский аргумент  в  виде
двадцати фунтов стерлингов способен побороть многие возражения. Я последовал
за ним в комнату.
     - Однако здесь только односпальная кровать, - заметил я.
     - В ней и будет спать один из нас.
     - А второй?
     - Второй должен сторожить.
     - Но объясните: чего ради? Можно подумать, на вас собираются нападать.
     - Не исключено, что именно это я и думаю.
     - Но в таком случае, почему бы не запереть дверь?
     - Может быть, я хочу, чтобы на меня напали.
     Все больше и больше это напоминало поведение сумасшедшего.  Но  мне  не
оставалось ничего другого, как подчиниться. Пожав плечами, я уселся в кресло
рядом с погасшим камином.
     - Значит, мне придется сторожить? - уныло спросил я.
     - Мы будем дежурить по очереди.  Вы  сторожите  до  двух,  а  я  -  все
остальное время.
     - Хорошо.
     - Тогда разбудите меня в два.
     - Непременно.
     - Не смыкайте глаз ни на минуту и, если услышите что-нибудь, немедленно
будите. Немедленно - слышите?
     - Можете на меня положиться.
     Я пытался говорить так же серьезно, как и он.
     - Только, ради Бога, не усните, - напомнил он и,  сняв  только  куртку,
улегся, укрывшись одеялом.
     Это было довольно тоскливое бдение, и мне  становилось  еще  печальнее,
когда я размышлял о всей  нелепости  этой  ситуации.  Предположим,  у  лорда
Линчмера есть причина подозревать какую-то опасность в доме сэра  Росситера.
Тогда почему бы не запереться на замок, защитив себя таким простым способом?
Ответ, что он, возможно, и сам желает, чтобы на него напали,  звучит  просто
нелепо. Как можно хотеть, чтобы на тебя напали? Да и кому  придет  в  голову
нападать на него? Совершенно ясно, что лорд Линчмер страдал какой-то манией,
а в результате всей этой глупой истории я  должен  не  спать  всю  ночь.  И,
однако, как ни абсурдно казалось все это, я решил в точности  выполнить  все
указания, пока находился в  его  распоряжении.  Поэтому  я  устроился  возле
потухшего камина и стал слушать громкое  тиканье  часов  где-то  в  коридоре
внизу. Они громко били каждые четверть  часа.  Казалось,  мое  бдение  будет
длиться вечно. В доме стояла глубокая  тишина,  нарушаемая  только  тиканьем
часов. На столике у моего локтя  горела  маленькая  лампа,  отбрасывая  круг
света на мой стул, но  в  углах  комнаты  было  темно.  Лорд  Линчмер  мирно
посапывал на своей кровати. Я завидовал его спокойному сну. То  и  дело  мои
веки смыкались, но каждый раз чувство долга приходило на помощь.
     Я тер глаза и щипал себя  с  твердой  решимостью  довести  это  нелепое
бдение до конца.
     Мне это удалось. Внизу часы пробили два, и  я  положил  руку  на  плечо
спящего. Он мгновенно проснулся и сел. Лицо его было встревожено.
     - Что-нибудь услышали?
     - Нет, сэр. Просто сейчас два часа.
     - Очень хорошо. Я посторожу, можете ложиться спать.
     Я залез под одеяло - как и он, не  раздеваясь,  -  и  мгновенно  уснул.
Последнее,  что  я  видел,  -  это  круг  от  лампы,  освещавший   маленькую
сгорбленную фигуру лорда Линчмера и его напряженное, встревоженное лицо.
     Не знаю, сколько времени спал. Проснулся я  оттого,  что  кто-то  резко
дернул меня за рукав. Было темно, но по запаху горячего масла я  понял,  что
лампу только что погасили.
     - Скорее! Скорее! - зашептал лорд Линчмер прямо мне в ухо.
     Я спрыгнул с кровати; он все еще тянул меня за руку.
     - Быстрее сюда! - прошептал он, увлекая меня в угол. - Тише! Слушайте!
     В тишине ночи я услышал, как кто-то крадется по коридору. После каждого
шага идущий останавливался. Иногда в течение минуты наступала тишина,  затем
вновь раздавался шорох  и  скрип  половиц.  Мой  компаньон  весь  дрожал  от
возбуждения. Его рука, все еще сжимавшая мой рукав, тряслась, как  ветка  на
ветру.
     - Кто это? - прошептал я.
     - Это он!
     - Сэр Томас?
     - Да.
     - Что же он хочет?
     - Тише! Не двигайтесь, пока я не скажу!
     Я услышал, как кто-то пытается открыть дверь. Раздался слабый скрип,  и
я увидел тонкую полоску света. Видимо, лампа горела где-то далеко  внизу,  в
коридоре, но этого было достаточно, чтобы из темной  комнаты  различить  то,
что  происходило  снаружи.  Дверь  медленно  открывалась,  и  полоска  света
становилась все шире и шире. Я увидел темную фигуру  мужчины.  Он  сидел  на
корточках, напоминая большого уродливого карлика.  Наконец  дверь  открылась
настежь, и посередине отчетливо  вырисовалась  эта  зловещая  фигура.  Вдруг
человек резко выпрямился - казалось, в комнату впрыгнул  тигр  -  и...  Бух!
Бух! Бух! - последовало три страшных удара чем-то тяжелым по кровати.
     Я был так потрясен увиденным, что замер на месте и пришел в себя только
от крика лорда Линчмера, звавшего на помощь.
     Через распахнутую дверь падал свет, и я мог хорошо видеть происходящее.
     Маленький лорд Линчмер изо всех сил вцепился в горло своему шурину.  Он
храбро повис на  нем,  напоминая  игрушечного  бультерьера,  сражающегося  с
поджарой борзой. Высокая сухопарая  фигура  металась  по  комнате,  стараясь
сбросить своего противника, но тот вцепился крепко, хотя громкие  испуганные
вопли показывали, что силы были слишком неравны. Я  бросился  на  помощь,  и
вдвоем нам удалось повалить сэра  Томаса  на  землю,  хотя  он  и  ухитрился
укусить меня в плечо. Несмотря на  мою  молодость,  вес  и  силу,  мы  долго
отчаянно боролись, прежде чем совладали с ним. Нам удалось скрутить ему руки
поясом от его собственного халата. Я держал его  за  ноги,  а  лорд  Линчмер
пытался зажечь  лампу.  В  это  время  послышался  шум;  в  комнату  вбежали
дворецкий  и  два  лакея,  разбуженные  нашими  криками.  С  их  помощью  мы
справились с пленником, и теперь он лежал на полу с пеной на губах,  свирепо
глядя на нас. Достаточно было  одного  взгляда,  чтобы  понять:  перед  нами
опасный маньяк, а тяжелый молоток, лежавший на кровати, ясно  указывал,  как
страшны были его намерения.
     -  Не  трогайте  его!  -  закричал  лорд  Линчмер,  когда  мы   подняли
сопротивлявшегося пленника на ноги. - После возбуждения он впадает в ступор.
Похоже, это уже началось.
     Пока лорд  Линчмер  говорил,  конвульсии  сумасшедшего  стали  слабеть,
голова упала на грудь, и он как будто погрузился в сон.  Мы  повели  его  по
коридору и уложили в его кровать. Он лежал, не приходя в сознание  и  тяжело
дыша.
     - Вы двое останетесь его  сторожить,  -  приказал  лорд  Линчмер.  -  А
теперь, доктор Гамильтон, если вы не  против,  вернемся  ко  мне,  и  я  дам
объяснения, которые так долго откладывал из-за страха  перед  скандалом.  И,
ручаюсь, что бы ни случилось, вы  никогда  не  пожалеете,  что  помогли  мне
сегодня ночью.
     - Все объясняется довольно просто, - продолжал он,  когда  мы  остались
одни. - Мой бедный шурин - превосходный человек,  любящий  муж  и  достойный
отец. Но он родом из семьи,  где  сумасшествие  передается  из  поколения  в
поколение. Неоднократно он был одержим мыслью  об  убийстве.  И,  что  самое
горькое, он всегда нападает на человека, к которому больше  всего  привязан.
Чтобы избежать опасности, пришлось отправить его сына в частную школу. Тогда
он попытался напасть на мою сестру -  свою  жену.  Ей  удалось  бежать,  она
отделалась ранами, которые вы, возможно,  заметили,  когда  встретили  ее  в
Лондоне. Понимаете, когда он в здравом уме, то ничего не помнит и поднял  бы
на смех любое предположение, что вообще способен нанести вред тому, кого так
любит. А это часто, как вам известно, характерно для  подобных  заболеваний:
крайне трудно убедить больного в его болезни.
     Мы стремились изолировать его прежде, чем он обагрит  руки  кровью,  но
это было довольно сложно.  Он  живет  отшельником  и  не  принимает  никаких
врачей. Кроме того, для нашей цели было необходимо, чтобы врач сам  убедился
в его сумасшествии - а ведь,  за  редким  исключением,  он  выглядел  вполне
здоровым, как вы или я. Но, к счастью, незадолго до приступов у него  всегда
появляются определенные симптомы - как будто Господь подает знак,  чтобы  мы
были начеку. Главные симптомы - нервные подергивания на лбу - вы,  наверное,
заметили. Они начинаются за три-четыре дня до приступа безумия.  Как  только
такие  признаки  появились,  его  жена  немедленно  под  каким-то  предлогом
отправилась в Лондон и нашла убежище в моем доме на Брук-стрит.
     Оставалось убедить врача в болезни сэра Томаса  -  без  этого  было  бы
невозможно поместить его туда, где он не сможет причинить вреда окружающим.
     Но как привести к нему в дом врача - это  была  главная  проблема.  Мне
пришло в голову использовать его увлечение жуками  и  симпатию  к  тем,  кто
разделяет  эту  привязанность.  Я  поместил  объявление  в  газете,  и   мне
посчастливилось  встретить  именно  вас,  ибо  вы  оказались  как  раз   тем
человеком, который и был нам так необходим. Ведь нужен был  смелый  человек,
так как я знал, что сумасшествие можно доказать только в случае покушения на
жизнь, и у меня были все основания полагать, что теперь он нападет на  меня,
так как в моменты безумия он всегда испытывал  ко  мне  нежнейшую  симпатию.
Думаю, остальное вы дополните сами. Я не знал, что приступ произойдет именно
ночью, но допускал это вполне возможным, ибо в таких случаях  кризис  падает
на ранние утренние часы. Сам я  человек  нервный,  но  я  не  видел  другого
способа  избавить  свою  сестру  от  смертельной  опасности.  Надеюсь,   нет
необходимости спрашивать, подпишете ли вы бумагу, подтверждающую болезнь.
     - Без сомнения! Но ведь в таком деле нужны подписи двух врачей.
     - Вы забыли, что я сам врач  и  обладаю  степенью.  Все  нужные  бумаги
здесь, на столе, и если вы соблаговолите подписать, пациента можно отправить
в больницу уже утром.

     Так я посетил  дом  сэра  Томаса  Росситера,  знаменитого  охотника  за
жуками. Это была моя первая ступень на лестнице успеха, ибо леди Росситер  и
лорд Линчмер оказались верными друзьями и никогда не забывали, что  я  помог
им в трудную минуту. Сэр Томас находится в  больнице,  и,  говорят,  лечение
идет успешно. Но я до сих пор уверен, что останься я еще на одну ночь, я  бы
непременно запер дверь изнутри.



   Артур Конан Дойл
   Игра с огнем


----------------------------------------------------------------------------
     Перевод Ю. Жуковой
     Артур Конан Дойл известный и неизвестный
     Перстень Тота. Сборник рассказов. М., СП "Квадрат", 1992.
     OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------

     Не буду даже пытаться объяснить, что  произошло  четырнадцатого  апреля
сего года в доме N 17 на Бэддерли Гарденс. Если  я  честно  поделюсь  своими
догадками, ко мне вряд ли отнесутся всерьез - уж очень эта история  абсурдна
и неправдоподобна. И тем не менее этот неправдоподобный абсурд действительно
произошел, да еще в присутствии пяти свидетелей, причем относится он к  ряду
явлений, которые оставляют в  душе  человека  след  на  всю  жизнь,  мы  все
согласно это подтверждаем. Я не собираюсь ничего  доказывать,  не  собираюсь
высказывать никаких предположений. Я просто опишу события  того  апрельского
вечера, попрошу Джона Мойра, Гарви Дикона и миссис Деламир прочитать рассказ
и опубликую его только в том случае, если они подтвердят, что все  здесь  до
малейших подробностей - правда. Я не смогу представить свидетельств Поля  Ле
Дюка, потому что он, судя по всему, уехал из Англии.
     Мы заинтересовались  оккультными  явлениями  благодаря  Джону  Мойру  -
знаменитому главе фирмы "Мойр, Мойр и Сандерс". Он,  как  и  многие  деловые
люди с жесткой  практической  хваткой,  был  склонен  к  мистике,  и  эта-то
мистическая жилка страстно влекла его к изучению тех ускользающих  от  науки
феноменов, которые нередко смешивают в одну кучу  с  мошенническими  трюками
шарлатанов и уж вовсе откровенной глупостью,  именуемой  спиритизмом.  Когда
Мойр начал опыты, это был человек гибких и широких взглядов, но  с  течением
времени он, увы, превратился в догматика,  фанатичного  и  непререкаемого  в
своих суждениях.  В  нашем  небольшом  обществе  он  представлял  именно  то
направление спиритов, которые возвели удивительную  возможность  общаться  с
потусторонними силами в ранг религии.
     Наш  медиум,  миссис  Деламир,  была  его  сестра,  жена  того   самого
скульптора, о котором сейчас все только и говорят. Мы  на  опыте  убедились,
что пытаться исследовать эти феномены без медиума невозможно  -  все  равно,
что астроному наблюдать небо  без  телескопа.  Однако  мысль  о  том,  чтобы
воспользоваться услугами платного медиума, казалась  нам  всем  чуть  ли  не
кощунством. Разве не очевидно всякому, что человек, которому платят, считает
себя обязанным  "отработать"  полученные  деньги  и  вряд  ли  удержится  от
соблазна смошенничать?  Если  в  деле  замешаны  деньги,  на  чистоту  опыта
надеяться нельзя. Но нам повезло: Мойр обнаружил, что  его  сестра  обладает
способностями медиума: иными  словами,  она  изучает  животный  магнетизм  -
единственный вид энергии, который чутко  отзывается  на  воздействия  как  с
духовного уровня, так и с нашего, материального. Конечно, я понимаю, что это
утверждение вполне бездоказательно, но  я  ничего  не  доказываю,  я  просто
кратко  излагаю  суть  теории,  которой  мы  пользовались  -  уж  не   знаю,
обоснованно или нет, - чтобы  объяснить  наблюдаемые  нами  явления.  Миссис
Деламир стала принимать участие в наших сеансах, причем супруг ее был отнюдь
не в восторге, и хотя ей  ни  разу  не  удалось  индуцировать  действительно
мощное поле психической энергии, мы по крайней мере обрели возможность,  как
все порядочные спириты, вертеть столы и, задавая духам вопросы, получать  на
них ответы, то есть предаваться занятию вполне ребяческому, которое  тем  не
менее сталкивало нас лицом к лицу с  непостижимыми  тайнами.  Мы  устраивали
сеансы каждое воскресенье,  вечером,  в  студии  Гарви  Дикона  на  Бэддерли
Гарденс, второй дом от угла, где бульвар пересекает Мертон Парк  Роуд.  Было
бы естественно ожидать, что Гарви Дикон, как  натура  артистическая,  должен
пылко увлекаться  всем  необычным  и  волнующим  умы.  Однако  к  оккультным
явлениям его поначалу привлекала некая  театральность  антуража,  в  котором
проводились опыты, тем не менее явления, о которых я уже  говорил,  потрясли
его, и он заключил, что щекочущие нервы послеобеденные игры, как он  сначала
называл  наши  спиритические  сеансы,  на  самом  деле  являют  нам  реально
существующие грозные силы. У Гарви на редкость ясный логический склад ума  -
он достойный внук своего деда, знаменитого шотландского ученого, - и в нашем
маленьком кружке он представлял критическое направление: подходил  ко  всему
непредвзято, был готов следовать за фактами туда,  куда  они  его  ведут,  и
отказывался строить какие бы то ни  было  теории,  пока  не  получит  точных
данных.
     Его осторожность возмущала Мойра -  в  той  же  мере,  в  какой  Дикона
забавляла кондовая вера Мойра, но оба с одинаковым увлечением,  хотя  каждый
на свой лад, предавались нашим мистическим забавам.
     А что  же  я?  Какая  роль  принадлежала  мне?  Я  не  был  энтузиастом
спиритизма. Не был и критически настроенным ученым. Я обыкновенный  светский
лентяй, стараюсь быть в центре всего нового,  что  входит  в  моду,  радуюсь
любой сенсации, которая  развлечет  меня  и  посулит  возможность  интересно
провести время, - вот, пожалуй, и все, что я могу сказать о себе. Сам  я  не
способен увлекаться чем-то самозабвенно, но люблю общество людей увлеченных.
Я слушал рассуждения Мойра с таким чувством, будто у  нас  есть  собственный
ключ  от  двери  в  царство  мертвых,  и   это   наполняло   меня   странным
удовлетворением. Я буквально блаженствовал во время  сеансов  в  затемненной
студии. Словом, все это было очень занятно, и я  с  удовольствием  бывал  на
Бэддерли Гарденс.
     То удивительное событие, о котором я хочу сейчас рассказать, произошло,
как я уже упомянул, четырнадцатого апреля сего  года.  Из  мужчин  я  первый
появился в студии, но миссис Деламир была уже там и пила чай с миссис  Гарви
Дикон. Обе дамы и сам Дикон стояли  перед  мольбертом  с  его  незаконченной
картиной. В живописи я не знаток и никогда  не  пытался  делать  вид,  будто
понимаю картины Гарви Дикона; но в тот вечер я сразу обратил  внимание,  что
он изобразил что-то безумно сложное и фантастическое: сказочные  существа  и
животные, разные аллегорические фигуры. Дамы бурно восхищались  картиной,  и
действительно цветовая гамма была хороша.
     - А вы что скажете, Маркем? - спросил Гарви.
     - Для меня это слишком мудрено, - отвечал я. - Что это за звери?
     -   Мистические    чудовища,    существа,    созданные    воображением,
геральдические животные - эдакая инфернальная, зловещая процессия.
     - А впереди белая лошадь!
     - Это не лошадь! - вскипел он к великому моему  изумлению,  потому  что
человек он на редкость добродушный и не склонен относиться к себе всерьез.
     - А кто же?
     - Неужели вы не видите у него на лбу рог? Это  единорог.  Я  же  сказал
вам, что здесь у меня геральдические животные. Вы что  же,  не  способны  их
отличить?
     - Ради Бога, Дикон, не сердитесь на меня, - сказал я, потому что он и в
самом деле был крепко раздосадован. Он засмеялся над собственной вспышкой.
     - Это вы, Маркем, простите меня! - сказал он.  -  Дело  в  том,  что  я
просто измучился с этим зверем. Целый день его писал - напишу, замажу, снова
напишу... и все  пытаюсь  представить  себе  живого,  настоящего  единорога,
взвившегося на  дыбы,  как  их  изображают  на  гербах.  Наконец-то  у  меня
получилось - так во всяком случае мне казалось,  -  а  тут  являетесь  вы  и
говорите: лошадь, ну и, конечно, меня это задело за живое.
     - Да нет, это без сомнения единорог, - стал убеждать я его, потому  что
моя тупость его явно огорчила. - Вон рог, он ясно виден, просто я никогда не
видел единорогов, только на старинных рыцарских гербах, и мне,  естественно,
в голову не пришло, что вы именно его изобразили. А остальные кто:  грифоны,
василиски, драконы, да?
     - Да. Они-то мне неприятностей не  доставили.  А  вот  единорог  просто
доконал. Но на сегодня все, я снова возьмусь за него  только  завтра.  -  Он
отвернул картину к стене, и мы заговорили о другом.
     Мойр в этот вечер опоздал, а когда наконец явился, то привел с собой, к
нашему удивлению, невысокого плотного француза и представил его  нам:  месье
Поль Ле Дюк. Я говорю - к нашему удивлению, ибо все мы  были  убеждены,  что
присутствие  постороннего,  кто  бы  он  ни  был,  расстраивает  психическое
равновесие, установившееся в нашем спиритическом кружке,  и  вносит  элемент
недоверия. Мы знали, что можем доверять друг другу, но  кто  поручится,  что
появление чужого для нас человека не повлияет на  результаты  опыта?  О