комнаты  -  круглый  стол  с
остатками трапезы.
     Бегло осмотревшись, Ванситтарт Смит с  удивлением  заметил,  что  все
предметы в комнате, вплоть до самых мелких, представляли собой антикварные
вещи. Подсвечники, вазы на камине, каминный прибор, украшения на стенах  -
все несло на себе отпечаток седой старины.  Хозяин  комнаты  с  суровым  и
печальным лицом опустился на край кровати и жестом пригласил своего  гостя
сесть на стул.
     - Может быть, так суждено, - сказал он, - и  мне  было  предназначено
оставить после себя это повествование как предостережение  всем  смертным,
живущим столь короткой жизнью, на случай, если бы они отважились  обратить
свой  разум  против  сил  природы.  Свой  опыт  я  завещаю   вам,   можете
использовать его как угодно. Сейчас, говоря с вами, я стою на пороге иного
мира.
     Как уже вы догадались, я египтянин. Но я не из расы рабов, населявших
дельту Нила. Я - последний на земле сын сурового и гордого народа, народа,
покорившего  иудеев,  прогнавшего  эфиопов  в  пустыни   Юга,   создавшего
величественные сооружения, которые стали предметом  восхищения  и  зависти
всех последующих поколений. Я родился  во  времена  фараона  Тутмоса5,  за
шестнадцать веков до рождества Христова. Я вижу, вы в  страхе  отшатнулись
от меня. Но выслушайте мою повесть  до  конца,  и  вы  поймете,  что  меня
следует скорее жалеть, чем бояться.
     Меня звали Сосра. Мой отец был верховным жрецом  Осириса6  в  великом
храме города Авариса, что лежал в восточной части дельты Нила.  Я  получил
образование в храме, меня  обучали  всем  тем  тайным  наукам,  о  которых
говорится в вашей  Библии.  Я  был  способным  учеником.  Не  достигнув  и
шестнадцати лет, я уже знал все, во что  меня  могли  посвятить  мудрейшие
жрецы. С тех пор я стал самостоятельно изучать тайны природы, ни с кем  не
делясь своими знаниями.
     Ни один вопрос не занимал меня так долго, не  мучил  так  неотступно,
как вопрос, в чем сущность жизни.  Я  глубоко  изучал  все  течение  жизни
человека. Я занимался медициной. Цель ее -  служить  борьбе  с  болезнями,
когда они появляются. И у меня родилась мысль найти  способ  так  укрепить
тело, чтобы оно стало неподвластно ни болезням, ни даже  смерти.  Не  буду
подробно говорить о своих опытах - вы вряд ли поймете их суть.  Достаточно
сказать,  что  в  результате  испытаний,  которые  я  проводил  частью  на
животных, частью на  рабах  и  частью  на  себе  самом,  я  получил  некое
вещество. Будучи введено в  кровь,  оно  наделяло  тело  жизненной  силой,
могущей  противостоять  времени,  насилию  и  болезни.   Оно   не   давало
бессмертия, нет, но действие его могло длиться тысячелетия.  Я  испробовал
его на кошке, давал животному самые смертельные яды.  Эта  кошка  живет  в
Нижнем Египте до сих пор... Во всем  этом  нет  ничего  таинственного  или
магического. Это химия,  и  ничего  больше.  И  мое  открытие,  бесспорно,
когда-нибудь может быть сделано снова.
     В молодости люди особенно сильно любят жизнь. Мне казалось, -  что  я
покончу со всеми присущими человеку заботами, если уничтожу болезни тела и
отдалю от себя смерть на огромное расстояние. С чрезвычайным  легкомыслием
я влил проклятый эликсир в свои жилы. Затем я стал  думать,  кого  бы  еще
облагодетельствовать таким способом. Я был  очень  расположен  к  молодому
жрецу Тота7 по имени Пармс. Мне по душе был его  серьезный  характер,  его
приверженность к науке. Ему я открыл свою тайну и сделал  по  его  просьбе
впрыскивание эликсира. Я считал, что теперь у меня вечно будет друг одного
возраста со мной.
     После этого великого открытия я несколько ослабил свое прилежание,  в
то время как Пармс продолжал работать с удвоенной  силой.  Каждый  день  я
видел его в храме Тота склонившимся над ретортами и перегонным  аппаратом,
но он почти ничего не говорил мне о результатах своих занятий. А я  бродил
по городу, торжествующе озираясь вокруг: ведь все это должно  со  временем
исчезнуть, останусь только я, я  один!  Проходящие  мимо  люди  склонялись
передо мною, потому что молва широко разнесла славу о моей учености.
     В те годы шла война, и великий  фараон  послал  воинов  на  восточные
границы, чтобы отогнать врагов. В наш город прибыл новый правитель.
     Я еще прежде много слышал о красоте  дочери  правителя,  но  однажды,
гуляя с Пармсом, мы встретили ее. Рабы несли на плечах ее носилки.  Любовь
поразила меня как молния, сердце было готово вырваться из груди, я  мечтал
броситься  под  ноги  рабов,  несших  ее.  Я  понял,   что   эта   женщина
предназначена для меня, жизнь  без  нее  представлялась  мне  невозможной.
Головою Гора8 поклялся я, что она будет моею.  Эту  клятву  я  произнес  в
присутствии Пармса, который отвернулся, нахмурившись, как ночь.
     Мне незачем рассказывать, что мы оба любили ее. Она полюбила меня так
же сильно, как и я ее. Я узнал, что  Пармс  увидел  Атму  раньше  и  также
признался ей в своих чувствах. Я мог смеяться над его  страстью,  так  как
знал, что ее сердце принадлежит только мне.
     На наш город  обрушилась  моровая  язва.  Я  бесстрашно  ухаживал  за
больными - ведь болезнь не представляла для меня никакой  опасности.  Дочь
правителя восхищалась моим мужеством.
     Тогда-то я рассказал ей о своей  тайне  и  стал  умолять,  чтобы  она
позволила мне применить и к ней мои знания.
     - Твоя юность никогда не увянет, Атма,  -  говорил  я.  -  Пусть  все
исчезнет, но мы с тобой и наша великая любовь переживут века.
     Но Атма боялась. В ней говорила целомудренная девичья робость.
     - Правильно ли это? - спрашивала она. - Не будет ли это противоречить
воле богов? Ведь если бы великий Осирис пожелал, чтобы наша жизнь  длилась
долгие годы, разве он сам не сделал бы этого?
     Словами, исполненными нежности и  любви,  я  старался  преодолеть  ее
сомнения, и все же она колебалась.
     - Это очень серьезный шаг, - говорила Атма. Она обдумает  его  в  эту
ночь. Завтра утром я узнаю ее решение. Ведь одна ночь - это  так  немного.
Она хотела помолиться Исиде9, чтобы та подсказала ей решение.
     С тяжелым сердцем, полным  недобрых  предчувствий,  я  оставил  Атму.
Утром, едва закончилось раннее жертвоприношение, я  поспешил  к  ее  дому.
Меня встретила испуганная рабыня.
     - Госпожа больна, - сказала она, - очень больна.
     Как безумный, я пробился сквозь толпу слуг и  бросился  через  зал  и
коридор в комнату моей Атмы. Она лежала в беспамятстве на ложе  с  высоким
изголовьем, лицо смертельно бледное, взор потух. На лбу  виднелось  темное
пятно.  Я  знал  этот  проклятый  знак:  это  был   знак   моровой   язвы,
собственноручная подпись смерти.
     Нужно ли рассказывать вам о моем отчаянии? Много месяцев  я  был  как
безумный, лежал в жару, в бреду и все же не мог умереть. Ни  один  араб  в
пустыне не жаждал так свежей воды из родника, как я жаждал смерти. Если бы
яд или сталь могли оборвать нить моей жизни, я скоро соединился бы с  моей
возлюбленной в стране с узкими вратами. Я делал  все,  чтобы  умереть,  но
бесполезно: проклятое средство было сильнее меня. Однажды ночью, когда  я,
ослабевший и измученный, лежал без сна, ко мне вошел Пармс, жрец Тота.  Он
стоял,  освещенный  светильником,  и  глядел  на  меня.  Глаза  его  сияли
радостью.
     - Почему ты дал девушке умереть? - спросил он. -  Почему  не  дал  ей
сил, как мне?
     - Я не успел, - ответил я. - Прости, я ведь забыл: ты также любил ее.
Теперь мы с тобой товарищи по несчастью. Как  ужасно  думать,  что  должны
пройти  века,  прежде  чем  мы  снова  увидим  ее!  Горе  нам,   безумцам,
восстановившим против себя смерть!
     - Да, ты вправе говорить так! - воскликнул с диким смехом Пармс. - Но
говори о себе. Ко мне все это не имеет отношения.
     - Что ты хочешь этим сказать? - воскликнул я, поднимаясь на локте.  -
Ах, понимаю, мой друг! Горе помутило твой рассудок!
     Его лицо пылало от радости, он дергался и раскачивался как одержимый.
     - Знаешь, куда я сейчас иду? - спросил он.
     - Нет, - ответил я, - не знаю.
     - Я иду к ней, - сказал он. - Она лежит забальзамированная  в  могиле
за городской стеной около двух пальм.
     - Зачем же ты идешь туда? - спросил я.
     - Чтобы умереть! -  пронзительно  закричал  он.  -  Для  того,  чтобы
умереть. Я больше не связан оковами жизни.
     - Но ведь в твоей крови течет эликсир! - воскликнул я.
     - Я избавился от  него,  -  сказал  он.  -  Я  открыл  более  сильное
средство, которое уничтожает действие твоего  эликсира.  В  этот  миг  оно
властно хозяйничает в моих жилах, и через час я умру и соединюсь с ней,  а
ты оставайся здесь!
     Взглянув на него, я понял, что он говорит правду.
     - Но ведь мне; ты откроешь свой секрет?! - вскричал я.
     - Никогда! - ответил он.
     - Умоляю тебя во имя мудрости Тота!
     - Твои мольбы бесполезны, - холодно проговорил он.
     - Тогда я сам открою это средство! - закричал я.
     - Тебе это не удастся, -  ответил  он.  -  Я  открыл  его  совершенно
случайно. В его составе компонент, которого тебе никогда не отыскать. Он в
кольце Тота, больше его нет нигде.
     - Кольцо Тота? - повторил я. - Где же оно, это кольцо?
     - Этого ты никогда не узнаешь, - ответил он. - Ты завоевал ее любовь,
но в конце концов кто же из нас  выиграл?  Продолжай  свое  жалкое  земное
существование. Мои оковы разбиты, я ухожу.
     Он круто повернулся и исчез. Утром я узнал, что жрец Тота скончался.
     Все последующие годы я отдал науке. Я должен был  во  что  бы  то  ни
стало отыскать  этот  удивительный  яд,  способный  разрушить  силу  моего
эликсира. С самого раннего утра и до полуночи я не  отходил  от  реторт  и
горна. Я  собирал  все  папирусы  жреца  Тота,  все  сосуды,  которыми  он
пользовался, проводя свои опыты. Увы! Это ничего не дало мне. По  временам
какой-нибудь неясный намек в записях  Пармса  пробуждал  мои  надежды,  но
вскоре они разлетались прахом. И все-таки я не складывал оружия. Когда мое
сердце переполнялось отчаянием, я шел к могиле у двух пальм. Там,  стоя  у
гробницы своей возлюбленной, я чувствовал ее присутствие и шептал ей, что,
если только  смертному  суждено  разрешить  эту  задачу,  я  разыщу  яд  и
соединюсь с ней.
     Пармс говорил мне, что его открытие было связано с  кольцом  Тота.  Я
помнил это кольцо. Оно было тяжелое, большое и сделано не из золота, а  из
более редкого и тяжелого металла, который добывали в рудниках горы Харбал.
Вы называете его платиной. В кристалле  кольца  имелась  -  я  это  хорошо
помнил - полость, и в ней вполне могли  бы  поместиться  несколько  капель
жидкости. Тайна Пармса не могла быть связана только с металлом, потому что
в храме было много колец из платины. Не  следовало  ли  предположить,  что
драгоценный яд скрывается в полости кристалла? Я пришел к этому заключению
еще до того, как  наткнулся  на  запись  Пармса,  подтвердившую,  что  это
действительно так. Более того, в записи было сказано,  что  в  кольце  еще
осталась неиспользованная жидкость.
     Но  как  же  разыскать  это  кольцо?  На  теле  Пармса,   когда   его
бальзамировали, кольца не было. В этом я был  уверен.  Не  было  кольца  и
среди его вещей. Я тщетно обыскивал все помещения, в которых бывал  Пармс,
каждую его шкатулку, вазу. Я даже просеивал песок пустыни в тех местах,  в
которых он бывал, но, несмотря ни на что, я не мог найти и  следов  кольца
Тота. Впрочем, возможно, что я все же и преодолел бы все  трудности,  если
бы не новая беда.
     Началась великая  война  с  кочевниками.  Полководцы  солнцеподобного
фараона были отрезаны в пустыне со всеми лучниками и всадниками. Кочевники
обрушились на нас, как саранча в засушливый год.  На  всем  протяжении  от
пустыни Шур до большого горького озера днем лилась кровь, а  ночью  пылали
пожары. Аварис был оплотом Египта, но мы не  смогли  отогнать  кочевников.
Город пал. Правитель погиб, его воины были перебиты, а я и  многие  другие
мои соплеменники попали в плен.
     Долгие, долгие годы я пас стада на больших равнинах Евфрата. Умер мой
хозяин, состарился его сын, а я был так же далек от смерти, как и  раньше.
Наконец мне удалось бежать, и я вернулся на родину. Кочевники поселились в
побежденном Египте, и их вождь правил всей страной.  Аварис  был  стерт  с
лица земли, а от великого  храма  не  осталось  ничего,  кроме  уродливого
кургана. Могилы повсюду были разграблены, памятники разрушены. От гробницы
моей Атмы не осталось  и  следа.  Ее  засыпали  пески  пустыни.  Бесследно
пропали и документы Пармса.
     С  того  времени  я  потерял  всякую  надежду  на  то,   что   разыщу
когда-нибудь кольцо Тота. Мне оставалось только терпеливо ждать,  пока  не
прекратится действие эликсира. Вам не понять, какая  это  ужасная  вещь  -
время, вам, чья короткая жизнь укладывается в короткий миг между колыбелью
и могилой. Я изведал эту муку. Я был свидетелем всего  потока  истории.  Я
был стар, когда пала Троя, очень стар, когда Геродот прибыл  в  Мемфис.  И
теперь я все еще живу, по  внешнему  виду  почти  такой  же,  как  все,  с
проклятым эликсиром в крови, который защищает меня от того, к чему  я  так
стремлюсь. Но теперь уж конец близок.
     Я много путешествовал, жил среди всех народов. Мне знакомы все  языки
- я изучил их, чтобы  скоротать  бесконечное  время.  Мимо  меня  медленно
проходили и темные времена варварства, и мрачное средневековье,  и  долгий
рассвет новой цивилизации. Я никогда  не  любил  ни  одной  женщины.  Атма
знает, я всегда оставался верным ей.
     У меня была привычка читать все, что пишут ученые о  Древнем  Египте.
Мне приходилось жить по-разному, быть то богачом, то бедняком, но  у  меня
всегда находились средства на покупку книг, которые имели  касательство  к
таким вопросам. Девять месяцев назад я был в Сан-Франциско, когда прочитал
статью о раскопках в окрестностях Авариса. У  меня  затрепетало  сердце  -
ведь в статье говорилось, что  один  археолог  занялся  изучением  недавно
открытых гробниц. В  одной  из  них  была  найдена  нераспеленатая  мумия.
Надпись на гробнице гласила, что это тело дочери правителя  города  в  дни
Тутмоса. И еще в статье говорилось о том, что в гробнице  было  обнаружено
кольцо из платины с кристаллом; оно  лежало  на  груди  забальзамированной
женщины. Так вот куда Пармс спрятал кольцо Тота!
     В тот же день я покинул Сан-Франциско и через несколько недель  снова
был в Аварисе, если только кучи песка и обвалившиеся  стены  могут  носить
имя великого города. Я поспешил к французам, которые вели  археологические
работы, и стал наводить  справки.  Мне  сказали,  что  и  кольцо  и  мумия
отосланы в Лувр. Я отправился туда и наконец  здесь,  в  египетском  зале,
спустя тысячи лет, нашел останки моей Атмы и кольцо, которое я  так  долго
разыскивал.
     Но как добраться  до  него,  как  завладеть  им?  Случайно  оказалась
вакантной должность служителя. Я пошел к директору. Я хотел  убедить  его,
что знаю Египет, и при этом наговорил  много  лишнего,  так  что  директор
сказал, что мне больше подобает звание профессора, чем место  привратника,
поскольку у меня больше знаний, чем у него самого. Только после того,  как
я нарочно допустил грубые ошибки в разговоре  о  Египте,  я  заставил  его
подумать, что он переоценил мои познания, и добился разрешения перевезти в
эту комнату те немногие вещи, которые у меня еще сохранились.
     Вот и вся моя история, мистер Ванситтарт Смит.  Случайно  вы  увидели
сегодня лицо женщины, которую я любил в те далекие дни.  Здесь,  в  музее,
было много колец с кристаллами, и я был  вынужден  делать  на  них  пробы,
проверяя, платина ли это, чтобы быть уверенным, что в моих руках то  самое
кольцо, которое я искал. Один взгляд на кристалл убедил меня,  что  в  нем
еще достаточно жидкости и я смогу наконец избавиться от своего  проклятого
здоровья, которое для меня хуже, чем самая страшная  болезнь.  Больше  мне
нечего сказать. Я отвел душу в беседе с вами. Вот дверь.  Она  выходит  на
улицу Тиволи. Доброй ночи!
     Перешагнув через порог, англичанин обернулся. Тощая фигура египтянина
Сосры темным  силуэтом  рисовалась  в  узкой  рамке  дверей.  Затем  двери
захлопнулись, и тяжелый скрежет засова нарушил тишину ночи.
     ...На второй день после возвращения в Лондон мистер  Джон  Ванситтарт
Смит прочитал в "Таймсе"  краткую  корреспонденцию  из  Парижа:  "Странный
случай в Лувре.  Вчера  утром  рабочие,  которые  пришли  убирать  главный
египетский зал, нашли одного из музейных служителей мертвым на  полу.  Его
руки крепко обнимали женскую мумию. В зале царил  беспорядок.  Витрина,  в
которой хранились ценные кольца,  была  открыта.  Предполагают,  что  этот
человек пытался унести мумию,  чтобы  продать  ее  какому-нибудь  частному
коллекционеру, но в момент кражи был сражен сердечным приступом. Покойный,
как рассказывают,  был  человеком  неопределенного  возраста,  с  большими
странностями. У него не оказалось родственников, которые могли бы оплакать
эту безвременную и драматическую кончину".



   Артур Конан Дойл
   Лакированная шкатулка


--------------------------------------------------------------------------
     Оригинал здесь - http://www.sbnet.ru:8081/books/eng/Doyle/index_ot.ru.html
--------------------------------------------------------------------------

     Презанятная произошла со мной история, начал рассказывать  репетитор,
одна из тех странных и фантастических историй, которые приключаются  порой
с нами в жизни. В результате я потерял, может быть, лучшее место,  которое
когда-либо имел или буду иметь. Но все же я рад, что в  качестве  частного
учителя поехал в замок Торп, так как приобрел  -  впрочем,  что  именно  я
приобрел, вы узнаете из моего рассказа.
     Не знаю, знакомы ли вы  с  той  частью  центральных  графств  Англии,
которая омывается водами Эйвона. Она - самая английская  во  всей  Англии.
Недаром же здесь родился Шекспир, воплотивший английский гений.  Это  край
холмистых пастбищ; на западе холмы становятся  выше,  образуя  Молвернскую
гряду. Городов в этих местах нет, но деревни  многочисленны,  и  в  каждой
возвышается серая каменная церковь норманнской архитектуры.  Кирпич,  этот
строительный материал южных и восточных  графств,  остался  позади,  и  вы
всюду  видите  камень:  каменные  стены,  каменные  плиты  крыш,  покрытые
лишайником. Все строения здесь строги, прочны и  массивны,  как  и  должно
быть в сердце великой нации.
     В центре этого края, неподалеку от Ивешема, и стоял  старинный  замок
Торп - родовое  гнездо  сэра  Джона  Болламора,  двух  малолетних  сыновей
которого я должен был обучать. Сэр Джон был вдовцом,  три  года  назад  он
похоронил жену и остался с тремя детьми на руках.  Мальчикам  было  теперь
одному восемь, другому десять лет, а дочурке  семь.  Воспитательницей  при
этой девочке состояла  мисс  Уизертон,  которая  стала  впоследствии  моей
женой. Я же был учителем обоих мальчиков. Можно ли вообразить  себе  более
очевидную прелюдию к браку? Сейчас она воспитывает  меня,  а  я  учу  двух
наших собственных мальчуганов. Ну вот  вы  уже  и  узнали,  что  именно  я
приобрел в замке Торп!
     Замок и впрямь был очень древний, невероятно  древний,  частично  еще
донорманнской постройки, так как Болламоры, как утверждают, жили  на  этом
месте задолго до завоевания Англии норманнами.  Поначалу  он  произвел  на
меня тягостное впечатление: эти толстенные серые стены, грубые  крошащиеся
камни кладки, запах гнили, похожий на смрадное дыхание больного животного,
источаемый штукатуркой обветшалого здания. Но крыло современной  постройки
радовало глаз, а сад имел ухоженный вид. Да и разве может казаться  унылым
дом, в котором живет хорошенькая девушка  и  перед  которым  пышно  цветут
розы?
     Если не считать многочисленной прислуги, нас, домочадцев, было  всего
четверо: мисс Уизертон, тогда двадцатичетырехлет