русский  климат,  на  русские дороги,  на
русскую еду,  на русский характер, на неуступчивость и бессердечие русских
женщин и еще на что-то. Он охотно вспоминает Санто-Стефано. Там по крайней
мере нет  морозов,  нет снега,  а  живой христианин не  чувствует себя все
время мишенью.  Тройли не верит, что вернется домой. Дон - последняя река,
которую он  видел  в  своей  жизни,  не  увидеть ему  больше  ни  голубого
Неаполитанского  залива,   ни  мутных  вод  Тибра.   Он  просит  капеллана
помолиться за его душу, на которой столько незамолимых грехов...
     А  в  другой раз капеллан сообщил,  что Куаранта Дуэ,  контрабандист,
который пытался убежать из эргастоло в  компании с циркачом,  по приговору
суда расстрелян в Триесте.
     Капеллан часами просиживал в  камере политических.  Но не страх перед
воздушными  налетами  приводил  его   сюда.   Узники  встречали  капеллана
неизменной приветливостью,  а он рассказывал немало интересного из истории
Понтийского архипелага...  Этьен и  понятия не имел,  что остров Вентотене
был  в  начале  нашей  эры  местом  ссылки  неугодных членов императорских
семейств.  Оказывается,  на  эти острова отправили в  ссылку Джулию,  дочь
императора Августа,  позже - Агриппину, жену Тиберия, еще позже - Октавию,
жену Нерона.  Октавия вскрыла себе вены, к этому ее вынудили слуги Нерона.
В  этих местах гребцы галеры по приказу Нерона веслами убили его мать.  На
Вентотене сохранились развалины богатой виллы и бассейна,  а также остатки
лестницы,  вырубленной  в  скале.  Сохранились характерные черты  древнего
порта, там во время шторма укрывался Калигула. Капеллан готов рассказывать
бесконечно, была бы только аудитория...
     Все  больше  послаблений делали  узникам  эргастоло,  капо  диретторе
Станьо не хотел с ними ссориться.  Дела Муссолини шли все хуже, и в тюрьме
чувствовалась растерянность.  Суетливо  шныряли  по  коридорам  тюремщики,
присмирел Кактус.
     Еще  на  одну  уступку пошла  тюремная администрация,  когда начались
воздушные налеты:  убрали "волчьи пасти",  и теперь узники часами стояли у
зарешеченных окон.
     Однажды Этьен  и  его  соседи наблюдали воздушный бой  между немцем и
англичанином.  Позже узнали,  что англичанин сбил "фокке-вульф-190" и  тот
упал в  море,  но перед тем успел подбить своего победителя,  и англичанин
выбросился на парашюте. Все в эргастоло гадали - утонул или спасся? - и во
главе с капелланом молились за англичанина.
     Но происшествия и события,  подсмотренные в тюремное окно,  отступили
на задний план и забылись после того,  как к Санто-Стефано подошел военный
корабль под итальянским флагом.


                                   110

     26  июля  1943  года  около  полудня на  рейде Вентотене бросил якорь
корвет "Персефона".  В  тот  день  число ссыльных едва  не  увеличилось на
одного  человека.   На   борту  "Персефоны"  находился  свергнутый  Бенито
Муссолини.
     Не  прошло и  суток  после исторического визита дуче  на  королевскую
виллу  "Савойя",  Муссолини попросил короля  принять его.  Виктор-Эммануил
согласился  дать  аудиенцию,   но   просил  Муссолини  приехать  в   целях
конспирации непременно в штатском. 25 июля в 17 часов Виктор-Эммануил III,
король Италии и  Албании,  цезарь Абиссинии,  ждал  Муссолини у  входа  во
дворец. Тот приехал в темно-синем костюме и поношенной коричневой шляпе. В
17.20 аудиенция была закончена. Король проводил Муссолини до выхода, подал
на прощание руку и  вернулся в свои апартаменты.  Муссолини хотел уехать в
своем автомобиле,  но  ему  сообщили,  что  это  опасно,  его  ждал другой
автомобиль. На месте водителя, вместо Эрколе Боррато, который двадцать лет
водил машину диктатора, сидел капитан карабинеров.
     Муссолини выразил желание,  чтобы его отвезли на виллу в  Рокка делла
Камината, на севере Италии, но ему было отказано.
     Из  казармы  карабинеров,   с   окраины  Рима,   Муссолини  увезли  в
полицейской машине  к  морю.  На  этот  раз  он  ехал  без  своего личного
телохранителя Ридольти.  Некогда тот  обучал  молодого Бенито фехтованию и
верховой езде...  Ридольти уже за семьдесят,  дуче произвел его в почетные
генералы милиции, он ходил в ярмарочно-пестром мундире и до последнего дня
сопровождал дуче во всех его поездках.
     У берега ждала моторная лодка,  она подошла к корвету "Персефона", и,
едва Муссолини ступил на палубу, корабль вышел в море и лег курсом на юг.
     Еще  утром  на  Санто-Стефано разнесся слух  об  отставке Муссолини и
назначении вместо него Бадольо.  Радио известило об этом вчера, 25 июля, в
10.45  вечера,   когда  в  эргастоло  было  темно  и  все  спали.  Новость
обнародовал  радиодиктор Джанбатисто Ариста,  который  в  течение  многих,
многих лет оповещал страну о  "славных деяниях" дуче и  чей голос знали во
всех уголках Италии.  На  этот раз он  бесстрастно прочел послание короля,
его обращение к народу, а также обращение маршала Бадольо.
     После обеда Марьяни узнал от всезнающих уголовников,  что в  кабинете
капо  диретторе со  стены сняли портрет дуче  и  эмблемы фашизма,  остался
висеть только портрет короля. Тюремщики сняли со своих мундиров фашистские
значки.
     Судя по последней радиопередаче,  народ повсеместно ликует. На улицах
городов горят большие костры.  Жгут  портреты дуче,  жгут бумаги,  которые
тащат из участков фашистской милиции и  фашистских организаций,  разбивают
бюсты  дуче.  Народ  требует,  чтобы  заключили  перемирие,  амнистировали
политических, распустили фашистские организации, требует свободы печати. В
Северной  Италии   всеобщая  забастовка.   Фашистский  главарь   Фариначчи
переоделся в форму немецкого летчика и бежал в Германию...
     Муссолини хотели высадить на Вентотене,  но охрана сочла это опасным.
Слишком много своих врагов сослал дуче на  этот остров.  Там томится около
пятисот коммунистов во  главе с  Террачини,  Лонго,  Секкья,  Скоччимарро,
Камиллой Раведа. Анархисты еще опаснее, каждый из них может вытащить из-за
пазухи бомбу.
     Нет,  Вентотене -  неподходящее место  для  дуче.  Корвет "Персефона"
поднял якорь,  и через несколько часов Муссолини сошел на соседнем острове
Понцо.
     Его  поселили в  рыбачьем поселке,  в  небольшом домике,  в  комнате,
которую когда-то  занимал пленный эфиоп рас  Имру,  двоюродный брат негуса
Хайле Селассие I.
     Муссолини разрешили расхаживать по острову, купаться, но лишили радио
и газет.  А ведь совсем недавно рабочий день дуче начинался с того, что он
читал  в  оригинале сообщения тайных  агентов и  шпиков,  на  что  уходила
немалая часть всего времени,  занят он был сверх головы. Дуче не доверял в
последнее время  даже  близким сподвижникам и  сосредоточил в  своих руках
министерства иностранных дел, армии, флота и авиации, внутренних дел...
     Здесь, в одиночестве, через три дня после высадки на Понцо, Муссолини
отметил свое шестидесятилетие.
     На  острове жило  несколько ссыльных,  хорошо  знакомых бывшему дуче,
среди них и  социалист Пьетро Ненни,  с  которым когда-то еще в 1919 году,
Муссолини сидел в одной тюремной камере;  сюда были сосланы и покушавшийся
на дуче террорист Тито Дзанибони и разжалованный фашистский министр печати
Чезаре Росси.  Все они невольно встречались здесь,  но не здоровались,  не
разговаривали друг с другом.
     Капеллан Аньелло виделся на Вентотене со своим коллегой падре Луиджи,
у  которого был приход на острове Понцо.  Падре Луиджи рассказал,  что,  в
предчувствии  близкой  расплаты  за  все  злодеяния,   у  дуче  неожиданно
появились религиозные позывы.  Недавно он захотел исповедаться,  но охрана
не разрешила. Тогда Муссолини прислал падре Луиджи письмо и две ассигнации
по пятьсот лир.


     "Седьмого августа,  -  писал Муссолини, - исполняется два года со дня
смерти сына  Бруно  в  небе  Пизы.  Прошу  отслужить мессу по  моему сыну,
посылаю  тысячу  лир.  Одновременно посылаю книгу  "Жизнь  Христа" мудреца
Риччиотти.  Вся Италия может гордиться этой книгой, а ее издание - мировое
событие..."


     Духовные отцы долго перелистывали книгу Риччиотти,  поля ее испещрены
пометками Муссолини.  Жирно подчеркнуто в  книге то  место,  где Риччиотти
рассказывает,  как римские солдаты схватили Христа,  как рядом с  ним в ту
минуту не оказалось надежных друзей, как от Христа отвернулись апостолы.
     Видимо,  дуче  хотел  провести  аналогию  между  тогдашним положением
Христа  и  своим  нынешним  положением.  Видимо,  события  последних дней,
внезапное (по крайней мере,  для дуче) отрешение от власти, арест и ссылка
дали пищу для унылых размышлений. Унылых, но не слишком скромных.
     Утром  8  августа по  тревоге,  буквально за  пять  минут,  Муссолини
приказали собраться.  Шлюпка доставила его на корвет "Персефона",  который
вновь пришел на Понцо, чтобы увезти оттуда экс-дуче.
     На сей раз Муссолини высадили на островке Санта-Маддалена,  к  северу
от  Сардинии.  Сотня  карабинеров охраняла  его  в  отведенной ему  вилле.
Разрешили читать,  писать, передали книги, которые ко дню рождения прислал
Гитлер.
     С острова Санта-Маддалена Муссолини переправили еще севернее, в горы,
к подножию пика Монте-Корво, в отель "Кампи императоре", как бы специально
для того,  чтобы 12 сентября 1943 года его удобнее  было  выкрасть  оттуда
фашистскому диверсанту Отто Скорцени.


                                   111

     Можно было подумать,  что остров Санто-Стефано оказался в ночь с 6 на
7  сентября на  самой линии фронта.  Черное небо  в  сполохах и  зарницах.
Стреляют,  бомбят совсем рядом.  Кто-то  из  тюремщиков видел на горизонте
военные корабли.
     Несколько позже  выяснилось,  что  никакой бомбардировки не  было,  а
немцы взрывали ночью свои склады с боеприпасами на Вентотене.
     Первая  американская шлюпка доставила на  Вентотене небольшой десант.
Но  как  только десантники спрыгнули на  берег,  под  их  начало поспешила
группа ссыльных;  многие были  уже  при  оружии,  отобранном у  фашистской
милиции, у карабинеров, у тюремщиков.
     На  самой  высокой части острова стояли счетверенные крупнокалиберные
пулеметы и  мощные звукоулавливатели.  Немецкие зенитчики не знали,  сколь
малочислен  десант,  и  сдались  без  боя.  Около  восьмидесяти  немцев  с
поднятыми руками  сошли  со  скал.  Их  заперли  в  четырехугольном здании
полиции, которое смотрит зарешеченными окнами на все стороны света. К тому
времени из шлюпок, мотоботов высадился отряд морской пехоты.
     А  узники  на  соседнем  Санто-Стефано  напряженно ждали  новостей  с
Вентотене,  считали минуты;  воедино слились надежды и чаяния самых разных
людей.
     Днем  9  сентября  к  Санто-Стефано  подошла  моторная лодка.  Старый
знакомый  Катуонио  выполнял  обязанности  лоцмана,   он   показал,   куда
причалить.   Но  прошло  не  меньше  часа,  прежде  чем  в  тюрьму  явился
американский офицер,  а  с  ним  несколько  солдат  морской  пехоты,  капо
диретторе Станьо, капо гвардиа, тюремный врач и дежурный надзиратель.
     Энтузиазм охватил не только политических.  Уголовники лелеяли надежду
на амнистию, может, и всепрощение.
     Многие радовались вдвойне - и краху фашизма, и своему освобождению.
     Капитан    морской    пехоты    оказался   американцем   итальянского
происхождения, изъяснялся с сильным акцентом.
     Он не доверял тюремной дирекции и сам выстроил каторжников во дворе.
     - Политические -  два шага вперед!  Иностранцы - два шага вперед! Все
иностранные подданные будут освобождены в первую очередь. Американцев нет?
     - Нет!
     Всех  пятьдесят  семь  политических вызвали  в  канцелярию,  и  после
вопроса "За  что осужден?",  после выяснения мотивов ареста капитан вносил
их в список лиц, подлежащих немедленному освобождению.
     Кертнер  объяснялся  с  капитаном  по-английски,  сказал,  что  лишен
возможности вернуться в Австрию, пока там нацисты, что болен и нуждается в
помощи Красного Креста.  Капитан заверил австрийца,  что он имеет право на
лечение как освобожденный из военного плена. Но куда именно его направят -
сейчас сказать не может, узнает в штабе.
     Капитан увез с собой на Вентотене первую группу освобожденных. Завтра
с острова отправят остальных политических.
     Уголовников увели назад в камеры, а политические, все, кто не уехал с
первым рейсом, в свои камеры не возвратились: их уже не запирали.
     Эргастоло облетела весть, что с острова сбежал надзиратель Кактус.
     Он  боялся самосуда,  знал,  что ему обязательно припомнят пучок лука
финоккио и беднягу Беппино...


                                   112

     Заключенному,  дожившему до  свободы,  не  забыть минуты,  когда он в
первый раз вышел за тюремные ворота.
     Поначалу  Этьен  даже  растерялся,   чувствовал  себя  беспомощным  и
одичавшим.  Он  прошел с  Лючетти и  Марьяни вдоль тюремной стены,  втроем
посидели у  ворот.  Лючетти  был  в  приподнятом,  праздничном настроении,
напевал "Гимн Гарибальди".
     Этьен подсчитал, под сколькими замками сидел до этого благословенного
дня.  Получалось, что в эргастоло Санто-Стефано на два замка больше, чем в
Кастельфранко,  даже  если  не  считать  дополнительным запором уединенный
островок.   После  поимки  Куаранта  Дуэ,   контрабандиста,  Санто-Стефано
сохранило репутацию тюрьмы, из которой никому за полтораста лет не удалось
бежать.
     Этьен отвык от самого себя,  свободного,  живущего без надзора,  кому
позволено  ходить  без  конвоя.  До  одури,  до  слабости  в  коленях,  до
головокружения  бродил  он  с  двумя  друзьями  по  острову,  с  жадностью
всматриваясь в голубые дали.
     Далеко-далеко  видно  окрест!  В  дымке  угадываются  очертания  мыса
Орландо,  это Гаэта.  К северу от Гаэты высится мыс Чирчео.  Можно достать
глазом и до острова Понцо -  он севернее Вентотене, - и до острова Искья к
югу.
     Сегодня легкий,  очень приятный юго-восточный ветерок -  полусирокко,
полулевант. Такой ветерок любят на Вентотене, он хорош при рыбной ловле.
     Впервые Этьен  внимательно оглядел дом,  где  жили  капо  диретторе и
другие управители острова.  Оказывается,  возле  тюремной стены,  рядом  с
карцерами,  растет  лимонное дерево.  На  острове несколько веерных пальм,
эвкалиптов и еще каких-то деревьев, названий которых Этьен не знает, - все
с лакированными листьями.
     Решили отправиться на  кладбище,  отдать долг  памяти не  дожившим до
освобождения и  похороненным под  номерами.  Положить цветок и  на  могилу
Беппино.
     Что может быть печальнее кладбища,  куда, в точном значении слова, не
ступает  нога  человека?   Кладбище  за  железной  оградой,  а  калитка  -
стандартная дверь-решетка,  какая ведет во  все камеры.  Слева от  калитки
высечено на плите:  "Здесь кончается суд людей",  а справа - "и начинается
суд бога". Этьен вспомнил, что является соавтором сего изречения.
     - Не  совсем точно,  -  заметил Лючетти.  -  Даже сюда,  на суд бога,
покойников приносят безымянными, согласно суду людей.
     Только в углу кладбища,  в стороне от безымянных каторжников, рядом с
несколькими тюремщиками -  могила Филумены Онорато. Марьяни рассказал, что
это  могила матери,  которой разрешили свидание с  сыном.  Она приехала на
остров, увидела сына и от огорчения умерла.
     В  последний раз  Этьен был  на  кладбище в  Севилье,  когда хоронили
летчика  Альвареса,  сбитого  каким-то  "чатос" или  "моска".  Вот  бы  на
тюремном  счету  Чинкванто Чинкве  чудесным  образом  оказались сейчас  те
деньги,  которые Кертнер потратил тогда на  роскошный венок из чайных роз;
по всеобщему признанию, тот венок был богаче королевского!
     А Лючетти,   сидя   на   могильной  плите,  вспомнил  светлой  памяти
"Санта-Лючию".  Конечно,  всех  погибших  пассажиров  жалко,  но  если  на
пароходе были ссыльные,  которые только-только дожили до свободы,  которые
уезжали в тот день из неволи, - тех жальче всего.
     С  непривычки все  трое  устали от  прогулки и  заторопились назад  в
камеру.
     Обитатели камеры неузнаваемы. Смеялись и те, у кого никогда прежде не
видели улыбки; казалось, они навсегда разучились смеяться.
     Этьен  был  уверен  -  только  прикоснется головой к  своей  травяной
подушке,  его  сразу  бросит  в  глубокий,  долгий сон.  Но  общая  камера
заставила забыть про усталость. Сегодня в устах Марьяни даже "Божественная
комедия" не воспринималась как поэма о загробном мире. Затем долго звучали
жизнелюбивые гекзаметры Гомера.
     А  чего не  хватает в  партитуре тюремного дня?  Что  сегодня сильнее
всего режет ухо?  Марьяни и Лючетти согласились,  что фонограмма тюремного
дня  изменилась:  стало тише и  в  то  же  время шумнее.  Шумнее от  живых
голосов,   никто  не  хотел  шептаться,   говорить  вполголоса.   А  какие
характерные шумы исчезли?
     И тогда Кертнер,  бесконечно довольный тем,  что его загадка осталась
неразгаданной,  пояснил:  не  слышно ржавого скрипа замков,  не  скрежещут
постоянно задвижки,  щеколды и петли,  не грохочут засовы, не звенят цепи,
не позвякивает связка ключей в руках Апостола Пьетро.
     По многолетней привычке Апостол Пьетро  продолжал  называть  всех  по
номерам,  но  воспринимались номера уже по-другому,  нежели несколько дней
назад. Вот-вот их владельцы расстанутся со своими номерами навсегда.
     Время до вечернего колокола пробежало быстро. Марьяни был в ударе, он
в  радостном  возбуждении читал  вслух  главы  из  "Божественной комедии".
Восхищение Марьяни поэтом было безгранично, и оно передавалось слушателям.
Марьяни,  как многие в  Италии,  не  произносил имени Данте,  а  говорил с
благоговением:  "Поэт".  Марьяни заразил своей страстью Кертнера,  тот уже
помнил наизусть много строф, длинные отрывки.
     Какие-то  неизвестные  дружелюбы,   ссыльные  с  Вентотене,  прислали
Лючетти немного денег. Он купил в тюремной лавке три четвертинки кьянти, и
друзья выпили за общую свободу.
     Марьяни провозгласил тост:
     - За мое отечество!
     - Хороший тост, - поддержал его Кертнер. - И за мое отечество!
     Марьяни и Лючетти с удовольствием подняли стаканчики.
     Утром  начались хлопоты,  связанные с  переодеванием.  Марьяни  надел
поношенный костюм, стоптанные ботинки, побрился у тюремного брадобрея.
     Только подумать,  что  узника Чинкванто Чинкве все эти годы терпеливо
ждал  в  кладовой костюм -  английский,  черный в  белую  полоску.  Костюм
переслали из Кастельфранко;  и  молью не трачен,  и  совсем мало ношен,  и
пятна крови давно выцвели.  Но - будто с чужого плеча, будто его не шил по
заказу модный портной в Милане,  а куплен костюм в магазине без примерки и
оказался номера на два больше.
     С обувью было совсем скверно,  но Этьен отказался от желтых сандалий,
которые ему пытался подарить Джино: тот сам остался бы тогда без приличной
обуви.
     События  последних дней  и  гибель  парохода  "Санта-Лючия"  нарушили
снабжение эргастоло.  Обеда  сегодня вообще  не  будет,  об  этом  объявил
Апостол Пьетро, но за отдельное вознаграждение он берется достать провизию
на Вентотене.
     Этьен рассчитывал, что вместе со своими друзьями попадет в ту группу,
которую американцы отправят сегодня с Санто-Стефано.
     Сидеть под  тюремными сводами не  хотелось.  Отдохнуть от  созерцания
решеток,   не   расставаться  со  светом  дня!   Устроились  на  ночлег  в
кордегардии.
     На  следующее утро  все  не  отрываясь смотрели в  сторону Вентотене.
Наконец моторная лодка показалась в  проливе между островами.  Уже слышно,
как стрекочет мотор. Еще четверть часа, и американцы поднялись по тропе.
     Однако где же тот симпатичный капитан?  И что за люди в штатском идут
за вновь прибывшим моряком?
     Вместо пехотного прибыл капитан в  морской форме,  с рыжей бородкой и
злыми глазами. Он привез назад двух югославов, вчерашних узников.
     Морской  капитан  устроил  строгую  проверку политзаключенных и  внес
поправки в список,  составленный накануне. Двух юго