венного тела, а вес идет на убыль.
     Сам он  идет на убыль,  жизнь становится короче,  а  воспоминания при
этом делаются все  длиннее.  Он  шагает,  шагает по  своей камере,  как бы
пытаясь шагами измерить воспоминания, и все новые подробности подбирает за
собой память.  Казалось бы, годы тюрьмы, каторги должны были заслонить дни
следствия,  суд, пребывание в "Реджина чели", но первые месяцы по-прежнему
не тускнеют в памяти, они - как переход в загробную жизнь.
     Все  вокруг  так  безнадежно,  удручающе.  Как  набраться мужества  и
прожить еще один день?
     Пришел  день  отчаяния,  когда  Чинкванто Чинкве  отказался выйти  на
прогулку.
     С  Восточного  фронта  продолжали  поступать  невеселые  новости,   в
фронтовых  сводках  мелькали  названия  городов  в  предгорьях Кавказа,  в
Поволжье,   и   каждый  сданный  гитлеровцам  город  увеличивал  срок  его
бессрочной каторги.


                                   103

     В  то  утро он  лежал в  тупом отчаянии.  Но  тут  произошло событие,
которое потрясло всю тюрьму и  привело узника Чинкванто Чинкве в состояние
крайнего возбуждения.
     Топали  сапожищами  стражники,   звал  кого-то   на  помощь  дежурный
надзиратель,  кто-то  кого-то  послал за  врачом,  затем  послышался голос
самого капо диретторе.
     В первом этаже, под камерой Лючетти, нашли мертвым заключенного номер
42, иначе говоря - Куаранта Дуэ. Родом он из Триеста, по национальности не
то македонец,  не то хорват, не то цыган, а присужден к бессрочной каторге
за  убийство.  Переправлял контрабандой через  границу  краденых  лошадей,
пограничники пытались его задержать, и в перестрелке он застрелил троих.
     Подошли  минуты  утренней  уборки.   Каждый  выливал  свою  парашу  в
зловонную бочку, которую проносили по коридору.
     Дежурные каторжники дошли до камеры,  где сидел Куаранта Дуэ, открыли
со  стуком  первую  дверь.  Он  не  откликнулся.  Открыли  дверь-решетку и
крикнули:
     - Эй, Куаранта Дуэ! Парашу!
     Каторжники держали бочку за длинные ручки.  Ну что он там замешкался?
Раздраженный надзиратель вошел в  камеру.  Куаранта Дуэ  лежит.  Подошел к
койке -  тот мертв.  Надзиратель снял шапку,  вышел,  запер дверь камеры и
побежал к начальству. Пришли капо гвардиа, капеллан, тюремный врач.
     - А  на  вид  был  такой здоровый парень этот  самый Куаранта Дуэ,  -
удивлялся врач.
     Куаранта Дуэ лежал на боку,  отвернувшись к стене. Врач приблизился к
койке,  положил руку на лоб -  холодный. Но фельдшер, прибежавший вслед за
врачом, отбросил одеяло...
     Чучело!!!
     Туловище  сооружено  из  одежды  и  всякого  тряпья.  Голова  искусно
вылеплена из хлебного мякиша, наклеен парик, а лицо раскрашено.
     В  тюрьме  и  на  всем  острове  подняли  тревогу.   Обыски,  облавы.
Прочесывали кустарник,  заглядывали в расщелины скал -  Куаранта Дуэ как в
воду канул.  Неужели уплыл?  Погода сегодня не  благоприятствовала пловцу,
море неспокойное.
     Куаранта  Дуэ  каким-то  фантастическим  образом  убежал  из  тюрьмы,
добрался до сарайчика,  где подрядчик Верде держит лодку,  бросил там свою
одежду,  сбил замок с  цепи,  но  лодкой не воспользовался.  Следы беглеца
уводили из сарайчика на верхнее плато, на огороды, оттуда снова вели вниз,
к берегу, и там пропадали.
     Никто не  помнил,  чтобы из дьявольской дыры Санто-Стефано кто-нибудь
убежал. Пощечина самому министру юстиции, в ведении которого находятся все
тюрьмы! Возникает вопрос - на своем ли месте министр?
     С  Вентотене прибыл со своими стражниками начальник охраны Суппа.  Из
Неаполя прислали опытных сыщиков и проводников с собаками.
     Ищейкам  не  уступал  надзиратель Кактус.  Он  прямо  с  ног  сбился,
стараясь заслужить одобрение начальства, он весь день бегал, высунув язык,
как бешеный пес, сорвавшийся с цепи. Говорили, в его послужном списке есть
черное пятно -  из той тюрьмы, где Кактус прежде был цербером, сбежали два
заключенных,   оставив  ему  на  память  о  себе  нервное  расстройство  и
бессонницу.  Говорили,  он и на Санто-Стефано перевелся только потому, что
здесь сама возможность побегов исключена.
     Собаки взяли след,  но  он  уходил в  море.  Не  доплыл ли  беглец до
Вентотене?  Правда,  течение в  проливе сильное,  и  на  море штормит,  но
хорошему пловцу все под силу.  Часть стражников и  проводников с  собаками
переправили на Вентотене.
     Однако утром оказалась раскрытой настежь дверь на склад Верде, оттуда
исчезло большое деревянное корыто. Десант с Вентотене отозвали.
     А  следующей ночью  обнаружилась пропажа в  хлеву.  Исчезла крышка от
большого деревянного ларя, куда скотник засыпал отруби.
     Прошел день,  прошла ночь,  и  на огороде были сорваны помидоры,  еще
что-то из овощей.  И  той же ночью из комнаты,  в которой спали карабинеры
при открытом окне, пропали со стола хлебцы.
     Прошли еще сутки,  из  погреба Верде исчезли пять больших бутылей для
вина -  "дамиджане".  Стало очевидно,  что беглец пытается соорудить плот.
Просто диву даешься, как быстро каторжники узнавали подробности!
     Этьен все дни был возбужден,  горячо обсуждал с  Марьяни ход событий,
сообщал подробности через  "волчью пасть"  Джино  Лючетти.  С  восхищением
следили они  втроем за  упорным мужеством беглеца.  Этьен жалел,  что  был
недостаточно  внимателен  к  контрабандисту прежде.  Он  лишь  помнил  его
внешность:   смоляные  волосы,   белозубый,   блестящие  черные  глаза   с
желтоватыми белками,  широк в плечах,  легок на ногу. В нем была кряжистая
сила.
     Прошли еще  сутки  -  исчезла длинная веревка,  висевшая на  площадке
перед прачечной, где стирали белье каторжники.
     К неудачным поискам беглеца прибавились другие неприятности: в те дни
остров  испытывал острый  недостаток в  пресной воде.  На  остров привезли
установку,   с  помощью  которой  из  морской  воды  выпаривали  соль,  но
каторжники роптали,  когда пищу готовили на  этой воде.  Сколько в  ней ни
варились макароны,  картошка или горох,  они не разваривались как следует.
Несколько лет назад доставку пресной воды взял на  себя какой-то подрядчик
из  Неаполя.  Позже воду два раза в  месяц привозили в  маленькой наливной
барже военные моряки. Но пресную воду нужно не только доставить на остров,
ее  еще нужно поднять на верхнее плато;  у  дряхлого насоса не хватало сил
гнать воду по трубам.
     В  такие дни каторжники носили воду в  бочонках.  Тропа такая крутая,
что по ней не пройти ни лошади, ни мулу, их и нет на острове.
     Заставить политических носить  воду  вместе  с  уголовниками тюремная
администрация не  вправе.  Но  Марьяни  добровольно согласился  на  это  и
уговорил  своего  друга.   Марьяни  не   даст  ему   уставать  сверх  сил,
надрываться.  Но пробыть весь день на свежем воздухе,  среди людей,  пусть
даже под  строгим конвоем,  -  полезно при  нынешнем подавленном состоянии
Кертнера.
     Уголовники не позволили Чинкванто Чинкве взяться за ручки бочонка. Он
и с пустыми руками тяжело подымался по тропе,  часто останавливался, чтобы
отдышаться, несколько раз присаживался на ступеньки.
     Тут  он  встретил знакомого лодочника Катуонио,  служившего у  Верде.
Катуонио -  единственный,  кому  разрешалось в  любое  время приплывать на
Санто-Стефано и  будоражить прибрежную воду взмахами своих весел.  Однажды
Катуонио подарил Чинкванто Чинкве  галеты,  в  другой  раз  -  пучок  лука
финоккио.
     Сейчас Катуонио нес  в  гору  ящик с  макаронами и  тоже остановился,
чтобы передохнуть. Он поставил ящик на тропу и предложил посидеть на ящике
Чинкванто Чинкве, а сам уселся рядом на каменной ступеньке.
     Группа  каторжников с  бочонками  прошла  мимо,  внизу  виднелась еще
группа,  водоносы тянулись вереницей.  Бочонки несли по двое,  а маленькие
бочки - по четыре человека.
     Катуонио завел разговор о  поисках беглеца,  и по выражению лица,  по
репликам ясно было, что лодочник ему симпатизирует.
     Этьен воспользовался тем, что их никто не слышит, и сказал:
     - Хорошо бы сбить ищеек со следа, оставить тюремщиков в дураках.
     - А как это сделать?
     - Пусть ищейки думают, что он уплыл на Вентотене.
     - Кто поверит?
     - А ты ночью подойти к маяку на Вентотене. Тебя не увидят. Сколько ни
смотреть со  света  в  темноту...  Подойди  и  крикни,  что  ты  -  беглый
каторжник.   Умираешь  от  голода,   просишь  оставить  тебе  еду.   Укажи
какое-нибудь точное место рядом с маяком.
     - Там на берегу стоит старая шлюпка, - подхватил Катуонио.
     Ему явно понравилась идея,  он потер руки, предвкушая удовольствие, и
рассмеялся.
     Катуонио уже скрылся наверху, за поворотом тропы, а Этьен все сидел и
глядел, как каторжники тащат бочонки и бочки с пресной водой...


                                   104

     Внизу  простиралось Тирренское море,  а  перед  глазами Этьена  текла
извилистая речка Бася,  через нее перекинут мост в Заречье. В том месте от
Баси  отделяется правая протока Своеволка.  Чуть выше устроена запруда,  а
если шагать из  городка домой,  в  Заречье,  то правее моста стоит водяная
мельница.
     Интересно,  провели в Чаусах водопровод или до сих пор возят питьевую
воду из Заречья?  Сколько раз на дню водовоз Давыдов,  отец Савелия, ездит
взад-вперед через Басю и  Своеволку?  Водовоз называет Своеволку еще более
презрительно -  Переплюйкой.  Низкорослая гнедая Лысуха с белой звездочкой
на лбу тащит бочку с водой в гору.  На улицах городка,  которые взобрались
на  холм,  нет  колодцев,  там до  воды не  докопаться.  Давыдов с  сынком
Савелием  и  лошаденкой  надрываются втроем  день-деньской.  Домовладельцы
платили за бочку воды десять копеек.
     На  самом крутом подъеме или  в  злую  распутицу отец  Савелия шагает
позади повозки и  подпирает днище бочки плечом,  хватается руками за спицы
колеса,  увязшего в  колее,  и страшным голосом понукает Лысуху.  Но кнута
вовсе  нет:  у  водовоза и  его  лошаденки отношения основаны на  взаимном
доверии.  Даже  грозные  окрики  Лысуха  воспринимает  лишь  как  обещание
помочь...
     Позже  Савелия отдали в  учение к  портному,  пятым портняжкой:  отец
хотел,  чтобы он  вышел в  люди.  Но  Этьен помнит,  как  Савелий сидел на
облучке впереди бочки и  погонял лошаденку,  покрикивая на нее по-отцовски
грозно и подстегивая вожжами.
     И  зачем только центр городка взгромоздился на такой холм?  Один холм
во всей округе, куда ни взгляни оттуда - равнина и равнина, вся в заплатах
хвойного леса.  Лева еще подростком пристрастился к лыжам.  В Швейцарии он
привык к головоломным склонам, у него были горные лыжи, утяжеленные сзади.
А  когда он вернулся в  Чаусы,  все искал и не мог найти заснеженный бугор
покруче; кроме как по улицам, неоткуда было стремглав скатиться...
     Сегодня  на  Санто-Стефано знойный октябрьский день.  Этьен  сидит  в
хилой тени агав,  здесь все растения вечнозеленые.  Когда лет десять назад
выпал  снег,  то,  по  словам  Марьяни,  это  было  огромным  событием,  и
сицилийцы,  тем  более  уроженцы острова  Устика,  встретили снег  криками
удивления...
     А в Чаусах сегодня уже глубокая осень. Клены в городском парке роняют
свой  багряный убор,  опавшая листва  шуршит под  ногами и  плотным ковром
застилает могилы революционеров.
     Как выглядят Чаусы сегодня?  Он  с  детства помнит только две мощеные
улицы -  Могилевскую и  Длинную.  По  ним  любил раскатывать на  тарантасе
господин исправник,  самый большой начальник во всем уезде. А еще в Чаусах
пребывали становой пристав,  околоточный надзиратель, под началом которого
состояли четыре городовых.
     Летом 1917 года Лева с  братом вернулись из  эмиграции на  родину,  в
Чаусах  уже  не  было  ни  исправника,  ни  околоточного  надзирателя,  ни
станового пристава.
     Вскоре после установления  Советской  власти  отца  избрали  народным
заседателем,  позже  он стал народным судьей.  С раннего утра до вечера он
пропадал в суде,  и мачеха Люба жаловалась Левушке,  что редко видит отца.
Когда  Лева  в  последний  раз приезжал в Чаусы,  он не застал отца дома и
отправился в народный суд.  В тот день в  городке  была  объявлена  не  то
перерегистрация коз,  не то ветеринарный осмотр. Все шли куда-то со своими
козами, было похоже на странную демонстрацию. В суде разбиралось уголовное
дело,  отец  попросил  Леву  подождать  в  зале.  "Ну что же,  подожду,  -
согласился Лева.  - Только меня  за  компанию  не  засудите..."  Во  время
судебного  заседания  отец  все  поглядывал  на  сына,  сидевшего  в зале,
поглядывал и от нетерпения „рзал  на  своем  судейском  кресле  с  высокой
дубовой  спинкой,  на  которой  вырезан герб Советской республики,  именем
который судит суд...
     Лева учился тогда в военной академии,  носил франтоватую, с иголочки,
форму и, если честно признаться, был уверен, что на него, красного офицера
с отличной выправкой,  все будут оборачиваться. Но в Чаусах, после войны с
белополяками,  осталась  на  постое  дивизия  имени  Киквидзе,  и  местным
барышням было с кем танцевать под звон шпор и было за кого выходить замуж,
не дожидаясь приезжих кавалеров...
     А  когда в 1927 году отец умер,  Лева был далеко-далеко за границей и
приехать на похороны не мог.  Много воды утекло с тех пор в Своеволке, еще
больше в речке Басе,  еще больше в Проне,  куда Бася втекает, еще больше в
Соже, куда втекает Проня, еще больше в Днепре, куда втекает Сож...
     Жива ли водяная мельничка,  шлепает ли она плицами дряхлого колеса по
неторопливой речной воде?  И сколько муки смолола она с тех пор?  Говорят,
перемелется -  мука  будет.  А  если  нечего молоть?  Он  помнит бедняков,
которым зерна хватало только до рождества,  нечего было везти на мельницу.
Отец Савелия рассказывал,  что прежде в  их в„ске каждую спичку расщепляли
на три, а соленую воду не выливали, берегли, варили в ней бульбу несколько
раз.  На четырех детей в доме водился один зипун и один полушубок, а когда
молодой Давыдов женился на  будущей матери Савелия,  то  свадьбу справил в
сапогах, которые одолжил ему сосед ради такого случая.
     Жив ли сейчас Савелий и как сложилась его судьба?  Когда в конце 1917
года    в    Чаусах    образовалось   Рабочее    городское   правление   и
девятнадцатилетний Лев  Маневич стал  его  председателем,  Савелий усердно
помогал, ездил с ним на митинги: в дрожки впрягали старушку Лысуху.
     Хотелось думать,  что Савелий вышел в люди,  получил образование... А
может,  Савелий Давыдов тоже  стал  командиром Красной Армии?  Долго ли  в
Чаусах   квартировала  дивизия  имени   Киквидзе?   Савелий  мечтал  стать
кавалеристом, старая дружба с лохматой Лысухой оставила свой след...
     Прошел фронт стороной или война обрушила на городок бомбы и  снаряды?
В  Чаусах  мало  каменных  зданий,  все  больше  деревянные дома,  домики,
домишки.   Если  Чаусы  поджечь  зажигательными  бомбами,  городок  быстро
превратится в сплошное пожарище. Скорее всего, водопровода еще не провели,
и вода там, где дома повыше, по-прежнему привозная. Но сколько бочек могли
дотащить на  пожар  отец  Савелия и  другие водовозы?  Этьен  помнит,  как
"красный петух" гулял по деревянным строениям -  не один порядок выгорал в
ветреную  погоду,  когда  пучки  горящей  соломы  или  огненные головешки,
подхваченные горячим ветром, перелетали с одной крыши на другую. А местные
пожарники беспомощно метались  с  пустыми  ведрами,  с  плачевно  легкими,
сухими пожарными рукавами...  Правда, в Чаусах не бывает таких ветров, как
здесь, на Санто-Стефано. Но пока не сгорит все, что умеет гореть, без воды
огонь не  уймется.  Все  равно как  если бы  эргастоло было сложено не  из
камня, а из сухих, как порох, бревен, если бы оно пылало, а пожар пытались
бы  загасить вот  этой водой,  которую каторжники тащат наверх в  бочках и
бочонках...


                                   105

     Вся тюрьма узнала, что беглец скрывается на Вентотене.
     Ночью кто-то  подошел к  маячному огню  со  стороны скалы Скончильо и
крикнул из темноты:
     - Эй,  слушайте! Я убежал из эргастоло. Дайте поесть, пока я не умер.
Оставьте еду на перевернутой шлюпке. Я убежал из эргастоло!..
     Стражники с  собаками во  второй раз переехали на Вентотене и  начали
там повальные облавы.  Никого!  Начальник охраны орал, что напрасно теперь
не  приковывают ядра к  ногам каторжников.  "Мы не  страдали бы  так из-за
беглецов!" Опытная лиса этот Суппа, он вскоре отдал команду - всем ищейкам
вернуться на  Санто-Стефано.  Он  понял,  что  над ним подшутил кто-то  из
ссыльных.  Может,  над кавалером Суппа смеются уже не только на Вентотене,
но в Неаполе и в Риме?
     Стражники сильно  озлобились.  Ссыльные и  жители Вентотене над  ними
издевались,  начальство на  них кричало,  а  тут еще на  помощь им вызвали
карабинеров. Какой позор!
     Среди  заключенных  распространился  слух,   что  беглеца  убили,   а
стражники лишь  делают  вид,  что  он  прячется.  Но  Кертнер опроверг эту
версию.  С беглецом не посмеют расправиться втихомолку,  когда за поисками
следит министр; может быть, сам дуче в курсе событий в эргастоло.
     Появились новые  улики  на  Санто-Стефано -  на  огородах Верде снова
обнаружили потраву.
     Суппа  правильно  рассудил,   что  скорей  всего  беглец  прячется  в
каком-нибудь ущелье или гроте,  море их во множестве выдолбило в  подножье
базальтовых скал. Можно спрятаться и в узких расщелинах прибрежных камней,
омываемых водой.  Так или иначе,  но беглец пропал, как иголка, на острове
площадью в треть квадратного километра.
     Тринадцатые сутки Куаранта Дуэ в бегах. Суппа устраивал ночные засады
на тропах, ведущих от моря на верхнее плато.
     Стражникам не давали прохода. Куаранта Дуэ оставил их в дураках. Если
бы контрабандист попал к ним в руки,  кончилось бы самосудом,  а уж избили
бы его до полусмерти наверняка.
     Прошло  несколько дней,  море  утихло  -  скала  Санто-Стефано  будто
вправлена в безбрежное голубое зеркало.
     Дошлый Суппа сказал:
     - Он выплывает сегодня. Сегодня или никогда.
     И отдал приказ:  ночью дежурить всем, не смыкать глаз. А вдоль берега
пусть курсируют лодки со стражниками.  Будет также дежурить моторный катер
с карабинерами.
     Среди ночи, когда моторный катер огибал северную оконечность острова,
услышали голос с берега:
     - Эй, синьоры! Подождите...
     В воду бросился кто-то и поплыл к катеру, его втащили на борт.
     То  была  тень  человека,  чьи  приметы  сообщили  карабинерам и  чью
фотографию им показывали.
     Где  же  Куаранта  Дуэ  скрывался?  Любопытство побудило  карабинеров
подойти на катере вплотную к берегу между мысом на севере островка и мысом
Романелла на северо-западе.
     Вымоина в  скале  образовала над  самой  водой узкий грот.  Посветили
электрическим фонариком:  у  каменной стенки  стоят  корыто  и  деревянная
крышка от ларя,  связанные веревкой.  А где же "дамиджане"?  Контрабандист
объяснил, что бутыли разбило волной о камни и плот развалился.
     Он плохо говорил по-итальянски и  рассказывал с  трудом.  По ночам он
поднимался на огород и срывал там "поммароле", так он на свой лад коверкал
слово  "помидоры".  Он  признался,  что  нарочно  выждал,  когда  лодка  с
мстительными тюремщиками скроется  из  глаз,  чтобы  сдаться  карабинерам.
Моторный катер увез  пленника на  Вентотене.  Ему  дали  одеяло,  чтобы он
согрелся.
     Что же толкнуло Куаранта Дуэ на бегство,  на поступок, который в этих
условиях мог  быть продиктован только крайним отчаянием?  Ему  нечего было
терять,  недавно он  узнал -  прокурор подал кассацию,  настаивает,  чтобы
пересмотрели приговор и бессрочную каторгу заменили смертной казнью.
     Наутро  Куаранта  Дуэ  доставили  на  Санто-Стефано,  и  в  расписке,
выданной карабинерам в  тюремной канцелярии,  было указано,  что  он  сдан
здоровым и невредимым.
     О поимке беглеца узнала вся тюрьма, наступило всеобщее уныние.