тавили ноту Кремлю...
     Гри-Гри  решился выйти из  дому и  прогуляться по  Риму.  Чем сегодня
дышит город? Как знать, не последняя ли это прогулка?
     На пьяцца Венеция, над дворцом Муссолини, висит черный флаг с золотой
фашистской эмблемой. У парадного подъезда на часах стоят "мушкетеры дуче".
Площадь запружена орущей толпой.  Манифестанты не расходятся,  ждут, когда
дуче появится на балконе.
     Гри-Гри  оглушали воинственные крики  чернорубашечников.  Недоставало
сил слушать,  как они бахвалятся,  поносят Советскую Россию, провозглашают
здравицы в честь фюрера, дуче... Он ушел с площади.
     Наступил час прощания с Римом.  Для этого нужно наведаться к  фонтану
Треви. Поверье таково: если ты хочешь когда-нибудь снова вернуться в Рим -
встань спиной к фонтану и брось монетку через  левое  плечо.  Дно  фонтана
густо усеяно монетками, а так как вода всегда колышется, сквозь зыбь никак
не различить,  что за монетки лежат на дне.  Гри-Гри слышал,  попадаются и
золотые. Большая, никогда не высыхающая мраморная копилка!
     Сторож  каждодневно  разгуливает  по  бассейну  в  высоких  резиновых
сапогах и сгребает монетки в кружку.  Говорят, на эти деньги муниципалитет
содержит сиротский дом.  Как бы то ни было,  Гри-Гри повернулся к  фонтану
спиной и бросил через левое плечо две монетки: за себя и за Этьена.
     Гри-Гри прошел к  себе домой через соседний двор и хозяйскую террасу.
Пора  собирать вещи.  Он  может  взять  с  собой только небольшой чемодан.
Поблагодарил хозяев  за  доброе  отношение и  разрешил распоряжаться всеми
оставшимися вещами.  Лишь  новый  габардиновый плащ  он  решил переправить
посылкой в  Милан на имя Конрада Кертнера,  в  адрес конторы "Эврика".  Он
указал  вымышленный обратный адрес  и  вымышленную фамилию отправителя.  В
записке,  которую вложил в карман плаща и которую,  как надеялся,  прочтет
Джаннина,  он  благодарил Кертнера:  тот  очень  выручил его  в  дождливую
погоду. Извинился, что не вернул плащ раньше, думал сам побывать в Милане.
Но  начавшаяся война может все  перепутать,  его  со  дня  на  день  могут
призвать в армию, поэтому он отсылает плащ...
     Знает  ли  уже  Этьен,   там,  на  Санто-Стефано,  какая  разразилась
катастрофа? Понимает ли, что рвется последняя, самая наипоследняя ниточка,
какая связывала его тюремную камеру с  родиной?  Уйдет эшелон с персоналом
посольства,  покинут  Италию  другие  советские люди,  а  Этьен  останется
один-одинешенек.  Скарбек и  Анка не  должны иметь никакого касательства к
узнику Санто-Стефано.  Джаннина -  вот преданное,  благородное сердце, она
по-прежнему  обеспокоена  судьбой  бывшего  шефа.  Но  что  может  сказать
Джаннина,  если  распродажа вещей  закончилась и  у  нее  нет  повода  для
перевода денег?  Она не  могла бы  объяснить тайной полиции,  откуда взяла
деньги,  которые ему  переслала.  Нетрудно догадаться,  что теперь,  когда
Италия и  СССР находятся в состоянии войны,  слежка за Джанниной усилится,
поскольку Кертнера по-прежнему подозревают в  связи с  русскими.  А  вдруг
Джаннина  изловчится  и  все-таки  перешлет  ему  деньги,   вырученные  за
габардиновый плащ?  Совсем  новый  плащ,  Гри-Гри  купил  его  в  Париже в
магазине "Лафайет"...
     Хозяйка   долго   благодарила  за   подаренные  вещи,   особенно   за
радиоприемник, и сама пошла за экипажем для квартиранта.
     Последняя новость,  которую он услышал по радио:  состав итальянского
посольства в СССР специальным поездом выехал в Батуми,  направляясь оттуда
в  Турцию.  Интересы  Германии  защищает  в  Советской  России  посольство
Болгарии.
     Подъезжая к посольству,  Гри-Гри увидел русского повара, шагающего по
улице Гаэта;  его сопровождал карабинер.  Повар возвращался с  покупками -
кульки,  пакеты. Очевидно, режим, установленный для работников посольства,
ослабили.
     Гри-Гри явился вовремя. Персонал посольства и все советские граждане,
подлежавшие эвакуации, съехали с частных квартир и находились уже здесь.
     Лейтенант карабинеров сверился со своим списком и пропустил Гри-Гри.
     Как все изменилось в посольстве за двое последних суток!
     Служебные кабинеты тоже заселены, многие спали на полу.
     Гри-Гри  и  до  того  часто думал об  Этьене,  но  сейчас,  когда все
укладывали  вещи,   паковали  багаж,   жгли  лишние  бумаги,  он  со  всей
отчетливостью представлял себе трагизм положения Этьена.
     В  этот день,  24 июня,  в  посольство прибыл начальник протокольного
отдела  МИД  Италии Чилезио.  Ему  передали список советской колонии,  там
значился и Гри-Гри.
     Отъезд  затруднялся тем,  что  на  деньги посольства и  торгпредства,
хранящиеся в банках Италии, наложен арест.
     Стало известно,  что  шведская миссия взяла на  себя защиту интересов
СССР.  Вечером  того  же  дня  в  советское  посольство  прибыл  посланник
нейтральной Швеции барон  Бек-Фрииз.  Он  сообщил,  что  всеми  вопросами,
связанными с эвакуацией, занимается дипломат Пломгрен.
     Сперва  итальянцы  предложили  эвакуировать  русских  морем  -  через
Неаполь в Одессу.  "Мы бы тогда проплыли близко от Вентотене", - мелькнула
мысль у  Гри-Гри.  Но как можно плыть в  Одессу,  если и  в Эгейском,  и в
Мраморном, и в Черном морях хозяйничает флот нацистов?
     Позже предложили  такой  вариант:  эвакуироваться поездом до Испании,
оттуда пароходом в США и через Аляску,  Дальний Восток - в Москву. Нашлись
итальянские   антифашисты,   которые   предупредили,  что  план  подсказан
нацистами, исходит из недр германского посольства.
     Замышляют интернировать персонал посольства в  Испании  или  потопить
его в море. Подозрительный кружной маршрут был отвергнут.
     Только к  26  июня  определился маршрут:  через Югославию,  Болгарию,
Турцию.  Накануне в посольство  прибыли  шведские  дипломаты.  Они  обошли
здание,  им вручили инвентарные книги, список оставленных ценных предметов
и тяжелую связку ключей.  На имя Пломгрена оформили доверенность, чтобы он
мог  получать  в  банке  деньги  советского  посольства  для  оплаты  всех
расходов, связанных с эвакуацией.
     Барон  Бек-Фрииз  сопровождал советского  посла  до  вагона.  Гри-Гри
увидел  на  вокзале Чилезио,  тот  вручил  послу  заверенный министерством
список отъезжавших. Из 167 пассажиров 157 составляли персонал посольства и
торгпредства,  но и  остальные десять,  в  их числе Гри-Гри,  пользовались
отныне дипломатическим иммунитетом.
     5  июня поезд отошел от римского перрона.  Маршрут:  Рим -  Венеция -
Белград -  София -  Стамбул.  В  каждом вагоне ехал  карабинер,  но  общий
контроль осуществляла команда эсэсовцев.  Когда  их  не  было  поблизости,
итальянцы охотно вступали в разговоры.
     Через пять суток  поезд  доплелся  до  небольшой  болгарской  станции
Свелинград,  на границе с Турцией;  там надолго застряли. На соседнем пути
стоял состав с персоналом бывшего советского посольства в Германии.  У них
кончилось  продовольствие,  и  "римляне"  поделились  с  ними,  чем могли.
"Берлинцы" покинули  столицу  фашистского  рейха  в  спешке,  в  атмосфере
истерической   враждебности.   Гестаповцы  хамили  и  чинили  всевозможные
препятствия.
     17 июля в 8 утра пересекли турецкую границу.
     Каждый день оглушал Гри-Гри громом тревожных сообщений. Они врывались
по ходу поезда -  сначала на итальянском,  потом на сербском, болгарском и
турецком языках.  Радиоприемник в  поезде работал с большими перебоями,  а
местную газету не всегда найдешь,  не всегда поймешь. Но даже если сделать
поправку на необъективность болгарской и  турецкой печати,  дела на фронте
были плохи.
     Из пограничного Свелинграда поезд,  которым ехал Гри-Гри,  направился
по маршруту Стамбул -  Анкара -  Карс.  Из Карса уже сравнительно нетрудно
добраться до Ленинакана.
     4  августа,   после  месячного  путешествия,  персонал  посольства  и
торгпредства прибыл в Москву.


                                    97

     Не успели съесть воскресный обед -  в тот день полагался кусочек мяса
и две картофелины, - к Марьяни прибежали уголовники:
     - Немцы напали на русских! Италия объявила войну России!
     Новость потрясла Этьена,  хотя он давно ждал ее. И не успел он побыть
наедине со своей тревогой,  как их вызвали на прогулку.  Они всегда гуляли
вместе,  трое  политических -  Марьяни,  подполковник Тройли  и  Этьен.  А
четвертого политического -  Лючетти - водили на прогулку отдельно, строгий
режим не разрешал ему ни с кем общаться.
     Нечего и  говорить,  что  все  сорок минут,  отпущенные на  прогулку,
обсуждалась ошеломляющая новость.
     Марьяни  утверждал,  что  Гитлер  и  Муссолини  сделали  непоправимую
ошибку.  Он пространно доказывал, почему нельзя браться за оружие ни тому,
ни  другому,  и  напомнил  предостережение  Фридриха  Великого  о  русских
солдатах:  их  нужно  дважды застрелить и  потом еще  толкнуть,  чтобы они
наконец  упали.  О,  Фридрих Великий хорошо  знал  русских солдат,  и  его
соплеменники скоро в этом убедятся.
     "Вот  такой солдат -  наш  Старик!  -  с  гордостью подумал Этьен.  -
Кого-кого,  а  Старика  война  наверняка не  застала  врасплох.  Настоящий
разведчик встречает войну во всеоружии..."
     Тройли в воинственном пылу размахивал кулаками,  выкрикивал проклятия
по адресу большевиков -  с  Россией церемониться не станут!  Сам он подаст
прошение королю и  дуче с  просьбой немедленно направить его на  фонт,  на
передовую.
     Тройли,  участник похода на Рим в 1922 году,  был консулом фашистской
милиции,  служил в  генеральном штабе,  а  все  свободное время проводил у
зеленых  столов  в  игорных домах.  Французская разведка подцепила его  на
крючок в  Монте-Карло и  по дешевке купила этого заядливого,  нечистого на
руку  картежника,  жуира  и  приверженца  французского коньяка  "мартель".
Сперва Тройли прокутил казенные деньги,  а  затем  начал  по  сходной цене
продавать французам военные тайны.  Если  ему  верить,  он  пошел  на  это
потому,  что  обиделся на  Муссолини -  тот  обещал,  что Тройли изберут в
парламент,  и надул. Происходит он из древнего аристократического рода, их
фамилия упоминается у Данте в "Божественной комедии",  предок Тройли сидит
там в аду.
     Как раз в те дни Марьяни перечитывал диалоги Цицерона о государстве и
законах.  Втроем они уже не раз обсуждали проблемы,  затронутые Цицероном.
Марьяни   напомнил   Тройли   высказывание  Цицерона   о   справедливых  и
несправедливых войнах.  Если  верить  Цицерону,  война,  которую Гитлер  и
Муссолини начали сегодня на рассвете против России, несправедливая, потому
что  начата без  оснований.  Ни  Германия,  ни  Италия не  были  вынуждены
отразить нападение врагов или отомстить за обиду.  Цицерон утверждает, что
только  та  война  считается справедливой,  которая возвещена,  объявлена,
начата из-за неисполненного требования возместить нанесенный ущерб.
     Тройли обругал Цицерона,  а  Марьяни не  стерпел такого поношения,  к
концу  прогулки разбушевался и,  когда их  разводили по  камерам,  крикнул
Тройли вдогонку:
     - Чтоб тебе подавиться твоим же языком!
     Этьен прогуливался безмолвно,  и  можно  было  подумать,  что  он  не
принимает спора близко к сердцу, а на самом деле с нетерпением ждал, когда
окончится прогулка и  он  сможет  остаться  в  камере  наедине  со  своими
мыслями, опасениями, тревогами.
     Горько знать,  что в  такие часы ты  отторгнут от  родины и  ничем не
можешь ей  помочь.  А  сколько мог бы  сделать Конрад Кертнер на  свободе,
оставаясь по эту сторону фронта!
     Да,  Этьен ничем помочь сегодня не  может.  Но  хоть  бы  знать,  что
принесли пользу его донесения, знать, что они помогли Красной Армии!
     Особенно настойчиво он обращался мыслью к танковым войскам.  Успели у
нас наладить серийное производство "Т-34"?  Много лет  назад  Этьен  начал
серьезно заниматься танками. Еще в начале тридцатых годов он интересовался
работой  6-го  инспекционного  отдела  германского   генерального   штаба.
Возглавлял   6-й  отдел  полковник  Гейнц  Гудериан,  там  разрабатывались
вопросы,  связанные с бронетанковой  техникой,  там  пытались  предугадать
характер будущей войны.  Хотелось думать,  что и у нас напряженно работает
мозговой трест,  который не уступит 6-му инспекционному отделу и сможет  в
будущих  схватках  потягаться с этим самым Гудерианом.  Этьен был высокого
мнения  о  начальнике  бронетанкового  управления  Иннокентии   Андреевиче
Халепском,   знал   и   начальника   управления  по  новой  технике  Ивана
Андриановича Лебедева.
     Этьена  беспокоила  толщина  брони,   так  как  обычная  броня  в  20
миллиметров предохраняет только от пуль,  а  не от осколков,  это показали
бои в Испании.
     Вторая проблема,  тоже жизненно  важная,  -  дизельный  мотор  "В-2".
Сколько у него преимуществ перед бензиновыми двигателями, которые стоят на
намецких танках!  Да и силенок у нашего побольше - 500 "лошадей",  могучий
табун!  Только подумать,  что еще в начале тридцатых годов нашим танкистам
рассылали  инструкцию,  согласно  которой  бензиновые  моторы,  опасные  в
эксплуатации,  следовало  заводить в присутствии пожарников...  Знаком был
Этьен  и  с  главным  конструктором  "тридцатьчетверки"  Михаилом  Ильичом
Кошкиным. Помнится, он родом из Переяславля-Залесского, на два года моложе
Этьена,  а здоровьем не отличался.  Ему  никак  нельзя  сидеть  подолгу  в
движущемся  танке,  а  тем  более  делать  в  танке  длительные  переходы,
проводить испытания.  Температура внутри при таких испытаниях африканская,
до 65 градусов, да еще с газком...
     Многое беспокоило Этьена в то трагическое воскресенье и в последующие
дни,  когда  он  неустанно  и настойчиво думал о вооружении Красной Армии.
Вызывали тревогу самолеты.  Удалось ли нашим  конструкторам  за  последние
два-три года набрать высотенку и скоростенку?  Чтобы получить ответ на все
эти вопросы,  требовалось немногое - оказаться на свободе и  добраться  до
своих...  Впрочем,  как  он  может судить о сегодняшнем вооружении Красной
Армии, сидя здесь, в одиночке ј 36? Наивное и бессмысленное занятие!
     Он даже  не знает,  какая сегодня форма у Красной Армии.  Может,  та,
которую он в последний раз надевал в 1935 году,  тоже устарела?  Был с ним
однажды   такой  случай:  вернулся  в  Москву  из  длительной  заграничной
командировки,  а для какого-то пропуска ему нужно было сняться  в  военной
форме.  Пришлось  попросить гимнастерку у товарища,  поскольку собственная
вышла из моды...  Сохранился ли дома его  буденновский  шлем  и  шинель  с
"разговорами"   -  красными  поперечными  полосами?  Когда-то,  будучи  на
Востоке,  он узнал  из  одного  вражеского  разведдонесения,  что  красные
полосы,  нашитые на шинели,  облегчают противнику прицеливание.  Вражеским
снайперам и в голову удобно целиться,  так  как  на  шлем  нашита  большая
красная  звезда.  Он  написал  тогда Берзину специальную докладную о нашей
форме, которая демаскирует в бою красных командиров. Форму вскоре сменили,
но  Этьен  так  и  не  узнал,  сыграла  ли тут какую-то роль его докладная
записка или это было сделано независимо от его сигнала.
     Необходимо думать о самом главном, но до этого ему хотелось отчетливо
представить себе,  как наша армия сейчас одета,  и его раздражало,  что он
отвлекался от главного.
     Да,  он был бы бесконечно счастлив, если бы мог очутиться сегодня под
небом Родины,  в строю, в форме командира Красной Армии. Кому и когда он в
последний раз козырнул,  до  того как снял форму и  надел штатский костюм?
Разве такое запомнишь...  И  не  сразу ему  удалось когда-то  отучиться от
строевого шага  и  обрести  свободную,  раскованную походку.  Давненько не
ходил  строевым шагом!  "Левое плечо  вперед!"  -  подал он  неведомо кому
беззвучную команду и  сам  повернулся.  Как бы  не  приключился с  ним при
возвращении в армию такой конфуз: начнет печатать на марше строевой шаг, а
по инерции,  по стародавней тюремной привычке, после четырех шагов сделает
поворот через левое плечо. Весь строй может испортить!..
     Через неделю пришла иллюстрированная воскресная газета;  опубликованы
фотографии и подробный отчет о параде войск,  направлявшихся в Россию. Уже
в   первой   половине   июля   предполагалось   перебросить    итальянский
экспедиционный корпус на какой-то участок Южного фронта.  В корпус входили
механизированные дивизии "Пасубио" и "Торино",  мобильная  дивизия  "Принц
Амадео   герцог   д'Аоста",   артиллерийский   полк   и   23-я  эскадрилья
истребительной авиации.
     Тройли -  единственный узник, у которого приняли прошение об отправке
на  фронт,  нескольким уголовникам отказали.  Прошение Тройли  было  полно
верноподданнических чувств и злобных выпадов против русских, которых нужно
проучить раз и навсегда.
     Фашистские главари  Италии  боялись,  как  бы  их  войска не опоздали
принять участие в восточном блицкриге.  А подполковник Тройли, отправивший
свое прошение, боялся отстать от экспедиционного корпуса.
     Тройли  и  прежде  высокомерно относился  к  постоянным спутникам  по
прогулке.  А  в  ожидании  ответа  на  свое  прошение  держался еще  более
надменно,  в  спорах  с  Марьяни грубил,  Кертнера называл тайным  агентом
Коминтерна.
     Как Тройли ни был антипатичен,  Кертнер и Марьяни брали у него старые
газеты,  которые тот  исподтишка им  передавал.  Но  в  последний раз  оба
демонстративно не взяли газет и порвали с Тройли всякие отношения.
     - Да что с тобой попусту спорить,  - сказал Марьяни в сердцах. - Спор
о тени осла...
     Кончилось тем,  что Марьяни и Кертнер отказались выходить с Тройли на
совместные прогулки.
     Капо  диретторе обещал выполнить их  требование,  но  не  успел этого
сделать:  тюрьму облетела весть,  что ходатайство Тройли удовлетворено. Он
попрощался с  Марьяни и Кертнером со снисходительностью человека,  который
по  досадному недоразумению очутился на  Санто-Стефано в  одной компании с
ними.  Он  торопится на  фронт,  он  вернется оттуда генералом,  он научит
большевиков с уважением относиться к дуче,  он заставит их трепетать перед
итальянским оружием!
     В день, когда Тройли уезжал, сводка с русского фронта сильно огорчила
Этьена..  Да,  вести неутешительные.  Если верить газетам, немецкие войска
продвигаются в  глубь России,  они  уже  завоевали почти всю Белую Россию.
Ясно, речь идет о Белоруссии. Этьен с острой тревогой подумал о затерянном
в  лесном захолустье деревянном городке Чаусы,  где  живут  добросердечная
мачеха  Люба,  другие родичи и  друзья его  детства.  Неужели огненный вал
докатится так  далеко,  прежде чем  Красная Армия оправится от  внезапного
удара и перейдет в контрнаступление?
     Однако день сменялся днем,  а вести  с  русского  фронта  по-прежнему
приходили неутешительные.
     С содроганием вглядывался Этьен в фотоснимок - лагерь русских пленных
в  Умани.   Многотысячная  толпа  страдальцев!   Второй  снимок  -   смотр
итальянским  частям,  которые  движутся  на  фронт.  Перекресток  дорог  в
восемнадцати километрах от Умани,  Муссолини стоит в открытой машине рядом
с  Гитлером.   На  третьей  фотографии  снова  снят  дуче,  "первый  пилот
Итальянской империи".  Целых  полчаса  Муссолини  вел  самолет,  на  борту
которого  находился Гитлер,  Гиммлер  и  другие  главари,  когда  все  они
возвращались из Умани в Германию. Вот, наверное, натерпелись страху!
     "А на сколько лет был заключен пакт о ненападении?  - вспомнил Этьен,
вглядываясь во  все  эти  фотографии,  опубликованные в  воскресной газете
"Доменико дель коррьере".  -  Кажется, на десять лет. Миновало меньше двух
лет. Хорошо ли мы использовали передышку? Многое ли успели сделать?"


                                    98

     Еще  до  того  как  подъехали к  Москве,  Гри-Гри  понял,  что  город
эвакуируют.
     Навстречу  им   промчался  странный  эшелон,   сплошь   состоящий  из
вагонов-ресторанов,  набитых