декабря 1936 года.
     4. Делио  Лионелло,  инструктор на аэродроме Чинизелло,  арестован 12
декабря 1936 года.
     (Следует еще шесть человек, арестованных одновременно с Кертнером, из
числа которых трое  ему  вообще незнакомы,  никакого отношения к  нему  не
имеют и привлечены к делу по ошибке).
     Прочитав материалы и обвинительный акт,  в котором Верховный прокурор
требует  у  комиссии  предания  суду  (следует  семь фамилий) и оправдания
(следует   три   фамилии),   комиссия   констатируетї    дїе-їюїрїеї    иї
дїе-їфїаїкїтїо.
     В  1934  году  иностранец,  национальность и  имя  которого точно  не
выяснены,  приехал  в  Италию,  поселился в  Милане,  поддерживая связь  с
представителями деловых  кругов,  и  стал  заниматься военным шпионажем во
вред  фашистскому  режиму  и  государству.  Называет  он  себя  австрийцем
Конрадом Кертнером,  но уроженцем какой страны является,  точно установить
не удалось.  Предпринятое по этому поводу расследование позволяет считать,
что  данные  им  о  себе  сведения неверны  и  что  конфискованные у  него
документы,  согласно которым  он  родился  в  Австрии  (община Галабрунн),
подделаны. Расследование по этому поводу продолжается.
     Установлено,  что  в  течение долгого времени Конрад Кертнер развивал
деятельность во вред фашистской Италии и  ее верному союзнику Германии,  в
пользу   Советской  России.   Почти   все   обвиняемые,   имевшие  с   ним
непосредственный контакт,  полагают,  что  он  -  русский,  хотя  является
совладельцем фирмы в Милане.
     Сам Конрад Кертнер отрицает,  что он занимался шпионажем,  но в то же
время  не   пожелал  дать  никаких  объяснений  по  поводу  многочисленных
документов  секретного  характера,  преимущественно  германских,  а  также
итальянских.  Документы конфискованы у  него  в  момент  ареста,  а  также
обнаружены при обыске в конторе и дома. Конрад Кертнер отрицает, что знает
других  обвиняемых,  имевших с  ним  преступные связи  и  доставлявших ему
различные  секретные документы.  Исключением является  Делио  Лионелло,  у
которого Кертнер брал уроки летного мастерства.
     Преступная  деятельность Кертнера  была  обширна,  он  протянул  свои
щупальца также на Турин,  Геную,  Болонью,  Брешию и  Специю.  Ему удалось
привлечь  ценных  специалистов и  опытных  техников,  которые  состояли на
службе в  промышленных предприятиях,  снабжающих итальянские и  германские
вооруженные силы.
     Патриотизм и  честность  одного  итальянца,  а  также  усердие  наших
органов  тайной  полиции  привели к  тому,  что  осенью  1936  года  лица,
участвующие в  этих преступных событиях,  были взяты под  надзор и  вскоре
попали в руки правосудия.
     В конце августа 1936 года Джакомо Кампеджи, работавший прежде в фирме
"Анджело Белони" в Специи и командированный в  один  из  портов,  в  фирму
"Кантиери  Навали  Този",  чтобы  руководить установкой цистерн Белони для
подводных лодок,  строящихся для итальянского и германского флота,  будучи
уволен со службы,  приехал в Специю,  чтобы получить окончательный расчет.
Он встретился со своим старым знакомым Атэо Баронтини и в разговоре с  ним
выразил беспокойство по поводу своего будущего: он приобретал вскоре право
на пенсионное вознаграждение,  но перерывы в стаже,  вызванные участием  в
забастовках,  осложняли  положительное  решение  вопроса  фирмой  "Анджело
Белони".  Баронтини обещал содействие своих  влиятельных  родственников  в
урегулировании этого вопроса при условии, если Кампеджи согласится оказать
некоторые услуги одному лицу,  лишившемуся родины после прихода Гитлера  к
власти.  Это  лицо  интересовалось планами и чертежами подводных лодок,  в
частности германских подводных лодок,  плавающих в  Средиземном  море  или
находящихся на перевооружении; речь шла о некоторых новых приборах на этих
судах. Кампеджи притворился, что принимает предложение Баронтини, и обещал
достать  просимое.  Не  возвращаясь  в  порт,  где  он  работал,  Кампеджи
отправился в Рим и донес обо всем в морское министерство.  Там он  получил
сверток  чертежей,  которые  касались  расположения  батарей и моторов для
электрической тяги  подводных  лодок.  Эти  чертежи  Кампеджи  должен  был
передать  Баронтини для доказательства виновности того,  а затем выяснить,
кто его руководители и  пособники.  Кампеджи  действительно  отправился  в
Специю и передал Баронтини чертежи, попросив в виде поощрительной премии и
в уплату всех транспортных  расходов  1000  лир.  Но  с  поличным  поймать
Баронтини  не  удалось,  и  карабинеры,  которые  издали наблюдали за этой
встречей и которым было поручено в удобный момент арестовать  Баронтини  с
поличным, не могли выполнить своего замысла в связи с тем, что Баронтини в
последнюю минуту переменил место встречи и обезопасил себя от  свидетелей.
Найти  у  Баронтини  сверток  с  чертежами также не удалось,  но зато была
установлена его связь с Паскуале Эспозито на борту парохода  "Патриа".  Во
время тщательного обыска в одном из трюмов были обнаружены упомянутые выше
документы.
     Паскуале Эспозито на  допросах отрицал  получение этих  материалов от
Баронтини,  но выяснилось, что он действовал по поручению одного человека,
которого знал как австрийца и  который имел связи с иностранными торговыми
сотрудниками.  При содействии Паскуале этот человек,  назвавшийся Конрадом
Кертнером,  австрийский гражданин,  был арестован 12 декабря прошлого года
одновременно с  группой лиц,  подозреваемых в сотрудничестве с ним.  Арест
произошел в тот момент, когда Кертнер получил от Паскуале Эспозито пакет с
документами. Их встреча состоялась в Милане, в траттории, сданной в аренду
фирмой  "Мотта"  ресторатору Доменико Джакометти.  Встреча была  назначена
заранее,  а  в  пакете  находились чертежи,  которые  Кампеджи  получил  в
военно-морском министерстве.  Свой  патриотический долг  Паскуале Эспозито
выполнил  после  своего  возвращения из  последнего  рейса  в  Испанию  на
пароходе "Патриа", где вторым помощником капитана служил Атэо Баронтини.
     Обыск,  произведенный на квартире и  в  международном бюро патентов и
изобретений  "Эврика",   совладельцем  которого  являлся  Конрад  Кертнер,
позволил   конфисковать  многочисленные  документы  секретного  характера,
которые  выявили  шпионскую деятельность,  развиваемую в  течение  долгого
времени   коммерсантом  Кертнером  во   вред   итальянским  и   германским
вооруженным силам.
     Первое  расследование показало,  однако,  что  некоторые  задержанные
могут быть освобождены за полным отсутствием состава преступления (названы
четверо,  в  том  числе  авиатор Делио  Лионелло),  и  потому они  в  ходе
следствия были выпущены на свободу в силу статьи 269-й Уголовного кодекса.
     Закончившееся  следствие  дает  доказательства  вины  всех  остальных
обвиняемых (следует шесть фамилий).
     Следственная комиссия передает их  в  Особый  трибунал для  вынесения
приговора.

Турин, 3 января 1937 года".


     После того как Кертнеру было предъявлено следственное заключение,  он
должен  был  подписью  своей  подтвердить,  что  ознакомился  с  ним.  Но,
возвращая  заключение,   он  выразил  письменный  протест:  суду  пытаются
подсунуть документы,  чертежи,  к которым он, Кертнер, не имеет отношения,
которых ни в конторе "Эврика", ни у него дома не было и которые подброшены
агентами ОВРА при обыске в его отсутствие.


                                    47

     Вагон прицепили к неторопливому товарно-пассажирскому поезду.
     Кое-кто пялил глаза на  арестантов,  когда их  вели по платформе,  но
большинство пассажиров остались равнодушны к привычному зрелищу.
     - Ну,  что он там натворил?  -  спросил, кивнув на Кертнера, смазчик,
который простукивал буксы.
     - Иностранец.  Политический,  -  сообщил рыжий карабинер,  и разговор
оборвался.
     Рыжий  карабинер сидел  в  куле  напротив Кертнера и,  пока  поезд не
тронулся,  держал  цепь  от  наручников.  Никто  не  отважится  убежать  в
наручниках.  Но  таков закон караульной службы -  пусть арестант все время
чувствует, что находится под строгим конвоем.
     Капрал,   начальник  конвоя,   который   сопровождал  большую  партию
арестованных,  оказался симпатичным,  вежливым молодым человеком. Проехали
всего несколько станций,  а он уже разговорился с арестантом, сообщил, что
фамилия его Чеккини, что конвой прислан из Рима.
     Увы, в последние годы он чаще всего конвоирует политических, а служит
при  римской  тюрьме  "Реджина  чели"  -  сопровождает туда  арестованных,
перевозит осужденных из Рима в другие тюрьмы.
     Вчера следователь Де Лео предупредил Кертнера: допрос будет продолжен
в Риме.
     - Я всегда любил этот город с его достопримечательностями,  -  сказал
Кертнер.
     - Ну,    вряд    ли    тюрьму    "Реджина   чели"    можно    назвать
достопримечательностью Рима, - недобро усмехнулся Де Лео.
     Капрал признался с  внезапной откровенностью,  что его сильно тяготит
служба. Два брата работают на шахте в Сицилии, сестра белошвейка, отец всю
жизнь рыбачит.  Дома твердят,  что он,  капрал,  выбился в люди, но сам он
считает  себя  неудачником.  Черт  его  дернул  учиться  в  военной школе,
получить  в  проклятой  Абиссинии  пулю  в  бедро,  а  затем  поступить  в
карабинеры!  Это правда,  что тюремщиками и полицейскими чаще всего служат
уроженцы Сицилии, Сардинии или Калабрии.
     Но не потому,  что люди там хуже, а им просто некуда больше деться, у
них нет другого спасения от безработицы, они поневоле менее разборчивы.
     Когда рыжий карабинер вышел из  купе,  капрал рассказал и  про  него.
Родом он из Рима,  столяр, остался без работы. А как прокормить себя, мать
и сестренку?  Капрал перешел на доверительный шепот и сообщил, что товарищ
тоже  тяготится своими обязанностями.  Но  что  делать,  оба  они  приняли
военную присягу.
     - Форма вам очень идет, - сказал Кертнер простодушно и искренне. - На
платформе все женщины оборачивались.
     Высокий,  статный  Чеккини  и  в  самом  деле  очень  хорош  в  форме
карабинера -  пилотка надета чуть набок, на одну бровь; белый лакированный
ремень  продернут под  левым  погоном;  красные лампасы на  брюках кажутся
очень яркими,  может быть, потому, что вшиты в черное сукно. И хотя шпоры,
вделанные в  каблуки,  не всамделишные,  фальшивые,  у  Чеккини такой вид,
словно он  еще  сегодня гарцевал на  лихом коне,  а  спешился только перед
отходом поезда.
     Позже  карабинеры  собрались  поужинать  и   пригласили  в   компанию
австрийца. Тому сильно досаждали наручники, и Чеккини разрешил их снять на
время ужина.  Австриец готов поужинать,  но с условием:  завтра он угостит
обедом.
     Назавтра Кертнер попросил симпатичного капрала,  - согласно правилам,
у  него  хранились деньги арестанта,  -  чтобы  рыжий  карабинер купил  на
ближайшей станции три обеда,  стандартные, но дорогие обеды по десять лир.
Карабинерам такие обеды не по карману. В каждом пакете булочки с ветчиной,
четверть  цыпленка  с   картофелем,   пасташютта  в  пергаментном  кульке,
бутылочка фраскатти,  мягкий сырок "бельпаэзе",  несколько груш. К каждому
пакету  приложена жестяная ложечка и  вилка.  Помимо  трех  обедов Кертнер
поручил рыжему  карабинеру купить  апельсины в  плетеной корзиночке и  три
пачки сигарет.
     - Только   не   вздумайте  покупать   какие-нибудь   дешевые,   вроде
"Национале"! Купите лучшие венгерские...
     Позже,  когда все  закурили,  на  запах хороших сигарет в  купе зашел
кондуктор, его тоже угостили.
     У  карабинеров нашлось вино,  прислали Чеккини из  дому.  Он оказался
парнем простецким,  откровенным, назвал себя неудачником и в личной жизни.
Кто  захочет  назваться  его  невестой?  По  итальянским законам  служащим
полиции не разрешено жениться раньше тридцати лет.
     Чеккини подтрунивал над  собой,  над  своим  начальником и  рассказал
анекдот.  Один карабинер решил лбом вбить гвоздь в дощатую перегородку, но
гвоздь никак не поддавался.  В  чем дело?  Оказалось,  в соседней комнате,
прислонясь к  стене затылком,  стоял полковник карабинеров.  Вот  гвоздь и
согнулся.
     Рыжий карабинер вышел в коридор,  а капрал ушел в соседний вагон, где
также  везли  арестованных.  И  Этьен  остался в  купе  наедине со  своими
тревогами и заботами.
     Он  пытался  заснуть,  притулившись  к  стенке  у  окна.  Бесконечной
шеренгой убегали назад телеграфные столбы.
     Генуя осталась позади.  Поначалу Этьен думал, что суд устроят там, но
его везут в Рим, это пахнет Особым трибуналом и тюрьмой "Реджина чели", ее
название можно, пожалуй, перевести как "Царица небесная"...
     "Где  ошибка?  Какой из  советов Старика мною забыт?  Каким наказом я
пренебрег?"
     Он  перебирал в  своей  встревоженной памяти десятки советов Старика,
какие получал на протяжении всей конспиративной жизни.
     Подследственный снова  и  снова  становился дотошным,  проницательным
следователем по своему делу.  В поисках оплошностей, промахов, упущений он
снова сопоставлял две свои жизни - коммерсанта и разведчика.
     В последние дни, уже понимая, что может вот-вот попасть в западню, он
сознательно несколько раз  изменял  своим  всегдашним правилам  и  нарушал
законы конспирации - поехал на свидание с Анкой, наведался домой к Ингрид.
Но  он  твердо знал:  не  эти вынужденные нарушения установленного порядка
явились причиной провала. И если бы он до последнего дня не продолжал свою
деятельность,  не  принял бы  всех  мер  к  тому,  чтобы Центр получил все
материалы, он счел бы себя трусом, бездельником и дезертиром...
     Все  последние дни  он  очень  нуждался в  советах  Старика,  но  тот
далеко-далеко, в Испании...
     "В том-то и  особенность нашей профессии -  мы чаще,  чем кто-нибудь,
остаемся  в   полном  одиночестве,   такая  у  нас  судьба...   Не  с  кем
посоветоваться, все нужно решать самому. Притом решать молниеносно, иногда
в  те доли секунды,  какие предоставляет тебе противник.  А следователь не
должен заметить,  что я  пришел к решению не сразу,  успел перебрать в уме
несколько вариантов решения и выбрал один из них".
     Опытный разведчик привык самостоятельно принимать решения,  в отличие
от  иных  работников аппарата,  которые  слишком привыкли чувствовать себя
подчиненными...
     Хорошо, что у Италии натянутые отношения с Австрией.
     Может,   это   затруднит   проверку   всех   его   паспортных  данных
контрразведкой?  Потому  что  ответ,  который  может  поступить из  общины
Галабрунн или  из  Линца на  запрос ОВРА,  ничего хорошего ему  не  сулит.
Паспорт в полном порядке,  у него "железный сапог", как принято говорить у
разведчиков, но ходить в этих сапогах по Линцу нельзя...


     Вагонное окно  наполовину открыто.  Над  головой,  на  верхней сетке,
лежит маленький саквояж Этьена.
     Наручники сняты. Рыжий карабинер дремлет.
     Этьен  инстинктивно скользнул  взглядом  по  кобуре  с  пистолетом  и
подсумку, висящим на белом лакированном ремне.
     "Ну,  предположим,  сбегу на ближайшей станции.  А  куда денусь?  Где
скроюсь  от  черных  рубашек?  Беспаспортный  бродяга,  без  крыши,  сразу
поймают..."
     В  купе вошел капрал,  увидел,  что рыжий карабинер спит,  а арестант
сидит напротив не смыкая глаз.
     Капрал, тормоша рыжего, спросил без тени испуга:
     - Добрый христианин, как тебе спится?
     - Пусть немного поспит, - сказал австриец вполголоса. - Я не доставлю
вам служебных неприятностей.


                                    48

     Тюремщик положил руку на опущенное плечо.
     - Зачем вы нам мешаете?  -  взорвался Паскуале. - Разве срок свидания
уже кончился?
     - Не кончился. Но синьорина ушла...
     Тюремщик предложил Паскуале пройти в камеру,  а тот по-прежнему стоял
и держался за решетку - пальцы даже побелели - и  с  кривой  усмешкой,  не
очень осмысленно повторял:
     - Ушла, синьорина ушла...
     Тюремщик подал кружку с  водой.  Наконец-то  Паскуале оторвал руки от
решетки.
     Зубы застучали о кружку, он выпил всю воду, но во рту так же сухо.
     Он заплакал,  гулко,  на всю комнату,  рассмеялся, а когда выходил из
комнаты свиданий, сильно ударился плечом о косяк двери-решетки...
     Паскуале написал Джаннине письмо, но ответа не было.
     Он решил,  что письмо затерялось в тюремной канцелярии, поскандалил с
надзирателем и потребовал, чтобы к нему в камеру явился начальник охраны -
капо гвардиа.
     Тот заверил,  что тюремная администрация в  данном случае ни при чем.
Подследственному  Эспозито  в   виде  исключения  разрешена  переписка  до
окончания следствия.
     Капо гвардиа сообщил, что деньги Паскуале получит завтра утром. А что
касается письма, то когда дочь в тюремной канцелярии оставляла деньги, она
сказала: пусть синьор Эспозито писем от нее не ждет.
     Паскуале отправил второе письмо, подробно написал о том, что именно с
ним произошло,  и  в  конце вопрошал:  "Почему ты мне не отвечаешь?  Ты же
слышишь мои рыданья?"
     Он ждал, нетерпеливо ждал, а ответа все не было.
     Тогда он  понял,  что Джаннина никогда его не  простит,  отреклась от
него.
     А на суде станет ясно, что он предатель. На него станут оборачиваться
и  смотреть с  жалостью,  с  ненавистью,  и  никто -  с сочувствием,  даже
Джаннина. Все будут презирать его, в том числе и Коротышка, который сделал
его предателем.
     Он попросил молитвенник, тюремщик принес.
     Паскуале нашел "Молитву о доброй смерти" и выучил наизусть.
     "О распятый мой Иисусе, милостиво прими молитву мою, которую тебе уже
теперь воссылаю вместо часа смерти,  когда оставят меня все мои чувства. О
сладчайший Иисусе,  когда угасающие и закрывающиеся очи  мои  не  будут  в
состоянии взирать на тебя,  помяни любовный взор мой,  которым ныне смотрю
на тебя,  и помилуй меня! Когда засыхающие уста мои уже не смогут целовать
пречистые твои язвы,  вспомни лобызания,  которые ныне на них оставляю,  и
помилуй меня!  Когда холодеющие руки мои уже не  смогут  держать  распятие
твое,  вспомни,  с какой любовью ныне его обнимаю,  и помилуй меня! Когда,
наконец,  коснеющий язык мой не сможет промолвить ни слова, вспомни, что и
тогда,  молча,  взываю - помилуй меня!  Иисусе,  Мария, Иосиф, вам передаю
сердце и душу мою!  Иисусе,  Мария,  Иосиф, будьте при мне в последний час
жизни моей! Иисусе, Мария, Иосиф, да испущу в вашем присутствии дух мой!"
     Тайком  от  надзирателя он  начал  распускать  присланные  ему  носки
домашней вязки. Нитки были грубой шерсти, крепкие.
     Паскуале сматывал их в клубочек и думал:
     "Эти самые нитки разматывались при вязании в быстрых руках матери.  А
до  того мать сама их пряла.  А  до того сама сучила шерсть.  И  овец тоже
стригла сама.  А  еще  раньше,  мать,  страдая от  одышки,  карабкалась по
каменным кручам, с трудом поспешая за овцами".
     Жаль,  очень жаль,  что носки не куплены в каком-нибудь галантерейном
магазине. Ему было бы легче, если бы их не связала мать.
     Вот он остался в одном носке,  а еще через день обувал оба башмака на
босые ноги. Зябко зимой в башмаках без носков!
     "Так и  ревматизм недолго нажить,  -  встревожился он и тут же горько
вздохнул: - Пожалуй, не поспеет ко мне ревматизм..."
     Вечером  следующего дня,  когда  в  тюремном коридоре зажегся тусклый
фонарь, надзиратель вошел в камеру к Паскуале, принес кувшин с водой.
     Заключенный  стоял  под  оконной  решеткой,   стоял,   на   цыпочках,
прислонившись к стене,  с бурым,  набрякшим лицом,  а голова неестественно
склонилась на плечо. В сумерках надзиратель не сразу увидел серый крученый
шнурок, который тянулся от решетки к шее.
     С криком:  "Нож, скорее нож!" - надзиратель выбежал в коридор, тут же
вернулся  в камеру,  перерезал шнурок,  и тело Паскуале безжизненно осело.
Надзиратель с трудом поднял его,  уложил на койку,  - не думал, что щуплый
человек окажется таким тяжелым!
     Прибежали тюремный вра