меня ты пострадала.
     - Я  каждый день молюсь богу и  прошу его,  чтобы это недоразумение с
тобой и моим шефом поскорее выяснилось.
     - Ты лишилась работы?
     - Пока синьор Паганьоло меня не уволил.  Конечно, конторскую работу в
Милане найти нелегко.  Найти работу труднее,  чем ее потерять.  Лишь бы не
потерять свое доброе имя!
     - Поверь,  я  это сделал только ради тебя.  Когда я  узнал,  что тебя
схватили черные рубашки, что тебя жестоко пытают...
     Джаннина от удивления даже отступила на шаг,  затем снова прильнула к
решетке и  крикнула так,  что соседи встрепенулись,  а тюремщик вскочил со
скамейки:
     - Кто тебе сказал?
     - Разве неправда?
     - Подлая ложь.
     - А твое окровавленное белье?
     - Зачем они тебя обманывали?  -  ответила она в  тревожном недоумении
вопросом на вопрос.
     Паскуале,  потрясенный новостью,  онемел.  Новость была бы радостной,
если бы он уже не понял, что стал жертвой провокации.
     - Что им нужно было от тебя,  отец?  - все громче кричала Джаннина. -
Чего они домогались?  Надеюсь,  ты не поддался? Не запятнал своей чести? Я
могу гордится тобой, как прежде?
     Он двумя руками судорожно ухватился за прутья решетки так высоко, как
только мог дотянуться, и поник головой.
     - Ты ничего не сказал лишнего?
     С большим трудом поднял он голову, уткнулся лицом в вытянутые руки.
     В  эту страшную минуту он хотел,  чтобы решетки между ним и Джанниной
были гуще, чтобы можно было спрятать лицо. А еще лучше, если бы его и дочь
разделяли сейчас не две решетки, а три, пять, десять...
     Но все равно ему некуда было спрятаться, укрыться от вопроса:
     - Значит, это ты?
     Он и  сейчас не мог собраться с силами,  поднять веки и посмотреть на
дочь.  Только поэтому он не увидел,  как сильно она изменилась в лице - ни
кровинки.  Он  ждал от нее слез,  которые облегчили бы его совесть,  но не
дождался этих слез.
     Она повернулась и пошла к двери, низко опустив голову.
     - Джаннина, девочка моя! - закричал он вслед, но она не обернулась на
крик, от которого вздрогнул тюремщик.
     А больше никого крик не всполошил.
     Мрачная комната, перегороженная двумя решетками, - эти решетки не раз
были смочены слезами и  слышали всякое,  в  том  числе и  крики вдогонку в
самые  трагические,   последние  мгновения,  когда  кончается  свидание  и
начинается  разлука  -  иногда  короткая,  иногда  многолетняя,  а  иногда
вечная...
     Джаннина отвратила от Паскуале свой взгляд, свой слух и свое сердце.


                                    40

     Кто в августе занимался оформлением паспортов? Некто узнал в дирекции
райзебюро "Вагон ли", что этот конторщик работает теперь в филиале бюро на
вокзале Хайлигенштадт, найти его было нетрудно.
     Конторщик  взял  в   руки  паспорт  Скарбека,   сличил  фотографию  с
владельцем, внимательно вгляделся в визу и заявил:
     - Никогда не держал этого паспорта в руках. Иначе на нем стоял бы мой
особый,  малозаметный и  никому  не  известный  знак.  -  Конторщик  резко
повернулся к  Скарбеку:  -  Как  выглядел  человек,  которому  вы  сдавали
паспорт?
     Скарбек  неуверенно  описал  внешность  этого  человека;   он   сумел
вспомнить лишь самые общие его черты.
     - Значит,  вы  попросту забыли,  как выглядел тот человек,  -  сказал
Некто с явным неудовольствием.
     - Я же вам сказал, - настаивал Скарбек. - Не брюнет, но и не блондин,
глаза не  голубые,  но и  не черные,  круглолицый,  средних лет,  среднего
роста,  с брошкой на галстуке. А у господина, с которым, я только что имел
честь  познакомиться,  седые виски.  -  Скарбек повернулся к  конторщику и
спросил озабоченно: - Может, у вас недавно умер кто-нибудь из близких? Или
случилось другое горе?
     - У меня-то, слава богу, все здоровы, - сказал конторщик враждебно.
     Разговор происходил не  в  помещении райзебюро -  там  много публики,
толчея,  - а перед входом в бюро на вокзале. Некто вызвал туда конторщика.
Скарбек  с  подчеркнутым смущением,  извинившись несколько  раз,  попросил
герра конторщика снять на минутку шляпу - он хочет еще раз себя проверить.
     Конторщик даже покраснел от возмущения,  но с ироническим послушанием
снял шляпу и  уже не надевал ее.  Скарбек отошел вбок,  чтобы поглядеть на
конторщика еще и в профиль, а затем уверенно подтвердил:
     - Нет, это не тот господин, с которым я имел дело в августе.
     Не  в  интересах Скарбека было бросить тень подозрения на конторщика,
который мог только навредить, если бы ему пришлось доказывать свое алиби.
     Конторщик отвел  герра  Некто в  сторону.  Они  вдвоем прогуливались,
беседуя  и  поглядывая все  время  в  сторону Скарбека.  По  злобному лицу
конторщика было  ясно  -  он  полон  подозрений и  делится ими  с  сыскным
агентом.
     - Может,  у  вас  в  прошлом году был какой-то  помощник?  -  спросил
Скарбек, когда гуляющие наконец приблизились.
     Некто торопливо поддержал Скарбека. Как же он сам не догадался задать
такой простой вопрос?
     - Да, у меня был помощник, - подтвердил конторщик.
     - Служит в райзебюро?
     - Нет,  он  уехал в  Испанию.  Воюет там  с  большевиками.  Преданный
партайгеноссе...
     - Гм, тот, кто крупно играл в тотализатор? - вспомнил Некто.
     - Не берусь упрекать человека, если ему на ипподроме так везло.
     Скарбек сделал вид,  что  не  придает разговору о  помощнике большого
значения, что слушает вполуха, нарочно перевел разговор на другую тему, но
он  уже  понимал,  что ему повезло,  ему невероятно,  феноменально,  почти
сверхъестественно  повезло,   потому  что  существует  на  белом  свете  и
отсутствует в  Вене  какой-то  помощник конторщика,  а  на  него можно все
свалить.
     Да, иногда  Его  Величество  Случай  вмешивается в развитие событий и
предопределяет  успех  или  провал  дела.  Но  чтобы   одна   несчастливая
случайность  так  совпала  с другой счастливой - такого Скарбек не помнил.
Надо же,  чтобы этот писарь Гофман,  или кем он там числится в  германском
консульстве, приехал в Вену, и надо же, чтобы помощник конторщика уехал из
Вены!
     Скарбек отлично знал - не просят визу в консульстве и не  сдают  туда
свой паспорт, если в паспорте уже имеется самодельная виза. Поляки в таких
случаях говорят:  "Сам себе саван подал".  Чтобы не играть с огнем,  нужно
было добыть совсем другой паспорт.  Как бы искусно ни была подделана виза,
есть у паспортистов свои,  неизвестные даже пограничникам, секретные знаки
на паспортах, которые нельзя вызнать.
     Но в этот раз Скарбек,  при всей его сверхосторожности,  никак не мог
ждать,  пока товарищи пришлют ему из Германии новый "сапог".  Скарбек, еще
до выезда из Турина,  узнал,  что Гофман в  германском консульстве в  Вене
больше не  работает.  Поездку же  нельзя было откладывать ни на один день.
Могли  погибнуть  все  плоды  деятельности  Этьена,   полученные  с  таким
трудом...  Надо  было  как  можно скорее выехать в  Германию и  как  можно
быстрее вернуться. Нельзя надолго оставлять Помпео одного в фотоателье, он
и  не  берется за  художественные фотопортреты.  А  то все красотки Турина
забудут дорогу в "Моменто".
     - Если бы одна только подпись Гофмана, - продолжал возмущаться Некто.
- Печать тоже  поддельная.  Германский консул обязательно подымет скандал.
Полицей-президиум задерживает вас в Вене до выяснения.
     - Отель  здесь хороший.  И  дороговизна меня  не  смущает.  Но  прошу
учесть,  что я стеснен временем. Провести рождество в дороге... Подпись не
та,  печать не та.  - Скарбек обратился к конторщику: - Но в книгах вашего
райзебюро должно быть зарегистрировано мое поручение.
     - Мы такой регистрации не ведем, - мрачно ответил конторщик.
     - Вот где возможность для злоупотребления! - воскликнул Скарбек.
     Некто  тоже  истолковал поведение конторщика как  желание  выгородить
своего помощника.
     На обратном пути Скарбек заявил агенту Некто:
     - Если я буду нужен,  вы найдете меня в отеле.  Понимаю,  у вас много
дел,  но  вижу -  хотите помочь мне скорей уехать.  Прошу не  обидеть меня
отказом.  Вот еще деньги на  автомобиль,  чтобы разъезды не  отняли у  вас
слишком много времени.
     Некто заколебался, и Скарбек вынудил его к согласию логичным доводом:
расходы не станут больше оттого, что тот будет ездить по городу один, а не
вдвоем.  Скарбек вынул бумажник и отсчитал 200 шиллингов.  Некто аккуратно
вложил ассигнации в старое портмоне времен Франца-Иосифа и обещал:
     - Остаток верну.
     Таксомотор подъехал к отелю.  Скарбек вышел, договорились, что завтра
утром Некто позвонит...
     Звонок раздался ровно в девять утра.
     - Говорит инспектор Ленц,  -  послышался в трубке голос Некто.  - Вам
следует срочно явиться в  полицей-президиум.  Может,  еще  сегодня удастся
получить визу.
     Инспектор Ленц, он же Некто, встретил Скарбека как старого приятеля:
     - Вас снова примет доктор Штрауб.
     У  той  же  тяжелой  дубовой двери  поджидал конторщик райзебюро,  он
по-прежнему смотрел на  Скарбека враждебно,  а  тот  притворялся,  что  не
замечает его антипатии.
     - Как спали?  Как самочувствие? - осведомился инспектор Ленц, подходя
к той же заколдованной двери.
     - Долго  не  мог  уснуть  из-за  этой  истории.  Я  рассказал жене  о
случившемся,  и она довольно логично,  а для женщины,  можно сказать, даже
очень  логично заметила:  "Невозможно,  чтобы  фальшивую печать  поставили
только в твоем паспорте. Видимо, этот жулик мастерил такие же визы другим!
Значит, полиции легче будет его выловить".
     - Конец ниточки у нас в руках, - заверил инспектор Ленц.
     Наконец доктор Штрауб вызвал Скарбека и  Ленца к  себе,  а конторщика
попросил подождать в коридоре.
     - Вы  твердо уверены,  что  вам  оформлял визу  не  тот,  кто  ждет в
коридоре? - спросил доктор Штрауб.
     - Вы мне оказываете большое доверие,  доктор,  -  ответил Скарбек.  -
Между прочим,  у  нас в  коммерции тоже многое основано на личном доверии.
Честное слово иного коммерсанта, надежнее, чем вексель. Тем паче я не могу
злоупотреблять вашим доверием, не могу бросить тень на чью-то честь только
для того,  чтобы избавиться от  непредвиденных хлопот.  Ткнуть в  человека
пальцем и  заявить:  "Это он!" -  не для моей совести.  И,  положа руку на
сердце, я заявляю, что этому конторщику паспорт не вручал.
     Доктор Штрауб снова повертел в руках паспорт.
     "В  самом деле,  зачем богатому пану  нужна фальшивая виза,  если  он
ездил и сейчас едет под своим именем, по своему паспорту, со своей семьей?
Нелогично!"
     - Такое  жульничество имеет  смысл только в  одном случае,  -  сказал
доктор Штрауб убежденно.  -  Когда нет возможности получить визу легальным
путем.  Германский рейх не  хочет быть гостеприимным без  разбора.  Теперь
приезд   многих  лиц   стал   нежелательным  по   политическим,   расовым,
национальным причинам.
     - Занятия коммерцией давно отучили меня  от  политики.  Но  думаю,  в
данном случае происшествие объясняется не политикой, а коммерцией...
     Штрауб  не  спешил согласиться со  Скарбеком,  и  тогда  тот  обратил
внимание доктора,  что уплатил в  августе за  визу в  райзебюро "Вагон ли"
семьдесят два  шиллинга,  а  оказывается,  виза  стоит  только  три  марки
восемьдесят пфеннигов.  Только сейчас узнал!  Значит, кто-то присвоил себе
всю разницу.  Вот кто-то,  кому очень нужны были деньги, и рассудил: зачем
отвозить деньги в  консульство,  если можно обойтись фальшивым штемпелем и
воспроизвести  хорошо  знакомую  подпись  Гофмана?   А  скольким  господам
ежедневно в  разгар  туристского сезона оформляли выездные визы  в  Третий
рейх? И кто знает, со скольких господ неправильно взыскали налог?
     Инспектор Ленц счел нужным доложить доктору Штраубу, что конторщика в
прошлом году  некоторое время замещал его  помощник.  Помощник уволился из
райзебюро  в   начале  октября.   Тот   молодой  человек  часто  играл  на
тотализаторе и, по словам конторщика, жил не по средствам.
     "Бог мне простит,  если я все свалю на того молодчика,  -  усмехнулся
Скарбек про себя.  - Он поскакал на помощь Франко, но на этот раз поставил
явно не  на  ту  лошадку...  Может,  его уже на всю эту и  загробную жизнь
проучили республиканцы?"
     - Вам  еще  придется подсчитать,  сколько  рейхсмарок положил в  свой
карман этот любитель резвых лошадей.  Вот в  Китае не  могло бы возникнуть
такого  злоупотребления.   Как   там   взимается  налог?   Гербовые  марки
наклеиваются непосредственно на счета, на векселя, на паспорта...
     - Езжайте в Германское консульство,  к вице-консулу Мюльбаху.  Я туда
сейчас телефонирую, и вам дадут визу.
     - Очень вам благодарен.  К сожалению,  коммерческие дела не позволяют
мне дольше задерживаться в Вене,  а в Гамбурге меня ждут на рождественские
праздники.  Правда, не совсем бескорыстно. От меня ждут свадебного подарка
для   двоюродной  племянницы.   Я   уже   заказал  подарок  в   берлинском
универсальном магазине  "Кауфхауз дес  Вестенс".  Вам  не  приходилось там
бывать?  Станция метро  Виттенбергплац.  Солиднейшая фирма...  Простите за
нескромный вопрос:  у вас,  доктор, есть двоюродная племянница? Нету? Хочу
поделиться  с   вами   одним  наблюдением:   чтобы  узнать  самых  дальних
родственников,   достаточно  разбогатеть.  Тут  есть  свой  точный  закон:
взаимное тяготение родственников друг  к  другу  прямо  пропорционально их
массе и обратно пропорционально квадрату расстояния между ними...
     Доктор Штрауб с удовольствием посмеялся.
     Германский вице-консул Мюльбах уже был в курсе дела.  В кабинет вошел
канцелярист и сказал:
     - Это вчерашняя история.
     Скарбек сделал в  присутствии шефа  учтивое замечание:  не  надо было
вчера,  до  выяснения всех  обстоятельств,  говорить  о  его  паспорте  во
всеуслышание в приемной,  где было много публики.  Он верит,  что афериста
найдут, по крайней мере доктор Штрауб его в этом заверил, видимо, у него и
в самом деле уже есть в руках какая-то ниточка...
     Вице-консул  приказал  канцеляристу  выдать  визу.  Канцелярист  взял
паспорт, долго его изучал и, наконец сказал:
     - Мой  почерк  прекрасно подделан.  А  вот  подпись Гофмана никуда не
годится, топорная работа.
     Но  особенно бурно  канцелярист возмущался тем,  что  с  клиента было
получено в  августе  семьдесят два  шиллинга,  в  то  время  как  за  визу
взыскивается всего три марки восемьдесят пфеннигов.
     - Но  я-то хорош!  Уплатил семьдесят два шиллинга и  не заметил,  что
меня обжулили.  Не коммерцией мне заниматься, а играть в лото! - издевался
над собой Скарбек.
     Из консульства он поехал назад в райзебюро "Вагон ли",  заказал билет
себе в Гамбург, жене и сыну до Праги, тем же поездом.


                                    41

     Через  три  дня  Кертнера вызвали на  допрос.  За  столом сидел новый
следователь,  а  в  кресле  возле  стола  Кертнер увидел знакомого доктора
юриспруденции. В петличке у него фашистский значок.
     Когда конвойные вышли, доктор отвел глаза и сказал:
     - Я сожалею о случившемся. Больше такое не повторится.
     Доктор  подошел,  протянул  руку  Кертнеру  и  попросил  извинить  за
несдержанность.
     - Нет.  -  Кертнер отступил на шаг и заговорил по-немецки:  - Мы не в
равных условиях, и подать вам руку не могу. Я мог бы простить неграмотного
карабинера,  но  не доктора юриспруденции.  Это вы преподали урок римского
права своим боксерам тяжелого веса. - Кертнер сплюнул кровь.
     Доктор  торопливо  вышел  из  комнаты,   а   Кертнер  успел  заметить
пренебрежительную улыбку,  которой его проводил новый следователь.  К чему
относилась  улыбка  -   к   опрометчивой  злобе  начальника  или   к   его
скоропостижному раскаянию?
     Следователь  заговорил  по-французски.  Кертнер  отрицательно покачал
головой.  Следователь  перешел  на  английский  -  безуспешно.  Неожиданно
прозвучал какой-то вопрос на ломаном русском языке.  Кертнер пожал плечами
- не понимает.
     Пришлось следователю поневоле  вернуться  к  немецкому,  который  он,
по-видимому,  знал  слабо  и  старался  его  избежать.  А  Кертнер нарочно
заговорил  по-немецки  сложными  витиеватыми  фразами  и   очень   быстро.
Следователь  вспотел,  лицо  его  было в испарине,  он мучительно подбирал
немецкие слова, а Кертнер подавлял в себе желание подсказывать ему.
     И лишь после этого Кертнер с безупречного немецкого перешел на плохой
итальянский.
     Новый следователь также начал с вопроса о ключах от сейфа в "Банко ди
Рома", но весьма спокойным тоном.
     Может,  просто  хотел  продолжать допрос  с  того  пункта,  каким  он
закончился позавчера?
     Кертнер упрямо и  зло  повторил то,  что  сказал Коротышке,  а  новый
следователь в  ответ  спокойно закурил сигарету,  протянул пачку Кертнеру,
тот отказался.  Следователь начал рассказывать о дьявольски сложных замках
в банковских сейфах Милана и вдруг спросил:
     - Хотите знать, как взломщика сейфов называют русские?
     - Интересно, как?
     - Укротитель медведей.
     - Для русских это даже остроумно! - рассмеялся Кертнер.
     В   самом  деле   смешно:   весьма  вольный  перевод  русского  слова
"медвежатник"!
     Следователь рассказал про знаменитого взломщика сейфов, который сидел
в  миланской тюрьме еще во  время первой мировой войны.  Итальянцы узнали,
что в австрийском посольстве в Берне хранятся важнейшие военные документы.
Взломщику обещали свободу,  если  он  сумеет проникнуть в  то  посольство,
вскрыть сейф,  похитить документы.  Взломщик согласился, терять  ему  было
нечего. Его переправили в Швейцарию, он снял комнату напротив австрийского
посольства,  досконально изучил распорядок дня всего персонала и в удобное
время  проник  в  здание.  Он  открыл  сейф,  выполнил  поручение,  привез
секретные документы в  Италию,  а все лежавшие в сейфе швейцарские франки,
согласно условию,  присвоил.  Нечего и говорить, что в тюрьму взломщик уже
не вернулся.
     - Хочется думать, что сейчас итальянцы, с большим уважением относятся
к секретным сейфам моей родины, - сказал Кертнер.
     - Во  всяком  случае,  мы  не  более  любопытны к  вашим,  чем  вы  к
итальянским секретам, - отпарировал следователь.
     Трехдневный перерыв в  допросах был вызван тем,  что вскрывали сейф в
"Банко  ди  Рома".  Второй следователь,  в  отличие от  первого,  понимал:
Кертнер не стал бы по-мальчишески прятать ключи,  если бы в сейфе на самом
деле хранилось что-то секретное; всякий сейф можно в конце концов открыть.
На этот раз пришлось автогеном вырезать замок в бронированной дверце,  что
удалось сделать только на третий день.
     Новый  следователь  ничуть  не  удивился,  когда  узнал,  что  ничего
изобличающего в сейфе не обнаружено.
     Кертнер уже  понял,  что  у  нового следователя совсем другой уровень
мышления,   нежели  у  тщедушного  коллеги,  никудышного  психолога.  Этот
дотошнее,  догадливее,  умнее предшественника, и разговаривать с ним будет
нелегко.
     Коротышка не спускал с Кертнера колючего взгляда, а новый следователь
избегал того,  чтобы допрашиваемый читал ход его мыслей,  и, наоборот, сам
прятал глаза за дымчатыми стеклами.  Не про  таких  ли  людей  Достоевский
где-то сказал: "С морозом в физиономии"?
     У нового следователя аккуратная, круглая, похожая на тонзуру, лысина,
окаймленная густыми,  уже седеющими волосами -  будто темя его выбрито, он
священнослужитель и  лишь перед допросом снял сутану,  а  мундир его -  не
более чем  маскарад.  На  толстом пальце перстень с  крошечным черепом,  и
новый  следователь играет своим  перстнем,  внимательно его  разглядывает,
будто видит череп впервые.
     - А  куда  делся скафандр,  который вам  продали в  Монтечелио весной
этого года? - неожиданно спросил следователь.
     Кертнер оценил опасность вопроса и ответил без запинки:
     - Чемодан со  всеми  кислородными доспехами лежал на