Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
ислом подробностей.
Перед закрытыми глазами проходили вереницей все, с кем он сотрудничал
в последние месяцы. Ему еще предстоит очная ставка с тем, кто предал.
Не хотелось думать, что его выдал Паскуале, - скорей всего, Паскуале
сам стал жертвой чьего-то предательства. А полуобморочное состояние, в
котором Паскуале явился тогда в тратторию, объясняется его давней
трусостью; видимо, она стала прогрессировать. Вот что значит испугаться до
потери осторожности! Когда Паскуале находится во власти страха - он все
время облизывает губы.
Может быть, Блудный Сын? Этьен вспомнил, как они сблизились. За
столиком в портовой таверне в Специи шел пустячный разговор о всякой
всячине. Кто-то заметил: Муссолини добился в конце концов того, что поезда
в Италии стали ходить по расписанию. И тогда этот самый Блудный Сын
сказал: "Я предпочел бы, чтобы поезда наши по-прежнему опаздывали". И
столько в его словах было скрытой ненависти, что Этьен сразу распознал в
нем убежденного антифашиста, не смирившегося с режимом. Да, иногда важнее
не то, что человек сказал, а то - как сказал, выражение лица, его глаза.
О Блудном Сыне тоже не хотелось думать плохо, хотя его биография
давала некоторые основания для тревоги. Отец - крупный судовладелец, у
него свои верфи в Специи и в Генуе. Он послал сына совершенствоваться на
верфи в Гамбург и Бремен, но тот не слишком увлекся судостроением,
познакомился с немецкими социал-демократами и коммунистами, проникся
идеями, которые совершенно не соответствовали тому, что проповедовалось в
семье молодого хозяина фирмы. Блудный Сын оказался предприимчивым, ловким,
хитрым подпольщиком, чрезвычайно удачливым в выполнении самых рискованных
поручений. Это он, пользуясь положением второго помощника капитана
парохода, везущего в Испанию разобранные "мессершмитты" последней модели,
выкрал чертежи самолетов из сейфа, а затем положил их обратно. Однажды
Блудный Сын в ответ на похвалу Кертнера сказал: "Это что! Были бы у меня
время и средства, я бы достал корону Виктора-Эммануила и снял с нее
копию". Может, Блудный Сын не выдержал допросов, пыток и выдал товарищей,
рассчитывая на то, что отец поможет освободиться своему раскаявшемуся
отпрыску, разыгравшему "Возвращение блудного сына"? У отца огромные связи,
огромные деньги, он много сделал для итальянского военного флота, может
рассчитывать на заступничество самого дуче.
Еще больше подозрений вызывал у Этьена муж Эрминии. Не случайно Этьен
так встревожился, когда его застал в фруктовой лавке Маурицио! Красивый
парень с характером, который можно определить словами "бери от жизни все".
В подпольной борьбе самое опасное - когда человек любит прихвастнуть, а
кроме того, часто наступает на пробку. Хвастун может легко проговориться в
компании приятелей, перед которыми ему захочется побахвалиться.
Хвастовство - самый опасный порок у того, кто обязан держать язык за
зубами и строго придерживаться правил конспирации. Этьен где-то читал, не
помнит, где именно, скорее всего у Бальзака, что обманутые страсти,
оскорбленное тщеславие, болтливость - самые лучшие агенты полиции. А
сожитель Эрминии - во власти оскорбленного тщеславия, он любит вспоминать,
как его в армии обошли чинами, наградами, и начинает объяснять случайному
собеседнику, почему обошли - из-за симпатии к антифашистам. А долго ли
проболтаться, когда бутылка виноградной водки - граппы - уже распита?
Граппа, поставленная полузнакомым собутыльником, который кажется таким
симпатичным и вызывает полнейшее доверие лишь потому, что щедр на
угощение. А щедрость этого симпатяги весьма кстати, потому что Эрминия
отказалась сегодня выдать деньги на попойку...
Остался бы Оскар, Гри-Гри или Скарбек в фруктовой лавке пить граппу с
Маурицио после того, как Эрминия передала все секретные подарки?
Но, судя по всем допросам, Эрминия вне подозрений, и Этьен терялся в
догадках: как же ее сожитель мог оказаться доносчиком, если связь
поддерживалась только через Эрминию? Только она знает туринский адрес,
откуда тянется ниточка к Скарбеку.
"Моменто", видимо, осталось вне поля зрения ищеек. Нет никаких
оснований считать, что в "Моменто" заглядывали сыскные агенты и что в
фотоателье были какие-нибудь неприятности.
И все-таки очень тревожил муж Эрминии с его букетом привычек, со
скользкими чертами характера, прямо противопоказанными подпольной
работе...
В день прибытия Кертнера туринская ОВРА устроила ему несколько очных
ставок, которые позволили судить о масштабах постигшей его катастрофы.
Он отказался признать, что знаком с другими арестованными, за
исключением авиатора Лионелло, своего летного инструктора.
Первая очная ставка состоялась с Блудным Сыном, тот держался отлично.
- Вы когда-нибудь видели этого человека? - следователь кивнул на
Кертнера, которого ввели в комнату.
Вот не рассчитывал Кертнер увидеть в Турине того самого следователя в
дымчатых очках и с лысиной-тонзурой, который допрашивал его последние дни
в Милане.
- Уверенно сказать не могу... - неуверенно произнес Блудный Сын. -
Может быть, видел, а может быть, и не видел. Этот синьор не врач? Кажется,
я встретил его в местной больнице, когда пришел туда проведать одну
близкую знакомую. Впрочем, может быть, я ошибаюсь. Вы не гинеколог?..
В тот же день состоялась очная ставка с Паскуале Эспозито. Кертнер
отказался признать в нем знакомого. Кажется, он мельком видел синьора на
палубе парохода "Патриа", а затем этот синьор почему-то оказался его
соседом по столику в траттории у фабричных ворот "Мотта".
Кертнер несколько раз заставил Паскуале назвать свое имя и свою
фамилию, недоуменно пожимал плечами и наконец сказал:
- Не обижайтесь, пожалуйста, но ваше имя мне ничего не говорит.
Однако для точности мне надо было бы навести справки у компаньона. Может,
вы имели дело с синьором Паганьоло, а не со мной?
Паскуале Эспозито не понимал, что Кертнер отрекается от него ради
облегчения его участи, пытается выгородить его из этого дела, и
разобиделся - Кертнер сторонится его, как прокаженного!
Паскуале дрожал от нервного озноба, плакал от обиды, от стыда, от
отвращения к самому себе, а Кертнер наивно полагал, что Паскуале одержим
только страхом. И в минуты очной ставки Кертнер не хотел думать, что
Паскуале привезли к воротам фабрики "Мотта" в полицейском автомобиле, что
он явился в тратторию в роли провокатора.
Но самая большая неожиданность и самое большое огорчение ждали
Кертнера на следующий день, ему устроили очную ставку с Гри-Гри.
Кертнер и не подозревал, что Гри-Гри арестован. Где и когда это
произошло? Откуда Гри-Гри привезли в Турин? И как хорошо, что уже много
месяцев никто и нигде не мог видеть Кертнера в обществе сухопарого,
неторопливого, молчаливого Гри-Гри.
И, сидя перед столом следователя, Этьен мысленно благословил Старика
за то, что тот приучил его к сверхосторожности, когда дело касалось связи
с товарищами из Советской России. Как ни велико было искушение, как ни
велика бывала нужда, Кертнер никогда не встречался с Гри-Гри по делам,
связанным с приемкой продукции, изготовляемой по заказу советских
импортных фирм. Приезды Гри-Гри в Милан были тем более естественны, что
там находилось советское торгпредство, там работала жена.
Откуда у ОВРА могут взяться улики против Кертнера и Гри-Гри, если ни
встреч между ними, ни переписки не было в природе?!
Кертнер не растерялся, когда оказался лицом к лицу с милым его сердцу
Гри-Гри. Горькая неожиданность для обоих!
Оба чувствовали на себе испытующие, пронизывающие взгляды
следователя, но лица их выражали только недоумение.
В ходе следствия Кертнер сочинил версию, по которой некоторыми
секретными чертежами интересовался какой-то сотрудник консульства
какого-то славянского государства. У него с Кертнером было два деловых
свидания. Этьен так искусно разработал эту версию, что даже проницательный
и дошлый следователь поверил ему. Жаль, очень жаль, что Кертнер не знает
ни подданства, ни фамилии подозрительного славянина, который предпочел
воздержаться от вручения своей визитной карточки. Адрес консульства не
сообщил и притом с одинаковой свободой говорил и по-сербски, и по-чешски.
И вот кому-то из влиятельных сотрудников ОВРА, кажется, самому доктору Де
Лео, пришла в голову мысль, что Гри-Гри и есть тот самый славянин, с
которым дважды встречался Кертнер.
На очной ставке Кертнер категорически опроверг предположения доктора
Де Лео. Безупречно сыграл роль постороннего и Гри-Гри.
- Тот был лысоват, с небольшим брюшком, - разочарованно процедил
Кертнер. - А этот - вы сами видите...
Гри-Гри оставалось только недоуменно пожимать плечами: он долговяз,
волосы у него подстрижены ежиком.
- Вы убеждены, что это не тот славянин? Может, вы его не узнали?
- Как же я, синьор комиссар, мог бы не узнать человека, который
испортил мою деловую карьеру, запятнал мою репутацию и причинил столько
страданий? Ну зачем бы я стал щадить того славянина, ограждать его от
наказания и затруднять следствие? Совсем не в моих интересах!.. И как он
ловко меня обманул! - Кертнер изобразил возмущение. - Можете поверить - не
так-то легко обмануть опытною дельца, к каким я имею смелость себя
относить.
Кертнер полагал, что следователя не устроит одна очная ставка с
Гри-Гри и что им предстоят еще встречи.
Но назавтра вообще не вызвали на допрос, а послезавтра Кертнеру стало
известно, что уже сочиняют следственное заключение.
ОВРА не решилась долго держать у себя советского работника без
серьезных оснований, и Гри-Гри освободили за отсутствием улик.
44
Как только поезд отошел от венского вокзала, к Скарбеку вернулось
умение хорошо разговаривать по-немецки.
Агент в белом кашне испарился, но от Скарбека не ускользнуло, что его
тучный, лысый коллега ехал до чешской границы.
А после границы, когда тучный, лысый сошел с поезда, Скарбек завел
разговор со старшим кондуктором. Уже в пути они решили ехать в Гамбург
всей семьей, чтобы вместе провести рождественские праздники. Можно ли
будет купить билеты для жены и мальчика от Праги до Гамбурга? Не возникнут
ли осложнения при переезде семьи через германскую границу? Старший
кондуктор полистал паспорт Скарбека и сказал: жена с сыном вписаны в
паспорт, виза автоматически распространяется на них, если переезд через
границу одновременный. А что касается отдельного купе от Праги, то он
берет все заботы на себя.
Скарбек дал старшему кондуктору деньги на два билета до Гамбурга,
щедро поблагодарил его за предстоящие хлопоты и попросил лично проследить,
чтобы часть багажа не была, бронь боже, выгружена в Праге. По гамбургскому
билету отправлены черный чемодан и ящик с крокетом, а по билетам до Праги
- серый чемодан, кофр и коробка для шляп.
Во время стоянки поезда в Праге старший кондуктор проделал все, что
нужно. Но пассажир из вагона "люкс" был из тех, кому всюду мерещатся воры
или, недобросовестные сотрудники. Он несколько раз подходил к багажному
вагону, все тревожился, все боялся, что его багаж по ошибке выгрузят в
Праге.
Скарбек не был бы Скарбеком, если бы после визита агента в белом
кашне, после того, как им заинтересовалась политическая полиция, не сменил
бы станцию назначения и поехал туда, куда взяты билеты. А если гестаповцы
уже приготовились встретить его в Гамбурге и опекать там?
Он решил сойти в Берлине, но со старшим кондуктором об этом не
заговаривал.
По приезде на берлинский вокзал Скарбек направился к багажному
вагону, дал кладовщику хорошие чаевые и сказал, что дела вынуждают его
сделать остановку на несколько дней в Берлине. Пассажир из вагона "люкс"
ушел с перрона, только когда тележка с его багажом проследовала в багажное
отделение. Позже, не доверяя агенту отделения, пассажир из вагона "люкс"
сам явился туда с двумя носильщиками. Его просили не беспокоиться, обещали
прислать багаж по любому берлинскому адресу в течение часа. Но суматошный
и недоверчивый пассажир предпочел, чтобы все вещи погрузили в таксомотор,
которым он едет в отель на Курфюрстендамм.
Оба чемодана, кофр и ящик с крокетом водрузили на решетчатый
багажник, прикрепленный к крыше. Приезжий показался шоферу "опеля" весьма
щедрым, но суетливым, недоверчивым господином. В последнюю минуту он
попросил покрепче привязать багаж к решетке наверху. Будто "опель" могло
так тряхнуть на безукоризненном берлинском асфальте, что багаж посыплется
с крыши.
Однако в Берлине, в отеле на Курфюрстендамм, Скарбек задержался
ненадолго. Уже следующим вечером швейцар гостиницы "Полония" на Аллеях
Ерузалимских в Варшаве грузил в лифт его багаж.
Портье приветливо встретил Скарбека и сказал, протягивая ключ:
- Пану приготовлен тот самый номер, где пан останавливался в августе.
- Вежливо благодарю пана.
- Сановный пан надолго к нам?
- Хочу провести рождество в родном городе. - Скарбек заторопился к
лифту, а перед тем, как войти в него, спросил у портье: - Можете прислать
мне утром портного?
- Конечно, пан.
- Насколько помню, в "Полонии" меня обслуживал очень симпатичный
пан...
- Пан Збышек?
- Кажется, так.
- Я пришлю его...
После завтрака Скарбек запер дверь за вошедшим в номер портным; на
шее у того сантиметр, лацканы утыканы булавками.
- Пан Збышек, рад вас видеть в добром здравии. - Скарбек принялся
распаковывать ящик с крокетом. - Я еще ношу пиджак, на котором вы
переставили пуговицы. С того дня - ни морщинки!
Скарбек отвинчивал ручки у крокетных молотков, тряся их над столом.
Из полых, искусно выточенных ручек посыпались кассеты с микрофильмами.
Скарбек свинтил молотки, уложил их обратно в ящик, спрятал пленки во
внутренний карман пиджака, застегнул его на пуговицу, снял с себя пиджак и
протянул его пану Збышеку.
- Прошу вычистить и выгладить, как пан это умеет делать.
Пан Збышек вышел из номера, осторожно неся пиджак на плечиках. В
карманах пиджака лежали фотокопии чертежей, отправленных нынешним летом с
заводов "Мессершмитт", "Фокке-Вульф" и "Хейнкель" в Италию и в Испанию.
Через несколько дней фотокопии чертежей совершат новое и последнее
свое путешествие - на восток.
45
Тоскано приехал в Милан без предупреждения, но Джаннина не выглядела
удивленной. Она встретила Тоскано, сидя за пишущей машинкой, со спокойной,
холодной приветливостью.
Если верить Тоскано, он явился в контору "Эврика" в рабочее время
только потому, что сегодня уезжает, и притом надолго. И его ждет вовсе не
увеселительная прогулка.
- Куда держишь путь?
- Наша организация оказала мне большую честь и доверие. - Он
горделиво пригладил волосы и зачесал их назад. Тоскано все время помнил,
что был бы еще красивее, если бы волнистые волосы не росли так низко,
закрывая лоб.
Он ждал нового вопроса, доказательства ее заинтересованности, но
вопроса не последовало, и он сам добавил:
- У меня под началом будет взвод "суперардити". Дуче будет гордиться
своими питомцами.
- Чувствуется, ты внимательно читаешь все речи дуче.
- Что же - у меня нет собственного мнения?
- Может, оно у тебя и есть. Но иногда мне кажется, что ты свое мнение
взял взаймы у кого-то в фашистском клубе.
- Мы называем соратником только того, чьи мысли совпадают с нашими.
Эти мысли не могут разниться, они должны вплотную прилегать друг к другу,
потому что сквозь щели проникает враг.
- Бриллиантин придает красивый блеск твоей прическе, но мысли у тебя
причесаны еще лучше, чем волосы.
- Да, мы не стесняемся своего единомыслия. Поэтому дуче и называет
нас своей опорой.
Джаннина задумалась и сказала после паузы, как бы взвешивая каждое
слово:
- Опорой может служить лишь то, что способно сопротивляться.
- Однако ты за это время далеко ушла. Только не знаю, куда...
- Ты имеешь в виду годы в отряде баллила? Да, тогда я знала наизусть
стихи Муссолини. До сих пор не могу позабыть стихотворение "Любите хлеб -
сердце домашнего очага!", хотя тот хлеб за шесть лет изрядно почерствел, к
нему подмешали отрубей и всяких заменителей. Да, я твердила вместе с тобой
и другими фашистское заклинание: "Верить, повиноваться, сражаться!" Я тоже
пела с твоими дружками песню. Как там?.. "Дуче, дуче, кто из нас не сумеет
умереть?.. Обнажим свои мечи мы, как ты только пожелаешь... День наступит,
и отчизна - Мать великая героев - призовет на подвиг смелый..."
- День наступил, и мы обнажили меч.
- Своим мечом вы спешите отрубить каждый палец, указывающий на зло,
на ложь. Стыдно за таких итальянцев!
- Может, ты стесняешься называть себя итальянкой? - ухмыльнулся
Тоскано. - А меня дуче научил гордиться тем, что я итальянец!
- А заодно - отучил молиться... Болтаете о защите церкви от красных,
а сами... Где же ваша любовь к ближнему? Забыли католическую веру. Сама
слышала, прелат говорил об этом в воскресной проповеди. - Джаннина
нахмурилась, но морщинки тут же исчезли, не оставив следа на чистом лбу.
- Хорошо, что новые друзья не запретили тебе ходить в церковь.
- Мои друзья хотя бы не говорят гадостей о церкви, как фашисты...
- Многие верующие идут с нами.
- Бесчестная игра, - снова тень мимолетно коснулась ее лба.
- Сама церковь всегда так поступала.
- А Иисус Христос?
- Если о нем все время думать... - рассмеялся Тоскано.
- Что тогда?
- Не те времена! Время распинать других, чтобы не оказаться распятым
самому.
- Дуче все время призывает вас хвататься за оружие...
- Да, "суперардити" - смелые ребята!
- Все зависит от того, как человек употребляет свою силу воли и свою
смелость - на добро или во зло. Каждый человек обладает способностью
совершенствоваться, а может, и развращаться. Ты болтаешь о церкви, а когда
последний раз был на исповеди?
- Не помню.
- Потому что совесть нечиста. А я исповедуюсь каждый месяц и, ты
знаешь, еще никогда не солгала. Ходить на исповедь и врать - все равно что
воровать в церкви свечи. А если ты рассчитываешь на мое благословение или
на то, что я буду молиться за твоих "суперардити" и за тебя...
- Я не выпрашиваю у тебя благословения. Но знай, если бы ты не была
Джанниной, тебе бы не поздоровилось. Тебя бы заставили прикусить язык!
Джаннина решительно встала, направилась к двери и раскрыла ее
настежь:
- Воздуху и дуракам дорога открыта!
Тоскано понял, что в запальчивости наговорил лишнего, но извиняться
не стал.
Он вышел молча, понурив голову, однако не забыв перед тем поправить
прическу.
46
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ј 88
Следственная комиссия при Особом трибунале по защите фашизма,
состоящая из лиц, облеченных доверием короля и дуче, вынесла заключение
против следующих лиц:
1. Конрад Кертнер, коммерсант, австриец, арестован 12 декабря 1936
года.
2. Паскуале Эспозито, мастер сборочного цеха завода "Капрони" в
Турине, арестован 29 ноября 1936 года.
3. Атэо Баронтини, второй помощник капитана парохода "Патрия",
арестован 12