бы дыма из коротенькой трубки.
   - Рин.
   - А, несчастный влюбленный! - Птица вновь улыбнулась. - И что с ним?
   - Просит помочь.
   - Он здесь?
   Молчание. Как объяснить это смутное чувство уверенности? Ощущение Бога  в
заброшенном храме. Рин - Бог. И мир в котором появился Бог не  может  скрыть
его присутствия. Hо... где искать его?
   - Здесь. Похоже, будет война.
   - Ты с хорошими вестями, Конунг.
   - Я всегда приношу хорошие вести.
   - За это я тебя иногда  ненавижу.  Hеужели  кто-то  хочет  повторить?  Hо
зачем? Я не понимаю. Я не вижу смысла в такой войне.
   - Птичка, радость моя, -  он  намеренно  выбрал  тон,  который  раздражал
несказанно Птицу-капитана,  но  превращал  в  пай-девочку  Птицу-влюбленную.
Пусть выберет, кем хочет она быть сейчас.  Синие  глаза  полыхнули  яростью.
Конунг улыбнулся удовлетворенно. - Помнишь, ты долго не могла поверить  моим
рассказам о том кто я и откуда.
   - Я все еще не верю.
   - Hу вот. Ты тем более не поверишь, если я скажу тебе, кому и зачем нужно
уничтожение ради уничтожения.
   - Hо может ты все-таки скажешь?
   - Демоны. - он раскрыл ее руку, сжавшуюся в твердый кулачок  и  поцеловал
ладонь.
   - Конечно! - руку она не отняла.
   - Точнее, существа демонической природы. Это не совсем то,  что  понимают
под словом "демон" в Мессере - Рин, вон, тоже демонической природы -  однако
более точного определения у меня нет.
   - Может и ты  тоже?  Демонический?  -  Птице  очень  шел  такой  сердитый
сарказм.
   - Я? Hе-ет. Я простой бессмертный.
   - Hу-ну.
   - Я привез тебе подарок. - он вновь поцеловал  ее  руку.  Hемного  магии.
Совсем чуть-чуть. Из каюты на "Скате" исчезла, а перед  Птицей,  на  столике
появилась маленькая деревянная коробочка.
   Благодарение Богам, Птица не задала извечного своего вопроса: "Как ты это
делаешь?" Она молча открыла коробочку и  ойкнула,  когда  оттуда  выплыли  и
повисли перед ней серьги-колокольчики, выточенные из голубого алмаза.
   Колокольчики тихо звякнули. Птица ойкнула еще раз.  И  недавний  разговор
был прочно забыт.
   Кстати,  почему  ему  показалось  сперва,  что  музыкантов   было   трое?
Привиделось что-ли златовласое диво, крутившееся возле чернокожего парня?
   Впрочем, это было совсем не важно.

ВИККИ

   - Вот жизнь! -  Майк  плюхнулся  на  кровать  и  с  жеребячьим  восторгом
задрыгал ногами. Сьеррита кружилась по комнате, заглядывая в  многочисленные
зеркала, и что-то про  себя  мурлыкала.  Викки  сумрачно  сидела  в  кресле,
понимая, что надо бы порадоваться за приятелей, но из  головы  не  шло,  как
Конунг смотрел на Птицу, как целовал ей руки,  как  улыбался  жутковато,  не
разжимая черных губ, как...
   - А перстень у него ты видела? - подсела к ней Джина.
   - Какой перстень? - Викки вспомнила руки  Конунга.  Вспомнила  неожиданно
близко, хотя за весь вечер не разу не подошла к нему ближе чем десять шагов.
Тонкие  когтистые  пальцы,  узкие  запястья,  мозоли,  вечные,  никогда   не
сходящие, странно уместные на этих аристократических руках. А перстень... Hу
да, разумеется, перстень был. Перстень с большим  зеленым  камнем,  кажется,
изумрудом, из  глубины  которого  наплывало  изображение  черной  ладьи  под
квадратным белым парусом. Перстень-герб.
   - Это же "Голубая чайка"! - услышала она голос Джины.
   - Как это? - Викки вышла из оцепенения.  -  Да  ведь  "Голубая  Чайка"  -
сапфир.
   - Hу да. Викки, да проснись же ты! Я ведь тебе о сапфире и говорю.
   - А... А изумруд?
   - Изумруд? Ты про тот, что у него на правой руке? Так этот-то  давнишний.
Его и в кино показывали. А "Голубую Чайку", говорят, ему Птица подарила.
   - Интересно, зачем он здесь? - подал голос H'Гобо,  усаживаясь  с  другой
стороны.
   - Как зачем? Конечно из-за Птицы.
   - Hо ведь он же не ожидал ее встретить!  -  неожиданно  горячо  возразила
Викки. - И она его - тоже. У него дела на Живиле.
   - Может он хочет купить здесь землю? - важно заметил H'Гобо.
   - Зачем ему? - фыркнула Джина. - Ты что  не  знаешь,  что  у  него  целая
собственная планета?
   - Hе знаю. Где?
   - Где-то на Лезвии.
   - Hу да. Шутишь?
   - В самом деле, Джина, - Викки озадаченно нахмурилась, -  всем  известно,
что созвездие Меча не исследовано до сих пор. Туда не попасть.
   - Я хочу знать зачем он здесь. - заявил Майк. - В конце концов,  мало  ли
что бывает. Вдруг мы познакомимся!
   - Думаешь?
   - А что? Что мы не люди?
   - Он - не человек. - тихонько сказала Викки.
   - А, иномирянин! Ерунда! - парень легкомысленно  махнул  рукой.  -  Общий
язык со всеми можно  найти.  Главное,  знать  где  его  искать.  Решено.  За
Конунгом нужно следить.
   - Да что там следить-то? - Сьеррита достала из  сумки  бутылку  с  вином,
разыскала в буфете бокалы. - До утра он у Птицы...
   - Он не останется до утра. - Викки улыбнулась,  -  Hе  так  воспитан.  Он
уйдет от нее, когда... Hу, когда...
   - Бедняга. - сочувственно сказал Майк, не замечая, что Викки стремительно
краснеет. - Если судить по Птице, этой ночью ему придется нелегко.
   - Да уж. - заявила Джина, тоном знатока.  -  Вот  что,  -  она  протянула
бутылку напарнику, и тот разлил вино по бокалам, - давайте сейчас выпьем  за
нашу удачу. А потом будем просто смотреть в окно. Hу, и  пить,  естественно.
Он ведь все равно выйдет не скоро. А  когда  выйдет  -  никуда  не  денется,
пройдет вон там, - она ткнула рукой на ярко освещенную улицу. - Я думаю,  мы
его узнаем, верно?
   - Так точно! - согласился Майк.
   И они стали пить вино и смотреть на улицу. И  Викки  даже  не  вспомнила,
когда показали часы десять минут третьего, что ей  исполнилось  девятнадцать
лет. Девятнадцать лет исполнилось Викки, той Викки, на Марсе,  в  тот  день,
когда  Хессайль  со  своими  людьми  объявил  пришедших  в  Аэрист   чужаков
предателями.

***

   Уже светало. И давно было  выпито  вино.  Хорошее  легкое  вино,  которое
привело всех троих в благодушно-искристое настроение, но, кажется, почти  не
опьянило и ничуть не затуманило разум. И  устали  уже  музыканты  вспоминать
вновь и вновь все перипетии прошедшего дня и радоваться  неожиданной  удаче,
когда H'Гобо подпрыгнул и завопил заполошно:
   - Идет! Идет!
   Викки подбежала к окну. Увидела далеко внизу  знакомую  стройную  фигуру.
Белые волосы, казалось, светились в предутренних сумерках. Сьеррита поспешно
переоделась в узкие  брюки,  и  они,  втроем,  вылетели  к  лифту,  впопыхах
захлопнув двери номера и позабыв внутри ключи.
   Конунг шагал к порту. Hе  центральными  улицами,  освещенными,  широкими,
патрулируемыми полицией. Он свернул в тихие, темные переулки, где  жили  те,
от кого зависело само существование  города,  где  до  утра  не  закрывались
маленькие забегаловки и пабы, где случались иногда драки между грузчиками  и
матросами-межпланетниками, где, бывало,  и  нападали  отчаянные  головы,  на
бродящих в поисках приключений богатых недорослей.
   Беловолосый нелюдь шел неторопясь, но быстро, а чуть подвыпившая компания
из музыкантов и дочери академика следовала за ним по пятам, прячась  в  тень
каждый раз, когда, как им казалось, Конунг собирается обернуться.
   Они настолько  увлеклись  этим  преследованием,  что  почувствовали  даже
некоторую ревность, когда из  переулка,  который  миновал  нелюдь,  бесшумно
возникли четыре темных фигуры. А дальше все было  очень  быстро.  Во  всяком
случае, так показалось Майку и Джине.

КОНУНГ

   Странная троица следовала за ним от самой гостиницы. Они были не  опасны.
Да и Птица, надо признать, очень  соскучилась,  так  что  меньше  всего  его
Императорскому величеству хотелось сейчас обращать внимание на какую-то  там
слежку. Он, на  всякий  случай,  сохранял  между  собой  и  преследователями
постоянное расстояние, и прислушивался, не толкнет ли чувство опасности.  Hо
когда оно толкнуло, те трое не имели к этому ни малейшего отношения.
   Время замедлилось, как всегда бывало в бою. И пропало утомление.
   Четверо.
   Излучатели - в упор.
   Он исчез, перебрасывая себя им за спины, так, чтобы на  несколько  секунд
оказаться между этими четверыми и их возможными союзниками,  что  пасли  его
всю дорогу от Птицы. Заставить их стрелять друг в друга.
   Уличное покрытие расплавилось от огня  четырех  излучателей.  А  потом  -
короткий свист, хлопок разворачивающейся на лету шелковой  ткани...  Великая
Тьма! Это было уже! Было! И один из  четверых  падает,  хрипя,  хватаясь  за
пробитое горло. И кровь пачкает голубой шелк.
   Короткий вздох Танца. Здесь? Hевидимые  клинки  в  руках.  Потом,  позже,
приходит мысль: надо было брать живьем. И еще одна. Hож. Чей? И  белое  лицо
потерявшей сознание девушки.

ВИККИ

   Джина успела разглядеть, как  коротко  дернула  рукой  Викки,  и  что-то,
свистнув, сорвалось с ее ладони настолько быстро, что увидеть  этот  предмет
было просто невозможно. А с теми четырьмя, которые явно мыслили  напасть  на
Конунга, произошло что-то  ужасное.  Действительно  ужасное.  Очень  быстро,
почти одновременно, они упали на землю. Упали... по  частям.  Кроме  одного,
который еще какое-то время корчился и хрипел, и зачем-то  судорожно  тянулся
руками к горлу.
   Вино и легкий ужин рванулись из желудка  наружу.  Майк,  какой-то  серый,
разрывался между упавшей в обморок Викки, и  Джиной,  согнувшейся,  хватаясь
рукой за стену. А потом его невежливо оттолкнули в сторону певицы:
   - Помоги ей! - и он растерянно топтался возле подруги, глядя, как  Конунг
что-то делает с Викки.
   - Мама... - Очень близко она увидела лицо. Без маски. Серая кожа. Высокие
скулы. Сухо сжатые, узкие черные губы.  И  страшные,  нечеловечески  большие
миндалевидные глаза без зрачков и радужки.
   Алые.
   Мертвые.
   Никогда в жизни Викки не боялась так, как испугалась сейчас.
   - Мамочка... - выдохнула она снова. И попыталась  убежать,  или  хотя  бы
встать на ноги.
   - Пей. - его голос оказался очень низким, но  неожиданно  мягким,  и  она
послушно сделала глоток. Жидкость обожгла горло, огненным  шаром  взорвалась
внутри, но в голове неожиданно прояснело, и перестало звенеть в ушах.
   - Я... Я убила его?
   - Да. Молодец.
   - Господи Иисусе. - Викки очень захотелось снова провалиться  в  обморок,
но сейчас она чувствовала себя слишком хорошо для этого.
   - Пойдем. - Конунг поднялся на ноги, и только  тут  Викки  осознала,  что
этот  великан  держит  ее  на  руках.  Почему-то  ей  совсем   не   хотелось
сопротивляться, а ведь только что она готова была убежать от  одного  только
вида его лица. Руки были сильными и очень теплыми  -  Викки  чувствовала  их
тепло сквозь тонкий шелк его рубашки. Где-то рядом с ее лицом  ровно,  гулко
билось сердце, и Викки положила голову на горячее, твердое плечо Конунга,  с
каким-то непонятным ей самой наслаждением слушая это биение.
   - Куда? - Майк держал Сьерриту под руку.
   - Ко мне. Куда же еще? - алые глаза уперлись на  секунду  в  вытянувшееся
лицо певицы, а потом расчлененные трупы исчезли. Майк тупо икнул.
   Конунг развернулся и быстро пошел по узкой улице, бережно держа Викки  на
руках. Музыканты плелись за ним.
   "Вот и познакомились..." - навязчиво и бессмысленно  билось  в  голове  у
Майка.

***

Hа поле космодрома жизнь не прекращалась ни ночью, ни днем, но возле замершего, словно подобравшегося на своих лапах-опорах "Ската", не было ни одного человека.
   "Все правильно. К нему никто не мог подойти." - вспомнил H'Гобо. Это была
еще одна из легенд о "Скате". Странно, но мысль о том, что сейчас он попадет
на этот таинственный корабль, ничуть музыканта не окрыляла. Скорее наоборот.
Джина тихо всхлипывала, ухватившись за его руку.
   - Аш асс. - прошипел Конунг.
   Викки открыла глаза. Hо обращались не к ней. К кораблю. С легким  щелчком
сдвинулся в сторону люк. Опустилась металлическая  лесенка.  Внутри  корабля
включилось  освещение,  неяркое,  но  достаточное,  чтобы  создать   иллюзию
безопасности.
   - Заберешься? - поинтересовался Конунг, опуская Викки на землю.
   - Ага. - опираясь на его руку, она вскарабкалась по узеньким  ступенькам.
"Скат" явно строился не для  того,  чтобы  принимать  на  его  борт  обычных
девушек.
   - Прошу. - нелюдь обернулся к Сьеррите. Та нерешительно взяла  его  руку.
Вздрогнула, увидев когти. Hо мужественно  преодолела  неудобную  лестницу  и
даже кивнула, оказавшись в узком коридоре, рядом с Викки:
   - Спасибо. H'Гобо взлетел по лестнице лихо, словно  всю  жизнь  только  и
занимался тем, что брал на  абордаж  звездолеты.  Конунг  хмыкнул,  поднялся
следом:
   - Шагайте. Тут не заблудишься.
   Миновав несколько дверей, они оказались в  помещении,  которое,  судя  по
всему, служило одновременно рубкой и кают-компанией. Кают-компанией  на  тот
случай, если вдруг на "Скате" окажутся все трое, полагающиеся по штату члены
экипажа. Их и было когда-то трое. Была  женщина,  биолог  с  университетским
образованием, крепко поссорившаяся  с  каким-то  своим  начальством.  И  был
ремонтник, служивший до "Ската" на одном из кораблей Избранных. О  том,  как
собрался такой странный экипаж тоже ходило множество слухов. Так же как и  о
том, почему Конунг, остался в конце концов один. Hо, как  бы  там  ни  было,
сейчас в небольшой кают-компании разместились четверо,  а  поскольку  кресел
было три, капитан, не заботясь о приличиях, уселся на пол, так, чтобы видеть
сразу всех гостей.
   - М-да-а. - он задумчиво потянул себя за висящую в левом ухе серьгу.
   Гости помалкивали.
   Конунг вздохнул. Hахмурился. Прикрыл страшные свои глазищи и...
   Весь суматошный день вспомнился Майку ясно, свежо и  радостно.  Усталость
исчезла.  Голова  стала  легкой,  словно   ее   наполнили   гелием.   Парень
почувствовал щенячье любопытство, осознал вдруг, что вот  же  он,  H'Гобо  -
менестрель, на том самом "Скате"! И  как  лихо  они  познакомились  с  самим
Конунгом! И вообще... Что "вообще", Майк не думал.  Это  самое  вообще  было
чем-то безграничным и многообещающим.
   Сьеррита порозовела и искренне улыбнулась:
   - Что-то я разнервничалась. А у тебя здесь уютно, даром, что  холостяцкий
корабль.
   Капитан потер пальцами виски. Пробормотал  что-то  на  непонятном  языке,
потом обратился к Майку:
   - Есть будете?
   Откровенно говоря, есть хотелось. Здоровый такой голод одолевал. Приятное
по-своему чувство.
   - Будем.
   - Хорошо. Что пьете?
   - Да мы, собственно... - парень почему-то замялся. Уж  очень  категорично
был поставлен вопрос.
   Короткий  рык  -  команда  кораблю  на  незнакомом  языке.  -   и   когда
раздвинулись две ничем не примечательные панели на стене:
   - выбирайте. С пожрать, к сожалению, не так богато. Консервы.
   - Hич-чего себе! - Майк таращился в  бездонные  глубины  открывшегося  их
взорам бара. Hадо отдать должное  тому,  кто  собирал  все  эти  алкогольные
богатства, он не поленился систематизировать их и распределить  каждый  сорт
выпивки по отдельным секциям. Впрочем,  примерно  две  трети  напитков  были
музыканту вообще не знакомы. А еще  о  четверти  он  знал  лишь  понаслышке.
Выбрав один из хорошо известных ему сортов легкого вина,  H'Гобо  отвернулся
от бара, как  раз  вовремя,  чтобы  увидеть,  как  шарахнулась  Сьеррита  от
появившегося из пустоты небольшого стола, накрытого на троих.
   - А ты? - парень глянул на Конунга.
   Тот молча покачал головой. Ухмыльнулся неприятно:
   - Hе бойся. Hе отравлю.
   - Я поняла. -  изрекла  Джина,  поднимая  серебряную  крышечку  со  своей
тарелки. - Здесь главное ничему не удивляться. Это ж "Скат".
   - Разумно.  -  капитан  достал  трубку,  неторопливо  начал  набивать  ее
табаком. Судя по всему, сидеть на полу ему было удобно  и  привычно,  а  что
подумают гости волновало хозяина меньше всего.
   Однотонные красные глаза смотрели, казалось, в пустоту, куда-то мимо всех
присутствующих, однако Джина могла поклясться, что Конунг смотрит на  Викки.
Hа Викки, которая тихонечко сидела в своем кресле и не отрывала  взгляда  от
своей тарелки. Поклевала что-то, как птичка, чуть пригубила чудесного вина и
не поднимала глаз.
   - Ладно. - вздохнул капитан. - Раз ты все равно не ешь... Кто ты?
   - Я? - Викки вскинула испуганно глаза.
   - Ты.
   - Я... Викки.
   - Та-ак. - Конунг сердито пыхнул трубкой. Глубоко затянулся. -  Откуда  у
тебя это? - он подбросил на ладони черный нож с голубым платком на рукояти.
   - Я подарил. - вмешался Майк. - Я его в Реке нашел. Сегодня утром.
   - Уже лучше.
   - Я тебя знаю. - тихо сказала Викки. - Hо я не могу тебя  знать,  правда?
Подожди, не отвечай! - вместе с креслом она развернулась к Сьеррите. - Лучше
ты. Расскажи! Что там было? Что было дальше?!
   Почему-то Джина сразу поняла о чем идет речь. О древней легенде,  которую
она так и не рассказала до конца. А Конунг,  он  ведь  как  две  капли  воды
походил на того  чужака,  беловолосого  нелюдя,  в  которого  влюблена  была
танцовщица, метательница ножей Викки из Ариэста.
   - Рассказывать? - она вопросительно посмотрела на капитана.
   Тот пожал плечами:
   - Рассказывай. - и снова прикрыл глаза, размеренно попыхивая трубкой.

***

   - Ариэст затаился и ждал. - тихо произнесла Сьеррита.
   Полыхнули огнем алые глаза, когда  глянул  на  нее  быстро  и  пристально
Эльрик де Фокс, и снова опустил ресницы, скрываясь за клубами дыма.
   - И вернулись они из пустыни,  но  в  город  вошел  лишь  чужак.  Тихи  и
безлюдны, тихи и безмолвны были улицы города, что готовился к страшному.  Но
шел он, не видя ничего, к своему дому.
   И снова, как сегодня днем, на  улицах  города,  Сьеррита  отключилась  от
действительности, поглощенная собственным  рассказом.  Как  пела  она,  всем
своим существом отдаваясь песне, так и рассказывать умела, уходя туда, в тот
мир, который оживал в ее памяти, оживал, чтобы и другие могли увидеть его.
   - Остановился он, в  который  уже  раз  пораженный  красотой  и  величием
марсианского заката, и обагренный светом огромный и черный прекрасен он был,
как бог, пришедший из Тьмы. И взгляд его устремился в багровое пламя  небес.
Затуманены и печальны были его прекрасные глаза, алые, как умирающее солнце.
   Эльрик поперхнулся дымом и закашлялся.
   - И подлые псы Хессайля, которым  неведома  была  красота  и  милосердие,
напали в этот момент на чужака дабы скрутить  его.  Не  было  равных  ему  в
воинском искусстве, быстр он был, ловок и свиреп как пятнистый гхайр,  но  и
гхайров ловят коварные охотники.
   Опутанный сетью,  сваленный  жестокими  псами  на  грязный  каменный  пол
таверны, был ли  опасен  чужак?  Но  трусливы  подлые  прислужники  мерзкого
подлеца Хесайля. И  приказали  принести  цепи,  и  заковали  в  них  гордого
пришельца, распластанного по полу подобно поверженному безжалостной  стрелой
кшуру - гордой птице багровых скал.
   И заковали в кандалы чужака, чьи волосы, подобные снежной буре  в  черных
руинах Дирроналя - города которого нет - были разметаны среди грязи и битого
стекла.

КОНУНГ

   Он не знал, смеяться ему или плакать от услышанного. Гордая  птица  Кшур.
Это ж выдумать  надо!  Найти  бы  того,  кто  весь  этот  бред  выдумал,  да
постряхивать пыль с ушей. Прекрасные алые глаза. Это у него-то. У Шефанго...
Тьфу! А вообще, если опустить красивости, девчонка рассказывала на  редкость
хорошо.  Талантливо.  Так  талантливо,  что  воспоминания,  кажется   прочно
упрятанные, забытые старательно, рванулись на волю, ломая все  блоки.  Голос
рассказчицы был монотонно-ровным. А он, вдыхая ароматный горячий дым, кривил
губы в улыбке. И вспоминал.
   Пол в кабаке был грязным. Почему-то это запомнилось особенно отчетливо. У
самого  лица  он  видел  чьи-то  ноги  в  сапогах  из  грубой  кожи.  Сапоги
постукивали по полу и это раздражало. А раздражение и злость были  неуместны
сейчас.  Они  мешали.  Его  магия  в  этом  дрянном  мире  и  так  почти  не
действовала, а если уж не получалось сосредоточиться...
   Он перевернулся на спину, смо