.
   Вечером я уже был в состоянии вставать с кровати. Пятнадцать  смертельных
ран? Ну-ну.
   Когда стемнело, я отправился навестить Сима. Он действительно находился в
соседней келье. Мы столкнулись около ее двери нос к носу.
   - Привет, Элидорчик! А я как раз собрался навестить тебя. Ну и веселье же
мы устроили в последний раз! Надеюсь, тебе понравилось?
   Я запихал его обратно в келью и усадил на кровать:
   - Рассказывай.
   Лицо гоббера украшал роскошный шрам от переносицы до  мочки  левого  уха.
Шрамом Сим, похоже, гордился.
   - А что рассказывать? Днем Магистр заходил, сказал, что меня отправляют в
Эннэм. Поближе к визирю. А про тебя он ничего не сказал. Сказал только,  что
ты жив и что он не может мне рассказать всего.  Ну,  сам  понимаешь,  кто  ж
такую информацию дает перед выходом? А ты  сам-то,  что,  вообще  ничего  не
знаешь?
   - Приказал зайти, как только поправлюсь.
   - Знаешь, Элидорчик, - Сим притронулся к шраму и поморщился.  -  Если  бы
тебя приговорили, мы  бы  с  тобой  сейчас  не  разговаривали.  Так  что  не
волнуйся. Только я понять не могу, почему тебя не казнили.
   - Совсем понять не можешь?
   - Серьезно, Элидор. Я и так прикидывал и этак. И по всякому выходило, что
тебя должны  хлопнуть.  Смягчающих  причин-то  нет.  Ладно  бы  мы  палатина
притащили или еще что  геройское  совершили.  А  то  ведь  пустые  приехали.
Единственная заслуга - звездочка рилдиранам не досталась. А Джероно  даже  и
не наша заслуга. Его бы так и так догнали. А ты живой. И убивать тебя  вроде
не  собираются.  Может,  последний  шанс  исправиться   дали...   -   Гоббер
поперхнулся дымом под моим участливым взглядом. - Ну чего только в голову не
придет, когда ничего другого не приходит.
   Направился к двери.
   - Заходи, если что.
   Следующим пунктом программы был госпиталь. Только туда меня  не  пустили.
Брат, преградивший мне дорогу, отрицательно покачал головой:
   - Физически она в порядке. Но вот душа... Впрочем, через пару недель  ей,
пожалуй, даже полезно будет увидеться с вами. Но не раньше, никак не раньше.
Эзис. Степь

   Осталась за спиной граница. Та, что разделяла два мира - Восток и  Запад.
Война дышала теперь в лицо горячим огненным дыханием.  Смрадным  оно  станет
еще не скоро. Но Эльрик  морщился  от  вони.  Надвигающаяся  война  была  не
правильной. Не людской. Да и затеяли ее не люди.
   Нелюди.
   Белесое небо выгнулось над белесым песком. Степь  сгорела.  Ласки  солнца
иссушили ее плоть, изгнали жизнь. Теперь стелилась под копытами Пепла жухлая
трава, да скользили, прижимаясь к земле, вараны, то ли испуганные всадником,
то ли просто спешащие по своим делам.
   "Разве Степь может быть унылой? - говорил Тэмир-хан, - Как это,  Эль-Рих?
Объясни".
   Сейчас Эльрик мог бы объяснить. Тэмиру? Или самому себе?
   Нет, Степь была не унылой. Она была...
   "...Страшно одиночество. День короткий, и тебе повезло. Мне тоже..."
   Одинокой. Бесконечно, безнадежно одинокой.
   На первой же пастушьей стоянке Эльрик поменял роскошные седло и  уздечку,
доставшиеся ему вместе с Пеплом, на потертую, старую и все-таки  несравненно
более привычную сбрую эзисцев.
   Ночь была длинной. То  ли  тоскливой,  то  ли,  наоборот,  ностальгически
ласковой.
   Новый человек, пусть даже нелюдь, в радость  затерянным  под  бесконечным
небом кочевникам.
   Новые слухи. Вести о войне. Хлебное вино Опаленных. И есть о чем говорить
- на всю ночь хватит и сказок, и  правды,  и  песен,  и  былей.  Да  и  мясо
молодого  ягненка  не  в  пример  вкуснее  жестких,  как   седельная   кожа,
провяленных кусков козлятины.
   Тем более что гость оказался  своим.  Ну  или  почти  своим.  Не  пастух,
конечно. Воин. Бывший сотник Бешеного Мамеда.  Мамед-Волк,  так  прозвали  в
Эзисе несравненного рубаку и славного полководца, командовавшего наемниками,
что приходили на службу к султану. Сам Мамед предпочитал  прозвище  Бешеный.
Ибо волков не любил, говорят, с детства.
   Длинной была ночь.
   Спать Эльрику не хотелось совершенно. Он вспоминал  сумасшедшие  истории,
действительно случавшиеся со знаменитым Мамедом во время той,  не  столь  уж
давней войны. Что-то рассказывал. О чем-то, вспомнив, тут же спешил  забыть.
Если верить слухам, Бешеный был еще жив. Это радовало. Несмотря на  то,  что
встреча с бывшим коман - диром, удачливым, как сам Икбер-сарр, совершенно не
входила в его планы.
   Хотя вряд ли, конечно, прознал Мамед о том, что лучший  из  его  сотников
служил верой и правдой отнюдь не султану и даже не самому Мамеду,  а  халифу
Барадскому.
   Точнее, не халифу, а его главному визирю, но вот это уж и вовсе никого не
касалось.
   Уехал Эльрик еще до восхода солнца.
   Дремать в удобном седле под мирное трюханье боевого жеребца.  Греться  на
солнце, радуясь его убийственному, беспощадному жару. Как не хватало  солнца
в унылых Западных землях!  Курить  иногда,  глядя  равнодушно  на  Степь,  в
которую превратился весь мир. И снова засыпать, становясь  постепенно  таким
же, как земля вокруг. Как умершая трава. Как ослепшее небо. Как застывшие на
невысоких постаментах каменные идолы.
   Жаворонки звенели в небе. Рассыпали серебряные трели.

***

   Вечным противоречием Звенят мои скорбные песни,  Звуки  эльфийской  речи,
Ветра восточного вести, Не знаю, когда забуду я Лиги  дорог  бессчетных,  Но
верят в меня, как и прежде, Дети людей беззаботных.

***

   Одиночество становилось привычным.
   А там, где еще оставалось место для эмоций,  вяло  вздыхало,  умирая  под
грузом равнодушия, беспомощное удивление: как  мог  он,  Эльрик  де  Фокс...
Эль-Рих... находить удовольствие в чьем-то обществе? Как мог  привязаться  к
кому-то? Да как вообще можно любить что-то, кроме этих  сонных,  изможденных
солнцем равнин?
   Есть только Степь и океан. Анго. Равнодушие, простор и сила.
   А люди?
   А зачем они?
   Только Кина грезилась иногда в пляшущих языках костра. Эльрик смотрел  на
огонь, не  опасаясь  секундной  слепоты,  неизбежной,  если  отвернуться  от
пламени в темноту ночи.
   Здесь, в Степи, некому было нападать на него.
   А если бы и нашелся такой...
   Эльрик стал Степью.
   И Степь стала им.
   Можно ли нападать на Бесконечность?
   Можно ли причинить ей вред?
   А имя Кины звучало, как далекий  серебряный  колокольчик.  Дразнило,  как
лунные блики на темной воде. Спорило с равнодушием  Вечности  сиюминутностью
своего бытия. Каждым мигом своей жизни ломало застывший в сонном спокойствии
мир.

   Странным противостоянием
   Наполнен мой слабый голос,
   Тьмою, надеждой, отчаянием
   Выбелен черный волос.
   Сердце летит на запад.
   Сердце летит к востоку.
   От тягостных воспоминаний
   Не обрести мне свободу.

   Эльрик ехал через Степь. И солнечное марево дрожало над нагретой  землей.
Грезы  наяву,  нереальность  реального,  глухой  топот  копыт  да  белые  до
прозрачности клубы дыма из короткой трубки.

   Запах соленый моря, пряный запах степей,
   Грохот копыт серебряных,
   Мачтовый лес кораблей.
   Как совместить два начала
   В сети разорванных строк?
   Сердце на запад просится.
   Сердце летит на восток.

   "Надо бы присмотреть  в  Гульраме  кобылку  посимпатичнее",  -  отрешенно
подумал шефанго, когда  показались  далеко  впереди  вычурные  башни  самого
западного из городов Эзиса.
   В седельных сумках шефанго почти не  было  ничего,  кроме  необходимых  в
дороге вещей и драгоценных камней.
   Легенды насчет драконьих сокровищ не врали ни одним словом.
   - А знаешь, откуда взялись легенды?. Я расскажу тебе. Процесс  зарождения
сказки интереснее самой сказки, ты ведь уже понял это,  мой  смертный  друг.
Так вот, в те времена, когда  гномы  еще  только  осваивали  свои  подземные
владения, они уже успели оценить и понять красоту - заметь, именно  красоту,
а не стоимость - драгоценных камней. Гномы  были  мастерами  с  первого  дня
своего существования здесь. Не веришь? Ну как знаешь. Я говорю правду.
   Они  искали  руды,  обустраивали  свои  пещеры,  делали   драгоценные   и
прекрасные вещи, расширяли границы, ковали  оружие,  обрабатывали  камни,  и
золото, и лунное серебро, и серебро простое, сражались с  теми  из  Древних,
кого ты называешь Тварями... У них было много дел.
   А мы жили себе в своих дворцах.  Это  сейчас  наши  дома  стали  называть
колдовскими холмами. А когда-то, когда в мире жили только мы да Древние, все
знали: есть  холмы,  которые  на  самом-то  деле  жилища  драконов.  Больше,
впрочем, не знали ничего. Да.
   Наши дети, Эльрик, вылупляются такими же слабыми,  как  и  дети  смертных
существ. И  они  не  способны  менять  форму.  Это  маленькие,  беспомощные,
беззащитные драконы. А у драконов, скажу я тебе, совсем иной метаболизм, чем
у  людей.  Нашим  детям  необходимо  добавлять  в  пищу  золото,  серебро  и
драгоценные камни. Лунное серебро, кстати, тоже.
   - Витамины.
   - Зря смеешься. Я бы назвал это скорее... хм, дай мне слово,  я  не  могу
искать его в твоей голове!
   - Минеральные добавки, да?
   - Да. Если вслушиваться в суть, а не в звучание. В твоей  памяти  слишком
много слов, которые никому не нужны. Даже суть которых никому пока не нужна.
   - Дороговато обходятся вам детишки.
   - Дети всегда дороги, принц. Но все россказни  о  том,  что  мы  похищаем
чужие  сокровища  и  клады,  -  бред!  Мы  умеем  создавать   драгоценности,
понимаешь?
   - Понимаю.
   - Да. Я вижу слово. Зачем оно тебе?
   - Для такого вот разговора.
   - Возможно. Итак, ты вспомнил слово "синтез", а я услышал его суть. Ну  а
гномы нашли наши кладовые. У нас ведь всегда  лежит  запас.  Общий.  Молодые
матери обычно так неопытны.
   - А что гномы?
   - После того как мы выгнали их...
   - Что?
   - Ах, ну да! Ты же когда-то стал одним из  них!  Тем  не  менее,  Эльрик,
прими как данность: мы вышвырнули гномов из наших кладовых. А они  то  ли  в
отместку, то ли не разобравшись распустили о драконах гнусные слухи.
   - Иногда я склонен верить сказкам.
   - Разумеется. Особенно когда тебя, как сейчас,  трясет  от  злости  и  от
сознания того, что прав я. Прав всегда я. Но  ты  никогда  не  привыкнешь  к
этому.
   - Может быть.
   -  Точно,  мой  смертный  друг.  Совершенно   точно.   Потому   что   мои
самоуверенность и самодовольство  всегда  будут  чуть-чуть  больше,  чем  ты
склонен терпеть. И чуть-чуть меньше, чем нужно, чтобы ты взбесился. Вы очень
интересный народ. Чужой для этого мира. Чуждый любому из  миров.  Потерявший
свою память. Знаешь, я побывал в вашей империи...
   - Не надо.
   - Хорошо. Не буду.

Аквитон. Монастырь Фелисьена-Освободителя

   Элидор аккуратно постучал в дверь.
   - Да.
   Черный Беркут сидел за столом и читал бумаги. Все  как  обычно.  Все  как
всегда. Отец Лукас показался вдруг вечным, и вечным показался орден. И снова
мелькнула, ускользая, но не исчезая совсем, странная уверенность в том,  что
теперь-то все должно наладиться.
   - А, Элидор. Проходи, проходи. Эльф прошел, сел в предложенное  кресло  и
приготовился к неприятностям.
   - Ты тут пишешь о неких Демиургах. - Отец Лукас, порывшись в груде бумаг,
выудил отчет Элидора. - Кто они?
   Монах вздохнул. Писать ему всегда было проще, чем говорить. И ведь  вроде
написал все, что нужно... Но даже этот вздох - привычный - и -  привычное  -
недовольство тем, что приходится излагать еще и на словах,  были  знакомыми.
Надежными.
   - Предположительно, Демиурги -  это  Величайшие.  По  мнению  Эльрика  де
Фокса, девять Демиургов и Деструктор - маги, получившие власть над  миром  и
уничтожившие собственный народ. По его же мнению, ни Творец, ни  лжебоги  не
имеют  возможности  вмешиваться  прямо  или  косвенно  в   дела   мира.   Он
контактировал с этими Демиургами. От них же он и получил магию.
   Черный Беркут заглянул в отчет. Хмыкнул:
   - Излагаешь как по писаному. Меня интересует твое мнение, сын мой.
   - Я не видел их. - Элидор пожал плечами. - Но полагаю, что это некий союз
очень мощных магов, которые выступают на стороне  Светлых  сил.  Видимо,  их
невероятное могущество подразумевает некие ограничения  на  вмешательство  в
дела  обычных  людей.  Им  противостоит  Деструктор  с   точно   такими   же
ограничениями.
   - Понятно, - Настоятель  ненадолго  задумался.  -  Ладно,  проблемы  веры
северных язычников сейчас не так важны. Этим можно заняться и позже. Так  же
как и этими магами с очень громкими именами. Слушай  приказ.  Ты  поедешь  в
Эрзам. Там ты должен найти некоего Шакора. Нужно убрать его и снять  с  него
перстень. Точно такой же, какой ты должен был  забрать  у  Самуда.  Перстень
важнее, чем смерть этого человека. Потом сразу назад. Вопросы есть?
   - Отправляться вчера?
   - Совершенно  верно,  -  улыбнулся  отец  Лукас.  -  Действуй,  сын  мой.
Благословляю тебя.

Эзис. Гульрам

Эльрик де Фокс

   Узкие улицы. Белые дома с плоскими крышами. Толчея людей,  непонятно  как
умудряющихся лавировать в щелях между стенами домов, не сталкиваясь  друг  с
другом, не сшибая ни одного из множества расставленных вдоль стен  лотков  и
лоточков с фруктами, лепешками, жареным  мясом  (косу  даю  на  отрезание  -
собачьим!), да еще и вежливо обходя мою  персону,  нагло  прущую  верхом  на
здоровенном битюге по середине улицы.
   Приличный караван-сарай, памятный мне по прошлым посещениям,  еще  стоял.
Хозяин  покосился  недоверчиво  (третий  недоверчивый  взгляд,  стоило   мне
проехать  в  его  ворота,  первые  два  принадлежали  пьяному   толстяку   и
мальчишке-конюху). Я заговорил с ним на исманском, и лицо хозяина расплылось
в масляной улыбке. Странно, но люди почему-то очень любят,  когда  чужеземцы
говорят с ними на их родном языке.
   Минут пять мы яростно торговались за лучшую комнату в  этой  дыре,  после
чего, проникнувшись ко мне окончательной любовью, Яшлах назвал окончательную
цену.
   Я тоже назвал.
   На два медяка ниже.
   Голос Яшлаха стал почти визгливым.  Борода  тряслась.  Руки  взволнованно
летали по всем траекториям.
   Каждый  из  нас  уступил  по  медяку,  и  хозяин,  лучась  любезностью  и
довольством, сам провел меня по темному коридору.
   - Вах, чужеземец! Как ты торгуешься! Как  Икбер-сарр!  Нет,  прости  меня
Джэршэ, как сто Икбер-сарров! Совсем разорил старого Яшлаха!
   Старому Яшлаху не было и сорока. Но в голосе сквозила горькая уверенность
в том, что еще парочка таких постояльцев - и он  до  сорока  не  дотянет.  С
голоду загнется.
   - Не откажись от  приглашения,  чужеземец.  Заходи  к  старику.  Посидим.
Покурим кальян. Расскажешь, что творится в землях неверных.
   - Зайду, - пообещал я, оглядывая комнату. И Яшлах ушел.
   М-да. А туг стало, пожалуй, лучше, чем пять лет назад. Ах  вот  оно  что!
Снесли левую стену и из двух комнат сделали одну.
   Хорошо. Ничего не скажешь.
   Стоит дороже, но, опять же, и престижней. Так что, думаю,  хозяин  только
выигрывает на желании местных  постояльцев  устроиться  покомфортней.  Здесь
ведь не шваль какая-нибудь останавливается... Тм. Да.
   Кто бы говорил!
   Ладно.  Вымыться.  Пожрать.  И   в   гости.   Нехорошо   от   приглашения
отказываться.

***

   Догнало-таки. Налетело. Смяло драгоценное умение забывать. А  ведь  почти
получилось забыть.
   Война.
   Война будет;
   К войне готовятся на Западе.
   К войне готовятся здесь, на Востоке.
   Война за веру.
   Слова-то какие! Страшненькие. Я видел такие войны. Я дрался и с той, и  с
этой стороны. И я знаю, что это такое.
   Сердце толкает в горячем стремительном ритме предчувствие драки.  Хорошей
драки двух миров. Дни степного спокойствия исчезли, словно  их  и  не  было.
Пусть даже спокойствие это было  чистой  воды  самовнушением,  а  все  равно
жалко.
   Итак, Запад и Восток. Накатывающиеся друг на друга стремительной  лавиной
смерти. Звездочки  и  перстни,  поисками  которых  занимаются  не  две,  как
замысливалось изначально, а три стороны. Третья - Князь. Повышенное внимание
Величайших к моей скромной персоне. Рыцари-рилдираны. Предательство в  Белом
Кресте. Брайр и его странные слова о том, что лунное серебро нам пригодится.
   А в центре всей этой мешанины трое бойцов  и  женщина.  Эльфы,  гоббер  и
шефанго. Сумасшедшая  четверка.  Чудовищная  мешанина  судеб,  характеров  и
символов, стоящих за  каждым  из  нас.  В  какое  же  дерьмо  мы  вляпались,
господа?
   И я не могу сказать, как привык: "Это было, и это будет". Потому  что  не
было. Ни разу за бесконечные тысячелетия не было ничего подобного.
   Я снова один. А друзья привычно кажутся мгновенно  мелькнувшим  сном.  Но
нет ощущения свободы. Зато есть неприятное чувство ответственности.
   За что?
   Да за нас же!
   Что с Киной?
   Симом?
   Элидором?
   Демиурги должны держать обещания, и все же, все же, все же...
   Ладно, что думать-то! Рубить надо. Завтра  с  утра  прогуляюсь  в  конные
ряды, куплю вместо Пепла легкую кобылу. Рыжую. Это уж обязательно.  Еще  мне
нужна новая сбруя. И, пожалуй, доспехи. Но с ними, увы, ничего не выйдет.
   Тоже проблема.
   Расхаживать в лунном серебре при большом скоплении народа - это наглость,
которую могу себе позволить только я. И даже я стараюсь этого не делать.
   Купить новые?
   Заказать. Только так. Разве купишь  готовые  на  эдакую-то  громадину?  А
времени на выполнение заказа уйдет ой-ой сколько. Ладно, придется светиться.
   Что еще?
   Много чего, но уже не в Гульраме. Вот так вот и стареют раньше срока.  От
проблем многочисленных.
   Может, следовало остаться в степи?
   Базары Востока, скажу я вам, это совсем не то, что холодные, спокойные  и
расчетливые  западные.  Если  вам  кажется,  что  на  базаре  где-нибудь   в
Десятиградье царят сумятица и хаос, то появляться здесь, на Востоке,  я  вам
не советую. Сравнивать Восток и Запад - все равно что сравнивать шарик ртути
с глыбой тяжелого льда; курятник, в который  забралась  лисица,  с  издохшим
петухом; Деструктора с Демиургами.
   В глазах рябит от обилия красок. В ушах звенит от  множества  голосов.  А
нужно еще успевать  отпугивать  многочисленных  карманников,  расходиться  с
зазывалами, продираться сквозь густую толпу, не  забывая  о  принятых  здесь
формах вежливых извинений.
   И все же  в  этой  сутолоке,  в  этой  кажущейся  неразберихе  есть  своя
прелесть. А когда кошель полон золота и  на  язык  сами  приходят  фразы  на
эннэмском, эзисском, сипангском и прочих, в зависимости от ситуации, языках,
ты на базаре желанный гость.
   Наложение миров, накатившее вчера, сегодня ушло без следа. Я  чувствовал,
что вернулся на свою землю. Как будто и не было двухлетней  разлуки  с  этой
солнечной, жаркой, пропахшей пряностями и благовониями страной.  И  привычно
слетают с губ ритуальные пожелания  благополучия.  Привычно  бросают  пальцы
подаяние в чашки многочисленных нищих. Не вызывает отвращения вонь, грязь  и
бродячие собаки, сплошь покрытые лишаями и коростой.
   Восток!
   Хорошо тут, честное слово.

***

   Конные ряды встретили волной шума, перекрывшего базарный гомон.  Здесь  к
человеческим голосам примешивалось истеричное ржание лошадей. Звон  молотков
в переносных кузнях. Треск ломаемого тяжелыми копытами дерева.
   И запах.
   Ни с чем не сравнимый запах конского пота.
   Может быть, я ненормальный? То есть я совершенно точно ненормальный, но я
имею в виду не образ жизни. Так вот, может быть,  я  ненормальный,  но  этот
запах мне нравится. Так  же,  впрочем,  как  и  запах  раскаленной  стали  в
оружейной мастерской. Как запах прогретого солнцем камня на старых трактах.
   Это запахи дороги. Земной дороги. Не имеющей  ничего  общего  с  дорогами
шефанго. Я ж  говорю  -  ненормальный.  А  впереди  уже  показались  легкие,
открытые денники, где стояли скакуны, до которых далеко  было  самым  лучшим
лошадям Запада.
   Рыжие, серые, соловые, вороные и игреневые. Чистокровки и  выдаваемые  за
оных.  Кто-то  стоит,  опустив  голову  в   кормушку.   Кто-то,