оказалось. И императрица и император были очень добры к ней с  первых  часов
знакомства. К ней все были добры. Удивительно хорошо оказалось вернуться  на
Айнодор. А ведь когда она уезжала, точнее, когда бежала отсюда, ослепнув  от
горя, страха и беспомощной  злости,  ей  казалось,  что  друзья,  пытавшиеся
отговорить   от   самоубийственного   шага,   помочь,   предлагавшие    свое
гостеприимство, - прогнившие изнутри лицемерные красивые куклы.
   Светлый Владыка! Как могла она думать такое?
   Айнодор...
   Священная земля.
   Кина подолгу сидела у окна, глядя с сумасшедшей высоты на  расстилающиеся
внизу сады, на  возносящиеся  к  ослепительному  небу  кружевные  башни,  на
разноцветные крыши домов, утопающих в зелени.
   Вечный счастливый покой царил в Лассэдэлле.
   Она и раньше любила бывать здесь. Раньше - как будто в прошлой  жизни,  -
когда ездила по Айнодору, собирая песни и сказки, щедро делясь  собственными
стихами и музыкой. Столица всегда завораживала  своим  величием  и  ласковым
дружелюбием. Здесь у Кины было много друзей. Музыкантов и поэтов, так же как
она сама, посвятивших себя дивному искусству сложения песен.
   Иногда хотелось взять лошадь и проехать по знакомым улицам. Поздороваться
с каждым домом. С каждым деревом. Зайти в гости к друзьям...
   Друзья, впрочем, заходили  сами.  И,  кажется,  они  не  очень  нравились
Элидору.
   Кина искала в себе удивление. Удивление тем, что даже в столице, даже  во
дворце,  дома,  под  сумасшедшими  от  счастья  взглядами  родителей  Элидор
оставался напряженным и сумрачным. Но удивления не было.
   Роскошь и благолепие Айнодора не подходили к принцу.  Совсем.  А  тяжелый
взгляд алых глаз, кошачья настороженность  движений,  резковатая  вежливость
Элидора, совершенно не вписываясь в атмосферу дворца, казались тем не  менее
естественными. Кине казались. Для всех остальных Элидор оставался чужим.
   Чуждым.
   А еще была тоска. Непонятная, странная, не правильная какая-то  тоска  по
страшному миру людей. По дороге, стремительно летящей под копыта  коней.  По
захлестывающей ярости драк. По опасности, грозящей  каждую  секунду,  каждый
миг...
   Страха Кина не помнила.
   Зато хорошо помнила вызывающе-радостную уверенность  в  том,  что  с  ней
никогда не случится ничего плохого. Помнила, как,  когда  возникала  угроза,
молча, не сговариваясь, вырастали рядом с ней Эльрик и Элидор. Несокрушимые,
как скалы. Сильные. И... они, не задумываясь отдали бы за нее жизнь.
   - Сделай песню, - весело посоветовал ей Ридал. - Это подходящая тема  для
песни. Что-нибудь такое... про любовь. Ну, и про опасность. Это тоже хорошо.
   - Я сделала. - Кина тряхнула головой. - И не одну. Но  мне  говорят,  это
страшные песни.
   - Тебе правильно говорят. - Ридал кивнул. - Ты поешь так,  как  будто  вы
действительно бросали вызов самой смерти. И еще... эта  спешка.  У  тебя  во
всех новых песнях какое-то непонятное стремление вперед.  Быстрее.  Быстрее.
Кажется, что ты торопишься... Допеть. Рассказать... Дожить.
   - Но ведь так оно и было.
   - Мало ли что было, Кина. Это Айнодор. И здесь ни  к  чему  такие  песни,
понимаешь? Она не понимала. А Элидор, кажется, понял сразу.
   Поначалу Кина жалела Сима, которому никогда не придется  увидеть  щемящую
красоту эльфийских земель. Потом она поняла, что просто скучает по  гобберу.
А потом... А потом начала завидовать ему.  Где-то  глубоко-глубоко  в  душе.
Завидовать тому, что он, Сим, остался на Материке, среди  людей.  Он  делает
свою работу, опасную, непонятную  ей,  Кине,  он  рискует  жизнью.  А  потом
возвращается в монастырь, к удивительно доброму  человеку,  Шарлю.  К  брату
Павлу. К отцу Лукасу, такому мягкому и спокойному, что просто непонятно, как
может он командовать бойцами вроде Элидора.
   "Элидор - принц, - напомнила себе Кина. - Здесь он принц.  И  имя  его  -
Элеман".
   Но Элидор не  был  принцем.  Элидор  был  и  оставался  бойцом,  стальным
клинком, взведенным арбалетом. Он просто должен был оставаться  таким.  Кина
только таким себе его и представляла. Может быть, был он убийцей  -  это  не
имело значения. Он был Элидором. Элеман? Нет, Кина не знала этого имени.  Не
принимала его. Не могла произнести.
   - У меня есть песня, - задумчиво сказала  она.  -  Там  никто  никуда  не
торопится. И она... наверное, про любовь.
   - Спой.
   - Спою. - Кина потянулась за лютней,
   Инструмент привычно лег  в  ладони.  Мягко  отозвались  на  прикосновение
серебряные струны. Горько вздохнули аккорды. Тоскливо. Тревожно.

   Нам никогда не быть вместе...
   Погасли усталые звезды,
   Забыты последние песни.
   Нам никогда не быть вместе.
   Крик на губах застывает,
   Последний корабль улетает
   Вдаль, за холодное море.
   Нам никогда не быть вместе...

   "Это правда, - подумала или осознала вдруг, страшно и сразу, Кина. -  Это
правда. Никогда. Никогда больше. Материк. Айнодор. Ямы  Собаки.  Мы  слишком
далеко. Мы слишком чужды. Не друг другу, нет, мы чужды нашим государствам...
Нашим мирам. Все кончилось..."

   Мечом рассекают время
   На дни года и столетья,
   И рвут поля и дороги
   На ярды, мили и лиги.

   Она не плакала, хотя слезы, кажется, сами наворачивались  на  глаза.  Она
разучилась  плакать.  Когда?  Нет,  вспоминать  было  нельзя.  Страшно  было
вспоминать.
   И больно было.
   А комната все-таки расплывалась  перед  глазами,  подергивалась  туманной
дымкой. И вместо Кины плакали струны.

   Когда ты глаза закроешь
   И страх, как стрела, в сердце
   Вонзится, пробив кольчугу,
   Ты вспомни потухшее небо,
   И взмах руки торопливый,
   И выжженный берег моря.
   Нам никогда не быть вместе.

   Эльрик... Ей показалось, что он вырос в  дверях.  Огромный  и  сильный...
Далекий. Чудовищно, невообразимо далекий.

Элидор.

   Принц стоял, прислонившись к косяку. Слушал молча. А Кина  пела.  Не  для
Ридала. Для Элидора. Для себя. Для Сима и Эльрика, которых  не  было  здесь.
Которых никогда не будет здесь. Она пела для них, как пела  когда-то  давно,
очень давно на коротких привалах. На полянах в лесу. У жарких  костров.  Под
ровный шум великанских сосен.

   Нам никогда не быть вместе,
   Ведь даже Боги не в силах
   Связать две судьбы воедино
   Запутавшись в снах и верах,
   В сетях чужих подозрений,
   Простимся же так, как должно.
   Нам никогда не быть вместе...

   - Выйди, - неожиданно резко и холодно сказал Элидор Ридалу.
   Тот молча поднялся и исчез  из  комнаты.  Принц  присел  рядом  с  Киной.
Помолчал, словно подбирая слова.
   - Я собираюсь уехать,  малыш,  -  сказал  он  наконец.  -  Ненадолго.  На
несколько дней. Мне нужно побыть одному. Разобраться во всем. Понимаешь?
   - Понимаю. - Кина кивнула. - Мне тоже. Возвращайся скорее, ладно?
   Элидор молча поцеловал ее и вышел.

Пустые земли (Аквитон)

   Сначала было солнце. Солнце било сквозь зеленые листья, бликовало  на  их
гладкой поверхности, путалось в траве золотыми нитками света.
   Потом был Тарсаш, подошедший, когда император открыл глаза. Конь постоял,
подышал в лицо, покорно стерпел то, что Эльрик ухватился за его ногу,  чтобы
сесть.
   - Великолепно. - Шефанго огляделся.
   Лес, где он оказался, был совсем не тот лес, из которого ушел  Торанго  в
Гнилой мир.
   Там была хвоя. Здесь - листья. Там был север. Здесь, без сомнения, юг.
   - Я доберусь когда-нибудь до побережья или нет?! -  зарычал  де  Фокс,  и
даже птицы испуганно примолкли.
   Эльрик выругался вполголоса, не спеша поднялся  на  ноги.  Прислушался  к
себе. Все, что могло болеть, болело. Что не могло - болело тоже.
   - Два дня отдыха. - Император улегся на травку, под  копыта  коня.  -  Не
кантовать.
   Вернуться в родной мир было приятно.
   Два дня Эльрик отсыпался,  питаясь,  чем  Боги  пошлют,  а  Боги  послали
небольшого упитанного кабанчика, и де Фокс  бессовестно  подстрелил  его  из
арбалета.
   Разумеется, он знал, что на кабанов так не охотятся. С  таким  арбалетом,
как у него, вообще ни на кого не охотятся. Ну разве что на драконов.  Однако
пища даже хрюкнуть не успела. Единственная беда: кабанчика пришлось тащить к
месту стоянки на собственном горбу.
   Его Величество вполне серьезно поразмыслил, а не проще ли будет перенести
лагерь. Все-таки позвать Тарсаша и забрать Меч  -  это  совсем  не  то,  что
переть на себе тяжеленную тушу. Но место для стоянки было выбрано  очень  уж
удачное. А кабана он пристрелил в звенящих комарами зарослях ивняка.
   И не то чтобы комары шефанго смущали. Не кусают они  тех,  у  кого  кровь
черная. Влажно было в ивняке. Грязно. Противно.
   Эльрик тащил кабанчика в гору  и  жаловался  всему  лесу  на  слабость  и
немощность. Только на вершине он сообразил, что  мог  просто  "исчезнуть"  в
лагерь.
   Впрочем, несмотря на озарение, дальше император все равно пошел пешком.
   Мясо он ел сырым. Тосковал по табаку. И все было хорошо.
   Утром третьего дня Эльрик наконец сообразил, что пробыл в Гнилом мире  не
меньше трех месяцев и давно следовало бы наступить  зиме,  а  вокруг  стояло
самое настоящее лето, и осень совсем еще робко заявляла о своих правах.
   Даже не пытаясь что-то для себя понять, шефанго потянул к себе Меч.

Эльрик де Фокс

   Сила. Сила, проснувшаяся во мне там,  рядом  с  Башней.  Скрученная,  как
пружина. Готовая рвануться, раскрываясь, вливаясь потоком в то  русло,  куда
мне придет в голову направить ее. И Сила Меча, сроднившаяся со мной.
   Снова пришло холодное безразличие ко всему, как  тогда,  когда  почуял  я
Силу в первый раз.
   Есть Меч. И есть я. А все остальное неважно.
   Пришло и отхлынуло, как будто пробовал меня клинок на  прочность.  Или...
дарил способность отрешиться от всего,  скользнуть  в  Равнодушие  по  узкой
ленте лезвия.
   И снова жгла память о том, что было. И тянуло в бой  стремление  к  тому,
что еще будет.
   Элидор, Кина, Сим... Неоплаченный долг...
   Ямы Собаки...
   И Тьма.
   Вера, от которой я отступился.
   Меч сиял ровным белым светом. Сейчас казалось, что вместо лезвия  у  него
сияющий луч, но под пальцами я чувствовал холодный металл.
   Светлый Меч, Светлый маг, теперь вот Светлый вояка. Ну и... Всяко в жизни
бывает.
   Я спрятал клинок. Заседлал коня. И мы снова, в который уже  раз,  поехали
на север.
   Мы двигались по дороге. Сперва по проселочной, еще  волглой  от  росы,  и
копыта Тарсаша глухо били в утоптанную пыль. Пусто было  на  дороге.  Совсем
пусто.
   Может, конечно, некому было ездить по ней в такую рань?
   Потом был перекресток с заботливо прибитыми  указателями.  На  указателях
были написаны названия. На аквитонском. Названия мне ну абсолютно ни  о  чем
не говорили. Но уж лучше Аквитон, чем какая-нибудь Эллия, хотя, конечно,  на
эллинские местные леса не походили. Мог бы и без указателей догадаться.
   Беспокоиться я начал, когда солнце высушило росу, а на дороге так никто и
не появился.
   Потянулись поля. Но на них никого не было.
   Дикое зрелище: вызревшие колосья, уже начавшие клониться к  земле,  и  ни
одного человека. А ведь, по идее-то, здесь пейзане должны  вкалывать  не  за
страх, а за совесть и на себя, и на владельца своего, и на церковь местную.
   Церковь, кстати, стояла на горушке, мирная такая, маленькая церквушка, из
тех  деревенских   приходов,   что   даже   меня   иногда   тянут   к   себе
умиротворенностью и обещанием доброты и покоя. Я  в  обещания  не  верю.  Но
сейчас просто погнал коня к храму. Слетел с седла, распахнул двери...
   Тишина!
   Гулкая, пустая, холодная тишина.
   Я пронесся по церкви, заглядывая во все уголки. Алтарь был разграблен, но
разве ж это сразу разберешь? В таких церквушках обычно брать особо нечего, и
даже разграбленный алтарь не слишком отличается от нетронутого.
   Никого.
   Мы умчались из деревни с труднопроизносимым аквитонским названием.
   Мы ехали очень быстро и  довольно  долго,  пока  солнце  не  поднялось  к
полудню.
   Тогда я одумался, придержал коня, и дальше мы пошли ровной иноходью.
   Тут-то из-за поворота и выехал хисстар.
   Если бы я продолжал мчаться, мы пронеслись бы мимо, даже не заметив Воина
Тьмы. Но мы, к несчастью, уже не спешили.
   - Береги коня, - посоветовал хисстар, проезжая мимо. - Хороший конь. А  с
Мечом - это ты зря. Нельзя верить Девятке.
   Я промолчал. И мы разъехались. Но теперь безлюдность вокруг не  удивляла.
Уж коли здесь хисстары разъезжают, как  в  незапамятные  времена,  когда  об
Аквитоне еще слыхом не  слыхивали,  то  понятно,  что  все  живые  предпочли
сгинуть куда-нибудь и затаиться.
   А ночью мне встретился целый отряд, состоящий из людей.

***

   Эльрик услышал людей издалека. Сначала двоих. Они стояли в темноте, тихие
и напряженные, вглядываясь в лес вокруг.
   Шефанго обошел их. Скользнул мимо бесшумной тенью. И не  удивился,  когда
разглядел чуть дальше еще двух вооруженных мужчин.
   Часовые.
   Он насчитал десять постов.
   Люди стояли по окружности небольшого тихого лагеря.
   Эльрик  прошелся  вокруг,  принюхиваясь   и   прислушиваясь,   как   кот,
подбирающийся к горшку со сметаной.
   Двадцать человек на посту. Да около  полусотни  в  лагере.  Лошадей  нет.
Ведут себя тихо, песен не горланят.
   Прячутся?
   А может, просто спят уже.
   Как бы там ни было, это были первые люди, которых встретил  Эльрик  после
возвращения  из  Гнилого  мира.  А  поговорить  с  кем-нибудь,  узнать,  что
случилось с богатым и сильным герцогством, почему на Опаленных  землях,  как
дома, чувствуют себя хисстары, хотелось ужасно. А еще больше,  если  честно,
хотелось разжиться табаком. Приземленное такое желание. Недостойное Светлого
мага, вернувшегося из Гнилого мира, и тем не менее.
   А бояться было нечего.
   Некого было бояться императору, пока был с ним Меч.
   Клинок, кстати, перестал светиться, едва Эльрик почуял присутствие людей.
   Шефанго ушел в лес, позвал Тарсаша, и уже вместе с ним, ругаясь  и  ломая
подлесок, вывалился на ближайших постовых.
   - Стой, кто идет! - рявкнули громко и радостно, заодно  поднимая  тревогу
чуть ли не во всем лагере. - Стой! Стрелять будем.
   - Я иду, - честно сообщил де Фокс.
   - Кто такой? Брось оружие. Эльрик повесил Меч на седло.
   - Бросил. А вы кто будете?
   Из лагеря уже набежали. Окружили. Нацелили  взведенные  арбалеты.  Кто-то
самый смелый или самый неразумный сунулся было к Тарсашу, но под взглядом де
Фокса как-то сник и передумал.
   - Погуляй, малыш. - Эльрик хлопнул коня по гладкой шее. - Я тебя позову.
   Скакун тряхнул густой гривой и отступил в лес, растворившись  в  темноте.
Меч остался висеть у седла.
   - Пойдем-ка, странничек, - сухо предложил де Фоксу пожилой широкий вояка.
И кивнул в сторону лагеря. - С командиром поговоришь. Он разберется, что  за
нелюди тут ночами шастают.
   Командир выбрался из единственной на весь лагерь палатки,  недовольный  и
заспанный:
   - Дик, добрые люди по ночам спят.  А  недобрых  можно  пристрелить  и  не
допрашивая.
   - Так ведь нелюдь же, - оправдывался  коренастый,  широченный  Дик,  стоя
навытяжку перед тоненьким, изящным парнишкой.
   - А нелюдей вообще  стрелять  без  разбору!  Командир  соизволил  наконец
обратить внимание на шефанго. И не удержался - шагнул назад. Очень уж  велик
был плененный нелюдь.
   - Лорд Альберт Грейлон барон Лонге? - Эльрик улыбнулся. - Не самые лучшие
обстоятельства для встречи, вам не кажется?
   - Кто ты... - Парень нахмурился, вспоминая. - Да, я видел тебя...  вас...
Такие встречи не забываются. В столице. С вами была та прекрасная эльфийская
леди. Кина, так ее имя. А ваше...
   - Эльрик де Фокс. - Шефанго простил барону вполне понятную  забывчивость.
Кто  видел  Кину,  у  того  не  появится  желания  запоминать  имя  мужчины,
сопровождавшего ее. -  Мне  не  хотелось  бы  беспокоить  вас  сейчас,  лорд
Альберт, но, может быть, утром вы выберете время для того, чтобы  рассказать
мне, что произошло на землях благословенного герцогства.
   - Эй, нелюдь, как бишь тебя, - вмешался  Дик  раньше,  чем  лорд  Альберт
успел ответить. - Здесь не ты спрашиваешь, понятно?
   - В самом деле. - Барон смутился. - Как-то  даже  неловко  получается.  С
одной стороны, мы знаем друг друга как учтивых рыцарей и дворян. С другой  -
сами понимаете, сэр Эльрик, война есть война. Пройдемте.  -  Он  приглашающе
указал  на  свой  шатер.  -  Там  и  побеседуем.  Дик,  возможно,  ты   тоже
понадобишься.
   В тесном шатре лорд Альберт сам  затеплил  светильник.  Опустил  сетчатый
полог. Пожаловался, усмехаясь:
   - Так - душно. Откроешь - комары налетают. Вы садитесь, сэр Эльрик.  Дик,
присаживайся, не стой столбом. Итак, могу я узнать, что вы ищете здесь и как
случилось, что вы ничего не знаете о гибели моего герцогства?
   - Вашего герцогства?
   - Отец погиб.
   - Понятно. - Эльрик потер подбородок. Собрался с мыслями. - Меня не  было
здесь довольно долго, - сказал он наконец. - Месяца три, а может, и  больше.
Не помню. А когда вернулся - все уже, видимо, закончилось.
   - Но мы виделись в столице не так давно. - Лорд Альберт нахмурился.
   - Ты как-то странно врешь, нелюдь, - буркнул Дик. И  виновато  глянул  на
начальство.
   - Я не вру. - Де Фокс пожал плечами. - Я говорю, что я не был  здесь.  Ну
или был не здесь. В любом случае, вы - первые люди, которых я встретил.
   - А кого ты встречал до этого?
   - Хисстара. И животных, но они, полагаю, вас не интересуют.
   - Хисср... Как, простите? - Молодой герцог наклонился вперед.
   - Хисстара. Я не знаю, как называют их  люди.  Воин  Тьмы,  принадлежащий
Тьме, спутник Темного. Это приблизительные переводы с зароллаша.
   - Черные Мертвяки! - Дик положил ладонь на рукоять меча. - Это ж  он  про
Черных Мертвяков, ваша светлость. Да ведь кто их видел, тот живым не уходил.
Что ж ты брешешь, нелюдь?!
   - Хисстары не убивают своих! - рявкнул Эльрик, позабыв, где он находится.
И позабыв на мгновение о том, кем он стал.
   Лорд Альберт побелел. А Дик, наоборот, наливаясь темным румянцем, раскрыл
уже рот, чтобы звать охрану, когда  молодой  герцог  остановил  его  взмахом
руки.
   - Я не понимаю. - Он смотрел на де Фокса изумленно, но без страха. -  Кто
вы?
   - Шефанго. - Эльрик поморщился. - Ну и что?
   - Это означает, что я обязан убить вас.
   - Зачем?!
   - Шефанго нужно убивать, или они убьют сами. Это же прописная истина,  уж
простите меня, сэр. - Голос лорда Альберта стал язвительным.
   - А вы  хоть  одного  шефанго,  кроме  меня,  видели  когда?  -  спокойно
поинтересовался Эльрик. - Или, может, я вас прикончить  пытался  при  первой
встрече? Или я тогда не был шефанго? Что скажете, сэр?
   - Вы - враг, который страшнее готов. Готы все же люди,  а  люди  так  или
иначе уладят свои распри.
   - Да улаживайте, кто ж вам мешает? - Император чувствовал, как накатывает
на него легкое, какое-то веселое равнодушие.  Подобное  тому,  какое  бывает
после нескольких бессонных ночей. Когда  разум  и  язык  перестают  работать
слаженно. А благоразумие весело хихикает, словно  от  щекотки,  наплевав  на
окружающую действительность. - Послушайте, лорд Альберт, у вас  почти  сотня
вооруженных, умелых бойцов. А я сижу здесь один, без  оружия,  без  доспехов
даже. Вы всегда успеете меня прикончить, верно?
   - Шефанго...
   - Да забудьте вы эти сказки, во имя всех Богов.
   - Каких Богов?!
   - М-мать. - Эльрик дернул себя за косу. - Мы ж еще и  язычники,  я  забыл
предупредить. - Он тяжело вздохнул и прикрыл глаза, - Исследования показали,
- пробормотал он вполголоса, - что  наркотические  вещества  не  вызывают  у
шефанго физического  привыкания,  однако  привыкание  психологическое  может
оказаться столь сильным, что мало  чем  будет  отличаться  от  наркотической
зависимости смертных...
   - Колдует, - обреченно  сообщил  Дик.  -  Может,  кликнуть  стражу,  ваша
светлость?
   - Зовите, - кивнул шефанго. - Но не дайте мне умереть без табака. Может у
меня быть последне