ня  не  пытались  только
потому, что полагали, будто за мной вскорости еще  полусотня  придет.  Таких
же.
   Как раз тогда был большой скандал в "Серой кошке". Ян от гостя  незваного
шарахался, а гостю ничего, кроме покоя и тишины, не нужно было. Так что  нас
обоих положение устраивало. Явившиеся к нему молодчики, не  баронские,  так,
дворянчики местные, жены хозяйской домогаться начали. Ну, Ян им и  попытался
объяснить, что не дело это - вести себя так. Дворяне, конечно,  люди,  можно
сказать, уважаемые, но к чужим-то женам как-то оно не принято. Он объясняет,
а его не слышат. Слово за слово. Хвостом по столу.  Мальчики  раздухарились,
голоса повысили, начали  Яна  обзывать  нехорошо...  Он  с  ними  все  миром
разойтись пытался. Но меня тогда любой шум нервировал. В общем,  через  пару
секунд держал я двух гостей за шиворот и объяснял что-то за мою  расшатанную
душевную организацию. Объяснял, кажется, на зароллаше  -  у  меня  по  пьяни
всегда родной язык прорывается. Ну да мальчики и на зароллаше поняли.
   Ян в истерике бился. Кричал, что теперь и меня, и его, и его жену, и  его
сына, и даже его дочку замужнюю, которая в Гиени живет... Короче,  что  всем
нам плохо будет. Этим же вечером я еще десяток "мстителей"  разогнал.  А  на
следующий день их двадцать пять пришло. Ну тогда я за топор взялся... Мне за
убийство потом слова плохого  не  сказали  -  очень  уж  осточертело  страже
городской местных подонков вежливо не замечать.
   Яна после моего отъезда снова обидеть пытались. Я бы,  может,  плюнул  на
это  да  забыл.  Но  мужик  во  время  того  побоища  со  мной  рядом  мечом
отмахивался. А это не забывается. В Удентале  тогда  трактирщики  порядочные
попадались. Им только стимул нужен был... В общем, вернулся я через полгода.
Узнал о безобразии. Нашел дворянчика того, что всю эту бучу затеял. Ну  и...
В общем, гарантировал Яну неприкосновенность.
   С тех пор я в "Серой кошке" - гость желанный. А кроме того, и в  Удентале
ко мне попривыкли. Это греет. Должно же быть в мире место, где  от  тебя  не
шарахаются, Огнем себя осеняя.

Румия. Монастырь Жерара Беспощадного

   Широкий,  вымощенный  камнем  тракт  тянулся  за  горизонт.  Синее  небо.
Крохотные зеленые рощицы. Ухоженные, издалека  кажущиеся  даже  симпатичными
деревеньки. Ехать бы и ехать. Радоваться жизни, солнцу, хорошей погоде.
   Элидор хмуро смотрел на окружающую его  благодать,  перебирал  в  пальцах
поводья  и  машинально,   без   должного   чувства,   благословлял   изредка
попадавшихся на дороге крестьян. Крестьяне, впрочем, понятия не  имели,  что
такое благословение силы не имеет, и принимали знак Огня  с  благодарностью.
Эта их тупость раздражала Элидора не  меньше,  чем  безмятежное  свиристение
птиц.
   "С ума все посходили, что ли? -  Монах  без  всякого  интереса  скользнул
взглядом  по  стройной,  потупившей  глаза  девушке,  спешившей  куда-то   с
корзинкой, - Что я там сделаю,  в  этом  Эзисе?  Без  языка.  Без  привычки.
Штезаль!" Он ощутил вдруг острую потребность  вытянуть  кого-нибудь  плетью.
Просто чтоб душу отвести. И поспешно усмирил это  недостойное  желание.  Все
равно дорога впереди была пуста. А бить лошадей Элидор не позволял себе даже
в самом гадком расположении духа. Лошадь - это  ведь  не  человек.  Ее  бить
незачем.
   Монах дал коню шенкелей, и зверь послушно пошел легким галопом.  Заводной
держался рядом, вытянув тонкую морду и  кося  на  человека  темно-фиолетовым
глазом.
   Покачиваясь в седле в  такт  ровной  поступи  скакуна,  Элидор  попытался
вспомнить уроки брата Павла. Вздохнул глубоко,  начал  медленно,  размеренно
считать до двадцати пяти и,  дойдя  до  одиннадцати,  понял,  что  взорвется
сейчас просто от того, что пытается сам  себя  успокоить.  Лучше  уж  вообще
ничего не предпринимать. Злость должна была пройти. Рано или поздно. В конце
концов она всегда проходила.
   Проще всего, конечно, было бы прикончить кого-нибудь быстро и весело.  Да
некого было убивать.
   - Отец Лукас, - Шарль замялся, но продолжил решительно,  хотя  и  не  без
внутреннего трепета, - простите за неуместное любопытство, но... - Он  вновь
запнулся. Заявиться в келью к настоятелю, да еще и требовать от того  отчета
- раньше Шарль не позволял себе такой наглости. И не позволил бы никогда, не
иди речь об Элидоре.
   - Но? - Черный Беркут холодно взглянул на монаха. - "Но" означает, что ты
собираешься задать вопрос? Задавай.
   - Элидор два дня как вернулся, - пробормотал Шарль.
   - Неужели? - неискренне удивился настоятель.
   - Отец Лукас, его же  нельзя  выпускать  из  монастыря  еще  полгода.  Он
ведь... Ну, три срыва уже было. А брат Павел в этот раз даже  начать  работу
толком не успел.
   - Спасибо, что взял на себя  труд  сообщить  мне  об  этом,  -  брюзгливо
процедил настоятель. - Ты, Шарль, надо полагать, считаешь меня  выжившим  из
ума старым пнем, который уже не соображает, что творит, так?
   Шарль сглотнул и помотал  головой.  Ему  ничего  подобного  в  голову  не
приходило. Никогда. И не могло прийти. Ни за что.
   - Что у тебя за манера всюду совать свой нос?! - Черный Беркут  откинулся
на спинку высокого кресла. - Длинный моруанский нос! Тебе мало  досталось  в
Гиени?
   Шарль снова помотал головой. Потом брякнул:
   - Я же должен знать. Вы же потом с меня отчет потребуете. Я же...
   - Когда ты научишься говорить по-румийски?  -  Настоятель  поморщился.  -
Прекрати жужжать и следи за своей речью.  Аналитик!  Двух  слов  связать  не
может. Элидора переводят в класс "элита". Тебе это говорит о чем-нибудь?
   - В "элиту"?! - восхищенно выдохнул Шарль. - Элидора?! Давно пора!
   - Если он перейдет в "элиту", его заберут  в  Аквитон.  -  Черный  Беркут
клацнул зубами и полез за своей трубкой. - А вы нужны мне здесь!  И  ты  это
знаешь. Элидор не знает, так ему и не положено.
   - А если не перейдет? - осторожно уточнил монах, так уточнил,  на  всякий
случай, ответ он уже знал.
   - Если не перейдет, значит, сдохнет там, в Эзисе, - сказал Черный  Беркут
то,  что  должен  был  сказать.  -  Это  последнее   испытание.   Работа   в
экстремальных условиях.
   Он замолчал. Долго  раскуривал  трубку.  Пыхал  дымом.  Дергал  брезгливо
тонким горбатым носом. Наконец затянулся и выдохнул, прикрыв от удовольствия
глаза.
   - Рад?! - проскрипел совсем уж раздраженно. - Давно  в  Аквитон  рвешься!
Под магистра хочешь. Черный Беркут для  вас,  господин  аналитик,  низковато
летает. А?!
   Шарль не успел ответить. Настоятель  вдруг  вспомнил  о  делах  и  указал
монаху на дверь весьма энергичным жестом. Еще и пальцами прищелкнул, шевели,
мол, копытами, господин аналитик.
   Шарль зашевелил. Осторожно прикрыл за собой дверь.
   - Про морковь не забудь! - каркнуло из кельи.  Очень  захотелось  сказать
гадость. Ну или хотя бы подумать. Однако Шарль поостерегся. И без того  было
над чем поразмыслить.
   Он вернулся к ненавистным морковным грядкам. Уселся на  влажную  землю  и
отрешенно уставился на зеленые хвостики ботвы.
   Элидора переводят в "элиту". Сам  Шарль  давно  уже  был  признан  лучшим
аналитиком ордена. И ему действительно полагалось бы  быть  в  Аквитоне.  Но
Черный Беркут держал его при себе, а магистру  объяснял,  что  никто,  кроме
Шарля, не в состоянии приводить Элидора в себя после боевых выходов.
   Лучший аналитик и лучший боец. Два найденыша, воспитанных отцом  Лукасом.
Но Элидора, при всем том, что равных ему в  ордене  не  было,  переводить  в
"элиту"  не  спешили.  Во-первых,  он  был  нелюдем.  А  во-вторых,  он  был
сумасшедшим.
   Сам Элидор не видел ничего из ряда вон выходящего в своей манере  убивать
во время выходов всех, кто подворачивался под  руку.  И  даже  тех,  кто  не
подворачивался. Когда эльф приходил в дом жертвы, он приканчивал  там  всех,
начиная с того, кого нужно было убить,  и  заканчивая  последней  служанкой.
Если ситуация складывалась так, что работать  приходилось  на  улице  или  в
другом людном месте,  Элидор  уничтожал  охрану  -  даже  тех,  кто  пытался
сбежать, позабыв о своих обязанностях. Если же не  было  даже  охраны,  эльф
считал выход недостойным упоминания.
   С этим-то, впрочем, еще можно было бы смириться.  Но  вот  после  выходов
монах становился совершенно невменяемым. Он без  приключений  возвращался  в
монастырь. И запирался в своей келье, допуская туда только Черного  Беркута,
Шарля или брата Павла. Повод к такой  уединенности  был.  И  очень  весомый.
Элидор признавался брату Павлу, что он  ищет  повод.  Первое  время,  первые
пару-тройку месяцев по возвращении, он все время ищет повод: кого  бы  и  за
что убить.
   И этот его пунктик был совершенно лишним.
   Когда  в  Аквитоне,  в  курии  ордена,  слышали  о   "Том,   кто   всегда
возвращается", там досадливо скрипели  зубами.  Нелюдь  -  это  не  страшно.
Главное, что принял Опаление и верит истово,  другим  бы  поучиться.  А  вот
сумасшествие и как результат -  непредсказуемость  действий  и  поступков...
Черный Беркут управлялся с Элидором, потому что  знал  своего  приемыша  как
облупленного. Но Черный Беркут был нужен в Румии.
   Шарль вздохнул.
   Аквитонскому  начальству  не  объяснишь,  что  даже  здесь,  вдалеке   от
орденского управления, они с Элидором работали с полной отдачей.  Начальство
- оно на то и начальство, чтобы лучшие кадры  забирать  под  свое  крыло.  А
значит, когда вернется эльф из Эзиса - он ведь вернется, хотя бы  для  того,
чтобы подтвердить прозвище, - придется им сниматься с  насиженного  места  и
отправляться в столицу Зеленого герцогства.
   Там   -   новые   люди,   ревнивые   взгляды,   придирки,   необходимость
срабатываться, искать компромиссы... Впрочем, Элидор-то  считает,  что  ради
"элиты" вытерпеть можно все. Он  рвется  наверх.  Зачем  только,  непонятно.
Стать управителем боевого секрета? И что ему в том?
   "А Беркут-то ревнует!" - с неким удовлетворением констатировал  монах.  И
вновь принялся пропалывать морковку. Работы по  хозяйству  были  обязательны
для всех в монастыре. Кроме разве что самого настоятеля.

Баронство Уденталь. Столица

   В дверь постучали, и в комнату просунулась лохматая голова Марка:
   - Завтрак! - почему-то радостно сообщил парень, во все глаза рассматривая
синеглазое чудо, сидящее на кровати с кубком в руках. Красноглазое  чудовище
в кресле напротив он старался не замечать. Не  потому,  что  боялся  -  чего
бояться, это ж сама госпожа Тресса, - а чтобы впечатления не портить.
   - Неси, - милостиво кивнула шефанго.
   - Тащи!  -  гаркнул  Марк  куда-то  в  коридор.  Три  паренька  помладше,
торжественно вышагивая друг за другом, внесли в комнату подносы с блюдами  и
тарелками. Кина проглотила слюну и уставилась на еду горящими глазами.
   - А это мама велела от  себя  передать.  -  Марк  переволок  через  порог
корзину, из которой торчали горлышки бутылок. Большую корзину. Тяжелую.
   - Твоя мама попадет  на  Небеса,  -  сообщила  Тресса  своим  удивительно
мелодичным голосом,  одной  рукой  поднимая  корзину,  а  другой  вытаскивая
бутылку. - С ума сойти, "Молоко Драконессы"!
   - Мама сказала, - сообщил Марк, выпуская своих подчиненных в  коридор,  -
что ежели  госпоже  эльфийке  отдельную  комнату  надо,  то  она  уже  белье
постелила и камин разожгла. - Он ткнул пальцем в стену. -  Вон  та  комната,
куда от вас дверь сделана. Как обычно, в общем.
   Тресса закашлялась. Кина удивленно посмотрела на нее, потом  на  стоящего
на  пороге  парня,  потом  на  упомянутую  дверь.  Она  явно  не  видела   в
заботливости хозяйки ничего особенного.
   - Иди, Марк, - простонала шефанго, падая в кресло и стараясь не  смеяться
в голос. - Иди, дитя мое.
   - А чего я...
   - Я тебе потом объясню. Иди.
   Марк пожал плечами и  вышел.  Он  понять  не  мог,  что  сделал  не  так.
Поручение матери передал в точности. В соседней комнате, смежной  со  своей,
сэр Эльрик действительно часто селил женщин. Нынче  к  нему,  говорят,  даже
молодая баронесса заглядывала. А то, что сейчас он не сэр вовсе, а госпожа -
так долго ли шефанго облик сменить?
   - Не пойму я их. - Марк почесал в затылке и побрел по коридору в глубокой
задумчивости.
   Кина в момент  сгрызла  первого  цыпленка.  Так  же  шустро  съела  ножку
второго. Крылышки угрызала  помедленнее.  А  грудку  уже  поклевывала,  явно
наевшись, но еще не  находя  в  себе  сил  оторваться.  Тресса  методично  и
неторопливо ела поросенка, ела, ела и ела, запивала  его  вином  и  явно  не
собиралась останавливаться. Кина поглядывала на чудовищные клыки  шефанго  и
не всерьез, но с некоторой тревогой подумывала о том, что эта леди  может  и
ее сожрать. Причем так  же  спокойно,  деликатно  даже,  пользуясь  ножом  и
вилкой, не забывая время от времени промакивать губы белоснежной салфеткой.
   Голова  слегка  кружилась.  "Молоко  Драконессы"  -  голубое,  казавшееся
искристым, с необычным, чуть кисловатым вкусом, пилось очень легко и так  же
легко хмелило. Кина легла на поднятые подушки. Прикрыла глаза. Было  хорошо,
тепло... спокойно. И чтобы  не  поддаться  этому  спокойствию,  спокойствию,
которое - уж это-то эльфийка знала - всегда ненадежно, всегда  заканчивается
и снова вышвыривает тебя в страшный, жестокий и похотливый мир,  Кина  стала
напоминать себе о том, что шефанго  с  легкостью  меняют  пол.  Что  Тресса,
пригревшая ее, в любой момент  может  стать  мужчиной.  Что  любое  из  этих
чудовищ только и мечтает о том, чтобы подмять под себя, унизить, исковеркать
ее, Кину, лишь потому, что выпало ей несчастье родиться красавицей.  Она  не
поняла сама, как поднялось мутной  волной,  хлестнуло  горечью  и  рванулось
наружу криком, слезами, злостью и безнадежностью все, что накопилось за  эти
долгие, бесконечные полгода.
   Тресса слушала  молча.  Она  отодвинула  в  сторону  опустевшие  тарелки.
Открыла окно. Достала трубку и  раскурила  ее,  выдохнув  облако  ароматного
дыма. Кина плакала и говорила, говорила, говорила. А  шефанго  подливала  ей
вина, не спорила и  не  соглашалась,  смотрела  своими  страшными,  мертвыми
глазами куда-то мимо эльфийки. А когда Кина,  выплакавшись,  неожиданно  для
себя самой уснула, свернувшись на широкой кровати, Тресса забралась в кресло
с ногами и меланхолично уставилась в окно.
   Прежде чем принимать какие-либо решения,  следовало  хорошо  подумать.  В
женском обличье подумать, потому что она-Эльрик в подобной ситуации,  плюнув
на размышления, поступила бы так, как  требовали  беззащитные  и  испуганные
синие глаза. Карел Хальпек, впрочем, перешел дорогу  как  раз  ей-Трессе,  с
ней-Эльриком он предпочитал просто не связываться.  Никогда.  Ни  при  каких
обстоятельствах. А поскольку драться  леди  Тресса  де  Фокс  не  любила  до
крайности, несколько раз десятнику сходили с рук оскорбления, над которыми в
мужском облике Эльрик просто смеялся. И прощал. Становясь мужчиной,  шефанго
вообще делалась более снисходительной к людям.
   Однако сейчас  и  здесь  наказывать  следовало  не  за  себя.  Наказывать
следовало за девочку, которая, в отличие  от  Трессы,  не  сделала  Хальпеку
ничего плохого. Хуже того, Тресса прекрасно понимала, что наказывать одного,
конкретного десятника она-Эльрик будет за всех мерзавцев, которых  встретила
Кина за месяцы жизни на Материке. На  Материке,  населенном  преимущественно
людьми. На Материке, где выживает сильнейший, или  подлейший,  но  никак  не
юная эльфийка, покинувшая родину после того, как орки сожгли ее дом и  убили
ее мать и ни одного эльфа не оказалось рядом, чтобы защитить...
   "Почему, кстати?"
   Тресса вновь принялась набивать трубку.
   На севере Айнодора всегда было неспокойно. Туда приходили шефанго. Там же
бывали стычки с орками или,  того  хуже,  с  объединенными  орко-шефангскими
отрядами.
   Такое, впрочем, случалось не часто. Орочья жестокость, насколько, помнила
Тресса, отталкивала даже самых ревностных  сторонников  истребления  эльфов.
Так что, по идее,  северные  границы  Айнодора  должны  были  охранять  -  и
охраняли - весьма  бдительно.  Кина  сказала,  что  незадолго  до  нападения
гарнизон, стоявший в их городке (да, на севере  Айнодора  не  было  одиноких
усадеб, воспетых эльфийскими поэтами, там были города,  и  стены,  и  всегда
готовые к бою войска), так вот, Кина сказала, что гарнизон сняли и  отозвали
куда-то в другое место.  Совет  старейшин  объяснил,  что  где-то  восточное
высадились люди... Эльфиечка не помнила подробностей. Словом, туда  пришлось
в срочном порядке стягивать все имеющиеся в наличии  силы.  Вот  и  стянули.
Орки, как знали, напали на город на следующий же день.
   "Они знали".
   Клубы дыма выплывали в распахнутое окно.
   Кто из смертных мог напасть на Айнодор?
   "На следующий же день..."
   Это не было совпадением. Мужчина мог бы списать  на  случайность.  Тресса
же,  привыкнув  доверять  своей  интуиции,  могла   поклясться,   что   орки
действительно знали...
   "Союз с орками против Айнодора... Союз смертных с орками? Невероятно..."
   ...Когда и куда нужно бить.  И  знали,  что  уйдут  безнаказанно.  Но  ни
эллийцы, ни ригондцы, ни  тем  более  фанатичные  румийцы  на  пошли  бы  на
подобный союз. Никогда. Да и вообще, весь запад Материка за последнюю тысячу
лет был Опален полностью.
   " - ...гонец сказал, что на побережье высадились люди..."
   "Ладно, икберы с ним, с Айнодором. - Шефанго  положила  ноги  на  стол  и
откинулась в кресле. - Пора пообщаться с Карелом. Эх, плакали мои контракты.
За избиение стражника по голове не погладят... Но  нельзя,  же  терпеть  эту
свинью до бесконечности, в самом-то деле!"
   Убедить себя в целесообразности  физической  расправы  ей  всегда  бывало
очень нелегко. Впрочем, в нынешней ситуации выбирать не приходилось.  Тресса
неспешно докуривала трубочку, медля принять мужское обличье, и  в  последний
раз пыталась убедить себя в том, что сумеет быстро отделаться от Кины,  если
случится в том нужда. Свой пунктик - защищать тех, кто слабее, и становиться
на сторону заведомо проигравших - она знала всегда.  В  большинстве  случаев
проигрывающая сторона становилась после этого  выигрывающей,  а  подзащитные
вешались на шею, и с ними приходилось нянчиться, пока они  не  находили  для
этого другой объект...
   "Пристрою ее куда-нибудь. К Лукасу, в Гемфри. Или  к  тому  же  Ахмази  в
Эннэм. Он за девчонкой присмотрит, а она ему компанию составит. Всем хорошо.
Тем более что ему, евнуху хренову, ничего, кроме компании, и не надо..."
   Марк видел, как огромная беловолосая фигура  скользнула  через  обеденный
зал, небрежно отвечая на приветствия наводняющих трактир посетителей. Утро -
время завтрака.  Живущий  в  "Серой  кошке"  шефанго  давно  уже  никого  не
отпугивал.
   "Все-таки сменила госпожа Тресса облик, - с некоторым сожалением  подумал
парень, подхватывая очередной поднос  и  отправляясь  к  столу,  где  сидела
компания сонных гвардейцев. - И то  сказать,  какая  девчонка,  ух!  Глазищи
синие! Сэру Эльрику только свистнуть - к нему любая в постель прыгнет. И эта
тоже... А жалко".
   - Чего замечтался! - прикрикнула мать. И Марк поспешил ей на помощь.
   Шефанго в задумчивости постоял за воротами трактира. Потом сунул  руку  в
кошель и рассеянно вытащил с десяток серебряных монет. На эти деньги еще  не
один месяц можно было прожить безбедно. Но вот  на  путешествие  их  уже  не
хватало. Хотя бы потому, что Кине нужна  была  лошадь.  А  поскольку  Эльрик
всерьез собирался  поссориться  с  местной  стражей,  следовало  уже  сейчас
подумать об отъезде.
   В Удентале было два больших караванных двора. Один - для западных купцов.
Другой - для  джэршэитов.  Озаренные  начисто  отказывались  жить  вместе  с
Опаленными и другими неверными. Дворы находились в разных концах  города,  а
"Серая кошка" стояла точно посередине.
   Оказываться в положении известного осла  Эльрику  приходилось  не  каждый
день. Он посмотрел направо - там, выворачивая из-