ами.
   - Идем, дядя! - Радгар ухватил его за меховую опушку мантии.  -  Если  уж
мне суждено умереть, ты, во всяком случае, умрешь первым. - С  силой  дернув
за мантию, он вытянул короля из толпы, протащил через помост  и  сбросил  на
пол. Тот растянулся на нем ничком, не переставая визжать.
   - Ар-р-рх, ар-р-рх! - Фюрдрак приближался. Он почти поравнялся с очагами,
перемещаясь медленно, словно человек, идущий по топкому броду.  Вся  входная
часть зала уже пылала. - Ар-р-рх!
   Король, шатаясь, поднялся на ноги. Радгар спрыгнул на пол и  приставил  к
нему свой меч.
   - Шевелись! Умри на этом клинке или шевелись! Всхлипывая,  упираясь  -  и
истекая кровью, ибо Радгару некогда было церемониться, -  Сюневульф  пятился
навстречу фюрдраку.
   - Что ты делаешь? - взвизгнул он. Жар становился нестерпимым, но  Радгару
в эту минуту приходилось хуже,  чем  ему.  Его  меховой  воротник  и  корона
защищали шею и голову от жара, а остальная  часть  тела  была  защищена  еще
лучше.
   - Я хочу правды! Чья это была идея - убить моего отца?
   - Я ничего не  знаю  об...  ар-р-рх!  -  Визг  Сюневульфа  напоминал  рык
фюрдрака, только на несколько октав выше. Одним ударом меч его  деда  рассек
королевские одеяния Сюневульфа от шеи до талии, задев тело. Кровь  оказалась
даже ярче мантии. - Это все Амброз! Тот Клинок, которого он  послал,  обещал
мне трон. Он приказал ему добиться мирного договора и убить Эйледа.
   - Амброз приказал ему убить отца?
   - Да! Да! Он так и не простил его за фейринг в Кэндльене.
   - А королева? Говори! - Радгар гнал свою жертву вперед, все ближе и ближе
к испепеляющему дракону. Сюневульф отшатнулся от меча. Одежда его  дымилась,
юсы и борода трещали от жара.
   - Шарлотта была моей наградой, моей ценой! Я  желал  много  лет.  Пощады,
пощады!
   -  Ты  никого  не  щадил,   нифинг!   Признавайся   в   остальных   своих
преступлениях. Как ты ухитрился удерживаться троне? Говори! Я заставлю  тебя
говорить! - Король упал колени, корчась - жар пробирал его и через одежду.
   - Я  признаюсь!  Во  всем  признаюсь!  Я  использовал  колдовство,  чтобы
получить твою мать. Я принимал шивиальское золото - четыреста тысяч  крон  в
год посылал мне Амброз, чтобы я не замечал  нарушений  договора  и  сохранял
мир.
   Фюрдрак продолжал приближаться, но медленнее; брызги лавы разлетались  из
трещин на его теле. Он ярко свелся в густом дыму,  заполнявшем  теперь  зал,
возвышаясь над двумя мужчинами,  словно  проглядывающее  сквозь  чу  солнце.
Радгар и сам едва мог вздохнуть, но все же выдавил из себя еще один вопрос:
   - А Эйфельнот?
   - Он замышлял измену! - взвизгнул Сюневульф. - когда Амброз  прислал  мне
весть о том, что ты направлялся домой, я понял, что он  сговорится  с  тобой
против меня.
   Этого было достаточно, более чем достаточно. Если после этого  катаклизма
останется в живых хоть один свидетель, Сюневульфа навеки проклянут  по  всей
стране.
   - Встать! - Радгар бросил меч и обеими  руками  поволок  воющего  монарха
навстречу фюрдраку. Из пола били фонтаны лавы.  Одежда  на  жирном  мерзавце
загорелась. Башмаки Радгара -  тоже.  Вскрикнув,  он  откатился  в  сторону,
скорчившись от  боли.  Сюневульф  исчез  в  потоке  лавы,  хотя  сквозь  дым
казалось, будто дракон поднял его обеими руками и с  любопытством  наблюдал,
как тот превращается в пепел.

7

   Радгар снова взял себя  в  руки.  Обмороками  и  истериками  можно  будет
заняться и позже. Первым делом нужно было совладать с этой  злобной  тварью,
прежде чем она не убила всех находившихся в зале. Он снова  схватил  меч,  а
также - повинуясь неясному инстинкту, говорившему, что это очень важно и что
ее нельзя терять - золотую корону Бельмарка.
   - Я дал ему заметить меня, - говорил когда-то отец, -  а  потом  бросился
как выдра к воде. - Впрочем, отец встречался со своим фюрдраком на  открытом
воздухе. Этот же закрывал ему единственный выход.
   Каким-то образом ему нужно привлечь к себе внимание дракона и вывести его
тем же путем, что он попал сюда. Если он  просто  разъярит  его,  тот  может
броситься прямо на фюрд. Если  он  не  сделает  что-нибудь,  и  быстро,  все
зажарятся или задохнутся. Он вздрогнул, но бросился на монстра.
   Ударить, проскочить мимо и продолжать бег  -  задача  простая,  но  почти
наверняка  невыполнимая.  Чудовище   снова   обрушилось,   превратившись   в
бесформенную кучу перед тем,  как  еще  раз  принять  человеческое  обличье.
Почему оно предпочитает  эту  форму?  Крича  от  ярости  и  боли  сразу,  он
вскарабкался по склону. Нацелившись туда, где  находилось  бы  сердце,  будь
дракон настоящим человеком, он вонзил меч  в  трещину,  надеясь  перебраться
через некое подобие плеча, спуститься с той стороны и бежать к выходу. Этого
ему не удалось. Он ожидал, что клинок встретит  какое-то  сопротивление,  но
расплавленные внутренности этой мерзости оказались жидкими как вода, так что
меч ушел по самую рукоять. Здоровый кусок наружной коры  отломился,  отворив
поток огня и лавы. Этот поток снес Радгара вниз и прокатил по  полу  до  тех
пор, пока тот не врезался в стену и не остался лежать там, беззащитный перед
монстром.
   Дракон не бросился на него, как он ожидал. Он взревел так, словно  и  ему
было больно, и ринулся  прямо  на  боковую  стену,  мгновенно  рассыпавшуюся
пеплом. Радгар был весь избит и исцарапан, но за стеной  открылись  дождь  и
сырая холодная земля, поэтому он выбрался из развалин и бросился туда.  Дичь
его убегала, и, подобно гончей, он должен был преследовать ее; его  безумная
ненависть горела жарче, чем сам дракон.
   Среди горожан нашлись безумцы, сбежавшиеся смотреть, как  горит  Сюнехоф.
Они бросились врассыпную, когда из дома на них вырвался дракон  -  он  бежал
почти так же быстро, как человек...  ну,  например,  как  серьезно  раненный
человек на сбитых ногах.
   Подобно пыльному смерчу в поле, фюрдрак  несся  через  Варофбург,  словно
пытаясь убежать от преследовавшей его  маленькой  фигурки.  Что  бы  там  ни
рассказывал отец про преследовавшего его  фюрдрака,  здесь  все  происходило
наоборот:  этот  дракон  убегал.  Окутавшись  паром  и  огнем,  он  старался
следовать по улицам, но время от времени срезал углы,  и  тогда  дома  сразу
исчезали  в  языках  огня,  разбрасывая  вокруг  пылающие  обломки.   Только
проливной дождь и широкие промежутки между домами спасли  город  от  полного
разрушения. Позже Радгар не мог вспомнить почти ничего об  этой  сумасшедшей
погоне. Какой-то скрытый охотничий инстинкт продолжал гнать его вперед, и он
бежал,  забыв  про  боль  и  усталость,  почти  обезумев  от  ярости.   Вот,
оказывается, для чего людям злость! Раз или два его дичь сбавила ход, словно
для того, чтобы повернуться и драться. Но оба раза продолжала  бег  при  его
приближении.
   Оказавшись в порту, дракон, казалось, почуял свое  проклятие,  море,  ибо
свернул и продолжал свой путь вдоль берега, поджигая корабли и ладьи. Крича,
Радгар попытался отрезать его от них. Он потерял слишком  много  крови,  ему
едва хватало сил держать то, что осталось от меча. Как раз когда  он  решил,
что ему пора снова сблизиться с чудищем, оно  свернуло  и,  перевалив  через
россыпь камней, выбежало  к  воде.  Не  колеблясь,  оно  бросилось  в  море.
Послышался короткий оглушительный вопль, и дракон исчез, а у порта  появился
новый пирс. Радгара окутало облако кипящих брызг, что по  сравнению  с  тем,
что он пережил прежде, казалось блаженным облегчением.
   Единственным выходом из этой пытки  было  потерять  сознание,  что  он  и
сделал.

8

   Он лежал на какой-то ужасно жесткой поверхности, завернутый в одеяло  или
плащ. Он догадался, что находится в святилище,  ибо  заклинатели  продолжали
петь, и на него волнами накатывали  духи  -  исцеляющие,  успокаивающие.  Он
ощущал себя так, будто его натерли как морковку и провеяли как зерно. Что ж,
по всем правилам ему полагалось уже с дюжину раз превратиться в кучку  золы,
так  что  он  не  жаловался.  Голоса  казались  далекими  и  как-то  странно
приглушенными, из чего он сделал вывод, что находится в Халигдоме.
   Он лежал, не открывая глаз, ощущая, как творят с ним свои чудеса духи,  и
наслаждаясь этим,  ибо  то,  с  какой  скоростью  стихала  боль,  доставляло
подлинное наслаждение. Даже  когда  целители  закончили  свое  заклинание  и
замолчали, он не испытывал особого желания  возвращаться  в  мир.  Сюневульф
умер и Вульфвер тоже, так что мир этот будет лучше.  Умерла  также  Шарлотта
Эйлдесвиф, несчастная душа, и Овод, если он и правда вернулся в Веаргахлейв.
Ни та, ни другой не заслужили тех испытаний,  что  обрушила  на  них  жизнь.
Витенагемут, конечно, изберет нового короля, а занявший второе  место  сразу
же бросит ему вызов.
   И что? Шансы Радгара стали  гораздо  выше  -  теперь,  после  победы  над
фюрдраком. Но им овладела чудовищная усталость. Нет! Пусть себе убивают друг
друга, сколько душе угодно, вплоть до  последнего  таниста.  Он  распробовал
вкус политической жизни и едва остался жив. Одного глотка ему хватит на  всю
оставшуюся жизнь. Имения, принадлежащие ему по праву, сделают  его  богачом,
так  что  все,  что  от  него  потребуется,  -  это  держаться  подальше  от
неспокойного моря и никогда не ходить на фейринги с западным ветром. И тогда
никто  даже  не  попытается  затащить  его  обратно  в  политику.  Он  может
раздобреть немного и до седых волос почивать на тех лаврах, что снискал этой
ночью. Он сможет завести себе наложницу - надо же хоть выяснить, из-за  чего
столько шума, - а со временем и  жениться.  Он  победил  фюрдрака!  Здорово,
просто здорово. Радгар, Победитель Драконов! Его отцу бы это понравилось. Он
настоящий Каттеринг, достойный стать в один ряд со своими предками.
   Впрочем, оставалось еще одно  неоконченное  дельце.  Сюневульф  мертв,  а
Йорик все равно что мертв, но главный злодей, повинный в  смерти  отца,  еще
жил и процветал.
   - Он хмурится, - произнес голос Леофрика. - Это хороший признак?
   Он попытался не реагировать, но рот его сам собой  растянулся  в  улыбке,
поэтому он открыл глаза и увидел над собой  круг  лиц,  смотревших  на  него
сверху вниз - рыжие бороды, белые бороды, мужчины и женщины. Он узнал только
некоторых из них, ибо видел их темными силуэтами на фоне  света,  исходящего
от подвешенных высоко на восьми столбах ламп. Кто-то  слишком  расточительно
обращается с лампадным маслом! Для пробы он пошевелил несколькими мускулами,
и все, похоже, было на своих местах и действовало исправно. Ноги болели.  Он
попытался заговорить, и ничего не произошло,  но  тут  чьи-то  сильные  руки
приподняли его, и ко рту поднесли кубок.  Он  шесть  раз  опустошил  его,  и
первые слова,  которые  ему  удалось  произнести,  были  просьбой  еще.  Они
посадили его, чтобы Эйлвин и  еще  один  мужчина  смогли  накинуть  на  него
кафтан, одевая, как малое дитя.
   Просторный зал  казался  почти  пустым,  хотя  в  нем  находилось  восемь
заклинателей и с десяток его друзей с "Фарофхенгеста". Почему,  подумал  он,
его не отнесли в святилище поменьше... и почему  только  его?  В  Варофбурге
наверняка множество пострадавших от пожаров. Дождь продолжал  идти,  ибо  он
слышал, как он барабанит по крыше, но к  этому  звуку  примешивался  другой,
распознать который ему никак не удавалось. Он напоминал далекий рокот прибоя
о скалистый берег.
   - Ну? - спросил Леофрик. - Все на месте. Все повреждения, что мы видим на
тебе, - это синяки и царапины, да и те пройдут очень скоро. Что там  у  тебя
внутри, как чувствуешь?
   - Слабость. Побаливает еще немного.
   - Духи, парень! И это все? После всего, что ты сделал? - Его единственный
глаз блестел. Он редко выказывал эмоции до такой степени. - Эти ученые  люди
совершили с тобой настоящие чудеса, и они первыми хотят  отблагодарить  тебя
за то, что ты сделал. Как думаешь, у тебя хватит сил на это?
   - Это я первый должен благодарить их за то, что они сделали для меня.
   Ему помогли встать. Принесли стул, и он неохотно, но сел, ибо  чувствовал
себя до смешного слабым, и ноги болели, что само  по  себе  было  непривычно
унизительным для человека, с самого детства  не  болевшего  ни  дня.  Эйлвин
опустился на колени, чтобы надеть на него штаны и  подвязки,  и  сделал  это
почти без "с вашего изволения". Цветистые  благодарности  заклинателей  тоже
привели его в замешательство. Трое мужчин и пять женщин... до сих пор  никто
и никогда не лебезил перед ним так, если не считать нескольких самых  глупых
Ростков в Айронхолле, в день, когда он одолел Волкоклыка  в  фехтовании.  Он
только исполнил свой долг, уверял он, и без их целительского умения  его  бы
здесь уже не было.
   Потом - несмотря на его отчаянные протесты - Леофрик опустился перед  ним
на колени и поцеловал его руки, а за ним Эйлвин, Сеольмунд и  его  братья  с
"Фарофхенгеста". Они славили его как героя,  победителя  драконов,  и  несли
прочую подобную чушь. Все были подозрительно возбуждены.  Похоже,  никто  из
них не понимал того, что Радгар Эйлединг решил отойти от политической жизни,
и он начал подозревать, что, даже если он скажет им об этом, это очень  мало
повлияет на то, что они там задумали. Никто  не  тратит  столько  лампадного
масла на то, чтобы  просто  исцелить  какого-то  исцарапанного  юнца.  Дверь
открывалась и закрывалась, словно люди входили и  выходили,  и  каждый  раз,
когда она открывалась, до него снова доносился этот рокот прибоя.
   - Вы меня хорошо проверяли? - мрачно спросил он. - Я в своем уме? Никаких
там заиканий или явных галлюцинаций?
   Капитан заломил свою рыжую бровь.
   - Пока что ничего такого. Мне кажется, нам стоило  бы  выпустить  немного
пар.
   - Прошу тебя! Ты  не  мог  найти  слов  тактичнее?  Леофрик  одобрительно
усмехнулся.
   - Это твое. - Это  был  стальной  огрызок.  Когда-то  он  был  мечом,  но
половина клинка исчезла, расплавившись, а с эфеса исчезли жемчужины.
   - Дедовский, - сказал Радгар. - Повесьте его  в  Сюнехофе,  если  хотите.
Когда его отстроят, конечно. Да, я хотел бы, чтобы вы  так  и  поступили.  -
Фюрлаф тоже, должно быть, погиб, став жертвой вчерашнего извержения.
   Леофрик рассмеялся.
   - Проследишь за этим сам. Думаю, это  тоже  твое.  Это  был  бесформенный
комок  металла,  но  прежде  чем  наполовину  оплавиться,  он  был   короной
Бельмарка.
   - Где, черт возьми, вы ее нашли? - Уж не поэтому ли все они лыбились, как
идиоты?
   - На твоей голове, конечно. Ты  надел  ее,  когда  гнал  дракона  вон  из
города.
   - Духи! Правда? Нет, правда? - Он ничего такого не помнил.
   Эйлвин расхохотался.
   - Одна корона, и больше ни нитки! Там, за дверью, выстроились  в  очередь
семь сороков прекрасных дев, и всем не терпится познакомиться с тобой.
   Первым,  когда  двери  отворили,  вошел  фюрд  Каттерстоу.  Вожди  начали
скандировать "Рад-гар!  Рад-гар!"  в  такт  шагам,  и  сразу  же  этот  ритм
подхватила длинная вереница воинов, сотня за сотней. Когда первые ряды дошли
до  верода  Леофрика,  окружившего  героя  кольцом  почетной   охраны,   они
разделились на две колонны и окружили его новым кольцом. Народу в  зале  все
прибывало. "Рад-гар! Рад-гар!"
   Радгар встал на стул в центре зала и молча смотрел, как  толпа  заполняет
весь Халигдом - множество  лиц,  обращенных  на  него,  кричащих:  "Рад-гар!
Рад-гар!" Ощущение было странным - куда более странным, чем он мог  ожидать.
Его никогда еще не славили так. В горле стоял комок.  Он  не  мог  говорить.
Почти все были без оружия, ибо дракон,  должно  быть,  расплавил  все  мечи,
сложенные на крыльце. За воинами следовали жены и дети, даже сеорлы.
   Последними вошли эрлы со своими веродами - им тоже не терпелось  увидеть,
что задумали местные. Они  держались  у  входа,  подозрительно  наблюдая  за
происходящим. Большой Эдгар из Хюнингсуге был здесь, и Эльфгит из  Сюфместа,
чье нападение на Сюфекк послужило причиной созыва витенагемута.  По  меньшей
мере трое эрлов претендовали на трон. Все девятнадцать наверняка  мечтали  о
славе. Кто теперь главный? Скорее всего  Ордхейх  из  Хюрнстана:  он  старше
всех.
   Крики "Рад-гар" потонули в пении "Hlaford Fyrlandum"! Это заставило эрлов
нахмуриться еще сильнее, ибо  песней  этой  воздавали  почести  королям.  Но
Радгар помнил, когда слышал ее в последний раз: в ночь,  когда  погиб  отец.
Поэтому он стоял и плакал, пока остальные ликовали.
   Наконец он поднял руки, призывая к тишине, и рев толпы сменился негромким
рокотом, сливавшимся с клокотанием  вулкана.  Однако  прежде  чем  он  нашел
слова, его опередил Эйлвин.
   - Каттерстоу! - взревел он во всю мощь своих легких.
   - Каттерстоу! - взревел фюрд в ответ, и зал  снова  охватило  безумие.  -
Каттерстоу! Каттерстоу! Каттерстоу!
   Эрл Радгар из Каттерстоу! Возможно ли такое? Море лиц, скандирование? Как
жаль, что его матери нет здесь, чтобы видеть все это! И отца! И даже  Овода.
Сообразив, что опять заплачет, если они не прекратят, он поднял руки.
   - Вы оказываете мне огромную честь! Вы хотите, чтобы я стал вашим эрлом?
   Глупый вопрос - это заставило их начать все сначала. Леофрик стиснул  его
руку.
   - Требуй заодно и трона,  парень!  Ты  единственный  из  всех  обладатель
королевской крови. Трон твой.
   Сеольмунд ухватил его за другую руку и дернул, требуя внимания.
   - Нет, нет! Подожди, пока они  не  соберут  законный  муут!  Тебе  нельзя
казаться слишком нетерпеливым.
   Оба при этом умудрились найти на его руках самые  болезненные  места.  Он
стряхнул обоих.
   - Что ты намерен им сказать? -  спросил  Леофрик.  Он  посмотрел  вниз  и
встретился взглядом с одним глазом и одним изумрудом.
   - Пока еще не решил, фейн. Леофрик вымученно улыбнулся.
   - Прости меня, Эйлединг. Настоящий Эйлединг!
   - Постараюсь не подкачать. Фейны! Эальдры!
   При этих его  словах  в  зале  воцарилась  напряженная,  полная  ожидания
тишина. Прежде чем он успел открыть ют снова, Эйлвин,  этот  благонамеренный
болван, сунул ему на голову полурасплавленную корону.
   - Halletaph hlafordne Fyrlandum!* - взревел он. Снова воцарился кавардак:
дикий восторг фюрда Каттерстоу,  возмущенные  крики  веродов  других  эрлов.
Корона была тяжелой и больно сдавливала голову, но Радгар  не  стал  снимать
ее. Он снова потребовал жестом тишины, и штормовой  рев  сменился  негромким
шумом прибоя.
   Он видел, что эрлов  поддержка  фюрда  убедила  не  слишком.  Победа  над
фюрдраком не обязательно делала его достойным монархом.
   - Прежде чем я даже подумаю о том, чтобы стать  вашим  королем...  прежде
чем я подумаю о том, чтобы привести присягу эрла, имеется еще  одна  клятва,
которую я должен принести. Выслушайте ее, а  потом  решайте,  хотите  ли  вы
меня. Слушайте же! - Возможно, можно было бы найти слова и вернее, но  сошли
и эти. Он выкрикнул древнюю, самую страшную из всех клятв:
   - Да будет проклят Амброз Ранульфинг, король Шивиаля! За все зло, что  он
совершил, клянусь, что не буду знать  покоя,  пока  кровь  его  не  напитает
землю, погребальный огонь не пожрет его плоть, а  память  об  имени  его  не
развеют ветры. И да сочтут меня нифингом, коли проявлю я страх или жалость к
нему или крови его!
   Шок! Тишина сделалась абсолютной. Даже дождь, похоже, устрашился и смолк.
В  реальной  жизни  кровная  месть  является   либо   грубейшим   нарушением
королевского этикета, либо просто романтической чушью в балладах скопов.
   - Амброз приказал убить моего отца. Он нарушил условия договора,  который
сам же и  подписал.  Он  извратил  наши  древние  права  своим  бессовестным
подкупом. Если вы возьмете меня своим королем, вы получите в придачу  войну.
Снова начнется убийство - грабеж, насилие, поджоги. Добычи и трофеев будет в
достатке, но вам, эальдары, - крикнул он,  указывая  на  эрлов,  -  придется
завоевывать свое богатство честно, с оружием в  руках.  Вы  слышали,  в  чем
сознался Сюневульф. Среди вас есть предатели, трусы, прин