шествовать:  путешествовать  Кэт
всегда мечтала. По всей Эйрании  у  него  было  теперь  множество  друзей  и
знакомых, приглашавших его в гости. Он будет частным лицом, хоть и  довольно
известным, будет желанным гостем в дюжине больших городов. Спасибо  Амброзу,
он теперь богат. Это было странное ощущение.

***

   Когда хмурый зимний день почти незаметно  сменился  сумерками,  он  начал
спускаться в долину. Кучка крытых соломой домишек  у  подножия  заснеженного
холма официально именовалась  деревней,  хотя  на  деле  представляла  собой
помещения для прислуги. Сам дворец возвышался на скале прямо над  ними,  но.
состоял он всего  из  четырех  комнат.  Было  что-то  странное  в  том,  что
Шивиальский двор размещался едва ли в конюшнях.
   Пока он снимал плащ и стряхивал снег с сапог, его приветствовал коммандер
Дракон - плотный, по меркам Клинков упитанный  мужчина  с  роскошной  черной
бородой, которая заставляла его казаться старше своих двадцати восьми лет. В
противовес своему заместителю Дракон был начисто лишен  чувства  юмора.  Это
был работяга, никогда не оспаривавший приказов и вообще не позволявший  себе
собственных суждений - за что возможно, Король и любил его.
   - Почти без изменений, милорд, - произнес он прежде, чем Дюрандаль  успел
задать неизбежный первый вопрос. - Я пошлю доложить ему,  что  вы  приехали.
Кружку поссета, чтобы согреться?
   - Добавьте подогретого овса для моего коня, и я буду вашим  должником  до
тех пор, пока солнце светит.  Хотя  мне  порой  кажется,  что  ему  это  уже
надоело. - Оно еще вернется, - серьезно утешил его Дракон.
   Какой бы хибарой ни был этот дом, в большой комнате было светло и  жарко.
Кто-то из Музыкантов-самоучек наигрывал танцевальную мелодию. Яркие скатерти
добавляли длинным дубовым столам праздничности.  Люди  за  столами  отрезали
себе большие ломти жареной свинины, пока оставшаяся часть  кабана  шипела  и
плевалась жиром на вертеле. Желудок Дюрандаля настоятельно напоминал о  себе
голодным урчанием.
   Бесцеремонно приказав ему заткнуться и подождать своей очереди, он послал
за королевскими лекарями  и  заклинателями.  Они  всячески  избегали  прямых
высказываний о состоянии королевского здоровья - возможно,  их  останавливал
никем не отмененный закон, согласно которому любые разговоры о смерти Короля
считались государственной изменой. Впрочем, и надежды на  выздоровление  они
не обещали. Он обвел взглядом ряд  напряженных,  побелевших  лиц  и  поборол
острое искушение накричать на них по-королевски.
   - Надеюсь, вы немедленно известите меня о любых  изменениях  в  состоянии
Его Величества?
   Они неловко закивали головами. Он отправился  к  столу  поесть.  Как  раз
когда он готов был взяться за наваленную доверху тарелку, в комнату ввалился
Клинок, на ресницах которого таяли снежинки, и  сообщил,  что  король  готов
принять его сейчас же. Выходя, он миновал Форея, Ужаса и Льюмосса. Все  трое
ожесточенно жевали, и жир стекал  на  их  бороды.  Он  мысленно  пожелал  им
подавиться собственными дурацкими ухмылками.
   Пока он надевал у двери промокший плащ, к нему, опасливо  оглядываясь  по
сторонам, подошел Дракон.
   - Милорд?
   - Да, Вожак?
   - Если вам выдастся возможность замолвить  Королю  слово...  Я  знаю,  он
прислушивается к вам, милорд.
   - Бывает и так. Что я могу сделать для тебя?
   - Гвардия, милорд. - Коммандер говорил шепотом, что было совершенно не  в
его привычках. - Видите ли, у меня двадцать  человек,  которых  я  хотел  бы
освободить. Они уже и так старше положенного возраста. Я  говорил  об  этом,
но... в общем, он даже не хочет со мной об этом разговаривать.  А  ведь  это
было бы им хорошим подарком к Долгой Ночи.
   Дюрандаль вздохнул.
   - Да, хорошим. Посмотрю, что  удастся  сделать.  Амброз  явно  не  уделял
внимания своим бесценным Клинкам, что уже само по себе было не к добру.  Что
это, неспособность принимать решения или он просто цепляется за прошлое,  за
старые, знакомые лица?
   Согнувшись под ударами вьюги, канцлер верхом  на  маленьком  горном  пони
медленно поднимался по тропе к дворцу. Если деревня казалась праздничной, то
дворец был  темен  и  мрачен  как  гробница,  хотя  людей  в  него  набилось
предостаточно.  Чтобы  пройти  через  прихожую,   ему   пришлось   осторожно
пробираться по узкому проходу меж лежанок  и  сундуков,  на  которых  мрачно
играли в кости при свете единственной свечи с полдюжины Клинков.  Лестничный
пролет привел его в другую казарму, где  было  чуть  светлее,  но  собралось
столько народа, что непонятно было, как они все смогут разместиться здесь на
ночь. Кто это: повара, слуги, доктора, секретари? Он  не  заметил  ни  одной
женщины; правда, он  не  заглядывал  на  кухню,  которая,  вполне  вероятно,
служила также общественной ванной и еще  одной  спальней.  Люди  кишели  как
пчелы  вокруг  матки  -  возможно,  здесь  присутствовали   также   портные,
музыканты, сокольничие, виноторговцы, даже архитекторы и поэты, награжденные
приглашением в Фэлконкрест. Должно быть, они руками и ногами бились за честь
жить в этом муравейнике, а не в относительном уюте деревни внизу - ведь  это
доказывало их  статус  незаменимой  элиты.  Вот  что  бывает,  когда  короли
пытаются убежать.
   По крайней мере, в королевской опочивальне не было народу как  сельдей  в
бочке. Здесь стояло несколько  шкафов  и  большая  кровать  под  балдахином,
выцветший алый полог которого истрепался  настолько,  что  лохмотья  бархата
хлопали по оконным переплетам, заглушая треск  огня  в  очаге.  В  остальных
помещениях  воняло  потом  и  заношенной  одеждой,  но  здесь   эти   запахи
заглушались  гнилостной  вонью  язв,  разъедавших  Амброза  IV.  Он   лежал,
развалясь на перинах, и бледное, одутловатое лицо его еле  виднелось  из-под
груды мехов. Что это у него под глазами - просто тени или плесень?
   Он пережил четырех жен и сына; он никогда не видел  своих  внуков.  После
тридцати девяти лет правления все его  королевство  съежилось  для  него  до
размеров этой продуваемой сквозняком конуры, и  даже  дыхание  требовало  от
него болезненных усилий. Дюрандаль преклонил перед ним колени.
   - Встань, болван! - Голос Короля звучал устрашающе хрипло. - Мне там тебя
не видно. Прости... что вытащил тебя... в такую погоду.
   - Небольшая встряска мне полезна.  Ваше  Величество.  Мне  сказали,  ваше
самочувствие улучшается.
   - Тебе сказали... Все, что мне нужно, - это отдохнуть немного!  -  Король
упрямо нахмурил брови. Он все не желал признавать очевидного.
   Дюрандаль с раздражением заметил, что Кромман стоит с этой стороны двери,
почти не видный в своих черных одеждах.  Он  тоже  сильно  горбился  теперь,
зловещее черное пугало, но рыбьи глаза горели все той же акульей злобой.
   - Что это мне говорили насчет скачек,  -  просипел  Король,  -  будто  ты
обскакал моих гвардейцев? -  Вопрос  был  задан  не  случайно,  но  с  целью
показать: у него имелись и другие источники информации -  Дракон,  в  данном
случае, но Кромман держал и  собственную  шпионскую  сеть,  не  связанную  с
Отделом Государственной Безопасности. И наверняка было и еще что-то.  Старый
хитрый Амброз еще держал в кулаке свое королевство.
   - Сир, подарив мне коня вроде Рубаки, вы вряд  ли  ожидали,  что  я  буду
кататься на нем на рыбалку. - Он все еще мог выдерживать королевский взгляд,
не вздрагивая. - По  дороге  отсюда  я  предложил  погоняться  немного.  Мои
провожатые согласились, и я выиграл, обойдя их на полголовы -  исключительно
потому, что у меня лучше лошадь. Разумеется, это было  глупо  и  опасно  для
лошадей. - Хорошо еще, Кэт об этом не слышала.
   Король испустил что-то вроде кашля, что, возможно, означало смех.
   - Двое вообще свалились, и ты обошел их на... три корпуса. Ничего, щенкам
полезно... Пусть знают, кто лучше, - его тон сменился на раздраженный. - Что
это ты приперся сюда портить мне каникулы?
   Дюрандаль покосился на Кроммана.
   - Ох, пусть его остается, -  буркнул  Король.  -  Все  равно  в  скважину
подслушает. В этом доме секретов не сохранишь. Стоит  ли  мучить  умирающего
человека личными распрями?
   - Как будет угодно Вашему Величеству,  -  Дюрандаль  порылся  в  мешке  и
достал свою папку с бумагами. - Мне  нужны  ваши  инструкции  по  нескольким
делам, сир. Нифийские повстанцы - самое неотложное из  них,  ибо  их  должны
повесить в течение трех дней. Королевское помилование к Долгой Ночи...
   - Повесь их.
   - Двое из них совсем еще дети, сир, - тринадцать и...
   - ПОВЕСЬ ИХ!
   Нечасто за двадцать лет на посту канцлера Дюрандаль был  близок  к  тому,
чтобы на коленях умолять Амброза забрать у него  золотую  цепь.  Есть  вещи,
которых даже преданность не может требовать от человека, и повешение детей -
из их числа, и все же его решимость поколебалась при взгляде  на  умирающего
деспота. Пусть Король  не  испытывал  жалости  к  этим  щенкам-мятежникам  -
Дюрандаль испытывал жалость к нему  и  не  смог  бы  бросить  теперь  своего
сюзерена.
   -  Хорошо,  сир.  Следующий  вопрос.  Казначей  просит  подтвердить   его
полномочия.
   Он протянул бумагу, но Кромман бросился на нее как изголодавшая  бродячая
кошка. Он положил ее на доску для письма и протянул Королю вместе  с  пером.
Амброз подписал бумагу не глядя. Секретарь забрал доску и вернулся  в  тень.
Сколько же влияния у бывшего инквизитора на этого инвалида? Хотя  бы  личная
печать еще блестела на королевском пальце.
   После этого Король выслушивал  его  молча,  в  тишине,  прерываемой  лишь
тяжелым дыханием. Каждый раз он ждал советов своего канцлера,  потом  кивал.
Кромман получал его подпись и уносил свиток, чтобы запечатать его.
   С  нарастающим  беспокойством  Дюрандаль  торопливо   продолжал   доклад.
Поначалу они были учителем и учеником, потом - единой  командой.  Они  могли
спорить до хрипоты - и все же оставались единой  командой,  так  было  почти
двадцать лет. Теперь он принимал решения,  а  Король  одобрял  их.  Шивиалем
правил стареющий канцлер, и это никуда не годилось. Он хотел уйти в отставку
и хоть немного насладиться личной жизнью, которой никогда не знал, но не мог
бросить сейчас своего поста. Трудно было не выругаться или не заплакать.
   В конце концов он поклонился.
   - На сегодня у  меня  больше  ничего  серьезного,  сир.  Остальное  может
подождать до вашего возвращения. Да, Парламент? Он  должен  собраться  через
три недели. Может, вы желаете отложить...
   - Нет! - рявкнул Король и зашелся кашлем. Когда приступ  прошел,  он  мог
только свирепо смотреть на него.
   - В таком случае, сир, ваша речь...
   - Пошли мне... канву, или что там нужно.
   Ему ни за что не осилить обратной  поездки  в  Грендон  и  выступления  в
Парламенте, но никто не сказал бы этого вслух.
   Блаженные старые времена! В первые десять лет на посту канцлера Дюрандаль
распустил  Амброза,  позволив  ему   править   как   аристократу.   Бездумно
разбрасываясь богатством орденов, он мог не думать о налогах  и  не  терпел,
когда кто-то оспаривал  его  волю.  Когда  ему  пришлось,  наконец,  созвать
Парламент, это привело только к  препирательствам,  затянувшимся  на  десять
лет. Собственно, они  не  прекратились  и  теперь.  Каждый  новый  Парламент
казался еще хуже предыдущего.
   - В таком случае все, сир, - одна, последняя бумага. Да... Это не срочно,
но вам все еще нужно назначить шерифа в Эппльшир. Я тут подумал, не одобрите
ли вы назначение сэра Боумена. Он бы...
   - Кого?
   - Заместителя командующего Гвардией.
   Король понял свою оплошность и отреагировал приступом злости.
   - Убери лапы от моей Гвардии, слышишь?
   - Разумеется, сир, я только...
   - Не твое дело! Я подумаю об этом, когда... вернусь.
   - Да, сир. Я понимаю.  Больной  сделал  слабую  попытку  приподняться  на
подушках и со стоном осел обратно.
   - Что... дочь... ответила на письма?
   - Нет, сир.
   - Ты... написал... что я болен?
   "Да" и "нет" не говорите... Такой вопрос мог  привести  на  плаху.  "Нет"
означало бы, что Дюрандаль недостаточно  старался  убедить  принцессу.  "Да"
противоречило бы  королевским  законам.  Любой  намек  на  возможную  смерть
равняется измене.
   - Я упомянул, что ваше здоровье внушает некоторые опасения.
   - Я просто хотел повидаться с ними. Ты... сказал это? Можно не  сразу,  а
по очереди, если она мне не доверяет. Дюрандаль вздохнул.
   - Я послал все возможные письма со всеми возможными посланниками. Я  даже
послал туда художника с просьбой позволить ему написать портреты принцев.  Я
еще не получил ответа, но вы должны принять в  расчет  погоду  в  это  время
года, сир. Корабли не ходят. Почему бы вам не предложить секретарю  Кромману
тоже попробовать написать ей - вдруг  ему  повезет  больше?  -  терять  было
нечего: ясно, что Кромман - с разрешения или без  него  -  уже  предпринимал
такие попытки.  Об  отношении  принцессы  Малинды  к  Лорд-Канцлеру  Роланду
упоминать не стоило.
   Судорога застарелой злости пробежала по распростертой королевской туше.
   - Возьми заложников. Посади в Бастион бельского посла, купцов...
   - Не стоит так говорить.
   - Шут  несчастный!  -  На  бледных  щеках  проступил  румянец.  -  Жалкая
деревенщина! Думаешь, что можешь править королевством, а  сам...  не  можешь
совладать с одной упрямой безмозглой сучкой?
   Это вряд ли было справедливо по отношению к его дочери, которая как-никак
являлась женой правителя соседнего государства. Проблемы с  принцессой  были
куда сложнее, ибо не сводились к ее личному характеру. Парламент никогда  не
одобрял идеи восхождения бельского  варвара  на  шивиальский  престол,  хотя
брачный договор четко определял условия, при которых править будет  Малинда,
а муж ее не может претендовать на большее, нежели место консорта.  Парламент
не без оснований сомневался в том,  что  такой  всем  известный  пират,  как
король Радгар, будет думать  о  подобных  тонкостях.  Хуже  того,  Парламент
угрожал выразить серьезную озабоченность (читай  -  мятежные  настроения)  в
случае, если Король будет слишком болен, чтобы выступить  перед  ним,  в  то
время как его наследница  остается  где-то  на  далеких  островах.  Начнутся
разговоры о регентстве, грызня за место у  трона  и  прочая  мышиная  возня.
Время тирана стремительно истекало, но Амброз был слишком  хитер,  чтобы  не
понимать этого.
   - Я старался как мог, сир. Я уверен, что ваши внуки приедут навестить вас
весной, когда погода будет благоприятствовать судоходству.
   Король отвернулся от него.
   КАКАЯ ВЕСНА?
   - У меня все, сир. Покорно прошу разрешения  удалиться,  Амброз  даже  не
взглянул на него, но после минутной паузы все же пошевелился.
   - Счастливой... дороги... домой.
   Дюрандаль коснулся губами пухлой руки. Она была холодна как зимние  холмы
за окном.
   - Обещаю не переходить в галоп. Вы знаете, что я езжу только рысью.
   Ответа не последовало.
   Кромман открыл канцлеру дверь и придержал  ее.  Их  взгляды  встретились,
когда Дюрандаль проходил мимо, и он увидел в  глазах  своего  старого  врага
сдерживаемое торжество. Чему радуется этот мерзкий глист - тому, что  Король
вот-вот умрет, и лорд Роланд не будет  больше  канцлером?  Весьма  вероятно!
Возможно, он считает себя настолько незаменимым, что новая Королева  оставит
его у себя на службе. Что ж, удачи ей! И ему тоже - они друг друга стоят.
   Разумеется, смерть Короля освободит  Дюрандаля  от  обещания  вести  себя
хорошо. Он все еще не рассчитался за смерть Волкоклыка, но  за  долгие  годы
его ненависть сменилась досадливой брезгливостью,  да  приятными  мечтами  о
расплате, когда секретарь особенно досаждал ему. Правосудие вершил Король, и
отказавшись принять меры по отношению к Кромману, он фактически простил его.
Дюрандаль  давал  свою  клятву,  будучи  молодым,  бесшабашным   холостяком,
бродягой, едва-едва вернувшимся из стран, где кровная месть в порядке вещей.
Теперь он муж и глава  семейства,  отец  и  дед,  почтенный  государственный
деятель, владеющий  богатыми  поместьями  -  а  никак  не  человек,  готовый
пожертвовать своей жизнью и счастьем родных и  близких  ради  такой  ерунды.
Может, он просто слишком стар? Может, ему просто не  хватает  задора,  чтобы
привести приговор в исполнение? Нет, просто этот  слизняк  не  стоит  такого
скандала.

3

   Спустя  три  дня  после  Долгой  Ночи  курьер,   возивший   почту   между
Фэлконкрестом и Греймером, доставил  ему  королевскую  грамоту,  назначающую
Лорду Роланду личного Клинка - стандартный бланк с королевскими  подписью  и
печатью, с именем получателя, собственноручно  вписанным  в  соответствующую
графу королевской рукой. Грамота была передана Дюрандалю  обычным  порядком,
заставив его битый час ломать голову не только над тем, зачем Король  вообще
прислал ее, но и почему тот не передал ее при личной встрече.
   Может, это просто ошибка? Вряд ли болезнь Амброза настолько помрачила его
сознание, но если он решил слегка разгрести завалы из Старших в  Айронхолле,
раздавая их направо и налево своим министрам и придворным,  как  это  бывало
порой, возможно, он написал не то имя. Расспросы среди членов Тайного Совета
показали, что другим подобных грамот не приходило.
   Впрочем, другие бумаги, пришедшие от Короля, не  свидетельствовали  ни  о
малейшем помутнении рассудка. В конце  концов,  Дюрандаль  отвез  загадочную
бумажку домой показать Кэт, и они проспорили над ней  чуть  не  целую  ночь.
Наиболее внятное объяснение, до которого они додумались, заключалось в  том,
что Король наконец приготовился к  смерти  и  понимает,  что  правление  его
канцлера закончится в ту минуту, когда новая Королева возьмет в руки перо  и
палочку сургуча. За годы службы своему монарху Дюрандаль волей-неволей нажил
себе  предостаточно  врагов;  как  может  он  теперь  отказаться  от  такого
прощального дара? Кончилось тем, что Кэт уговорила его согласиться.
   На следующее утро она уехала  погостить  к  дочери,  а  он  направился  в
Айронхолл. Он не стал докладываться об этом во дворце и просить провожатых -
отчасти потому, что это было ему не по пути, отчасти потому, что еще  не  до
конца был уверен в том, что пройдет Узы. Ему не  хотелось,  чтобы  гвардейцы
знали про эту грамоту в случае, если  он  передумает.  Он  поехал  один,  не
сомневаясь в том, что его мастерство в обращении с мечом все еще поможет ему
справиться с любой опасностью.
   И потом, заместитель командующего Гвардией сэр Боумен все еще  не  отошел
от того, что случилось с последним эскортом лорда Роланда.
   К полудню, уже добравшись до болот, он почти готов был  повернуть  назад,
но какое-то внутреннее  упрямство  продолжало  гнать  его  вперед.  В  конце
концов, он мог заглянуть в Айронхолл, и не  упоминая  о  грамоте.  Когда  он
подъезжал к дверям, уже вечерело, и он знал, что пройдет через Узы. Чем  бы.
ни руководствовался Король, он все  еще  оставался  Королем,  а  перешагнуть
через укоренившуюся привычку подчиняться приказам было не так-то  просто.  И
потом, это могло оказаться дурной шуткой кого-нибудь из засидевшихся в школе
юнцов.
   Великим  Магистром  служил  теперь  Парсвуд,  с  которым  он  едва  успел
познакомиться перед самым отъездом в Самаринду, но  который  хорошо  проявил
себя позже, в годы Войны Чудовищ. Так и не женившись, он осел в  Айронхолле,
посвятив себя воспитанию; Орден избрал его главным три года назад. Лицо  его
было  сморщено  как  орех,  почти  все  зубы  выпали,  но  он   с   радостью
приветствовал канцлера и угостил  его  горячим  пивом  с  пряностями,  чтобы
отогреть после утомительной дороги. Должно быть, ему ужасно хотелось узнать,
зачем лорду Роланду понадобился Клинок теперь, после двадцати лет службы, но
спрашивать он не стал. Они удобно устроились у камина в его комнате.
   - Первый? Зовут Куоррел. Силен со шпагой. - Он пожал  плечами.  -  Ничего
выдающегося, ничего внушающего  тревогу.  Кубка  ему  не  выиграть,  но  э