т
забраться между ними, и они будут еще долго лежать в  блаженном  тепле,  ибо
жизнь в Бельмарке зимой течет неспешно. Изредка его отсылали вниз. Если  они
разговаривали, это решение зависело  от  голоса  его  матери:  он  мог  быть
счастливым или сердитым, тогда как голос отца всегда был  одинаково  низким,
успокаивающим рокотом. Если они играли в свои щекотные игры,  что  случалось
довольно часто, он мог не сомневаться в том, что его примут с радостью, если
только он дождется, пока они закончат:
   Даже  живя  в  Варофбурге,  в  королевских  палатах  с  северной  стороны
Сюнехофа, король, королева и ателинг спали  в  соседних  помещениях.  Матери
принадлежала смежная к ним изба, где она принимала  друзей  и  где  жили  ее
горничные; отцу -  изба  с  другой  стороны,  где  он  совещался  со  своими
витанами. Дядя Сюневульф, танист, жил  в  избе  побольше  вместе  с  кузеном
Вульфвером и постоянно сменяющими одна другую женщинами,  а  остальные  избы
поблизости  занимались  советником   Сеольмундом,   маршалом   Леофриком   и
королевскими фейнами. Сын Леофрика, Эйлвин, был одного с Радгаром возраста и
стал его лучшим другом, как только оба выросли настолько, чтобы  включить  в
свой кругозор понятие дружбы.
   Летом он превращался в дикаря, смуглого, как  старая  кожа,  и  с  каждым
летом мир его становился все шире. В три года он получил пони.  В  шесть  он
ходил под  парусом  с  Эйлвином  и  дюжиной  других  земноводных  сорванцов.
Примерно в этом возрасте он начал понимать, что он не такой, как все: он был
королевской крови. В его компании были  дети  фейнов,  сеорлов,  лэйтов  или
фраллей, но он один был ателинг. Единственная разница для  него,  как  часто
объяснял отец, состояла в том, что он должен быть лучшим во всем. В  это  он
твердо верил, хотя получалось это у него не всегда. Примерно в то же время с
ним начали приключаться случаи, память о которых сохранилась и  после  того,
как детство осталось позади.
   Как-то раз он упал со скалы и сломал обе ноги  так,  что  они  срастались
целую неделю, даже несмотря на самые действенные заклятия.
   Потом он чуть не убил Эйлвина, хотя тот был рослее и сильнее его.  Он  не
запомнил, из-за чего вышла драка,  да  и  саму  драку  тоже,  зато  запомнил
устрашающий отцовский гнев.
   - Ты ателинг! - сказал тогда король. -  Ты  должен  научиться  обуздывать
свой нрав. Ты даже не можешь приберечь его для битвы,  как  это  делают  все
остальные, ибо ты станешь вождем, а вождь  должен  мыслить  здраво  в  любой
момент.
   Радгар никогда не забывал последовавшей за этим порки - не боль, но слезы
отца, когда все было позади, когда они обнялись и плакали вместе.
   - Обещай мне, сын, что ты никогда не заставишь меня делать это еще раз.
   Впрочем, несколько раз  все  же  вышло.  Мальчишки  постарше,  пытавшиеся
задирать королевского сына, обнаруживали,  что  разбудили  дракона.  В  трех
разных случаях его противников пришлось нести  к  знахарям,  а  один  так  и
остался без глаза. В конце концов о том,  что  драться  с  ним  выйдет  себе
дороже, стало известно всем, да и отец понял, что поркой дела не поправишь.
   Потом они с Эйлвином прошли в северный ветер в одну сторону Леаксмуфом, а
обратно - Иствегом. Им только-только исполнилось восемь лет. Их сходившие  с
ума матери настояли, чтобы их наказали за подобную дурость, и их наказали  -
если несколько шлепков вполсилы по мягкому месту можно  считать  наказанием.
Кто-то рассказал эту историю Сигбьорту-скопу, и в тот же вечер он пропел  ее
всему фюрду в Сюнехофе так, словно это был подвиг легендарных героев.  Фейны
поставили их обоих на стол, и кричали, и колотили по доскам так,  словно  те
только что вернулись с великого фейринга, привезя с собой половину  богатств
Шивиаля. Это стоило всех порок мира. Мать не  одобрила  этого.  Отец  сильно
напился.
   Потом он в первый раз познакомился с Хильфвером.

3

   Все началось, когда Эйлвин перерос своего пони и ему  дали  коня.  Радгар
пожаловался на подобную вопиющую несправедливость в высшие  инстанции.  Само
собой разумеется, считал он, ателинг должен иметь коня лучше, чем его  фейн;
правда, выразил он это в словах попроще. Он просто заявил: "Папа, мне  нужен
конь".
   Король Эйлед даже не оторвался от донесения, которое читал.
   - Ты получишь коня, когда научишься читать. Радгар вышел  и  обдумал  эти
условия. Они показались ему абсурдными -  какое  отношение  чтение  имеет  к
лошадям? С другой стороны, никакого подвоха он в этом тоже не  нашел.  Любой
может научиться читать; он просто не пытался, только и всего. Он нашел  свою
мать за  письмами.  Несмотря  на  войну,  она  продолжала  переписываться  с
друзьями, посылая почту через Жевильи.
   - Мама, - сказал он. - Научи меня читать... э... пожалуйста.
   - Хорошо, милый. Принеси мне книгу.
   Просьба ее не удивила. Это показалось ему подозрительным,  но  он  принес
книгу. Скорее она все-таки удивилась. Битых четыре дня он не давал ей покоя,
но в конце концов она крепко обняла его.
   - Ты замечательно умный мальчик. Ступай и покажи это отцу.
   Он отправился в Сюнехоф, где король  с  дядей  Сюневульфом  и  советником
Сеольмундом спорили с жевильийскими посланниками. Радгар  подошел  к  столу;
никто не обратил на него внимания. Подождал немного.
   Через несколько минут отец покосился на него и нахмурился.
   - Чего тебе нужно? - спросил он.
   - Коня.
   Король протянул ему листок бумаги.  Он  прочитал  первый  абзац  вслух  -
медленно, но без ошибок. Король забрал листок обратно.
   - Какого коня?
   - Свеальма.
   - Он тебя убьет!
   Этот ответ открывал головокружительные перспективы, ибо Радгар  настолько
не сомневался в категорическом ответе, что приготовил список из шести других
лошадей.
   - Ты сам меня спросил!
   -  Мне  стоило  лучше  подумать.  Докажи,  что  можешь   справляться   со
Стеорлеасом, и сможешь брать Свеальма.
   Стеорлеас стоял в списке третьим.
   - Хорошо, господин! - взвыл Радгар  и  вприпрыжку  понесся  к  двери,  не
понимая, почему мужчины вдруг засмеялись.
   Он доказал, что Стеорлеасом - Неукротимым - можно  править,  несмотря  на
кличку. Он снова потребовал себе Свеальма - на этот раз по  уговору.  К  его
удивлению - и к ужасу матери, - отец согласился. Ко  всеобщему  удивлению  и
облегчению, Свеальм тоже не оправдал своей клички - Убийца, -  ибо  не  убил
Радгара или по крайней мере не сделал этого к концу первой недели, когда они
с Эйлвином отправились верхом в горы.  Он  набил  себе  изрядное  количество
синяков, но был жив. Не подлежало сомнению, что  цепочка  удач  сделала  его
слишком уверенным в себе, и он принялся выискивать себе задачу посложнее.
   По мере того как они  поднимались  все  выше,  становились  видны  другие
вершины - Сеолфорклиф,  Хатстан  и  Фюрндагум,  -  а  также  другие  крупные
острова,  Хюнингсуге,  Фейрюмбе  и  Вамбсеок.  Земля  сделалась  еще   более
каменистой. Они остановили коней, только  добравшись  до  самого  Бельстеде,
голого выступа скалы, с которого в давние времена следили, не  покажутся  ли
на горизонте вражьи суда. Развалины домов,  в  которых  жили  дозорные,  еще
виднелись у дороги, но одного взгляда на  них  хватало,  чтобы  понять,  что
ничего интересного в них давно нет.
   - Иствег! - махнул рукой Эйлвин. Видневшиеся в лабиринте островков клочки
открытой воды явно являлись частями прохода, однако и здесь хватило  поводов
для спора, какими именно. В десять лет легко спорится по любому  поводу,  но
прежде чем обсуждение сделалось лишком горячим, они замерзли на ветру.
   - Нам лучше ехать, - сказал Эйлвин.
   - Верно.
   Они повернулись посмотреть на дорогу дальше, которая до  сих  пор  их  не
интересовала. Дорога упиралась в  вертикальный  утес,  в  котором  виднелась
узкая расселина. Они могли вернуться тем же путем, которым попали сюда,  или
двинуться дальше по этой расселине - третьего пути не было. Расселина  -  ее
было видно и из города - называлась Вергахлейв и являлась одним из  немногих
мест на острове, куда им строго-настрого запрещалось ходить. На эту тему  не
допускалось даже споров - нельзя и все. Всего  несколько  месяцев  назад  на
этом бы  все  и  кончилось,  но  теперь  наступало  время,  когда  мальчишка
понимает, что некоторые ограничения касаются только маленьких и что он вырос
из них.
   Ветер завывал в камнях, и от этого звука по коже бегали мурашки,  но  чем
больше смотрел Радгар на щель в  поверхности  утеса  и  едва  видную  тропу,
ведущую к ней, тем больше ему удавалось убедить себя в том, что он уже бывал
здесь раз, а может, и не раз, только давно. До него дошло,  что  он  приехал
сюда только ради Вергахлейва.
   - Поехали посмотрим. Эйлвин ждал этого.
   - Они отберут у тебя Свеальма!
   - Почему? Волков поблизости нет.
   - Тогда почему оно так называется, это место? - угрожающе спросил Эйлвин.
   "Hlaew" может означать "пещера", а может -  "могила".  "Wearga"  означает
"волчья" или  "разбойничья"  -  интригующе  туманно.  Рассказывали  зловещие
истории о том, что в горах рыщут шивиальские беглецы -  пленники,  бежавшие,
прежде чем их офраллят, или  спасшиеся  с  флота,  погибшего  в  год,  когда
родился Радгар. Верно было и то, что подобное непослушание могло стоить  ему
Свеальма, да и солнце начинало уже  клониться  к  закату.  Но  когда  Эйлвин
заговорил об  опасности,  у  него  не  осталось  выбора:  ателинг  не  может
выказывать страх, как бы ни пересохло у него во рту.
   - Раз так, ступай домой и научись прясть.
   - Нет. Мы уедем вдвоем. Ну же, Радгар! Папа говорит, ты вечно  вовлекаешь
меня во всякие неприятности, и что если бы я  вечно  не  следовал  за  тобой
повсюду, он бы не драл меня чуть не каждый день.
   - Ага, значит, ты боишься за свою задницу? Эйлвин скривился.
   - Нет.
   Радгар пожал плечами.
   - Если я не вернусь засветло, скажи отцу, куда я поехал, и почему  ты  не
поехал со мной.
   Эйлвин вздрогнул. Лучше смерть, чем это! Когда Радгар тронул коня вперед,
он последовал за ним. Всегда кончалось этим.
   На них не было ничего, кроме бриджей, поэтому от задувавшего в  расселине
ветра у них сразу начали слезиться глаза, а слезы только что не замерзали на
щеках. Но если никто не ходит в Веаргахлейв, откуда на тропе конский  навоз?
И вообще откуда тогда здесь сама тропа? Она вилась то вверх, то вниз, петляя
между валунами, но когда вдруг уперлась в темное отверстие пещеры, Радгар не
удивился. Он знал уже много пещер в окрестностях Варофбурга. Обыкновенно они
представляли собой длинные туннели без ответвлений или расширений  -  просто
норы,  рано  или   поздно   упиравшиеся   в   каменные   завалы.   Некоторые
использовались под жилье дикими животными, в других было  интересно  играть.
Но теперь в голове его  всплыло  туманное  воспоминание  о  темном  туннеле,
ведущем к дневному свету - такого не было ни в одной из знакомых ему пещер.
   - Ты же не пойдешь туда! - взвыл Эйлвин. Зубы его стучали.
   - Почему? Только девчонки боятся летучих мышей.
   - Но веарги!
   - Веарги? - презрительно бросил Радгар. - Откуда здесь разбойники? Что им
здесь есть?
   Как они  увидят  дорогу?  Он  спешился,  бросил  поводья  своему  верному
оруженосцу и осторожно ступил в пещеру. В лицо ему дул легкий ветер, так что
его  смутные  воспоминания  о  туннеле,  возможно,  были   верны;   впрочем,
рассказать Эйлвину о них он не мог на случай, если и ошибался. В пещере было
темно как в погребе, и земля была сплошь  усеяна  острыми  обломками  скалы,
упавшими с потолка. Свеальм сюда не пойдет. Если  бы  это  был  вход  в  дом
Радгара, он держал бы трут и кресало где-нибудь под рукой... чтобы их  легко
было найти, но подальше от дождя... Он нашел их через пару минут, а  с  ними
несколько древнего вида фонарей и коробку свечей.
   - Откуда ты узнал, что они должны быть там? - пискнул Эйлвин.
   Радгар пожал плечами.
   - Иначе и быть не могло. Сколько фонарей зажигать, один или два?
   - Два, - жалким голосом произнес Эйлвин.
   - Ты уверен?
   - Еще как уверен!
   Похоже, Свеальм тоже уверился в этом, когда ему подарили  немного  света.
Он позволил Радгару вести себя в поводу  так  беззаботно,  словно  это  были
королевские  конюшни.  Впрочем,  даже  имея  перед  глазами   такой   пример
образцового  конского  поведения,  обыкновенно  послушная  Спирва  доставила
Эйлвину гораздо больше  хлопот.  Пещера  оказалась  более  чем  высокой  для
прохода. Тропа была расчищена от упавших с потолка камней, а самые  глубокие
рытвины кто-то засыпал гравием, чтобы дорога была по возможности ровной.
   - Что, если Квиснолль тряханет, пока мы здесь? -  спросил  Эйлвин;  голос
его звучал странно, искаженный эхом.
   - Ну, пещера, может, закроется за нами. - От одной мысли об этом по  коже
забегали мурашки! С другой стороны, вполне возможно, что родители устраивали
весь этот сыр-бор из-за возможных обвалов, а никаких веаргов не было вовсе.
   Тропа вела их в кромешную тьму, а потом вдруг снова посветлела  и  вывела
на дневной свет, в небольшую,  почти  круглую  долину,  окруженную  со  всех
сторон высокими  черными  утесами.  Выход  из  пещеры  находился  на  уровне
верхушек деревьев, открывая вид на густой корявый лес.  Там  и  здесь  клубы
пара обещали горячие источники, однако никаких построек видно не было.
   - Вот это и есть настоящий Веаргахлейв! - объяснил  Радгар  таким  тоном,
словно знал это с самого начала.
   И снова все казалось ему  странно  знакомым,  особенно  крутая  тропинка,
уходившая из-под его ног вниз по склону. Он боялся даже подумать о том,  что
случится, если конь окажется на ней в  момент  подземного  толчка.  Если  он
поранит Свеальма, никогда больше не получит другой лошади, никогда. У самого
входа в пещеру стояли три  мешка  с  провизией:  два  завязанных,  третий  -
полупустой. Еще несколько пустых мешков были сложены  аккуратной  стопкой  и
пригружены камнем. Путешественники потрясение переглянулись.
   - Кто-то кормит веаргов! - охнул Эйлвин.
   Прямо на виду, на уступе скалы стояли четыре фонаря и еще одна коробка  с
трутом. Свежий конский навоз. Свеальм заржал, и откуда-то спереди  донеслось
ответное ржание. Внизу, на опушке леса стояла еще одна лошадь. Она  паслась,
стреноженная, и на спине ее до сих пор было вьючное седло!
   - Он все еще здесь! - От страха у Радгара  отчаянно  болел  живот,  но  и
возбуждение было восхитительным. Во рту пересохло до такой степени,  что  он
едва мог говорить, а руки предательски дрожали. Кто бы ни  привел  сюда  эту
лошадь, он все еще здесь!
   Эйлвин был бледен как мел.
   - Поехали отсюда, Радгар! Скорее! Ну пожалуйста!
   - Поезжай. Отец должен знать об этом. Поезжай и  скажи  все  папе...  Или
лучше своему, пожалуй. Приведите  сюда  фейнов!  Я  останусь  здесь  и  буду
следить, и мы узнаем, кто же предатель.
   Его верный фейн возражал, но не слишком  искренне.  Очень  важно,  сказал
Радгар, чтобы об этом узнали в Сюнехофе, и потом, Эйлвин не бросил  бы  его,
если бы ему не приказали. Он вздохнул и повел Спирву обратно в туннель.
   Радгар снова взгромоздился в седло.  Кормить  разбойников  было  unfriph,
нарушением Королевских законов, так что он имел  полное  право  расследовать
это.  Ему   представлялось   замечательной   возможностью   сделать   что-то
интересное, не будучи за это наказанным; впрочем,  и  без  этого  оправдания
любопытство снедало его как рой комаров. Он все  еще  испытывал  настойчивое
ощущение того, что был здесь раньше,  так  что  во  всем  этом  таились  две
загадки - или даже три, ибо Свеальм тоже явно знал этот туннель. Свеальм был
одним из личных отцовских скакунов, но  на  нем  ездили  и  другие  люди  из
Сюнехофа - например, слуги, которые его объезжали. Выходит, предатель таился
где-то в самом дворце!
   Предательская тропа вниз по склону привела  его  на  поляну,  на  которой
продолжала пастись лошадь. За ней начинался настоящий лес: высокие  кедры  и
кипарисы вставали, казалось, до самого неба. Кроны их смыкались так  плотно,
что под ними почти ничего не росло, но и видно  в  этом  полумраке  было  не
дальше чем на два-три дерева вперед. Тропа была чистой; она  вилась,  огибая
скальные выступы и время от времени спускаясь в  болотистые  низины.  Каждый
раз, когда тропа раздваивалась, он давал Свеальму самому выбирать  дорогу  в
надежде на то, что тот пойдет на запах лошади предателя - папа говорил,  что
лошади доверяют  нюху  гораздо  больше,  чем  люди.  Похоже,  это  и  правда
помогало, поскольку рано или поздно они  видели  отпечатки  копыт  в  грязи.
Следов было много, слишком много для  одной  лошади,  и  все  вели  в  одном
направлении. Жаль, думал он, что не может обмотать копыта Свеальма тряпками,
как делали герои в легендах или папа с его людьми, когда  несли  лестницы  к
стенам Ломута...
   Тяжелый хвойный аромат деревьев тоже показался ему до боли знакомым, хотя
нигде больше в окрестностях Варофбурга таких лесов не было. Никто  не  рубил
этих деревьев, ибо никто все равно не смог бы вывезти отсюда стволы. В  лесу
царила зловещая тишина, только изредка прерываемая дробью дятла или  шорохом
белок в ветвях. Пару раз он унюхал  вонь  горячих  источников,  а  один  раз
подъехал к нему достаточно близко, чтобы видеть сквозь деревья струи пара.
   Потом тропа вывела их к очередной низине, в грязи - которой не было видно
отпечатков копыт. Радгар натянул поводья и остановил коня.
   - Тут ты ошибся, здоровяк! Нам стоило ехать по другой тропе от  последней
развилки.
   Свеальм поднял свою большую голову и навострил  уши.  Деревья  приглушали
звуки, но теперь и Радгар услышал: стук  копыт!  На  тропе,  с  которой  они
только что свернули!
   - Молчи, здоровяк! Пожалуйста, не надо ржать! Как ни странно, жеребец  не
заржал. Возможно, густой аромат хвои заглушал другие запахи; как  бы  то  ни
было, он стоял молча, пока другая  лошадь  проезжала  развилку.  Всадник  ее
мелькнул между деревьями всего на секунду, но и этого хватило, чтобы  Радгар
узнал дядю Сюневульфа.
   Его первой реакцией была злость,  почти  сразу  же  сменившаяся  досадой:
оказывается, тут не было никаких секретов! Папа вовсе  не  будет  благодарен
ему за известие о том, что кто-то подкармливает разбойников в  Веаргахлейве.
Ведь если это делает дядя Сюневульф, значит, папа сам приказал ему это.  Как
танист дядя был главным папиным помощником и правил провинцией,  когда  папа
уплывал на фейринг или просто работал королем где-нибудь еще. Это могло даже
объяснить то, откуда Свеальм знал туннель, хотя обыкновенно  танист  выбирал
себе лошадей поспокойнее.
   Значит, возможно, папа сам иногда подкармливал  веаргов!  Конечно,  такую
тайну сопливым мальчишкам знать не полагалось. Он будет обыкновенным щенком,
а не героем. Об этом станет  известно  тотчас  же,  как  Эйлвин  вернется  в
Сюнехоф - если только дядя Сюневульф не перехватит его по дороге, в  каковом
случае это произойдет еще раньше. Так или  иначе,  результатом  этого  будет
грандиозная порка, а может, у него отнимут на время Свеальма;  впрочем,  раз
уж он вляпался в такую неприятность, он может по крайней мере  удовлетворить
свое любопытство. Радгар повернул Свеальма и стукнул его по бокам пятками.
   - Давай, чудовище, двигай! - сказал он.
   Он проехал по второй тропе не больше трех полетов стрелы,  когда  Свеальм
заржал так, что его, должно быть, слышно было  с  самой  вершины  Квиснолля.
Радгар даже не успел обругать его  как  следует,  как  послышалось  ответное
ржание, и за следующей же скалой обнаружилась прогалина, достаточно широкая,
чтобы пропускать немного  солнечного  света.  На  ней  виднелись  поленница,
маленький ручеек и - в дальнем, солнечном конце - крошечная хибара из бревен
и сучьев, при виде которой в памяти его снова что-то вспыхнуло. Да! Он видел
эту избушку раньше, когда был совсем маленьким.
   Одинокий конь, привязанный у входа, был ему знаком:  Скеатт,  на  котором
обычно ездил братец Вульфв