оизводят впечатление разумных,  а  не  просто  дрессированных
животных, хотя я не  могу  сказать  наверняка.  Меня  все-таки  тревожит  их
потрясающая  память.  Существует  такая  штука,  как  заклятия,   улучшающие
память?
   - Возможно. Надо выяснить, что еще умеют делать эти твари.
   - Мне кажется, они не дают никому вмешаться в ход поединка, -  Волкоклыку
явно не давала покоя одна мысль о том, что его подопечный  может  биться  на
этой площади за свою жизнь. Одна из стоявших у ворот обезьян  проковыляла  к
гонгу и, вытянув длиннющую руку, ударила по нему  кулаком.  Гудение  металла
эхом разнеслось по площади. Она вернулась к воротам, а вторая  тем  временем
выкрикнула первое имя.
   - Джубба Ахлат!
   Длинная цепочка соискателей и зрителей начала переглядываться.
   - Джубба Ахлат!
   -  Мастер  Ахлат  явно  хорошо  обдумал   возможные   последствия   своей
горячности, - заметил Кромман. - Весьма разумный молодой человек.
   - Никогда прежде не слышал от  вас  таких  умозаключений,  инквизитор,  -
огрызнулся Волкоклык.
   - Вы просто меня не слушали. Один из погонщиков в караване  говорил  мне,
что, если человек спустя  много  лет  приходит  попытать  счастья  еще  раз,
обезьяны помнят его и не дают  стать  в  очередь,  каким  бы  именем  он  ни
назвался.
   В третий раз было выкликнуто имя Ахлата; ответа  так  и  не  последовало.
Зрителей на площади  все  прибывало.  В  окнах  окружающих  домов  появились
любопытные лица.
   - Гарток, сын Гилгита!
   - Здесь!
   Фирдониец снял куртку, потом рубаху. И  ту  и  другую  у  него  мгновенно
выдернули из рук мальчишки, собравшиеся небольшой толпой у  ступеней.  Из-за
добычи   сразу   же   вспыхнула   потасовка,   сопровождавшаяся   визгливыми
ругательствами. Он снял с пояса кинжал, отдал  его  одному  мальцу,  который
тотчас  бросился  наутек;  остальные  пустились  в  погоню.  Наконец  Гарток
вывернул  карманы,  швырнув  монеты  оставшимся  на  месте  стервятникам,  и
спустился по ступеням к воротам, створки которых уже  отворились,  пропуская
его.
   - Какое варварство! - буркнул Кромман.
   - Мы с моим Клинком не станем спорить.
   Одна  из  обезьян  захлопнула  ворота  и  заперла  их  на  ключ.   Другая
перехватила Гартока и обыскала его, удостоверившись,  что  на  теле  его  не
припрятано какого-нибудь другого оружия.  Потом  она  отступила  в  сторону,
пропуская его на площадь. Он  стоял  под  солнцем,  обнаженный  по  пояс,  и
размахивал своим ятаганом, разминая руки перед боем.
   Он  подошел  к  гонгу  и  ударил  в  него  плашмя  клинком.  От  звона  и
последовавшего за ним эха закладывало уши.
   Да,  это  действительно  было  варварство,  и  все  же  таилось  в   этом
соревновании не на  жизнь,  а  на  смерть  что-то  пугающе  привлекательное.
Дюрандаль не в силах был бы оторваться от него - разве что из-за  опасности,
угрожавшей его подопечному, Королю.
   Второй удар гонга, потом третий - вызов брошен.
   Огромная, окованная железом дверь  монастыря  начала  отворяться  внутрь,
открывая взгляду глухую, освещенную солнцем  каменную  стену.  Этого  вполне
можно ожидать в замке, где нападающий, прорвавшись  через  наружные  ворота,
оказывается в узком коридоре под перекрестным огнем с двух стен.
   В открывшемся проеме появился  человек  и  шел  не  сворачивая,  пока  не
оказался в центре арки.  Только  тогда  он  повернулся  лицом  к  сопернику,
ожидавшему его в противоположном  конце  арены.  Имя  его  мгновенно  обошло
полукруг зрителей: Герат!
   Гарток называл троих, которые наверняка убьют его, и двоих, которые любят
забавляться с жертвой. Герат назывался оба раза.
   Монах был чисто выбрит, с коротко остриженными черными волосами. Тело его
со впалым животом и лишенной волос грудью выдавало в нем юнца, только-только
вступающего в зрелые годы, но внешность в Самаринде обманчива. Он  вышел  на
арену и остановился, подняв меч  в  салюте.  Тяжелая  дверь  за  его  спиной
бесшумно захлопнулась. Клинок его сиял чистым золотом.
   Гарток отсалютовал в  ответ.  Двое  мужчин  сблизились.  Со  стороны  они
казались мужчиной и подростком.
   Они встретились точно посередине арены. Герат остановился первым и поднял
свой меч в оборонительную позицию, давая противнику нанести удар первым.  Он
стоял, повернувшись правым плечом к противнику и уперев левую руку в бедро -
в классической стойке фехтовальщика. Гарток сразу ринулся  в  атаку,  нанеся
стремительный рубящий удар двумя  руками.  Юнец  легко  отпарировал  его,  и
соискатель отскочил  назад.  Он  начал  кружить,  делая  обманные  движения,
перехватив меч в одну руку. Монах медленно  поворачивался,  держась  к  нему
лицом.
   - С вашего  позволения,  могу  я  попросить  пояснений  специалиста,  сэр
Дюрандаль? - произнес Кромман.
   - Это был очень рискованный удар. Гарток говорил  мне,  что  Герат  любит
поиграть в кошки-мышки. Он полагался на неожиданность и исходил из того, что
Герат не будет убивать его сразу, если атака не удастся.
   - А он мог это сделать?
   - Думаю, да. Мы слишком мало видели, чтобы говорить наверняка.
   Гарток снова приблизился к противнику, но Герат отпрянул назад, почти  не
парируя удар. И еще раз. Бойцы быстро перемещались по арене.
   - И кто побеждает сейчас? - поинтересовался инквизитор.
   - Зачем притворяться бездарем? - буркнул Волкоклык. -  Мы-то  знаем,  как
хорошо вы управляетесь с мечом.
   - Герат, - сказал Дюрандаль. -  Видели,  как  ловко  он  вынырнул  из-под
удара,  не  дав  загнать  себя  в  угол?  Гарток  дерется   хорошо.   Ничего
выдающегося, но он быстр и точен. Но Герат собирается взять его измором.
   Так оно и было. Герат позволил сопернику трижды прогнать его вокруг  всей
арены, и старший мечник начал уставать. Когда монаха почти приперли к  стене
в третий раз, он вдруг сменил  тактику  и  перешел  в  стремительную  атаку.
Начало второго раунде. Теперь они перемещались еще быстрее, только  отступал
уже Гарток. Обезьяны отходили в сторону, когда бойцы приближались к ним.
   - Нам обязательно смотреть на это? - с горечью спросил Волкоклык.
   - Что, так плохо? - удивился инквизитор.
   - Единственное, на что осталось делать ставки,  -  это  сколько  ему  еще
мучаться.
   Или сколько еще времени плоть и  кровь  смогут  выдерживать  такой  темп,
подумал  Дюрандаль.  Ему  никогда  еще  не  приходилось  видеть,  чтобы  бой
продолжался так долго без единого касания, а ведь это были  настоящие  мечи,
не легкие рапиры.
   - Парень дерется потрясающе. Я не продержался бы и  минуты  против  него.
Ну, двух. Но он определенно побил бы меня. Согласен, Волк?
   - Верность не позволяет  мне  отвечать  на  этот  вопрос,  сэр.  Нет,  вы
посмотрите: колет, рубит и снова колет! Он не повторился ни разу. Он  просто
забавляется!
   Шум толпы усилился. Даже Кромман выказывал  признаки  возбуждения,  стуча
кулаками по парапету.
   - Вот оно! - выдохнул он, когда Гартока беспощадно загнали в угол.
   Но нет. Сделав отчаянный выпад, нацеленный в голову монаха,  он  вырвался
из западни - точнее, ЕМУ ПОЗВОЛИЛИ вырваться. И начался третий раунд. Теперь
Герат повел грязную игру, раня  противника  при  каждом  удобном  случае:  в
грудь, в руки, в лицо, даже в ноги. Ни одна из ран не казалась серьезной, но
вскоре старший соперник истекал кровью, продолжая отчаянно обороняться.  Его
методично гнали спиной вперед вокруг арены, словно позволяя зрителям всласть
налюбоваться его унижением. Как раз тогда, когда они миновали шивианцев, оба
остановились, задыхаясь.
   Они так и не двинулись дальше: боль, отчаяние и  измождение  взяли  верх.
Соискатель сдался. Со стоном он выронил  меч  и  раскинул  руки  в  ожидании
смертельного удара. Мгновение оба стояли неподвижно, только  грудь  у  обоих
вздымалась как меха. Дюрандаль был совершенно уверен в том,  что  под  конец
Герат чуть сбавил темп - значит,  есть  предел  и  его  силам,  пусть  он  и
бессмертен!
   Юнец произнес что-то и махнул рукой, указывая  на  землю.  Гарток  мотнул
головой, и ответ его был слышен, наверное, даже  в  дальнем  углу  притихшей
площади:
   - Ни за что!
   Герат рассмеялся и, сверкнув на солнце  золотым  клинком,  ударил  его  в
лицо. Гарток вскрикнул и согнулся от боли, но тут же выпрямился, прижав руки
к ослепшим глазам, так и отказываясь  стать  на  колени.  Началась  игра,  в
которой у него не было ни малейшего шанса на  победу.  Герат  прыгал  вокруг
него, словно огромная кошка, играющая со своей добычей, раня его то туда, то
сюда, наслаждаясь от души - все это не на публику, ибо он ни разу не  глянул
в сторону зрителей. Гартока резали живого на  куски,  и  он  уже  не  видел,
откуда придет следующий удар. Он кричал, он стонал;  казалось,  он  молит  о
смерти, но стать на колени он так и не  согласился.  В  конце  концов  Герат
просто перерезал ему горло и ушел, оставив его истекать кровью.
   Большая дверь отворилась, пропуская его внутрь. На ходу  смахнув  пот  со
лба,  всем  обликом  он  напоминал  молодого   атлета,   возвращающегося   с
утомительной, но очень приятной разминки.
   - Кажется, мы видели все, что нужно, - сипло произнес Дюрандаль. В животе
стояла неприятная тяжесть.
   - Зачем? - спросил Волкоклык. Даже сквозь загар было видно, как  побелело
его лицо.
   - Что?
   - Зачем, сэр? Какова цель всего этого?
   - Хотелось бы мне знать.
   Странный вопрос. Какая может быть цель у варварства?

4

   Молча шли они по узким, уже раскаленным на полуденном  солнце  переулкам,
заполненным людьми, повозками и вьючными животными. Дюрандаль решил выйти  с
площади в дальнем ее углу, и продолжал обходить монастырь слева, держась как
можно ближе к нему. Пару раз он заходил в тупики и возвращался, но в  общем,
завершил круг без особых проблем. Он обнаружил только два места,  где  улица
подходила к стене. Во всех остальных местах  монастырь  отделялся  от  улицы
домами. Другого выхода не было.
   Размышляя над этим, он повел своих спутников обратно домой. Поднявшись по
истертым ступеням, он с первого взгляда понял, что  их  мешки  выворачивали,
сунув  потом  вещи  обратно,  как  попало.  Кабук  не   отличался   излишней
деликатностью. Прекрасно понимая, что  его  постояльцы  и  ожидают  от  него
чего-то в этом роде, он даже не позаботился скрыть следы обыска.
   Дюрандаль вскарабкался по стремянке  на  крышу,  служившую,  вне  всякого
сомнения, самым выдающимся преимуществом гостиницы "Кабук". Когда-то у  дома
имелся еще один этаж, и большая часть его стен  все  еще  стояла  на  месте,
сохранились даже окна, закрытые каменной кладкой выросших по сторонам домов.
Когда первоначальная  крыша  сгорела,  хозяева  дома  просто  промазали  пол
глиной. То, что получилось в результате, на вид  готово  было  обрушиться  в
любой  момент,  зато  дом  получил  интимный  внутренний  дворик,  настолько
Прохладный, насколько это вообще возможно в Самаринде.
   Он отшвырнул ногой в сторону мусор,  освобождая  место  в  тени,  и  сел.
Остальные двое  последовали  его  примеру.  Обнаружив,  что  в  поле  зрения
попадают монастырские башни, он глянул  на  них  с  неожиданной  ненавистью.
Зачем? Зачем  убивать  по  человеку  в  день?  Если  верить  преданиям,  так
происходит уже не первую тысячу  лет.  Монастырь  Золотого  Меча  был  здесь
всегда. Записей о его основании не существовало. Два года он потратил на то,
чтобы добраться сюда, еще два года уйдет на воз - вращение, и  все,  похоже,
впустую. Он вернется домой, и все, о чем он сможет доложить, -  это  лишь  о
том, что они потерпели неудачу.
   - Кто-нибудь голоден? - спросил он  наконец  у  своих  спутников,  и  оба
дружно замотали головами.
   - Тогда давайте думать. Его Величество приказал мне  освободить  Эвермена
или по крайней мере узнать, что случилось с ним. Итак,  у  нас  есть...  был
свидетель, который видел Эвермена в бою, и мы почти наверняка знаем, что  он
еще жив, - разве это уже не успех? Только вчера в это же время он не  ожидал
и таких результатов. - В худшем случае нам придется оставаться  здесь,  пока
он не выйдет на бой, и мы с Волком не опознаем его. Но вот как передать  ему
письмо, я не знаю, пусть даже меня... У  замка  -  или  монастыря,  как  вам
больше нравится - кажется, нет ни одного другого выхода. Даже если у них там
свой колодец, им все же необходимо как-то доставать еду и  вывозить  отходы.
Кабук не знает этого, но он и не интересовался.
   Волкоклык поднял на него тяжелый, сосредоточенный взгляд.
   - И женщины. Монахи могут исповедовать воздержание, но воины -  вряд  ли,
даже теоретически. Те дома, что лепятся к стене, мне не нравятся,  очень  не
нравятся.
   - Ты обратил внимание на то, что все обезьяны - самки? Возможно,  они  не
всегда были обезьянами,  -  имелась  и  другая  возможность,  о  которой  не
хотелось думать. - Думаешь, у них есть потайной вход?
   - Не может не быть. Полагаю, их даже несколько, и они в этих домах.  Один
из купцов говорил, что в Самаринде хорошо покупать мечи.  Можно  найти  тех,
кто их продает, и узнать, откуда они эти мечи берут.
   - Они могут просто оставлять их на мостовой для старьевщиков.
   - Да, сэр. Но почему бы не  попросить  инквизитора  Кроммана  поработать,
опрашивая шлюх - пусть узнает, не обслуживала ли какая из  них  братьев?  Он
силен по этой части...
   - Не валяй дурака. Ему и так несладко. Сегодня мы погуляем  по  городу  и
порасспрашиваем, но осторожно. И нам нужно  найти  того  купца,  что  послал
письмо. Как там его зовут... Кучан?
   - Зачем? - недовольно спросил Кромман.
   - Я напишу письмо и отдам ему, чтобы он отослал его с первым караваном на
восток. Так Король по крайней мере будет знать, что мы прибыли на  место,  -
если письмо, конечно, дойдет до адресата, за что никто не мог поручиться.  -
Если нам не удастся вернуться, у него будет меньше соблазна посылать кого-то
еще.
   - Но Кучан вполне может состоять в сговоре с  братьями.  Я  предложил  бы
подождать с этим несколько дней.
   Дюрандаль кивком согласился с этим предложением, понимая,  что  по  части
интриг ему никогда не сравняться с инквизитором, как бы он ни старался.
   С минуту Кромман сидел с кислой миной на лице. Потом вздохнул.
   - Жаль, что я не могу выставить вас обоих тупыми увальнями,  не  видящими
совершенно очевидных вещей. Я-то уверен, что вы такие и есть, но не могу  же
я сейчас объявлять всем об этом. Нам нужно подготовить пути к отступлению на
случай, если придется покидать город в спешке. Предлагаю купить пять лошадей
со сбруей и поставить их в одну из тех конюшен, что  за  воротами.  Если  мы
заплатим за стойла как следует, лошади будут под рукой в любой момент.
   - Пять? - удивился Волкоклык. - Вы считаете, что Полидэн тоже еще жив?
   - Эвермену был всего двадцать один год, когда он попал сюда. Мало кого из
тупоголовых увальней можно в этом возрасте соблазнить обещанием  бессмертия,
- инквизитор презрительно фыркнул. - Братья нашли у Клинка  уязвимое  место,
это совершенно очевидно.
   Он имел в виду подопечного Эвермена: если  они  держат  Жака  Полидэна  в
заложниках, то могут  заставить  его  Клинка  делать  что  угодно.  До  жути
логичное объяснение тому, как честный мечник  превратился  в  хладнокровного
убийцу.
   - Ладно, мы здесь всего первый день, - сказал Дюрандаль.  -  Найдем  себе
лошадей, посмотрим город и наведем кое-какие справки.  Я  предлагаю  поесть,
пока не стало еще жарче. Завтра нам предстоит смотреть на то,  как  погибнет
еще один человек.
   То, что Кромман казался таким же озадаченным, как  он  сам  и  Волкоклык,
было маленьким, но утешением.

5

   Следующий день начался почти так же, как первый:  шивианцы  появились  на
площади с, восходом солнца, Дюрандаль сделал  всего  несколько  шагов  вдоль
стены и остановился, не доходя до дома, из которого накануне  выходил  Хива,
сын Замбула.
   - Сегодня я хочу смотреть отсюда.
   - Почему? - удивился инквизитор.
   - Так, каприз. Вы походите, поговорите с будущими жертвами, если хотите.
   Подозрительно  косясь  на  него,  Кромман   остался   рядом.   Волкоклык,
разумеется, тоже.
   Соискатели собирались у ворот - Хива, сын Замбула в их  числе.  Волосатый
гигант,  словно  гора,  выделялся  из  толпы  остальных,   тоже   не   самых
низкорослых. Солнце выглянуло из-за крыш, и лучи его упали на  камни  арены.
Вчерашние кровавые пятна еще темнели на них, но ведь вся арена была  темного
цвета, столько крови пролилось на нее на протяжении столетий.
   Все вчерашние расспросы ни на шаг не приблизили их к решению загадки.  Ни
инквизитору, ни Клинкам не удалось узнать ничего про  внутреннее  устройство
монастыря. Никто из торговцев не признался в том, что поставляет продукты  в
монастырь, и не слышал  о  других,  кто  делал  бы  это.  Местные  золотари,
вывозившие за город отбросы, категорически утверждали, что  не  забирают  из
монастыря  ничего.  Конечно,  ни  то  ни  другое  ничего  не  значило,  если
предположение Волкоклыка насчет тайных выходов соответствовало истине.
   Зато им удалось купить лошадей на случай поспешного  отступления.  Другой
вопрос, сможет ли маленький отряд благополучно пересечь Алтаин, но  если  им
удастся добраться до Кобуртина, они подождут там попутного каравана.
   Крышка люка поднялась, и из него вылезла первая обезьяна. Дюрандаль вдруг
двинулся вперед; его спутники, несколько удивленные, последовали за ним. Они
подошли к толпе соискателей, и те весело приветствовали  их,  спрашивая,  не
готовы ли они назвать свои имена.
   Дюрандаль решился взяться за обезьян. Он не собирался делать  этого,  ибо
не желал привлекать к себе лишнего внимания,  а  то  и  подвергать  Эвермена
опасности,  но  давно  уже  привык  прислушиваться  к   интуиции.   Мечники,
выжидающие  время,  чтобы  оценить  обстановку;  Обыкновенно  погибают.   Он
направился к ступеням. Волкоклык пробормотал под нос проклятие и  последовал
за ним. Хотя ворота пока  оставались  запертыми,  чудищ  было  хорошо  видно
сквозь прутья решетки. У них были длинные хвосты,  большие  желтые  клыки  и
мозоли на плечах - в тех местах, где кожу натирали лямки от  ножен.  От  них
исходил едкий звериный запах. Они никак не могли быть ряжеными людьми, и все
же взгляд их казался разумным.
   - Назови свое имя, и тебя вызовут, когда придет твоя очередь,  -  сказала
одна из них.
   Он не ответил, и она повторила вопрос на другом языке, потом на  третьем,
совсем ему незнакомом.
   - Я еще не готов сделать это. Я хочу поговорить с одним из братьев.
   Обезьяна почесалась длинными черными ногтями. По коже  забегали  мурашки,
но он попытался еще раз:
   - Мне нужно передать братьям  очень  важную  вещь.  Никакой  реакции.  Он
повернулся к Волкоклыку.
   - Как ты считаешь, она не понимает, или просто не хочет отвечать?
   - Не хочет. Мне было бы спокойнее, если бы вы стояли подальше от прутьев,
сэр. Я не знаю, насколько она ловкая.
   Дюрандаль отодвинулся к стене, чтобы успокоить своего телохранителя, хотя
обезьяна могла бы достать его своей черной рукой и здесь.
   - Если вы собираетесь назвать наши имена, - напряженным голосом  произнес
Волкоклык, - назовите мое первым. Я не смогу оставаться там,  наверху,  если
вы будете драться здесь. - Он говорил по-шивиальски, но вдруг обезьяны знали
и этот язык?
   - Я не собираюсь называть никаких имен. Я еще не сошел с ума, и я  должен
доложить обо всем  своему  господину.  Ты  отвечаешь  на  вопросы?  -  снова
обратился он к обезьяне. Та опять почесалась с безразличным  видом.  Значит,
нет. Вторая повернулась и заковыляла к гонгу, чтобы  дать  сигнал  к  началу
ежедневного  представления.  Раздосадованный  неудачей,  Дюрандаль  выбрался
обратно на улицу и отправился искать место среди  зрителей.  Он  не  добился
ничего и, возможно, предупредил  противника,  что  друзья  Эвермена  наконец
появились в городе.
   Гудение гонга стихло. - Хива, сын Замбула!
   - Здесь! - проревел великан. Он сорвал свою медвежью шкуру и  швырнул  ее
д