.
   - Я и не сказала, что в вас, - ответила она. - Но солдаты  -  грубые,
жестокие звери...
   - Это война. Она превращает людей в зверье, - перебил  он.  -  А  как
насчет твоего отца? Он ведь вел войну ради золота, а не ради идеи...
   - Не смей говорить о моем отце, англичанин! - Она резко повернулась к
нему, и в руке у нее сверкнул нож, глаза, в  которых  до  сих  пор  были
слезы, горели яростью. - Что вы можете знать о таком человеке,  как  Эль
Барон, вы, надменный,  ограниченный  английский  солдафон!  -  Последнее
слово она выплюнула в него, как самое большое оскорбление.
   - Брось это, Виолетта. - Джулиан схватил ее за запястье и  выкручивал
до тех пор, пока ее пальцы не отпустили рукоятку ножа и тот не  упал  на
землю. - Меня уже тошнит от  твоих  дикарских  манер.  -  Он  так  резко
оттолкнул ее, что она упала на колени. - Я умываю руки. Иди куда хочешь,
только не попадайся мне на глаза. - Он повернулся на  каблуках  и,  кипя
яростью, зашагал к лагерю. Но, пройдя несколько ярдов,  замедлил  шаг  и
обернулся.
   Тэмсин все еще стояла на коленях на земле, голова  ее  была  опущена,
слезы падали в грязь. Казалось, она не заметила его ухода. В первый  раз
после  того,  как  это  случилось,  она  вновь  переживала   побоище   в
Пуэбло-де-Сан-Педро во всех подробностях. Прежде  она  всегда  позволяла
себе думать только о том, как ее отец бросил вызов врагам  и  вступил  с
ними в смертельную схватку, когда  мать  уже  обрела  вечный  покой.  Но
теперь она вспомнила, мысленно увидела и все остальное:  мертвых  детей,
изнасилованных женщин, замученных мужчин  и  пожиравший  деревню  огонь,
языки которого взметнулись высоко в небо. А она и Габриэль - двое против
сотни, против  нескольких  сотен  -  стояли  на  вершине  холма  и  лишь
беспомощно наблюдали не в силах ничего изменить. А позже, через три дня,
когда дикари оставили горящие дома, убитых жителей и  ушли,  захватив  с
собой все, что  представляло  ценность,  она  и  Габриэль  спустились  в
деревню похоронить Сесиль и Барона  и  выкопали  ямы,  чтобы  похоронить
остальных. Точно такие же ямы, как  рыли  здесь;  они  вдвоем  не  могли
вырыть достаточно могил, чтобы закопать каждого в отдельной.
   - Пойдем, ты не можешь здесь оставаться. - Джулиан наклонился к  ней,
и голос его был нежен. Он легко поднял ее,  а  она  повернула  голову  и
уткнулась лицом в широкое плечо.
   Джулиан почувствовал, как ее тело сотрясается от рыданий, Он отнес ее
в свою палатку, резко сказал Доббину, чтобы тот скрылся с глаз долой,  и
закрыл дверь изнутри, - Расскажи мне об этом, - сказал Джулиан спокойно.
Глава 9

   Сент-Саймон направлялся к полевому госпиталю. Там лежало много  людей
из его бригады, и посещение полковника должно было поднять их дух,  хотя
вряд ли так же отразилось бы на его собственном. Те из его людей, кто не
покоился в братских могилах, не лежал искалеченный в  госпитале,  теперь
пустились в гнусный разбой и разгул в Бадахосе. Сделать их снова умными,
добросердечными, честно сражающимися людьми, какими  он  их  знал,  было
нелегко. И, скорее всего, единственное,  что  могло  бы  помочь,  -  это
виселицы.  Сент-Саймон  знал,  что  главнокомандующий  пойдет  на   этот
страшный шаг, и будет так же прав, как и  тогда,  когда  разрешил  своим
солдатам предаться разгулу в поверженном городе.
   - Вы ведь полковник Сент-Саймон?
   Этот вопрос отвлек его от мрачных размышлений, как  только  он  сунул
голову в первую  же  палатку.  Хирург,  размахивавший  мясницким  ножом,
поднял голову от грубо сколоченного  стола  на  козлах,  где  лежал  без
сознания связанный человек. Правая нога его  была  обнажена  до  колена,
торчала наружу прорвавшая кожу неровная зазубренная кость.
   - Да, - ответил Джулиан и замолчал. Ему показалось, что он  не  знает
хирурга.
   - Простите меня. Мне довелось повстречаться прошлой  ночью  с  весьма
необычной молодой женщиной, она сказала, что она ваш друг, что  она  ваш
очень близкий друг. - Хирург вытер  рукавом  влажный  лоб,  -  Она  была
весьма настойчива и требовала, чтобы я немедленно занялся ее ранеными...
Она была очень настойчива... Сказала, что и лорд знает, кто она.
   - Виолетта, - сказал Джулиан скорее про себя, чем вслух. - А что  она
здесь, собственно, делала?
   - Вывозила с поля боя раненых на  лошади,  такой  великолепной  белой
лошади... Никогда не видел такого коня.  -  Хирург  снова  наклонился  к
пациенту, который задвигался и застонал. - Извините, он приходит в себя,
прежде чем это произойдет, я должен отнять ему ногу.
   Полковник кивнул и вышел. Услышав хруст перепиливаемой  ножом  кости,
он прикрыл глаза. Вот, значит, как Тэмсин провела ночь - вывозя  раненых
на своем впечатлительном Цезаре. То,  что  она  предлагала  свою  помощь
солдатам, как-то не вязалось  с  ее  ненавистью  к  ним.  Но,  с  другой
стороны, разве могла она не принять хоть  какого-то  участия  в  ужасных
событиях прошедшей ночи. Он уже было начал недоумевать,  почему  она  не
оказалась в числе людей Пиктона, карабкавшихся на стены замка.
   Он много узнал за то  время,  что  провел  с  нею  в  своей  палатке.
Сдерживая слезы, она тихо, но совершенно ясно и разумно говорила  о  той
страшной   ночи.   Она   рассказала   ему    об    ужасной    бойне    в
Пуэбло-де-Сан-Педро, и  ему  было  нетрудно  представить,  как  это  все
происходило. Ему тоже случалось видеть подобное.
   Но теперь полковник Джулиан Сент-Саймон был в  замешательстве.  Образ
Фиалки принимал иные очертания.  Сейчас  он  замечал  сложное  сплетение
противоречий  там,   где   прежде   видел   только   беспринципность   и
восхитительную чувственность. Разбойница, чьего обольщения он опасался и
обманчивым чарам которой должен был  противиться  всеми  силами,  теперь
превратилась  в  молодую  женщину,  оставшуюся  в  мире  одинокой  после
чудовищного убийства любимых родителей.
   Девушку, чей привычный образ жизни был разрушен,  брошенную  в  пекло
войны выживать, как она сама знает и умеет.
   Этот новый портрет вызывал тревогу: в нем Джулиану упорно  мерещились
прежние черты. Чудилась игра на известной сентиментальности Веллингтона,
на  том,  что  непременно   произведет   определенное   впечатление   ее
патетический рассказ. Но чувствовал он также и то, что она не  старалась
специально затронуть струны его души, когда рассказывала  ему  правду  о
той страшной ночи, гибели родителей и родной деревни. Джулиан  не  знал,
как связать эти два образа воедино. Мысли его были  прерваны,  когда  он
увидел носилки, на  которых  лежал,  прерывисто  дыша,  рядовой  из  его
бригады. Лицо его частично скрывала окровавленная повязка.
   - Хирург говорит, что утром  тебя  отправят  в  Лиссабон,  Картер,  -
обратился к раненому Сент-Саймон. - Так, что выберешься отсюда навсегда.
   - Я об этом не пожалею, сэр, - сказал  ему  человек  с  забинтованным
лицом. - Но я потерял нос. Что скажет миссис?
   - Она будет рада, что ты  вернулся  с  руками  и  ногами,  -  ответил
Джулиан,  потрепав  его  по  плечу.  Он  проследовал  дальше,   понимая,
насколько неубедительно такое утешение, но это  было  все,  что  он  мог
сказать.
   Тэмсин  лежала  в  ванне  в  своей  комнате  в  Эльвасе.  Над  водой,
доходившей ей только до бедер, струился пар. Она пыталась  решить,  имел
ли ее эмоциональный срыв какое-нибудь отношение к Джулиану Сент-Саймону.
Он случился без всякого расчета с ее стороны  и  все  же  мог  послужить
благой цели.
   Полковник был явно тронут ее рассказом. Он был  нежен  и  внимателен,
старался утешить, и, когда ее  рассказ  был  окончен,  а  слезы  наконец
высохли, приказал слуге заварить чай. Они молча сидели на узкой походной
кровати, Сент-Саймон обнял ее... Она была ему благодарна за это молчание
больше, чем за все остальное. Его  поведение  было  верхом  тактичности:
поток неуклюжих слов утешения только обесценил бы ее горе и боль.
   Позже полковник сам отвез ее в Эльвас и проводил до квартиры.
   А теперь Тэмсин наконец избавлялась от въевшихся в  ее  кожу  копоти,
пыли и грязи. И ей нужен был кувшин чистой воды, чтобы смыть мыло.
   Как бы в ответ на ее невысказанную просьбу появилась запыхавшаяся  от
беготни по лестнице сеньора Браганца  с  медным  кувшином  свежей  воды.
Тэмсин поблагодарила ее и встала в ванне во  весь  рост.  Поток  горячей
воды обрушился на ее волосы и тело, и Тэмсин вздрогнула от наслаждения.
   Сеньора выстирала ее рубашку и нижнее белье, но они уже были  изрядно
поношены, а бриджи просто невозможно было  привести  в  порядок.  Срочно
требовалась новая одежда, а лавки в Эльвасе ломились  от  вещей,  но  до
возвращения Габриэля она  не  располагала  деньгами.  А  когда  вернется
Габриэль, ей уже не понадобится покупать одежду - он  привезет  весь  ее
гардероб, а также сокровища, унаследованные от отца и надежно спрятанные
от его убийц.
   "Может быть, следовало намекнуть  полковнику  Сент-Саймону,  что  она
нуждается в небольшом займе. Это могло  послужить  предлогом  для  новой
встречи.
   Она надела свое донельзя заношенное платье. Сеньора не сумела удалить
с бриджей пятна крови, но по крайней мере ее кожа и волосы были чистыми.
   Тэмсин посмотрелась в покрытое мутными  разводами  стекло,  служившее
зеркалом. Ну что ж, учитывая  обстоятельства,  не  так  уж  и  плохо.  В
каком-то смысле она чувствовала себя очистившейся не  только  физически,
но и морально. И где-то внутри нее теплился радостный огонек  -  Джулиан
Сент-Саймон пережил ужасы штурма и остался в живых, - и это ее грело.
   Она с  жадностью  втянула  доносящиеся  с  кухни  ароматы  стряпни  и
вприпрыжку побежала по лестнице.
   Сеньора приготовила наваристый суп из капусты, картофеля и сдобренных
специями  колбасок  и  теперь,  покачивая  головой,  наблюдала,  как  ее
постоялица поглощала одну за другой две большие миски  похлебки,  заедая
их толстыми ломтями хлеба с хрустящей коркой. После этого, чувствуя себя
полной сил и готовой на подвиги, Тэмсин взяла  Цезаря  и  отправилась  в
лагерь на поиски полковника.
   Но в то время, когда Тэмсин искала Сент-Саймона в  лагере,  полковник
находился  в  штаб-квартире  Веллингтона,  куда  был  срочно  вызван  из
госпиталя.
   Джулиану  было  ясно,  что  главнокомандующий  находился  в  странном
расположении духа. Его удовлетворение победой было окрашено  печалью  от
потери многих тысяч лучших его людей. Угнетало  герцога  и  то,  что  он
принял жестокое решение отдать Бадахос на разграбление выжившим.  Как  и
Сент-Саймон,  он  полагал,  что,  если  бы  в  январе  он  подал  пример
жестокости при взятии города Родриго,  гарнизон  Бадахоса  сдался  бы  в
положенное время, и это избавило бы обе стороны от  ненужных  страданий.
Но никто бы тогда не поддержал жестокую бойню и расправу  над  сдавшимся
гарнизоном, хотя на будущее это послужило бы хорошим уроком.
   - Джулиан, речь пойдет о Фиалке. - Веллингтон приступил прямо к делу,
как только полковник вошел в комнату. - Вы подумали о ее предложении?
   - Для этого едва ли можно было сыскать время, - заметил Джулиан. - Но
ответ у меня прежний. Я не могу согласиться на такое.
   Веллингтон помрачнел и, заложив руки за спину, начал  мерить  комнату
шагами.
   - Нам нужна ее информация, Джулиан. Я намерен  выгнать  французов  из
Испании этим летом и к осени вступить во Францию. Мне  необходимо  знать
все об этих перевалах, и требуется  большая  свобода  маневра  там,  где
могут находиться партизаны. Виолетта может помочь.
   - Я этого не отрицаю.
   У Джулиана возникло такое чувство, что его прижали к стенке и у  него
уже не остается пути к отступлению.
   - Но я думаю, что она продаст свои сведения и за  что-либо  иное,  не
обязательно платой должна быть моя персона.
   - О! Послушайте, друг мой, не  надо  преувеличивать!  -  пожурил  его
герцог. - От вас требуется только шесть месяцев вашего времени, и  более
ничего.
   Он лукаво прищурил глаза:
   - Простите, что касаюсь этого, но, видимо, она считает"  у  нее  есть
основания надеяться на ваше согласие.
   - У нее нет таких оснований, - заявил  Джулиан  решительно.  -  Я  не
давал ей никакого повода для подобной надежды.
   - Понимаю. - Веллингтон почесал нос. - Но она ведь  весьма  необычная
молодая женщина.
   - Дикарка, разбойница и  интриганка,  -  объявил  полковник  с  вновь
вспыхнувшей решительностью. - Я не хочу участвовать в  ее  играх.  Готов
пари держать, что, если предложить ей значительную  сумму,  она  продаст
вам все свои сведения с потрохами и глазом не моргнет.
   - Может, и так,  хотя  я  сомневаюсь  в  этом...  Кларета  ?
   Герцог направился к полковнику с графином вина.
   - Благодарю вас,  -  Джулиан  выжидал,  понимая,  что  битва  еще  не
выиграна. Он принял предложенный стакан и кивнул в знак благодарности.
   - Я в этом сомневаюсь,  -  продолжил  командующий,  как  если  бы  их
разговор и не прерывался. - Я глубоко убежден, что она знает себе цену и
ни пяди не уступит. Она хочет только одного.., и. Боже милосердный, я не
могу ее за это винить. Бедное маленькое создание - она осталась одна  на
свете. Ей наверняка не больше девятнадцати. Какое будущее ее ждет, когда
у нее нет ни друзей, ни семьи?
   Джулиан пил мелкими глотками вино  и  молчал,  вспоминая  отчаяние  и
одиночество девушки. Несмотря на это, он был  убежден,  что  определение
"бедное маленькое создание" никак не  соответствует  образу  осиротевшей
дочери Эль Барона и его английской подруги.
   - Уверен, что она  сумеет  найти  семью  своей  матери,  -  задумчиво
продолжал герцог.  -  Но  для  нее  было  бы  лучше  предстать  в  менее
экзотическом виде. Это скорей расположит  к  ней..,  и  вызовет  большую
симпатию... Вы так не думаете?
   - Возможно, - сухо согласился Джулиан, не  уступая  при  этом  ни  на
дюйм.
   Веллингтон задумчиво смотрел на него.
   - Ну что же, если уж вы так категорически против, значит, и  говорить
не о чем. Но есть кое-что еще, и я хочу это обсудить с вами.
   Джулиан  выдержал  долгую  паузу,  вовсе  не  убежденный,   что   его
главнокомандующий сдался.
   -  Мне  нет  нужды  говорить  вам,  насколько  скептически  настроено
правительство в отношении этой кампании, - продолжил наконец Веллингтон.
-  Они  утверждают,  что  мы  преувеличиваем  значение  побед,  что  они
достаются нам слишком высокой ценой, считая и людские потери, и денежные
затраты.
   Джулиан кивнул. Все знали, что в английском правительстве  существует
оппозиция Веллингтону и как трудно для него было получить  финансовую  и
материальную поддержку, необходимую для ведения Полуостровной кампании.
   - Мне нужен кто-нибудь, способный отправиться в Англию и  представить
наше дело в Вестминстере, - сказал герцог. - Надежный человек,  которого
уважают в правительстве, способный дать отчет о кампании из первых  уст.
В донесениях невозможно представить дело должным образом, а  наблюдатели
из  штатских  -  это  черт  знает  что!  Они  не  имеют   ни   малейшего
представления о том, что происходит, даже когда это случается у них  под
самым носом.
   - И  вы  решили,  что  для  этого  подхожу  я,  -  подытожил  Джулиан
невыразительным тоном. - Он наполнил  кларетом  стакан  командующего,  а
потом налил себе.
   - Вы были бы прекрасным  эмиссаром,  -  сказал  Веллингтон.  -  Самый
молодой полковник в моей армии, блестящая карьера,  через  год-другой  -
генеральский  жезл.  Вас  бесчисленное  количество   раз   упоминали   в
донесениях, поэтому имя Сент-Саймона хорошо известно в правительственных
кругах. Они прислушаются к вашим словам.
   Джулиан молчал, не спеша давать ответ, а на него все  так  же  лукаво
смотрел Веллингтон. Тема не нуждалась в развитии.  Всем  было  известно,
что полковник лорд Джулиан Сент-Саймон имел древнейший в стране титул  и
его состояние исключало даже подозрения в корысти, а  поместья  занимали
несколько графств. Такое положение  в  обществе  делало  его  более  чем
могущественным   представителем   Веллингтона   в   глазах   лордов    в
Вестминстере.
   Джулиан подошел к окну и, хмурясь, посмотрел на улицу.
   - Вы хотите, чтоб я  покинул  армию  как  раз  перед  началом  летней
кампании, - заметил  он  наконец.  -  Оставить  мою  бригаду,  когда  ей
предстоят месяцы маршей и сражений...
   - Ручаюсь, что ваша миссия в Лондоне имеет  первостепенное  значение,
Сент-Саймон.    -    Теперь    Веллингтон    говорил    резким     тоном
главнокомандующего, и нотка доверительности исчезла из его голоса.  -  У
меня  полно  полковников,  которые  могут  принять  командование   вашей
бригадой,  но  нет  больше  ни  одного,  кто  мог  бы  взять   на   себя
дипломатическое поручение. Если хотите, я  на  время  вашего  отсутствия
присвою О'Коннору полевой ранг полковника.  Думаю,  рана  его  не  столь
тяжела, чтобы понадобилось отправлять его домой. Герцог помолчал,  потом
сказал с нажимом:
   - Как только вернетесь,  тотчас  получите  звание  бригадира.  Сердце
Джулиана подпрыгнуло. От бригадира до генерала было рукой подать,  а  он
рассчитывал получить генеральский жезл  к  тридцати  годам.  Правда,  он
полагал получить его за заслуги на поле боя.., за успехи в  сражениях..,
а не благодаря вовремя сказанной фразе или любезной улыбке  в  коридорах
Вестминстера.
   - Должен ли я понимать, что вы командируете меня в Лондон, сэр?
   - Именно так, полковник.
   Джулиан отвернулся от окна.
   - А то, другое дело?
   - О, послушайте, Джулиан. - Теперь Веллингтон улыбался. - Конечно, вы
могли бы сопроводить ее в  Англию,  взять  под  свое  покровительство  и
помочь вступить в контакт с семьей матери. Ведь вы как-никак  все  равно
едете туда.
   - О, обязанности сопровождающего не тяжелы, - сказал Джулиан сухо.  -
Но не этого хочет Виолетта. Если помните, ей нужен преподаватель хороших
манер.
   Веллингтон хмыкнул.
   - Крайне самоуверенное маленькое существо, да? Джулиан вздохнул.
   - Тут я не стал бы с вами спорить, сэр.
   - Так вы возьмете это на себя?
   - Предположим, я позабочусь о том, чтобы снять для нее подходящий дом
и найти гувернантку, - предложил полковник. -  Отвезу  ее  в  Англию,  а
воспитание возложу на какую-нибудь  уважаемую  особу  женского  пола.  И
тогда я вернусь сюда через несколько месяцев. Веллингтон пожал плечами:
   - Предоставим это решать Виолетте. Если она согласится, то и  я  буду
удовлетворен Моя задача - получить от нее информацию.
   - Я пошлю за ней Сандерсона. -  Джулиан  направился  к  двери,  чтобы
отдать распоряжение адъютанту. Когда он вернулся в комнату,  командующий
стоял у  открытого  окна,  слушая  беспорядочный  шум,  доносившийся  из
Бадахоса.
   -  Пусть  веселятся  до  завтра,  а  если  они  и  после   этого   не
утихомирятся, мы поставим на площади виселицы,  -  констатировал  герцог
спокойно. - Повесим пару мародеров, и это приведет их в чувство.
   - Они будут в плохой форме, сэр.
   - Да, знаю. Деморализованы, унижены - нечто вроде похмелья.  Осада  -
дело грязное, Джулиан.
   - Да уж, нет ничего хуже, - согласился Сент-Саймон мрачно,  потягивая
вино.
   Через пять минут вернулся Сандерсон и сообщил, что  Виолетты  нет  на
квартире, а ее лошади - в конюшне.
   - Бросила нас? - Веллингтон  вопросительно  поднял  брови,  глядя  на
полковника. Джулиан покачал головой.
   - Нет, она так легко не отступается. Кроме того,  она  обещала  этому
шотландцу, своему телохранителю, дождаться его в Эльвасе. - Он  поставил
стакан. - Пойду поищу ее.
   Сент-Саймон вышел, гоня  от  себя  тревожную  мысль,  что  она  могла
вернуться в Бадахос. Это было бы  крайне  глупо  и  бессмысленно,  но  у
Виолетты  были  свои  понятия  и  критерии,  недоступные  для  понимания
обычного человека. Он не мог взять в толк, почему беспокоится о  ней,  и
это его раздражало.
   Она стремительно ворвалась в его жизнь  и  карьеру,  перевернула  все
вверх дном, манипулировала его  чувствами  с  такой  же  легкостью,  как
своими и его страстями, и все-т