йствию шампанского.
   От  шума,  блеска  мириад  свечей  в  обеденном  зале,  от  необходимости
поддерживать светский разговор разболелась голова. Октавия будто со  стороны
слышала свой слегка охрипший голос и понимала, что иногда путает  слова.  Но
ее спутники, разгоряченные шампанским, не замечали этого.
   Она рассчитывала увидеть графа Унндхэма, но он так и не появился.  Только
что пробило полночь, когда карета привезла ее на Довер-стрит.
   - В маленькой гостиной все, как вы  пожелали,  миледи.  -  Гриффин  низко
поклонился. Его голос не выразил никаких чувств, и было непонятно, что думал
дворецкий о ночном свидании госпожи в отсутствие мужа.
   - Спасибо. Когда гость прибудет, можешь отправляться спать.
   Отдавая плащ, Октавия не смотрела на Гриффина: она боялась прочесть в его
глазах осуждение.
   Шторы в гостиной были опущены, и ее освещали два  канделябра.  В  воздухе
плавал аромат роз. Октавия изучила сервированные на круглом столе  блюда:  в
шероховатых раковинах жемчугом отливали устрицы, дымился пирог  со  спаржей,
закрытый горшочек хранил жар  искусно  приготовленного  жареного  картофеля,
рядом  -  тарелки  с  миндальным  печеньем  и  земляникой.  Над  всем   этим
возвышались две бутылки шампанского.
   Октавия удовлетворенно кивнула. Сейчас она была абсолютно спокойна.  Руки
уверенно вынули из ящика комода небольшой бумажный пакетик и опустили его за
вырез платья.
   Перед  китайской  ширмой  у  потухшего  очага  стоял   диван,   обтянутый
ярко-желтой тафтой. Соблазнительное местечко!
   Октавия ждала. Стук в дверь.  Появился  Гриффин  и,  тут  же  отступил  в
сторону: в комнату входил граф Уиндхэмский.
   - Спасибо, Гриффин.
   - Доброй ночи, миледи. - Дверь за дворецким закрылась.
   - Ты пришел! - улыбнулась Октавия.
   - А разве ты не ждала? - Филипп бросил перчатки на  стул  и  помассировал
пальцы.
   - Надеялась. - Октавия подошла к нему.  -  Предвкушала  весь  вечер.  Так
хотела увидеть тебя в театре, но  пришлось  жестоко  разочароваться.  -  Она
красноречиво пожала плечами. - И вот ты здесь.
   Губы  Филиппа  искривились  в  самодовольной  усмешке.  Октавия  подавила
отвращение. Хорошо бы погрузить в его грудь нож  и  медленно  повернуть.  Но
вместо этого она взяла графа за руку и подвела к дивану.
   - Выпьешь бокал шампанского?
   - Подай бутылку. Я открою. - Он сел на диван и откинулся на спинку.
   - Ну уж нет, сэр. Сегодняшним вечером тебе  не  придется  делать  ничего,
кроме одного. - Октавия многообещающе улыбнулась.
   Филипп подумал, что именно такая, пылкая, она ему и нравится.  Сегодня..,
сегодня все пойдет на лад.
   Граф лениво наблюдал,  как,  стоя  к  нему  спиной,  девушка  возилась  с
бутылкой. Раздался негромкий хлопок, потом шипение разливаемого  по  бокалам
вина.
   - Ну вот, милорд. - Ослепительно улыбаясь, она  принесла  два  бокала.  -
Предлагаю тост. За наше удовольствие, Филипп.
   Он рассмеялся и принял бокал.
   - Мне всегда нравился твой задор, дорогая. Надеюсь, муж его тоже ценит?
   На секунду Октавия опустила глаза.
   - Вот уж сомневаюсь. Приходится зря себя тратить. - Она  коснулась  своим
бокалом его. - Первый тост мой, а потом - твой.
   Девушка отпила вина и посмотрела на Филиппа. Тот сосредоточенно хмурился.
   - Что-нибудь не так?
   - Нет, просто пытаюсь придумать хороший тост. Октавия сделала еще глоток.
   - Есть! За любовников. Пусть мужьям будет хуже. - В  тишине  комнаты  его
смех прозвучал необычайно грубо. Октавия опустила глаза, чтобы Филипп  видел
лишь один улыбающийся рот.
   - Хочу, чтобы ты разделась, - отрывисто произнес он. Смех застыл на губах
Филиппа, а его хищный взгляд заставил девушку вздрогнуть.
   Но она по-прежнему улыбалась и, присев рядом на диван, предложила:
   - Может, выпьем еще  шампанского.  А  тем  временем  станем  раздеваться:
что-то сниму я, потом ты. Граф сделал большой глоток.
   - Неужели ты думаешь, что будет так, как хочешь ты?
   - Я только хочу, чтобы удовольствие было острее, -  покорно  пробормотала
она.
   Что же он не допивает шампанское? Бесси сказала,  что  зелье  подействует
через полчаса. Октавии вовсе не хотелось спешить.
   - Мое удовольствие станет острее, если ты будешь мне во всем подчиняться.
- В голосе Филиппа появились ледяные нотки. - Принеси сюда бутылку, а  потом
раздевайся.
   Придется покориться, но делать надо все очень медленно.  Странно,  но  ее
нисколько не пугала мысль, что нужно обнажить тело.  Это  не  самая  большая
жертва. Так что следует раздеваться. По крайней мере выше пояса.
   Она снова наполнила бокалы, с радостью заметив, что Филипп выпил заветный
бокал до дна.
   Потом поцеловала в шею.
   Пальцы  Филиппа  потянулись  к  ней,  пробежали  по  округлостям   груди,
скользнули в декольте, нащупали соски. Октавия отрешилась от всего,  оставив
одну мысль: как заставить графа снять жилет.
   Пятнадцать минут ушло на  сглаживание,  ласки  и  стоны.  А  потом  жилет
оказался в ее руках, и она с нарочито небрежным видом бросила  его  на  пол.
Непослушными пальцами она стала расстегивать рубашку Филиппа.
   Граф откинулся назад, наслаждаясь  ее  желанием  поскорее  коснуться  его
тела. На самой  Октавии  к  тому  времени  оставалась  лишь  одна  кружевная
рубашка. В  диком  порыве  он  разорвал  ее  от  ворота  до  талии.  Девушка
попыталась выскользнуть, но он подмял ее под себя.
   И вдруг Филипп притих. В упор посмотрел на  нее,  в  глазах  промелькнуло
изумление.
   Призывно улыбаясь, Октавия ласково погладила его по щеке.
   - Хочешь, перед тем как мы продолжим, я покормлю тебя устрицами?
   Уиндхэм скатился с нее.
   - Принеси. И захвати другую бутылку шампанского.
   В этот миг он схватил ворот изодранной рубашки и сорвал ее.
   Октавия осталась голой, но нагота теперь ее нисколько не  смущала  -  все
внимание сосредоточилось на жилете. У нее появился шанс.
   Идя к столу, она  как  бы  невзначай  поддала  одежду  ногой.  Нагнулась,
небрежно подхватила и, расправив, повесила на ручку стула. Жилет оставался в
ее руках не больше секунды. И вот она уже у стола. Прежде чем взять блюдо  с
устрицами, нежно погладила лепестки темно-красной розы и тут же возвратилась
обратно.
   Устроившись на краешке дивана, поднесла устрицу  к  губам  графа.  Филипп
проглотил аппетитный кусочек. Постепенно она скормила ему  целую  дюжину,  а
сама про себя улыбалась - Филипп ел устриц с такой готовностью,  потому  что
они славились способностью повышать мужскую потенцию. А это ему было  сейчас
крайне необходимо.
   Никогда раньше он не испытывал такого позора  от  немощного  бессилия.  В
улыбку   Октавии   закралось   сомнение,   и   постепенно   она    сделалась
недоумевающе-нетерпеливой. А его при взгляде на бледное  лицо  и  золотистые
кудри охватывало отвращение - ведь этой женщине он обещал, что будет  любить
ее, как никто другой. Ведьма, лихорадочно размышлял он. Три раза - и  всегда
что-нибудь случается. Она его  просто  приворожила.  Октавия  между  тем  не
уставала шептать ласковые слова, жалея и ободряя  любовника,  но  под  ликом
Мадонны граф начинал различать злую личину колдуньи.
   Он ушел от нее через час. Уходил, злобно ругаясь, как от  шлюхи,  которая
не смогла удовлетворить его желание.
   Октавия слушала, как замирали его шаги на лестнице.
   Ночной портье открыл дверь и запер ее за графом. Тогда она подошла к вазе
с розами. Крошечный мешочек висел за изгибом листа.
   Впервые за весь вечер пальцы Октавии задрожали.
   Она достала мешочек и вытряхнула на ладонь миниатюрное кольцо.  Оно  было
точной копией того, что показывал ей Руперт. Зубом десертной  вилки  девушка
надавила на птичий глаз. Пружина распрямилась, и кольцо раскрылось,  готовое
образовать с другим таким же кольцом печатку. Удалось!
   Теперь кольцо у нее. А что дальше?
   Девушка подошла к окну и отдернула шторы. На востоке небо уже посветлело.
Октавия раскрыла ладонь  и  посмотрела  на  круглый  отпечаток,  оставленный
кольцом.
   Неужели жизнь Руперта стоит этого  кольца?  Какое  горе  причинил  Филипп
мужу, если он решился поставить на карту жизнь?
   Внезапно Октавии стало холодно, и только тут она осознала, что совершенно
раздета. Алый отсвет торжества померк, и в душе  разлилось  холодное,  серое
марево. Девушка подобрала одежду и наскоро оделась. Когда  Филипп  обнаружит
потерю кольца? Октавия полагала, что он не сразу направится  домой.  Сначала
заглянет в какой-нибудь бордель и сорвет унижение и ярость на  шлюхе.  Но  с
рассветом, безусловно, постучится в ее дверь. Даже в кошмарном  сне  ему  не
придет в голову, что его драгоценность у Октавии. Скорее всего  он  попросит
разрешения обыскать  гостиную.  Но  постарается  избежать  встречи  с  самой
Октавией.
   Об этом ему беспокоиться не стоит. Еще до его прихода и Октавия, и кольцо
окажутся в надежном месте. Через два часа, в семь  поутру,  ворота  Ньюгейта
откроют. и как только станут пускать посетителей, к Лорду Нику пожалует дама
в вуали.
   Октавия позвонила.
   Через  пятнадцать  минут,  заспанно  моргая,  появилась  горничная  Нелл;
бедняжка еще не проснулась.
   - Как  вы  рано  поднялись,  миледи.  -  Стараясь  подавить  зевоту,  она
поставила на стол поднос с горячим шоколадом и сладкими булочками.
   - Прости, что разбудила. Но мне нужно уходить по делу. Приготовь дорожный
костюм. - Октавия обмакнула булочку  в  шоколад.  Бессонная  ночь  пробудила
голод.
   Шоколад и булочки  ее  подкрепили,  а  умывшись  горячей  водой,  Октавия
почувствовала, что и лицо выглядит свежее.
   - Сказать мистеру Гриффину, что вам нужна карета, миледи? - Нелл собирала
на затылке в узел каштановые волосы госпожи.
   - Нет, я отправлюсь пешком. Подай мне черную шляпу с вуалью.
   Горничная  повиновалась,  но  едва  смогла  скрыть  любопытство.  Октавия
опустила вуаль.
   - Черный плащ, миледи?
   - Спасибо. - И Октавия выскользнула из дома.  Дверь  за  ней  закрыл  сам
Гриффин, которого поднял с постели ранний вызов горничной. Проводив  госпожу
в утренний сумрак, он сел за завтрак. Принимать гостя тет-а-тет в отсутствие
мужа, убегать ни  свет  ни  заря,  нарядившись,  как  на  похороны,  -  нет,
порядочные леди так не поступают. Гриффин был недоволен.
   На углу Пиккадилли Октавия окликнула наемный экипаж и, приказав  ехать  в
сторону  Холборна,  устроилась  на  самом  краешке  сиденья.  Их  швыряло  и
подбрасывало на неровном булыжнике, а на улицах в это время уже были  слышны
первые крики  торговцев.  ;  Одной  рукой  Октавия  судорожно  держалась  за
ременную петлю у окна - она никак не  могла  расслабиться  и  устроиться  на
подушке поудобнее, - а в другой было заветное кольцо.
   Глаза неотрывно следили за проплывающими за окном домами, словно отмечали
путь. Октавия вдруг поняла, что шепотом подгоняет  кучера.  В  один  момент,
когда ей почудилось, что он не туда свернул, девушка еле  удержалась,  чтобы
не постучать в потолок. Но наконец показалась тюрьма.
   - Леди, вы сюда желали? - с сомнением произнес  извозчик,  свесившись  со
своей верхотуры.
   Она ничего не ответила, молча  отдала  положенную  плату  и  поспешила  к
воротам. Привратник уперся глазами в вуаль.
   - Вы к кому?
   - К Лорду Нику.
   - О, у  этого  джентльмена  посетителей  хоть  отбавляй,  -  одобрительно
буркнул он, отпирая ворота. - Вот только вчера заявилась целая куча. Послали
за дюжиной бутылок и чашей для пунша. Повеселились на славу!
   Октавия снова ничего не ответила. Она догадалась, что Бен с приятелями из
"Королевского  дуба"  устроили  здесь  вечеринку.  Это  хорошо,  что  друзья
поддерживают Руперта. Вот если бы они помогли Лорду Нику бежать.
   Девушка прошла через внутренний дворик, в котором уже толпились арестанты
с  родственниками,  миновала  вторые  ворота  и  оказалась  у  корпуса,  где
располагались  камеры  для  богатых.  Взбежала  по  лестнице.  Пробегая   по
коридору, машинально заглядывала в  приоткрытые  двери  камер.  Все  комнаты
богато обставлены, в некоторых стояла явно собственная мебель жильцов.
   Она принесла Руперту шахматы и  книги.  Хорошо  бы  переправить  хотя  бы
приличную кровать, кресло, умывальный стол.
   Дверь была закрыта. Октавия уже было подняла руку,  чтобы  постучать,  но
передумала и отодвинула засов.
   - Эми, девочка, принеси-ка мне чаю, - раздался заспанный голос Руперта. -
Голова на куски раскалывается.
   - Так тебе и надо, - заявила Октавия, срывая вуаль. Она  пробежала  через
комнату и буквально прыгнула на Руперта, оседлав его. - Я уже  слышала,  что
вы организовали попойку с безмерным количеством пунша и шерри.
   - Слушай,  ты  весишь  целую  тонну!  -  простонал  Руперт,  предпринимая
отчаянные попытки сбросить Октавию. - Брысь отсюда!
   - Ни за что! - Девушка стянула с его лица одеяло и поцеловала в  губы.  -
Как ты смеешь без меня развлекаться?
   Руперт хохотнул:
   - Вот уж не думаю, что такие развлечения тебе бы понравились. Мы всю ночь
резались в карты, и я проиграл целое состояние.
   - Я принесла тебе денег. - Октавия крепко  держалась  на  его  животе.  -
Шахматы, книги.., и кое-что еще.
   Руперт удивленно поднял на нее глаза. На ее лице  было  выражение  такого
непритворного счастья, что не могло быть и речи,  что  она  скрывает  что-то
плохое.
   - Что же это такое?
   С таинственным видом Октавия стянула перчатку, медленно  разжала  ладонь,
осторожно вынула из мешочка кольцо и уронила Руперту на грудь.
   - Что за дьявольщина? - Его рука накрыла кольцо, но он продолжал смотреть
на Октавию. Глаза внезапно потемнели от гнева. - Что ты для этого сделала?
   Октавия ожидала чего угодно, но чем она заслужила гнев?
   - В общем-то ничего.
   - Быстро слезай с меня! - Он произнес это очень тихо, но с таким напором,
что Октавия в секунду оказалась на полу.
   Руперт откинул в сторону одеяло и встал.
   - Какого черта? Я же тебе говорил, Октавия, что с этим покончено. Говорил
не связываться с этой грязной крысой. Рассказывай, что ты сделала?  Все,  до
конца!
   - Ничего. Я...
   - Рассказывай!
   Октавия прижала пальцы к губам, стараясь прийти в себя.  Ледяным  голосом
она  рассказала,  как  заручилась  поддержкой  Бесси,  и  затем  подробно  и
беспристрастно, насколько могла, описала свидание с Филиппом. Она надеялась,
что холодность в голосе не позволит гадостным картинам проникнуть  в  сердце
Руперта, заставит его трезво взглянуть  на  действительность.  Но  его  лицо
продолжало бледнеть, а глаза сделались пустыми, И Октавия все-таки  потеряла
самообладание.
   Ее голос дрогнул, она шагнула к Руперту и умоляюще протянула руки:
   - Боже, ну, пожалуйста, не сердись. Я сделала это для тебя.  Хотела  тебе
показать, что ты не должен сдаваться. Что все еще можно исправить.., что...
   - Перестань! - Он отбросил ее руку. - Хватит себя обманывать  и  городить
чушь. Тюрьма не место для иллюзий. Взгляни наконец правде в лицо!
   - Нет, - покачала головой Октавия. - Я не хочу знать твою правду.  Должен
быть какой-нибудь выход.
   - Иди домой, - произнес он с внезапной опустошенностью. - Сказки  мне  не
помогут.
   - Но...
   - Я сказал, отправляйся домой!
   - Будете завтракать, когда ваша гостья уйдет? - раздался от порога  голос
Эми. Служанка  смотрела  на  Октавию  с  неприкрытым  торжеством.  Она,  без
сомнения, подслушивала последние фразы.
   - Да. И принеси мне чаю и горячей воды, - попросил Руперт. Он  отвернулся
от Октавии, подошел к окну. Потом разжал пальцы - кольцо  Филиппа  упало  на
пол, покатилось  по  доскам  и,  остановившись  у  стены,  яркой  звездочкой
блеснуло в пыли.
   Октавия опустила  вуаль.  Затихающий  звук  ее  шагов  на  лестнице  эхом
отдавался в сердце Руперта.

Глава 24

   Руперт долго стоял у окна не шевелясь. Эми принесла ему  чай  и  завтрак,
но, пока она накрывала на стол, он даже не обернулся.
   - Ешьте поскорее, сэр, иначе простынет.
   - Иди, Эми.
   - А может, желаете чего-нибудь еще? Может, прибрать тут пока?
   - Уходи, девочка.
   Эми попятилась к двери и, не говоря ни слова, поспешно юркнула в коридор.
   Руперт наклонился и подобрал кольцо Филиппа. Он  подержал  его  несколько
мгновений на ладони, потом, вытащив из кармана рубашки собственное, медленно
их соединил. Подняв правую руку с надетым на палец кольцом, он подставил  ее
свету. Глаза сидящей  на  искусно  выгравированной  ветке  птицы,  казалось,
понимающе блеснули.
   Наконец оно у него. И когда Филипп заметит целое  кольцо  на  руке  лорда
Уорвика, он узнает своего брата-близнеца.  Видеть,  как  при  этом  внезапно
исказится лицо Филиппа, - вот вершина возмездия. Все, что последует за этим,
будет лишь формальным восстановлением в правах. Филипп, возможно, попытается
оспорить в суде притязания Руперта на то,  что  он  является  пропавшим  без
вести Каллумом Уиндхэмом. Но, увидев кольцо, Филипп в глубине  души  поймет,
что проиграл.
   Кольцо   будет   опознавательным   знаком,   поможет   Каллуму   Уиндхэму
представиться семейным адвокатам и семейному врачу. А эти люди,  осмотрев  и
расспросив   его,   безусловно,   обнаружат   неоспоримые    доказательства,
подтверждающие личность вернувшегося наследника.  Его  тело  несет  на  себе
шрамы и метки, о которых известно доктору, кроме  того,  он,  истец,  помнит
такие подробности из семейной истории,  о  которых  может  знать  лишь  член
семьи.

***

   Кольцо сметет до основания карточный домик Филиппа.
   Но кольцо обязывает Каллума  достойно  нести  честь  рода  Уиндхэмов,  не
позволяет обнаружить  теперешний  позор  и  темное  прошлое.  Объявить  себя
Уиндхэмом сейчас - значит открыть всему миру, что законный граф был  простым
грабителем, которого со дня на день должны повесить. Сделать это Руперт  был
не вправе. Он не мог предать память Джерваса.
   Проклятие! Руперт налил себе кружку чая и  залпом  выпил.  Кипяток  обжег
язык и небо, но прояснил мысли.
   Он налил еще чая и принялся вышагивать по своей темнице, не  в  состоянии
избавиться от навязчивой картины: Октавия в объятиях брата.
   И  не  важно,  что  она  перехитрила  Филиппа  и  подвергла  его   самому
оскорбительному унижению, какое только может испытать мужчина. Она  отдавала
себя во власть губ и рук гнуснейшего скота. Она пошла на это, а он,  Руперт,
ничего не знал и не в силах был ее защитить. Она нуждалась в  защите,  а  он
торчал здесь, в  этой  дыре,  совершенно  беспомощный.  Не  в  состоянии  ни
изменить собственную участь, ни помочь Октавии.
   Неужели она не понимает его? Не понимает, что крушение надежд и презрение
к самому себе отвратительным тяжелым грузом лежат у него на душе. И все, что
она сделала, теперь бесполезно. Бессмысленно. Его тайна должна уйти с ним  в
могилу. А обладание кольцом лишь подчеркивает безнадежность его положения.
   - Ну что, так и не поедите, сэр? - послышался неуверенный голос Эми.
   - Нет, унеси все.
   - А  может,  вам  еще  чего  надо?  Кусочек  славного  мяска,  а?  -  Она
просительно смотрела на Руперта.
   - Если я чего-нибудь захочу, я тебя  позову,  Эми,  -  едва  сдерживаясь,
ответил он.
   С безутешным выражением лица девушка убрала еду, а Руперт снова  принялся
вышагивать по камере.
   Да, с Эми он был терпеливее, чем  с  Октавией.  Угрызения  совести  вновь
вызвали в памяти обиду в  ее  золотисто-карих  глазах,  отчаянную  мольбу  в
голосе.
   Возможно, она никогда больше не вернется. И  вряд  ли  ее  за  это  можно
винить. Господь Всемогущий! Я не в состоянии  переносить  свое  бессилие  ни
минутой дольше.
   Знакомые шаги Бена помогли Руперту справиться с охватившим его отчаянием.
С Беном шел кто-то еще.
   - Глянь-ка, Ник, кого я к тебе привел, -  начал  с  порога  наряженный  в
лучший воскресный сюртук и  напудренный  парик  хозяин  таверны.  Его  более
элегантный спутник был одет в костюм из серого шелка, а косицу белого парика
охватывала черная шелковая лента.
   Профессия незнакомца была  ясна  Руперту  еще  до  того,  как  Бен  начал