щица",
Европа  и  партнерство  с  пиратом  -  партнерство  в   любви,   страсти   и
приключениях.

Глава 19

   - У меня чудовищный прыщ на носу! - застонала Женевьева,  рассматривая  в
зеркале трельяжа на туалетном столике сей  оскорбительный  недостаток  своей
внешности.  -  Так  я  не  смогу  соблазнить  мистера  Чолмондели,  ведь  он
англичанин до мозга костей, а я выгляжу как Фальстаф после буйно проведенной
ночи.
   Доминик не сдержался и снисходительно хмыкнул:
   - Чолмондели так надежно увяз в твоих сетях, моя дорогая девочка, что  не
заметил бы и карбункула на твоем лице. - Он взял ее за подбородок и,  подняв
лицо к свету, внимательно оглядел носик. - Не такой  уж  прыщик  чудовищный,
но, признаю, немного портит картину.
   - Горячая  вода,  -  объявил  Сайлас  из  гардеробной  Доминика.  -  Если
мадемуазель.., то есть  мадам..,  подержит  у  носа  горячую  примочку,  все
пройдет, как и не бывало.
   - В  самом  деле?  -  Женевьева,  повернувшись  на  крутящемся  стуле,  с
интересом взглянула на матроса. -  Вы  знаете  столько  удивительных  вещей.
Сайлас.
   Слуга хмыкнул и сказал:
   - Я принесу из кухни горячей воды. Оборки на  платье  из  зеленого  шелка
подшиты. Только в следующий раз, надевая его, будьте  осторожны:  сначала  -
платье, потом - туфли.
   - Если авантюра наша  удастся,  как  бы  я  хотела,  чтобы  у  меня  была
девушка-горничная, - вздохнула Женевьева. - Сайлас -  удивительный  человек,
но.., все-таки немного необычно, когда тебе прислуживает матрос.  Тем  более
он такой суровый.
   - Не нахожу, - возразил Доминик, беря  из  шкатулки  нитку  переливчатого
жемчуга и надевая се Женевьеве на шею.
   - Конечно, потому что  с  тобой  он  не  обращается  сурово,  -  заметила
Женевьева.  Поддев  пальцем  ожерелье,  она  с  удовольствием  рассматривала
мерцающие жемчужины. - Он не выговаривает тебе за то, что ты  порвал  одежду
или промочил туфли, не ругает за испачканные перчатки.
   Доминик от души рассмеялся:
   - Бедная фея! Знаю, это утомительно, но нам не удастся претворить в жизнь
задуманный план, если кто-то, кроме  моих  людей,  подберется  сюда  слишком
близко. А нет ничего проще, чем проникнуть в дом через прислугу.
   - Да, понимаю. - Женевьева встала.
   Ее стройную грациозную фигуру плотно облегало тонкое шелковое  белье,  на
которое предстояло надеть платье из золотистого атласа с поясом,  повязанным
высоко под грудью, и свободно ниспадающей к щиколоткам неширокой юбкой,  под
которой должны волнующе угадываться узкая талия и нежный изгиб бедер. Платье
лежало на кровати. Женевьева взяла его в  руки  и  огорченно  посмотрела  на
Доминика:
   - Можешь себе представить  реакцию  герцогини  Екатерины,  или  принцессы
Софии,  или  леди  Каваног,  если  бы  они  увидели,  что   мадам   Делакруа
прислуживает пират, который даже не замечает, когда она появляется перед ним
в одних панталонах и рубашке?
   - Об этом страшно даже подумать! - с притворным жаром подхватил  Доминик,
помогая ей надеть платье. - Однако поскольку этот скандальный  аспект  нашей
авантюры  -  лишь  верхушка  айсберга,  не  стоит  придавать  ему  излишнего
значения. - Повернув Женевьеву к себе спиной,  Доминик  застегнул  крючки  и
расправил юбку на бедрах.
   - Конечно, не стоит. - На секунду Женевьева прильнула к нему, и его  руки
моментально ответили, сомкнувшись на упругой  округлости  ее  ягодиц.  -  Не
думаю, что  участники  Венского  конгресса,  с  таким  чувством  собственной
важности кромсающие наполеоновскую Европу, могут допустить даже  мысль,  что
пригрели на своей груди пару авантюристов, склонных к  пиратству  и  которые
притворяются  супружеской  парой  потомственных  французских   аристократов,
вернувшихся наконец из изгнания теперь, когда это чудовище Наполеон  получил
по заслугам. - Женевьева весело  рассмеялась.  -  Тем  более  что  конгресс,
похоже, не оправдывает возлагавшихся на него надежд.
   Слышал, что сказал князь де Линь? "Этот конгресс не движется  вперед,  он
танцует".
   - Да, и он совершенно прав, - весело подтвердил Доминик. - А что касается
"этого чудовища Наполеона"... Тебе удалось  что-нибудь  разузнать  во  время
сегодняшнего свидания с князем Сергеем?
   - Да. Талейран, Меттерних и  Фуше  не  верят,  несмотря  на  все  горячие
заверения, что амбиции Бонапарта удовлетворены предоставленной  ему  властью
над двумя маленькими средиземноморскими островами. А уж  они-то  его  знают.
Князь также проговорился, будто на конгрессе шла речь о том, чтобы отправить
Наполеона на Азорские острова или, быть может, на  остров  Святой  Елены,  -
продолжала Женевьева. - Они боятся, что Эльба - слишком близко от Европы  и,
если император сделает попытку  вернуться,  на  континенте  найдется  немало
людей, которые его поддержат.
   Доминик нахмурил брови:
   - Если это известие дойдет до Бонапарта, оно подстегнет его  в  намерении
поскорее бежать из ссылки. Думаю, нам придется поторопиться.
   - Вот, мадемуазель.., то  есть  мадам.  -  Вошел  Сайлас  и  поставил  на
туалетный столик тазик, от которого шел густой пар.  -  Сделайте-ка  горячую
примочку.
   Женевьева опустила в  тазик  кончик  носового  платка  и  прижала  его  к
прыщику.
   - Вам не обязательно  называть  меня  "мадам",  Сайлас,  поскольку  вы-то
знаете, что это не правда. Сайлас недовольно хмыкнул:
   - Не хочу допустить оговорки на людях, поэтому лучше  привыкать  называть
вас как нужно.
   Женевьева пожала плечами. Сайлас был  прав,  поскольку  он  единственный,
кроме них  самих,  знал,  что  мадам  Делакруа  на  самом  деле  по-прежнему
мадемуазель Латур. Даже матросы, обслуживавшие дом, который Доминик  снял  в
Вене, думали, что их хозяин и дочь Латура поженились.
   - Сегодня тебе нужно вытянуть из  Чолмондели  информацию  о  союзнической
разведывательной сети, действующей в итальянских портах, -  небрежно  сказал
Доминик. - Уверен, что у Наполеона есть и  своя  система  контрразведки,  но
если мы будем знать, как действует шпионская система союзников, то сможем  и
сами воспользоваться ею.
   - Сделаю, что смогу, - голос ее прозвучал неожиданно приглушенно.
   Сколько раз она ни напоминала себе,  что  ее  роль  во  всей  этой  затее
совершенно ясна и откровенна, все равно было больно сознавать,  что  Доминик
так легко относится к мысли о ее интимной близости с  теми,  от  кого  нужно
получить информацию. Да, это  она  высказала  мысль,  что  идеальный  способ
усыпить бдительность мужчины - поворковать  с  ним  в  постели,  но  Доминик
совсем недолго колебался, прежде чем согласиться.
   Он разузнал, кто  из  участников  конгресса  обладает  наиболее  полезной
информацией и предоставил Женевьеве лаской, лестью и  обещаниями  добиваться
их  доверительности.  Делакруа  никогда  не  спрашивал,  как  она   добывает
информацию,  не  интересовался  подробностями  тайных  свиданий  со   своими
обуреваемыми страстью поклонниками, даже бровью не повел ни разу, когда  она
сообщала ему, что поздно вернется домой. Но Сайлас, невидимый и  неслышимый,
всегда ждал ее где-нибудь в тени, чтобы привезти обратно, а  Доминик,  когда
Женевьева возвращалась, всегда был на месте - сна ни в одном  глазу,  сидел,
потягивая бренди, в гостиной. Казалось, единственное, что его  интересовало,
- какие крупицы информации ей удалось добыть.
   Женевьева отняла от носа примочку. Как и  предсказывал  Сайлас,  осталось
лишь легкое покраснение, его нетрудно замаскировать пудрой. Глупо  обижаться
так, словно в их отношениях было хоть что-то романтическое.  Все  оставалось
как прежде, и она сама сказала Доминику, что ее это устраивает -  они  будут
получать удовольствие от своей любовной связи и  общих  приключений  до  тех
нор, пока одному из них или обоим это не надоест. Тогда они расстанутся  без
сожалений, по-дружески.
   Почему же тогда, днем, на Рэмпарт-стрит, это было так  легко  сказать,  а
теперь, когда они пересекли океан, - так трудно принять? После того  чудесно
инсценированного похищения Доминик решил  дать  ей  шанс  самой  найти  свою
судьбу и пообещал оказать любую помощь, когда миссия их будет завершена  или
даже раньше, если она пожелает его оставить. Женевьева ведь так же свободна,
как он, а назойливую мыслишку, что, быть может, она не так же свободна,  как
он, следовало гнать от себя прочь, прочь...
   - Ты готова,  Женевьева?  -  нарушил  ее  грустные  размышления  Доминик,
застегивая вечерний шелковый плащ, который Сайлас накинул ему на плечи.
   - Да.., да, я совершенно готова. - Она сделала над  собой  усилие,  чтобы
голос звучал так же бодро, как несколько минут назад.  -  Нельзя  заставлять
ждать герцога Веллингтона, не так ли?
   - Думаю, он простил  бы  тебе  небольшое  нарушение  правил  приличия,  -
ответил Доминик, сдержанно улыбнувшись. - Этот августейший господин  так  же
подвержен твоим чарам, как и все остальные. - Он  подал  ей  плащ  и  провел
пальцем по затылку, на который из-под диадемы ниспадали золотистые локоны, и
Женевьева затрепетала.
   - Насколько мне известно, князь подвержен чарам любой особы моего пола, -
беспечно ответила она и пошла к двери.
   - Это правда, - согласился Доминик, следуя за ней по лестнице,  -  но  он
очень разборчив в выборе пассий, и ты, кажется, попала в их число.
   - С замужней женщиной флирт всегда безопаснее, - заметила Женевьева. - Он
сам мне это  сказал.  Замужние  не  ждут  слишком  многого  и  стараются  не
афишировать своих связей.
   - Должен признаться, что твоя осмотрительность,  моя  дорогая  Женевьева,
меня поражает, - заметил Доминик, садясь в карете напротив нее.
   Женевьева метнула на него свирепый взгляд, но в темноте  Доминик  не  мог
его разглядеть:
   - У меня  создалось  впечатление,  что  осмотрительность  -  единственное
правило, чтобы не сказать единственная добродетель, которую признают в  этом
обществе.
   - Так и есть, - подхватил Доминик, глядя в окно. - Просто я не  мог  себе
представить,  что  ты  так  быстро  и  легко   научишься   сдерживать   свою
импульсивность и  врожденное  любопытство  -  Это  следует  расценивать  как
комплимент? - елейно поинтересовалась Женевьева.
   При этих словах он отвернулся от окна и в темноте улыбнулся ей:
   - Да, фея, ты  оказалась  отличным  напарником  в  этой  авантюре  Карета
остановилась у дома Уэлсли. Особняк сверкал огнями,  на  тротуаре  толпились
факельщики,  подбегавшие  к  каретам  и   провожавшие   высоких   гостей   в
драгоценностях, атласных платьях и бархатных плащах через  крытую  тентом  и
украшенную флагами аллею к парадной двери.
   - Месье и мадам Делакруа,  -  возвестил  облаченный  в  ливрею  мажордом,
стоявший у широкой лестницы, ведущей в переполненный гостями бальный зал.
   - Мадам Делакруа, вы, как всегда, восхитительны! - Артур  Уэлсли,  герцог
Веллингтон, склонился к руке Женевьевы, почти тыкаясь  длинным  носом  ей  в
пальцы. - Как мило, что вы оказали нам честь своим присутствием.
   - Это честь для меня, ваша милость, - с  безупречной  благовоспитанностью
ответила Женевьева, однако не удержалась, чтобы не ответить озорным взглядом
на блеск в его глазах. - Леди Маргарет! - Она обернулась к  хозяйке,  сестре
герцога, и женщины немного поболтали о том о сем -  А,  месье  Фуше,  добрый
вечер. - И Доминик представил ему Женевьеву.
   Фуше, такой же искусный интриган,  каким  был  и  во  времена  Наполеона,
благодаря которому и возвысился, поклонился и улыбнулся мадам  Делакруа.  Та
сделала реверанс в ответ и одарила его самой очаровательной улыбкой.
   - Могу я предложить вам стакан  горячего  глинтвейна,  мадам?  -  спросил
Фуше. - Сегодня очень холодный вечер.
   - Да, в самом деле, месье. Буду вам очень  благодарна.  -  Оставив  мужа,
мадам Делакруа положила руку на алый парчовый локоть дипломата  и  удалилась
вместе  с  ним,  помня  задание  Доминика:  узнать   все,   что   можно,   о
разведывательной сети итальянского побережья напротив острова Эльба.
   Фуше  слушал  простодушную  болтовню  спутницы,  улыбался,  отвечал,   но
одурачить его было невозможно.
   - Что конкретно  вы  хотите  у  меня  выведать,  дорогая  мадам?  -  явно
забавляясь, прервал он ее заранее заготовленную речь.
   Женевьева в упор посмотрела в его прищуренные лисьи глаза и прочла в  них
иронию и очевидный интерес. Никто не знал, как далеко  простирается  двойная
игра, которую вел Фуше, но предполагалось, что,  участвуя  в  конгрессе,  он
оставался преданным Наполеону. Выливалась ли  его  лояльность  в  конкретные
действия,  оставалось  загадкой.  Если  да,  его  помощь   могла   оказаться
неоценимой; если нет, открывшись ему, они могли потерять все.
   - Я в  восторге  от  императора,  -  доверительно  сообщила  Женевьева  и
виновато улыбнулась, - и надеялась, что вы расскажете  мне  о  его  жизни  в
изгнании.
   - А почему, моя дорогая, вы решили, что я знаю что-либо о  его  жизни?  -
вежливо поинтересовался Фуше, доставая щепотку табаку из табакерки и  цепким
взглядом наблюдая за выражением ее лица.
   - Потому что я не могу себе представить, чтобы вы ничего о нем не  знали,
- ответила Женевьева, полагаясь на откровенность, и тут же  поняла,  что  не
ошиблась.
   Фуше усмехнулся:
   - Вы совершенно правы, мадам. Я регулярно сообщаюсь с бывшим императором,
- он слегка выделил слово "бывшим", таким образом  деликатно  давая  понять,
что сама она титулует Наполеона неверно.
   - Вы держите его в курсе  всего  интересного,  что  здесь  происходит?  -
демонстративно небрежно рискнула спросить Женевьева, потягивая глинтвейн.
   - Интересного и относящегося к делу, - ответил Фуше, продолжая пристально
наблюдать за ней. Женевьева понимающе кивнула:
   -  Воображаю,  сколько  вопросов,   относящихся   к   жизни   императора,
обсуждается на конгрессе.
   - Ваше воображение вас не обманывает, мадам.
   - Мадам Делакруа, я  повсюду  ищу  вас.  -  Их  тет-а-тет  нарушил  Чарлз
Чолмондели, на лице которого играла дружелюбная, обманчиво беспечная улыбка.
- Вы обещали мне буланже, если помните.
   - Как я могу забыть обещание, данное столь искусному танцору, сэр.  Месье
Фуше, рада была с вами побеседовать. Вы меня извините?
   - С сожалением, мадам, - ответил тот и  заговорщически  подмигнул.  -  Но
постараюсь по мере сил справиться с огорчением.
   Он посмотрел вслед Женевьеве, удалявшейся в сопровождении англичанина,  и
отправился на поиски Делакруа. Этот господин умел играть не раскрывая  своих
карт, но Фуше уважал такое умение, потому что сам был в нем  мастером.  Если
чета Делакруа ведет какую-то хитрую игру, не мешало бы разузнать о них  все,
что можно.
   - Надеюсь, вы не забыли о нашем маленьком пари, - выдохнул  Чолмондели  в
ухо своей спутнице по пути в танцевальный зал.
   Женевьева одарила его многозначительной улыбкой, и  партнер  самодовольно
улыбнулся в ответ.
   - Когда и где вы желаете сыграть? - тихо спросила она.
   - Сегодня. - Он сжал ее пальцы. - Вы придете ко мне?
   - Постыдитесь, сэр, - пожурила его Женевьева, хлопнув по  пальцам  веером
из слоновой кости. - Что за предложение женщине, у которой есть муж!
   Англичанин оглянулся и встретился с бирюзовыми глазами упомянутого  мужа.
Но казалось, что тот смотрит сквозь него и не выказывает никакого интереса к
своей супруге Француз, видимо, охотно закрывал глаза на то, что делает мадам
Делакруа,  пока  все  остается  в  рамках  приличий.  Обычное  соглашение  у
Чолмондели  тоже  случались  маленькие  приключения,  которые  нисколько  не
волновали его жену.
   - На что предпочитаете играть, мадам - англичанин  решил  проигнорировать
реплику Женевьевы, которую правильно истолковал как игривую шутку.
   Женевьева нахмурилась. Она прекрасно понимала, какие ставки имеет в  виду
Чолмондели. Три партии в пике, и, если она проиграет, придется выполнить то,
что до сих пор ей удавалось только обещать. Загвоздка в том,  что  Женевьева
не знала, насколько хорошо он  играет.  Остальных  она  наблюдала  ранее  за
карточным столом. Но Чолмондели работал с Мариотти, французским  консулом  в
Легорне, человеком, о котором все знали, что он союзнический шпион, делавший
все, чтобы не допустить никаких контактов между Эльбой и континентом. А ведь
только зная,  как  действует  их  шпионская  сеть,  можно  было  обойти  ее,
связаться с Наполеоном и выработать план операции.
   - А на что предпочитаете играть вы, сэр? - кротко спросила Женевьева.
   - На то же, на что вы играли с другими, мадам, - неожиданно грубо ответил
англичанин. - С теми, кому посчастливилось завоевать ваше расположение.
   "Значит, он знает о Легране, великом князе Сергее и  сеньоре  Себастиани.
Какие сплетники эти мужчины! - презрительно подумала Женевьева. - Интересно,
они сказали ему правду или прихвастнули несуществующими победами?  Наверное,
второе". Ни один мужчина добровольно не признается, что проиграл даме в пике
и, следовательно, лишился возможности овладеть  нежным,  чувственным  телом,
которое было обещано в случае выигрыша. А ведь Женевьева очень  рассчитывала
на то, что поражения ее партнеров известны только им и ей.
   Доминик о них, разумеется, тоже ничего не знал;  он  не  догадывался,  по
краю какой жуткой пропасти она ходит, чтобы собрать  нужную  информацию,  он
даже не считал эту пропасть опасной, поскольку полагал,  что,  торгуя  своим
телом, она получает хорошие барыши. Вероятно, Делакруа страшно  удивило  бы,
узнай он, что для Женевьевы оказалось совершенно невозможным сделать  то,  о
чем она говорила с такой  легкостью  и  на  что  он  с  такой  же  легкостью
согласился.  Возможно,  узнай  правду,  он  посмеялся  бы  над  ее   наивным
романтизмом и недостатком практичности, над тем,  что  она  не  в  состоянии
следовать принципу "цель оправдывает средства". Насколько ей было  известно,
эта аксиома определяла все решения капера.
   - А если я окажусь победительницей, сэр?  -  Женевьева  даже  не  сделала
попытки оспорить оскорбительное утверждение, просто оставила  без  внимания,
как досадную оплошность с его стороны.
   Чолмондели облизал губы, невольно выдав свое вожделение и нетерпение.
   - Тогда  вы  сами  назовете  цену,  мадам,  -  хрипло  вырвалось  из  его
пересохшего горла.
   Разумеется, даже если предположить невозможное - что  она  выиграет,  эта
женщина не откажется от  того,  чего,  совершенно  очевидно,  хочет  так  же
сильно, как и он. Женевьева Делакруа стремительно становилась легендой Вены,
ее  имя  произносилось  почти  благоговейным  шепотом  в  интимных   мужских
бастионах, где завистники оспаривали  счастливчиков,  где  линия  разделения
проходила между теми, кто  завоевал  расположение  дамы,  и  теми,  кому  не
хватало храбрости присоединиться к соискателям.  Но  в  том,  что  она  вела
собственную дьявольскую игру в пике, согласны были все.
   - Тогда сегодня. Я приду к вам, когда смогу  все  устроить.  -  Женевьева
указала глазами на Делакруа, и ее партнер кивнул, мгновенно все поняв:  даже
с самонадеянным мужем нужно вести себя осторожно.
   Но сей муж, к великому своему огорчению, начинал осознавать, что ему  уже
не хватает самонадеянности. Глядя на то, как  искусно  играет  Женевьева  со
своей добычей, как натурально это у нее получается, он стискивал зубы.  Если
бы он позволил тем картинам, которые мелькали  где-то  в  глубине  сознания,
завладеть им целиком, он сошел бы с ума. Доминик не разрешал себе  думать  о
том, чем будет заниматься Женевьева с Чолмондели, так  же  как  не  позволял
себе представлять, что было у нее с другими.  Они  с  Женевьевой  оставались
лишь партнерами по рискованной авантюре, и она просто играла свою роль.
   Но зачем,  черт  возьми,  она  играет  ее  так  умело  и  с  таким  явным
удовольствием! Впрочем, ответ был ему  хорошо  известен.  Разве  не  он  сам
выпустил из бутылки этого восхитительно страстного маленького джинна,  разве
не он научил эту фею искусству любви, научил брать  и  отдаваться,  не  зная
никаких запретов? И вот пожалуй