папа. - Октавия подошла к кровати.  Оливер  сердито  посмотрел  на
нее, запавшие глаза лихорадочно горели.
   - Все проклятый уголь, - проворчал он. - Если бы  у  нас  были  приличные
дрова, я бы не кашлял.
   - В Лондоне дров нет ни у кого,  -  терпеливо  объяснила  Октавия.  -  Во
всяком  случае,  у  людей  с  нашими  деньгами.  -  Она  наклонилась,  чтобы
поддержать отца за плечи, и поднесла к его губам ложку.
   Сначала ей показалось, что он сейчас оттолкнет ее руку, но отец  внезапно
выпрямился, вырвал у нее ложку и проглотил содержимое:
   - Черт побери, я еще не на  смертном  одре,  дочка!  "Вот  и  хорошо",  -
подумала Октавия. Лекарство содержало изрядную дозу опиума и должно принести
желанный сон и успокоить кашель. Покой для них обоих  наступал  лишь  тогда,
когда старик спал.
   Она положила ложку рядом с пузырьком, взбила подушку и расправила одеяло.
   - Хочешь еще что-нибудь?
   - Пергаментную бумагу. - Он снова лег, не сдержав стона слабости.
   - Чтобы купить бумагу, придется заложить Вергилия. А без него ты работать
не можешь. Завтра надо будет найти какую-нибудь  работу  -  у  нас  осталось
всего несколько шиллингов. Вот тогда я куплю тебе пергамент.
   В глазах отца промелькнула  растерянность,  раздраженное  выражение  лица
исчезло и на секунду сменилось испуганным  смущением,  но  уже  в  следующее
мгновение он закрыл глаза.
   Октавия тихонько отошла от кровати.  Огонь  в  камине  едва  теплился,  и
девушка подбросила еще немного  угля.  Это  было  роскошью,  но  день  стоял
промозглый, и стекла изнутри были покрыты инеем.  Отец  впал  в  детство  и,
похоже, не понимал реального положения вещей, не  понимал,  что  именно  его
непрактичность, а то и просто глупость привела  их  в  этот  убогий  дом.  В
редкие минуты прозрения он сознательно  отворачивался  от  истины,  не  имея
душевных сил посмотреть в глаза лишениям и бедности.
   Конечно, ядовитый угольный дым вреден для его легких, думала Октавия,  но
по крайней мере у них было тепло в отличие от большинства  соседей,  которые
ютились в ледяных подвалах и чердаках. По их меркам Оливер Морган с  дочерью
были сказочно богатыми людьми.
   С кровати  доносилось  хриплое,  но  равномерное  дыхание  отца.  Октавия
успокоилась и стала придумывать, как  провести  несколько  часов  блаженного
одиночества. В Хартридж Фолли она бы уселась с книгой, или стала  бы  играть
на клавикордах, или отправилась бы гулять в парк.
   Октавия  безжалостно  оборвала  воспоминания:  от  них  становилось   еще
тяжелее. Нужно принимать реальность такой, какова она есть. Но после встречи
с разбойником с большой дороги это стало не так-то просто.
   Октавия посмотрела на огонь. От этой волшебной ночи  она  сохранила  лишь
ощущения. Волны удовольствия, воспроизводимые памятью, не имели определенной
формы. Октавия не могла их представить, потому что они не были похожи ни  на
что другое, знакомое ей. Она лишь видела серые глаза, слышала веселый  смех,
звучавший всю ночь, а просыпаясь по утрам, испытывала острое чувство  потери
и разочарования.  Телу  казалось,  что  оно  покинуто  и  никому  не  нужно.
Бессмысленность нынешнего существования  давила  на  нее,  и  она  с  тоской
вглядывалась в будущее.
   "Чай с тостом" <Тост - поджаренный хлеб>, - внезапно пришла ей  в  голову
будоражащая  мысль.  Не  слишком  необыкновенное  желание,  можно   сказать,
детское. Миссис Форстер даст ей немного масла,  она  заварит  чай,  поджарит
ломтик хлеба, и растаявшее масло просочится сквозь хрустящую корочку.
   От этих мыслей  потекли  слюнки.  Октавия  вскочила,  схватила  чайник  и
побежала вниз, чтобы набрать воды из бочки,  что  стояла  во  дворе  свечной
лавки.
   Миссис Форстер месила тесто на кухонном столе, и  ее  крепкие  руки  были
измазаны мукой. Она подняла глаза и кивнула квартирантке.
   - Как папа, дорогуша?
   - Ужасно кашлял всю ночь. Сейчас спит. Аптекарь приготовил ему лекарство.
Не дадите мне масла на два пенни?
   Домовладелица стряхнула с рук муку, взяла деревянный поднос с  золотистым
бруском и отрезала щедрый кусок.
   - Хватит?
   - Спасибо. - Октавия положила на стол две из своих монет. -  Так  хочется
чаю с тостом.
   - Не стоит портить аппетит.  На  обед  будет  вкусный  пирог  с  мясом  и
почками. - Миссис Форстер вернулась к тесту.  -  Придется  расколоть  лед  в
бочке, дорогуша.
   Октавия выскочила во двор, пробила лед в бочке,  набрала  воды,  стараясь
делать все это очень быстро, чтобы не окоченеть на ветру, и бегом  вернулась
в тепло кухни.
   Отец по-прежнему спал. Октавия повесила чайник на крюк в камине и достала
из массивного шкафа  длинный  шерстяной  халат.  Надев  его  поверх  тонкого
платья, она вернулась к камину, нанизала кусочек хлеба на вилку и встала  на
колени  перед  огнем.   Вскоре   комнату   наполнил   восхитительный   запах
поджаренного хлеба, и сознание вновь вернулось в прошлое: вспомнились теплая
детская и сладкий вкус меда.., а потом жаркое пламя  в  "Королевском  дубе",
аромат жареной говядины и супа из омаров.
   В дверь громко  постучали.  Октавия  вздрогнула,  внезапно  вырванная  из
волшебного мира грез. Наверное, миссис Форстер. Она крикнула, чтобы входили,
и сняла с вилки хлеб, собираясь перевернуть его на другую сторону.
   - Пахнет аппетитно!
   Октавия  уронила  вилку.  Этот  голос  был   нежданным   и   долгожданным
одновременно. Это был голос ее грез.
   - Вы?
   Лорд Ник, он же сэр Руперт Уорвик, был  без  парика,  волосы  собраны  на
затылке и перевязаны черной лентой. Одетый достаточно просто,  в  их  убогой
комнате он смотрелся тем  не  менее  столь  же  экзотично,  как  тропическая
бабочка на английском лугу.
   Руперт поклонился чуть-чуть насмешливо:
   - К вашим услугам, мисс Морган, - и, взглянув на кровать, тихо прикрыл за
собой дверь. - Отец спит?
   - Болен. - Октавия все еще стояла на коленях перед камином. Она никак  не
могла поверить в его приход. - Не проснется несколько часов.
   Вода в чайнике закипела. Октавия машинально протянула руку,  чтобы  снять
чайник с крюка.
   - Хотите тосты с чаем? - Ничего лучшего она придумать  не  могла,  потому
что сейчас ее беспокоило только одно: вылезшие из шерстяного халата нитки  и
потертая меховая оторочка рукавов. Пять лет назад этот  домашний  наряд  был
весьма элегантным. Он был теплым и практичным, но  с  годами  от  постоянной
носки утратил прежний изысканный вид.
   - Если есть вторая вилка, я поджарю себе хлеб. - Руперт  сбросил  плащ  и
устроился на деревянной скамье. - Надеюсь, это не  весь  ваш  обед.  Кусочка
хлеба явно недостаточно.
   Октавия  могла  не  беспокоиться:  Руперт,  конечно,  заметил   плачевное
состояние одежды, которую  она  надевала,  когда  ее  никто,  кроме  отца  и
хозяйки, не мог увидеть, но его интересовало совсем другое - золотисто-карие
глаза и тугие локоны, рассыпавшиеся по плечам.
   - Мы столуемся с миссис Форстер, -  несколько  надменно  ответила  она  и
залила кипящей водой тщательно отмеренную порцию чая.
   Октавия скрыла, что они едят с домовладелицей не всегда - лишь когда есть
деньги. Сегодня был как раз такой случай. Но  завтра  придется  пройтись  по
Вест-Энду и пошарить по карманам богачей. От одной этой мысли ей становилось
дурно, и Октавия предпочитала не бередить страхи заранее.
   - Понимаю, - равнодушно проговорил Руперт,  нанизывая  на  вилку  кусочек
хлеба. - Кстати, вы катаетесь на коньках?
   - На коньках? - Вопрос показался настолько неожиданным и неуместным,  что
Октавия чуть не рассмеялась. - По льду?
   - А разве существует иная поверхность, пригодная для катания на  коньках?
- Руперт снял с огня свой хлеб и поднял глаза на ее смущенное, недоумевающее
лицо.
   - Девочкой я каждую зиму каталась на прудах. - Она подала ему  фарфоровую
чашку. - Но зачем вы это спрашиваете?  -  Ей  сделалось  смешно:  стоять  на
коленях у камина, пить чай и рассуждать о былых детских забавах. Но  как  ни
странно, ей было хорошо.
   - Серпентайн замерз, и все, кто купил  или  достал  коньки,  уже  там.  Я
подумал, почему бы нам не присоединиться к ним.
   - К сожалению, я не могу  ни  купить,  ни  достать  коньки,  -  сдержанно
ответила Октавия. - Коньки нам показались не  самой  полезной  вещью,  когда
пришлось укладывать пожитки в Хартридж Фолли.
   - Это ваш родовой дом? Где он находится?
   - В Нортумберленде.
   - Тогда вы привыкли к суровым зимам.
   - Там холод совсем не такой, как в Лондоне. Здесь сыро и промозгло,  а  я
привыкла  к  сухой  и  солнечной  зиме.  Руперт   намазал   маслом   кусочек
поджаренного хлеба.
   - В моей коляске две пары коньков. Одна, без сомнений, подойдет  на  ваши
ботинки. - Он откусил хлеб н одобрительно кивнул.
   Октавия изо  всех  сил  старалась  вернуться  к  реальности.  Приглашение
покататься на коньках принадлежало другому миру и ничего не имело  общего  с
промозглой, холодной комнатой, тяжелым  сном  отца,  перспективой  пирога  с
мясом и почками у миссис Форстер, а потом, когда погаснет свет,  -  холодной
кроватью на чердаке. Свечи и огонь в камине после заката - роскошь,  которую
они себе не могли позволить.
   - Мне нельзя уходить от отца.
   - Глупости. Вы и раньше уходили и будете так  делать  впредь.  Если  что,
миссис Форстер за ним  приглядит.  Кроме  того,  я  хочу  сделать  вам  одно
предложение. Нечто такое, что принесет пользу нам обоим.
   -  Предложение?  -  Учитывая  опыт  их  прошлой  встречи,  Октавия  могла
представить себе лишь одно дело, которое способен предложить  ей  Руперт.  -
Что  же  это  за  предложение?  -  В  золотистых  глазах  девушки   появился
металлический блеск.
   - Я все объясню вам позже.
   - Давайте без церемоний, сэр. - Ее голос угрожающе понизился. - Вы можете
высказать все и здесь.
   - Нет, я так не считаю, - ответил Руперт в своей обычной  манере.  -  Все
сложнее, чем вы думаете.
   Октавия вспыхнула и вскочила на ноги.
   - Однажды я вам уже сказала, что не продаюсь.  Вы,  вероятно,  полагаете,
что мне  должно  льстить,  что  я  испытываю  даже  благодарность...  -  Она
презрительно обвела рукой комнату. - Так вот,  вынуждена  вас  разочаровать:
никаких ваших предложений мне не нужно!
   - Даже если бы  вы  продавались,  дорогая,  я  бы  не  купил,  -  холодно
отозвался Руперт. - Уверяю вас, я не плачу женщинам за благосклонность.
   - Вон! - яростно прошипела Октавия. - Вы считаете, раз между нами  что-то
случилось той ночью,  у  вас  есть  право  меня  оскорблять?  Вы  -  грязный
развратник, негодный сифилитик!
   На минуту в комнате воцарилось молчание, затем Руперт расхохотался, и его
сочный смех разогнал тени, прячущиеся по углам, как летучие мыши от света.
   - Что это такое вы говорите? Где вы научились так великолепно ругаться?
   - Уходите! - Девушка окинула своего гостя негодующим взглядом.
   - У меня другие планы. - Руперт обвел глазами комнату и кивнул на шкаф. -
Вам понадобятся плащ, муфта и ботинки - те,  что  были  на  вас  на  площади
Тайберн.
   Он направился к шкафу, намереваясь открыть дверцу, но  Октавия  бросилась
следом и вцепилась в его руку:
   - Вы что, меня не слушаете?
   - Слушаю, и с большим удовольствием, когда вы говорите разумные  вещи,  -
ответил он ровным голосом  и  высвободил  руку.  -  Но  до  сих  пор  ничего
толкового вы не сказали - лишь несете всякую чушь. Так вот,  повторяю..,  но
не пропускайте ни слова. - Он достал из шкафа ее плащ. - У меня к  вам  есть
предложение, но не из тех, что предполагают куплю и  продажу.  Зарубите  это
себе на носу... Как мне кажется, оно выгодно нам обоим. - Руперт  наклонился
и подхватил ботинки. - Надевайте. Коньки на них  легко  прикрутить.  Теперь,
где ваша муфта? Ах, вот она.
   На лице Руперта появилось такое довольное выражение, словно он  обнаружил
клад, а не меховую муфту и перчатки.
   - А теперь быстрее одевайтесь, а я объясню добрейшей миссис Форстер,  что
вы вернетесь только после обеда.
   - Нет.., подождите...
   С подчеркнуто терпеливым видом он остановился в дверях:
   - В чем дело?
   Октавия растерянно смотрела на него:
   - Но нельзя же просто забрать меня вот так!
   - Если нельзя вот так, моя милая леди, то мне не удастся осуществить  то,
что я задумал. Я жду вас внизу.
   Руперт вышел, намеренно оставив дверь приоткрытой. Октавия прикусила губу
и посмотрела на спящего отца. Опиум сделал свое  дело  -  девушка  по  опыту
знала, что мистер Оливер Морган будет спать долго. Миссис Форстер присмотрит
за ним, а она заплатит за это из тех денег, что завтра "заработает".
   Если лорд Руперт не собирается предлагать ей стать его любовницей, то что
же еще он мог иметь в виду? Девушка была в растерянности.
   Слабый солнечный луч проник сквозь тусклое стекло  и  упал  на  ее  лицо.
Октавия вдруг поняла: вовсе не важно, что он имеет в  виду.  Что  бы  он  ни
предложил, это должно изменить ее теперешнюю жизнь. Солнце сияет, Серпентайн
замерз, и остаток длинного дня она проведет за стенами своей унылой тюрьмы!
   Октавия сорвала серый халат, набросила на плечи плащ и тихо  выскользнула
из комнаты. Она бежала вниз  по  лестнице,  не  в  силах  сдержать  радости,
казалось, захлестнувшей не ее, а какую-то  другую  девушку  из  полузабытого
прошлого.
   У подножия лестницы Руперт разговаривал с миссис  Форстер.  Домовладелица
выглядела довольной, и Октавия заметила, что в ее руке блеснуло серебро.
   - Сходите  поразвлекайтесь,  дорогуша,  -  сладко  улыбнулась  она  своей
квартирантке. - А за папой я присмотрю, не бойтесь. Заднюю дверь, на  случай
если вернетесь поздно, оставлю открытой. - Она заговорщически подмигнула.
   Октавия  внутренне   сжалась.   Пытаться   переубедить   добрую   женщину
бессмысленно. Да и что еще она могла подумать! Неудачливая  молодая  женщина
принимает покровительство богатого джентльмена. Что может быть естественнее?
В их округе любой так решит.
   Вздохнув, Октавия вышла за лордом Рупертом на улицу,  где  стоял  экипаж,
запряженный уже знакомой парой гнедых. Руперт помог ей сесть  в  коляску,  и
через десять минут они уже оставили позади унылые улочки Ист-Энда.
   - Я, безусловно, отдам деньги, которые вы  заплатили  миссис  Форстер,  -
проронила Октавия.
   - Безусловно, - вежливо согласился Руперт. - Просто  я  хотел,  чтобы  вы
знали, что ничем не обязаны  этой  добрейшей  женщине,  и  чувствовали  себя
свободно.
   - Завтра я рассчитываю оказаться при деньгах, - немного скованно сообщила
девушка.
   - Собираетесь на дело, мисс Морган? - Он натянул вожжи и повернул коляску
на Пиккадилли, - Собираюсь, раз это нужно. Вы-то уж лучше других должны меня
понять!
   - А кто говорит, что не пойму? Не следует делать поспешные выводы.
   Октавия минуту помолчала.
   - Вас трудно понять. Что у вас за предложение?
   - Всему свое время.
   Подъезжая к  Серпентайну,  они  уже  издали  заметили  оживление:  обилие
экипажей, верховых, чинных господ, прогуливавшихся  по  морозцу,  -  словом,
всех тех, кто приехал сюда исполнить главную обязанность  члена  общества  -
показать себя и посмотреть на других.
   Если бы ее жизнь сложилась иначе, она бы тоже находилась  сейчас  в  этой
красивой толчее, горько подумала Октавия, удачно бы вышла замуж, и этот  мир
стал бы ее миром.
   - Ваш отец разорился еще до того, как вы начали выезжать? - Руперт словно
читал ее мысли.
   - Да, но я не думаю, чтобы светская жизнь доставила мне  удовольствие,  -
пожала плечами девушка.
   - Ну и характерец, - хмыкнул  Руперт.  -  А  сколько  вам  лет,  Октавия?
Двадцать один? Двадцать два?
   - Двадцать два. Старая дева, - невесело рассмеялась она.
   - Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь бездельник устроил вас в качестве  мужа.
- Руперт приподнял шляпу и поклонился проходившей мимо даме.  -  Вы  слишком
любите самоутверждаться, чтобы стать послушной женой светского мужа.
   Октавия не могла решить, комплимент это  или  упрек,  но  вынуждена  была
признать, что доля истины в словах Руперта есть.
   - У вас, я вижу, немало знакомых, - едко заметила она  вместо  ответа.  -
Даже слишком много для разбойника с большой дороги.
   Руперт усмехнулся:
   - Здесь, мисс Морган, я такой же разбойник, как вы карманница.
   Он натянул вожжи  у  деревянной  будочки,  в  которой  продавали  горячий
шоколад в кружках и жареные каштаны. Рядом нетерпеливо переминались  с  ноги
на ногу мальчишки, готовые заняться лошадьми конькобежцев,  выписывавших  на
льду под музыку маленького цыганского оркестра сложные фигуры.
   Руперт выпрыгнул из коляски.
   - Позвольте, мисс Морган.
   Он ловко прикрепил коньки к подошвам ее ботинок и перенес девушку к самой
кромке льда:
   - Скажите, когда будете крепко стоять на ногах. Октавия подождала минуту,
привыкая к конькам, затем вместо ответа весело рассмеялась и, высвободившись
из его объятий, заскользила на одной ноге  к  середине  озера.  Закружилась,
помахала ему рукой.
   Девушка напоминала Руперту выпущенную из клетки птичку: она  носилась  по
озеру, и, когда пролетала мимо, он слышал ее переливчатый смех.
   - Как здорово! - Глаза Октавии сияли, а щеки раскраснелись от мороза.
   Прилив желания неожиданно захлестнул Руперта. В этот миг он хотел ее так,
как никогда раньше не хотел ни одну женщину, хотел именно такой - смеющейся,
радующейся физическим ощущениям.
   Октавия заметила в его лице перемену, и смех моментально замер. Выражение
ее лица было все так же открыто, глаза по-прежнему блестели, но  блеск  стал
другим - похожим  на  блеск  его  собственных  глаз.  Почти  безнадежно  она
оглянулась на  многолюдный  каток,  словно  внезапно  почувствовала  приступ
голода, который невозможно немедленно утолить.
   - Поехали вперед, подальше  от  толпы.  -  Голос  Руперта  будто  оборвал
образовавшуюся между ними невидимую связь. - Не хочу, чтобы меня перебивали.
- Он взял ее за руку и увлек туда, где было меньше катающихся.
   Октавия уже понимала, что согласится на любое предложение - что бы он  ей
ни сказал. Ее, как обломок кораблекрушения, подхватил мощный прилив, и  она,
не в силах сама выбирать путь, летела туда, куда  несла  ее  волна.  Октавия
знала одно: всеми  силами  нужно  оторваться  от  призрачного  настоящего  и
мрачного  будущего,  которое  это  настоящее  сулит.  Либо   ухватиться   за
предложенную судьбой возможность, либо утонуть в безнадежности.
   - Итак? - Она сделала оборот на три четверти и оказалась с Рупертом лицом
к лицу. - Каково ваше предложение?
   - Брак, - просто ответил он. -  Небольшой  обман,  который  позволит  вам
отомстить  людям,  погубившим  вашего  отца,  а  мне  разделаться  со  своим
собственным врагом.
   Октавия не поверила своим ушам.  Она  предполагала  все  что  угодно,  но
только не это.
   - Что вы подразумеваете под небольшим обманом?
   - Я не предлагаю сочетаться настоящим браком, - ответил он так, будто это
само  собой  разумелось.  -  Просто  в  обществе  мы  будем   представляться
молодоженами. У меня хватит средств, чтобы оплатить  всю  затею:  приобрести
хороший дом, карету, нанять слуг... А потом мы осуществим нашу месть.
   Его  лицо  изменилось,  в  глазах   появилась   уже   знакомая   холодная
отрешенность, словно в один миг он надел маску.
   - А кому.., кому собираетесь мстить вы?
   - Одному  человеку...  Человеку,  повинному  в  мелком  недоразумении,  в
результате которого я оказался на большой дороге.  -  Голос  Руперта  звучал
отрывисто. - Больше пока вам знать не требуется. Вам придется  очистить  его
карманы. Но то, что нужно украсть, он хранит очень  бережно,  и  поэтому  вы
познакомитесь с ним достаточно близко. Если надо, даже соблазните его...  Не
думаю, что это вызовет какие-то трудности.  Он  из  тех  людей,  которые  не
устоят перед возможностью попользоваться тем, что принадлежит другим, а  его
тщеславие таково, что внимание  привлекательной  женщины  лишит  его  всякой
осторожности.
   В голосе Руперта Октавия различила такую злобу, что у нее застыла кров