на них.  -  Его  голос
зазвенел от сарказма.
   - Если ты это говоришь, наверное, так и есть. Руперт ничего  не  ответил.
Последний раз оглядев себя в зеркало, он надел шляпу и взял изящную  трость.
Нажал на хитроумную кнопку на набалдашнике,  и  изнутри  выскочило  страшное
лезвие.
   - Ждешь неприятностей? - коротко поинтересовался Бен.
   - В здешней округе надо все время  быть  начеку.  -  Он  снова  нажал  на
кнопку, и клинок исчез в трости. - Опаздываю,  а  сегодня  придворный  день.
Если не успею вовремя, чтобы сопровождать Октавию, она  отрежет  мне  уши  и
скормит воронам.
   - Не похоже на тебя. Ник, - проворчал Бен,  спускаясь  с  ним  вместе  по
лестнице. - Разве можно позволять женщине верховодить?
   Руперт улыбнулся:
   - Верховодить? Я бы выразился не так. Она не верховодит, не настаивает на
своем. Просто  не  обращает  внимания  на  спорящую  сторону,  если  ей  это
неудобно.
   - Под спорящей стороной ты имеешь в виду себя?
   - Себя, - согласился он.
   У подножия лестницы они повернули направо, к выходящей на реку  маленькой
двери. Руперт отодвинул тяжелый засов, и дверь  открылась.  Позеленевшие  от
водорослей ступеньки вели прямо к  воде,  где  на  волне  подпрыгивал  ялик,
привязанный к железному кольцу в стене.
   - Раньше ты никогда в паре ни с  кем  не  работал,  -  не  унимался  Бен,
отвязывая утлое суденышко. - Особенно с женщинами. Я думал, ты вообще имеешь
с ними дело лишь в постели и на кухне.
   - Человек может менять свои взгляды, - глубокомысленно возразил Руперт. -
Октавия совсем не похожа на других женщин. - Он спрыгнул в  ялик  и  вставил
весла в уключины.
   - Думаешь, на нее можно положиться? - Бен бросил фалинь  на  дно.  -  Вот
только Бесси была вне себя, - А теперь? - Руперт посмотрел на  Бена,  фигура
которого темнела на ступенях в сгущающихся сумерках. - Передай Бесси,  чтобы
занималась своим делом. Я очень ценю ее заботу, но с мисс  Морган  разберусь
как-нибудь сам.
   - Не обижайся.
   - Я и не обижаюсь. Сообщи на Довер-стрит, когда увидишь наших  приятелей.
Ладно, до пятницы.
   - Пока. Знаешь... А то дело, в пустоши... Руперт  насторожился.  Он  лишь
мельком упомянул Бену о неожиданном  появлении  вместе  с  почтовой  каретой
сыщиков. Но Бен тогда ничего не ответил.
   - Думаю перемолвиться с Моррисом словцом. А у Мебба есть люди, которые за
ним присмотрят. Что на это скажешь?
   - Скажу, что больше не хочу  подобных  сюрпризов,  -  ответил  Руперт.  -
Особенно когда рядом Октавия.
   - Она снова была с тобой на дороге? - выпучил глаза Бен.
   - Да. Один из тех  случаев,  когда  она  предпочла  не  прислушиваться  к
спорящей стороне, - грустно вздохнул Руперт. - А  поскольку  я  предполагаю,
что она будет и дальше так себя вести, то неизбежны сюрпризы и в будущем.
   - Ну и ну. - Бен почесал затылок. - Большая дорога для женщины не место.
   - Сам знаю, Бен. Сам  знаю.  -  Руперт  насмешливо  улыбнулся  и,  сильно
оттолкнувшись от стены, вывел суденышко на стремнину.
   Его попытка навсегда запретить Октавии ездить за ним  в  пустошь  позорно
провалилась. Девушка просто отказалась повиноваться. Руперт и сейчас  видел,
как она сидит за туалетным столиком, обтачивает ногти и покорно слушает  его
разгневанную речь. Но стоило ему замолчать, как она с улыбкой  заявила,  что
беспокоиться не о чем, она знает, что делает, и раз ее присутствие  уже  два
раза оказалось таким  полезным,  она  и  в  будущем  будет  с  радостью  ему
помогать. Если они вместе пользуются деньгами, добытыми на  большой  дороге,
то вместе  должны  и  рисковать.  В  ее  веселой  уверенности  и  лучезарном
упрямстве было нечто такое, что  чуть  не  заставило  его  рассмеяться.  Да,
Октавия не тепличный цветок, и с преступным миром ее знакомить не надо:  она
сама давным-давно в него вошла. Пришлось удовлетвориться обещанием,  что  на
большой дороге она станет ему полностью подчиняться. Хотя до тех  пор,  пока
не удастся обнаружить шпиона в "Королевском дубе", если он там есть,  Руперт
не собирался рисковать головой.
   Ялик тихонько ударился носом в противоположный берег. Перевозчик, заметив
Руперта, быстро спустился вниз, чтобы принять конец.
   - На воде становится холодно.
   - Да, еще недели две до того, как потеплеет вечером. - Руперт спрыгнул на
землю, бросил перевозчику шиллинг. Сверху с набережной послышались голоса  и
топот ног.
   - Что это?
   - Ах, это... Марш протестантов против католиков. Сейчас накачаются пивом,
раззадорятся и готовы будут последовать за лордом Джорджем Гордоном  хоть  в
преисподнюю. - Он проводил Руперта по лестнице. - Не то чтобы я держался  за
католиков или был сторонником Акта о свободной католической  церкви.  Но  по
мне, этот их лорд Гордон говорит уйму чепухи. Вот только что я сказал то  же
самое миссис...
   - До свидания.  -  Руперт  оборвал  на  полуслове  своего  красноречивого
провожатого и быстро зашагал вверх по улице.
   Впереди двигалась кучка приверженцев лорда Гордона и  время  от  времени,
правда, без особого воодушевления, выкрикивала: "Долой папство!" Пройдя  еще
несколько домов, привлеченные запахом пива, участники марша дружно  свернули
во двор таверны. А Руперт последовал дальше, размышляя  об  антикатолическом
движении.  Разрешение  католического   вероисповедания,   казалось,   задело
простолюдинов за живое, и фанатизм лорда Гордона лег на плодородную почву.
   Конечно, человеку необходимо верить, что есть люди хуже него, и живут они
хуже, чем он. И чем страшнее его собственное положение,  тем  сильнее  он  в
этом нуждается. Тем настойчивее желание обвинить кого-то другого. Лондонский
простолюдин выбрал себе  католиков  и,  поощряемый  лордом  Гордоном  и  его
сторонниками, винил их во всех грехах. А ему вдалбливали  в  голову,  что  в
парламенте,  где  собирались  снять  самую  малую  толику  из   ограничений,
налагаемых законом на папистов, звучит чуть ли не  еретический  глас  самого
дьявола.
   Руперт оказался у подъезда своего дома в тот самый  миг,  когда  часы  на
соседней церкви начали отбивать семь. Королевская семья специально  приехала
на сегодняшний день из Виндзорского замка  в  Лондон,  чтобы  дать  прием  в
Сент-Джеймсском дворце. И для всех, кто  гордился  тем,  что  принадлежит  к
высшему свету, было немыслимо его пропустить. Поднимаясь по лестнице, Руперт
не ожидал ласкового приема.
   Октавия была недовольна. Появиться в  обществе  королевы  с  неуложенными
волосами было бы  слишком  дерзким,  и  ей  пришлось  предать  себя  в  руки
парикмахера. После укладки  волос  она,  еще  закутанная  в  белую  накидку,
разглядывала себя в большом зеркале.
   - Это ты, - проворчала она. - С самого  обеда  где-то  пропадал,  пока  я
терпела невыносимую муку.
   -  Дела,  -  спокойно  ответил  Руперт  и  наклонился,  чтобы  поцеловать
оставшийся неприкрытым пудрой затылок. - И не  преувеличивай.  Дай-ка  я  на
тебя посмотрю.
   - Ужасно. - Октавия еще ближе пододвинулась к  своему  изображению.  -  С
этой прической я сама на себя не похожа.
   - Не похожа, - согласился  Руперт,  разглядывая  белоснежное  сооружение,
возвышавшееся над миниатюрным личиком. - Но таковы порядки, дорогая. - И  он
направился к дверям, соединявшим их комнаты.
   - Какие дела? - Октавия поднялась и пошла за ним. - Позвонить  Джеймсону?
Тебе нужно сделать прическу.
   - Нет, надену парик. Так проще. - Из тазика, что  стоял  на  умывальнике,
Руперт плеснул на лицо водой.
   - Теперь придется всю ночь снимать с  волос  эту  гадость.  -  Октавия  с
отвращением скинула с плеч накидку. - А мои волосы слишком длинны -  их  под
парик не упрячешь. Может, их состричь?
   - Даже не шути такими вещами!
   - А кто шутит? - Октавия сжалась в комическом ужасе под грозным  взглядом
Руперта. - Леди Гриерсон постригла волосы...  По  крайней  мере  так  о  ней
говорят. И большинство придворных дам носят короткие.  -  В  ее  словах  уже
искрилось веселье. - Мне это кажется  очень  разумным.  Мужчины  ведь  бреют
головы. Кожа не чешется, никто не заведется в прическе...
   Ее глаза блеснули. Раздражение схлынуло так же быстро,  как  и  возникло.
Присутствие Руперта ее, как  всегда,  успокаивало.  С  ним  невозможно  было
сердиться или долго оставаться в плохом настроении. А в последнее время  она
почувствовала, что просто не может жить без него.
   Она вернулась к себе в спальню, где ее уже  поджидала  с  корсетом  Нелл.
Сейчас не время для подобных мечтаний. Конечно, может.., сможет прожить свою
жизнь без Руперта Уорвика.., или кто бы он ни был на самом деле. Так же  как
и он проживет свою жизнь без нее.  Октавия  была  готова  поспорить  на  что
угодно, что он и не мыслил по-другому.
   Она подставила служанке спину, сама крепко взялась  За  столбик  кровати,
изо всей силы выдохнула, Нелл затянула шнуровку.
   - Достаточно, Нелл, - послышался голос Руперта. - Черт возьми! О  чем  ты
только думаешь, Октавия? Тебе переломают ребра!
   Задумавшись, она совсем забыла, что нужно  дышать,  и  теперь  попыталась
втянуть в себя воздух, но грудь сковала дикая боль.
   - Ох, Нелл, распусти!
   - Я ждала, когда вы мне скажете - хватит, -  стала  защищаться  служанка,
ослабляя шнуровку.
   - А я задумалась. - Октавия принялась растирать ноющие бока.
   - О чем же? - нахмурился Руперт.
   "О тебе", - подумала она, а вслух сказала:
   - О сегодняшнем вечере. - И стала надевать нижнюю юбку, которую подала ей
Нелл. - Нам долго придется оставаться в гостиной?
   - Пока не удалятся их величества. Ты сама это прекрасно знаешь.
   Руперт чувствовал, что озадачен. Что-то смущало ее. Стало беспокоить  уже
после взрыва в спальне. Он заметил это по тому, как побежали у глаз морщинки
и горькие складки пролегли у рта.
   Октавия не шевелилась: Нелл прикрепляла к поясу три  обруча  из  китового
уса, на которые затем надела соломенного цвета платье из тафты.
   Отделанная рюшем юбка легла тремя фестонами на обручи так, что из-под нее
была видна нижняя юбка из тафты цвета бронзы -  достаточно  короткая,  чтобы
можно было разглядеть подъем ступни в  изящных,  соломенного  цвета  туфлях.
Обмакнув заячью лапку в пудреницу, Нелл  несколько  раз  провела  по  пышной
груди хозяйки.
   При виде новой Октавии Руперт сразу  позабыл  о  своих  сомнениях.  Такой
чопорно одетой он не видел ее ни  разу.  Зрелище  завораживало,  а  мысль  о
естественной красоте под оборками и рюшами сильно возбуждала.
   Чтобы отвлечься, он открыл коробочку с мушками и выбрал  две  из  черного
шелка в форме полумесяца.
   - Позволь, дорогая. - И осторожно прикрепил их на груди, как  раз  поверх
едва прикрытых сосков. - Будут сразу приковывать взгляды.
   Вероятно, он имеет в виду Филиппа Уиндхэма, подумала  Октавия,  наблюдая,
как пальцы Руперта возились  с  мушкой  на  левой  груди.  Снаряжает,  чтобы
завлечь своего врага. В таком платье она непременно затмит Маргарет Дрейтон.
   Руперт снова порылся в коробочке и на этот раз вынул миниатюрный  кружок.
Взял двумя пальцами ее за подбородок  и  стал  поворачивать  лицо  то  одним
боком, то другим, прикидывая, где расположить кусочек шелка.
   - Так будет очень шаловливо. - Он выбрал место высоко на щеке.
   - Не желаешь ли добавить что-нибудь еще? Чтобы  наверняка  завлечь  всех,
кого надо завлечь?
   В комнате повисло тяжелое молчание. Руперту не понравилось  то,  что  она
говорила, и особенно каким это было сказано тоном.
   Пальцы на подбородке разжались. От насмешливых слов  в  глазах  появились
удивление и гнев.
   - О чем это ты? - Он посмотрел поверх ее плеча туда, где у шкафа возилась
Нелл.
   Октавия пожала плечами, стараясь превратить все  в  шутку.  Взяла  заячью
лапку, провела по щеке, внимательно посмотрела на себя в зеркало.
   - Ни о чем. Просто неловко себя чувствую. Распушила перья, точно  павлин,
завлекающий партнера.
   - Перья распушает павлин-самец, - поправил ее, еще хмурясь, Руперт.
   - Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. - Октавия послюнявила  палец
и провела им по бровям, отводя взгляд, чтобы не  встретиться  с  Рупертом  в
зеркале глазами.
   - Не уверен, - спокойно заметил тот. - Но кое-что подозреваю. И дай  Бог,
чтобы мои подозрения оказались напрасными.
   Он наклонился к ней: щека вплотную прижалась к ее щеке,  глаза  искали  в
зеркале ее глаза.
   - Я ведь не прав, Октавия? Ты не считаешь, что я наряжаю тебя для постели
Уиндхэма? Скажи, что я ошибаюсь.
   Во  рту  Октавии  внезапно  пересохло,  она  вспыхнула.  Проницательность
Руперта ее всегда пугала.
   - Ума не приложу, почему ты об этом подумал. - Она внезапно  закашлялась.
- И не понимаю,  почему  так  смотришь  на  меня.  Просто  я  не  люблю  так
одеваться. В таком наряде я чувствую  себя  шлюхой.  И  не  важно,  что  все
остальные выглядят точно так же.  Я  терпеть  не  могу  выглядеть,  как  все
остальные.
   Ей показалось, что Руперт поверил ей, и Октавия вздохнула с облегчением.
   Он медленно распрямился, руки легко легли ей на плечи.
   - Верь мне, Октавия, ты не можешь выглядеть, как  другие  женщины.  Ты  -
единственная.
   Теперь его глаза улыбались ей в зеркале.
   - Готов поспорить, что сам король будет у твоих ног. А ты  знаешь,  какой
он блюститель нравов.
   С внезапной стремительностью он направился к дверям своей спальни.
   - Нужно закончить собственный павлиний наряд. И не порти  мою  работу!  -
Руперт заметил, что пальцы Октавии  беспокойно  ощупывают  в  поисках  мушки
щеку. - Не сомневайся, я знаю, что тебе идет.
   Наверное, знал. В этом деле он хорошо разбирался. А она сглупила, что так
себя повела. Но в последние дни Октавия чувствовала себя так,  будто  с  нее
содрали кожу, и она уже не могла отвечать на все  с  прежней  легкостью,  не
умела больше с живым воодушевлением играть по правилам Руперта.
   Теперь она точно знала,  отчего  сорвалась  сегодня.  Нервничая,  Октавия
подошла к окну. Ее платье не  было  предназначено  для  того,  чтобы  в  нем
сидели, хотя, если очень захотеть, на  краешке  стула  примоститься  все  же
можно. Впрочем, нынешним  вечером  особенно  рассиживаться  не  придется:  в
присутствии их величеств не сидят.
   Теперь она точно знала, почему с такой горечью восприняла шутливую помощь
Руперта. Она собиралась принять любые предложения Филиппа Уиндхэма.
   Это  решение  пришло  само  собой,  когда  над  ее   прической   трудился
парикмахер, превращая голову  в  нечто  чудовищно  искусственное.  Создание,
которое предстало перед Октавией в зеркале, могло легко переспать с графом и
на следующий день тут же забыть о своем приключении. Октавии Морган не было.
   А потом, когда все свершится - она раздобудет кольцо, а  Руперт  выполнит
свою часть сделки, - будет покончено и с томительной агонией. Не надо  будет
больше притворяться веселой и беззаботной, не надо делать  вид,  что  ее  не
трогает мрачная реальность игры. Наконец она сможет закутаться  в  норку  и,
совершенно несчастная, лежать в ней, зализывая раны.
   - Октавия, ты готова? Девушка вздрогнула. На секунду закрыла глаза, чтобы
прийти в себя, потом бросила небрежный взгляд через плечо.
   И задохнулась от удивления. Руперт тоже выглядел совсем  по-другому  -  в
любимом черном шелковом костюме, но на сей раз в расшитом золотом  жилете  и
чулках с золотыми стрелками. В черном жабо поблескивал алмаз, а  напудренный
парик был почти так же высок, как ее прическа. Мушка у уголка губ, казалось,
подчеркивала циничный изгиб рта.
   - Вы нарумянены, милорд? - Она смотрела  на  него,  не  веря  собственным
глазам.
   - Дань обычаю. -  Улыбка  Руперта  была  одновременно  и  насмешливой,  и
участливой. - Не стоит постоянно пренебрегать модой. Иногда, Октавия,  чтобы
добиться цели, нужно подчиниться всеобщим правилам.
   Он подал ей руку.
   - Пойдемте, мадам, потрясать двор.

Глава 15

   Королеве Шарлотте было угодно выделить на приеме  Октавию  среди  других.
Сначала молодая женщина не понимала, почему  удостоилась  подобной  милости.
Королевский конюший подошел к ней и прошептал  на  ухо,  что  ее  величество
желает, чтобы ей представили леди Уорвик. Октавию повели  через  заполненную
придворными гостиную, и она ловила на себе  завистливые  взгляды  тех,  кому
повезло гораздо меньше.
   Рядом с королевой и ее  фрейлинами  она  заметила  принца  Уэльского.  Он
многозначительно подмигнул ей. И тут Октавия поняла:  ее  величество  желает
поговорить с женщиной, в чьем доме  ее  беспутный  сын  проводит  так  много
времени.
   Октавия присела в глубоком реверансе.
   - Леди Уорвик, я, кажется, не имела удовольствия быть с вами знакомой?  -
Глаза королевы изучающе скользнули по платью Октавии.  -  А  между  тем  мне
говорили, что вы друг моего сына.
   - Это для меня большая честь, - скромно ответила Октавия.  -  Но  в  моем
доме его высочество привлекают игорные столы, а я, должна признаться, в игре
ничего не понимаю и не чувствую к ней интереса.
   В глазах королевы появился намек на дружелюбие.
   - Неужели? Но тогда, леди Уорвик, вы принадлежите к меньшинству.
   - Увы, мадам, - печально улыбнулась Октавия. - И  муж  постоянно  говорит
мне то же самое. Но я не могу себе представить, как  люди  способны  ставить
большие деньги на то, как выпадут карты или лягут кости.
   Октавия удачно выбрала ответ. Королева  смотрела  почти  милостиво,  явно
меняя свое мнение о женщине, которая, как ей говорили,  держит  самый  часто
посещаемый в городе игорный салон.
   - А вот мой муж играет. - Горестный  тон  и  робкая  улыбка  должны  были
показать, что она, как и все женщины, как и сама королева Шарлотта, не имеет
ни малейшего влияния на мужа, и ей остается только подчиняться его диктату.
   - Да, да. - Рука королевы с веером пришла в движение. - Мужчины  получают
странное удовольствие от игры. - Уголки  ее  губ  слегка  изогнулись.  -  Вы
знакомы с графиней Уиндхэмской?  -  Королева  давала  понять,  что  разговор
окончен.
   Показав рукой на Летицию, Шарлотта повернулась к другой даме, которую уже
подводил конюший.
   Перед  Октавией  стояла   дама   в   бледно-желтом   платье,   украшенном
красновато-коричневыми розами. Такие же  розы  были  приколоты  к  прическе,
настолько высокой, что зрительно она  делала  ее  и  без  того  невысокую  и
плотную фигуру значительно ниже.
   - Ее величество считает невежливым сразу прощаться с теми, кто удостоился
ее внимания. - Голос графини звучал немного скованно. - Тогда они  не  будут
чувствовать, что их бросают.
   - Как мудро со стороны королевы.
   Леди Уиндхэм явно  нервничала.  Даже  стоя  на  расстоянии,  Октавия  это
почувствовала. Она внимательно всмотрелась в ее лицо.  Толстый  слой  пудры,
яркие пятна румян на щеках. Октавия нахмурилась.  С  правым  глазом  женщины
было что-то явно не так. Веко распухло, из-под слоя пудры виднелась багровая
тень.
   - Извините, мадам, вы не ушиблись? Ваш глаз? Краска бросилась  Летиции  в
лицо, такая огненно-яркая, что, казалось, растопит румяна и пудру.  Кончиком
дрожащего пальца она тронула глаз.
   - Я оступилась.., вышло так глупо. Зацепилась за бахрому ковра  и  упала.
Нелепость... Но я такая неловкая...
   Октавия вспомнила, как Летиция споткнулась на мостовой, когда выходила из
Альмака. Тогда  еще  рядом  был  Филипп.  Октавия  не  слышала,  о  чем  они
разговаривали, но поняла, что беседа не была приятной. Может  быть,  Летиция
от природы неловка. Такие люди бывают.
   - Со всеми нами случаются неприятности, - попыталась она утешить графиню.
- Я сама как-то оступилась на лестнице и пролетела донизу, а когда оказалась
на полу, обнаружила, что нижние юбки задрались на голову.  А  гости  к  тому
часу уже съехались.
   Уголки губ Летиции  дрогнули,  словно  она  не  могла  решить,  стоит  ей
улыбаться или нет. Другой рукой она нервно поправила волосы.
   На запястье графини Октавия  заметила  лиловый  синяк.  Такие  синяки  не
образуются от того, что люди падают на ковер. Октавия посмотрела на  Филиппа
Уиндхэма,