сьма скромная победа, по все же  испытал
некоторое удовлетворение, заметив гневный взгляд ее тигриных глаз.
   - Значит, ты полагаешь, что Элен будет счастлива принять  у  себя  такого
типа, как этот Доминик? - задумчиво произнесла Женевьева, не отрывая взгляда
от высокого широкоплечего  мужчины,  который  легким  широким  шагом  словно
пожирал пространство, удаляясь от них.
   - Конечно! - с несколько преувеличенным энтузиазмом заверила Элиза -  Что
ты вообще смыслишь в подобных вещах? Ты еще совсем ребенок.
   - Может быть, - пробормотала сестра, не поддаваясь на провокацию. - Но  я
точно   знаю,   что   месье   Делакруа   отнюдь   не   считается   человеком
респектабельным, и не думаю, что Лоренцо будет хладнокровно взирать  на  то,
как его нареченная дарит знаки внимания человеку с  подобной  репутацией  да
еще и пожирает его глазами голодной самки. Он терпит лишь обычный флирт,  но
не такое.
   Несмотря на лицо фарфоровой статуэтки и  плавность  линий  фигуры,  Элиза
унаследовала и долю знаменитого латуровского темперамента,  поэтому  Николас
поспешил предотвратить безобразную сцену.
   - Не говори ерунду,  Женевьева.  Род  Делакруа  -  один  из  стариннейших
креольских родов. Их повсюду принимают.
   - Да, но Доминика Делакруа нигде не принимают с распростертыми объятиями.
- Младшая кузина отстаивала свою точку зрения со свойственными ей упрямством
и пунктуальностью. - Во всяком случае, дамы.., ну или по крайней  мере...  -
Дьявольские искорки заплясали в золотистых глазах Женевьевы. -  Быть  может,
дамы с Рэмпарт-стрит - да, но только не Элен и ее подруги.
   - Ну все, хватит! - твердо объявил Николас.  -  Доминик  Делакруа  -  мой
друг, и этого тебе должно быть достаточно.
   -  Николас,  помилуй!  -  неугомонная  Женевьева  с  насмешливым  упреком
покачала головой. - Числить капера среди своих друзей! Что скажет папа?
   - У твоего отца едва ли останутся  какие-то  слова  для  меня,  поскольку
мистер Кинг уже наверняка  попотчевал  его  удивительной  историей  о  твоем
нынешнем выступлении на публике, - напомнил ей Николас.
   Замечание, несомненно, было справедливым и  на  какое-то  время  отвлекло
внимание Женевьевы:
   - У мистера Кинга должен быть  какой-то  тайный  мотив  для  того,  чтобы
продать Амелию и ребенка. Я должна докопаться, в  чем  тут  дело,  иначе  он
попытается это сделать еще раз. Что бы папа ни позволял себе говорить мне  с
глазу на глаз, не думаю, что он прилюдно примет сторону мистера Кинга.  Папа
посчитает это недопустимым, как ты думаешь, Элиза?
   Сестра  только  пожала  плечами,  она  явно  не  собиралась  подбадривать
Женевьеву.
   - Мне это в высшей степени безразлично, - высокомерно  заявила  Элиза,  у
которой настроение менялось редко и злопамятность была ей вовсе не чужда.  -
Я вообще не понимаю, зачем ты суешь нос в такие дела. Это неблаговоспитанно.
   - Неужели? - Женевьева лукаво прищурилась. - Не более  неблаговоспитанно,
чем устраивать тайные свидания с капером. Ведь ты не  можешь  отрицать,  что
нынешняя встреча была подстроена. Это ясно как белый день  всякому,  кто  не
слеп. Хотела бы я знать, почему Николас состоит в таких близких отношениях с
капером, что даже  рискует  вызвать  неудовольствие  Элен,  приглашая  столь
малопочтенную персону  к  ней  на  прием.  -  С  этими  словами  мадемуазель
Женевьева взлетела по  закругленным  ступенькам  на  крыльцо  дома  с  двумя
изящными фронтонами, занимавшего немалую часть Ройял-стрит.
   Не  успела  она  протянуть  руку  к   дверному   молоточку,   как   дверь
распахнулась. Женевьева в  знак  благодарности  чуть  кивнула  бесстрастному
дворецкому и  вошла  в  просторный  холл,  тянувшийся  вдоль  всего  дома  и
заканчивавшийся с обеих сторон маленькими квадратными гостиными.
   В присутствии дворецкого кузен и сестра  проследовали  за  ней  молча,  у
каждого имелась своя причина чувствовать себя  неуютно  от  проницательности
своей юной родственницы. Они уже имели печальный опыт: если уж эта  девчонка
вцепилась во что-то зубами, то едва ли выпустит добычу, пока не доведет дело
до конца.
   - А, вот и вы наконец. - Из левой гостиной в холл вышла Элен Латур.  -  В
бараках у рабов какой-то шум, что-то  случилось.  Это,  кажется,  связано  с
Амелией, но мне никто ничего не говорит, а если  отец  вернется  и  застанет
такие беспорядки...
   Сегодня  взгляд  ее  карих  глаз  был  необычно  беспокоен,  она   нервно
приглаживала свои темные волосы и  строго  смотрела  на  младшую  падчерицу,
которая была не намного моложе ее  самой,  но  по  отношению  к  которой  ей
полагалось держать себя соответственно.
   - Вам лучше заранее приготовиться к скандалу, Элен, - решительно,  но  не
без сострадания сказала Женевьева.
   - О Господи! - Голос Элен, и всегда-то звучащий чуть громче шепота, вовсе
замер. - Но почему? Что случилось? - Она  побледнела,  и  у  нее  затряслись
руки.
   - Женевьева не придумала ничего лучшего, как войти в аукционный зал биржи
Масперо во время торгов и запретить мистеру  Кингу  продавать  Амелию  и  ее
ребенка, - жестко объяснила Элиза. - Это будет скандал года. Мы его  надолго
запомним.
   Элен оперлась об одну из ионических капителей у двери в гостиную.
   - Как ты могла, Женевьева?! - простонала она. - Виктор...
   - Не будет в восторге, - удрученно закончила  за  нее  Женевьева.  -  Мне
очень жаль, Элен, но я не могла поступить иначе Вы же помните, что у Латуров
не принято разлучать семьи Не знаю еще, что за этим стоит, но собираюсь  все
выяснить, прежде чем вернется папа. Мне придется защищаться всеми доступными
способами.
   - Но  у  меня  же  сегодня  прием,  -  простонала  Элен.  -  Если  Виктор
разбушуется, весь дом будет стоять на ушах, и у меня начнется мигрень.
   - Элен, прошу вас. - Женевьева бережно взяла ее за руку и повела к двери.
- Не расстраивайте себя. Вы же знаете, что вам это  вредно.  Почему  бы  вам
немного не полежать?
   - Наверное, действительно это лучше всего, - согласилась Элен  и  жалобно
призналась:
   - Если Виктор узнает, что я неважно себя чувствую, может, не станет  меня
беспокоить. Элиза, ты проследишь за приготовлениями к вечеру? Я хотела  сама
расставить цветы в бальном зале, но у тебя такой тонкий  вкус...  -  и  Элен
улыбнулась с такой мольбой в глазах, что это тронуло даже старшую падчерицу.
   - Конечно, - успокоила ее Элиза, - вам нужно прилечь и набраться  сил.  Я
обо всем позабочусь, и насчет этого инцидента вам тоже не стоит тревожиться,
- решительным жестом она словно бы  отвела  от  Элен  грядущие  неприятности
из-за беспардонного вмешательства Женевьевы в аферу  управляющего.  -  Когда
папа вернется, мы все  постараемся  не  попадаться  ему  на  глаза...  Кроме
сестренки, разумеется. В  конце  концов,  это  она  раздула  пламя  -  ей  и
отвечать.
   - А  когда  это  я  уклонялась  от  ответственности?  -  Женевьева  слабо
улыбнулась. - Я виновата и честно это признаю.
   Тем не менее и вы должны признать мое право защищаться.
   Она покинула гостиную, не сомневаясь в том, что Николас,  Элиза  и  Элен,
несмотря на ужас, который внушал им  предстоящий  скандал,  с  удовольствием
сейчас перемоют ей косточки. Что касается кузена и сестры, то они, вероятно,
надеются, что неизбежные громы и молнии в ее адрес окажутся  им  как  нельзя
кстати: они смягчат эффект появления  Доминика  Делакруа  в  респектабельной
гостиной Элен Латур.
   Но почему все-таки это приглашение так важно для них? Если Элиза задумала
флиртовать с капером, то она просто дура. Дон Лоренцо Биас - человек строгих
правил и не потерпит этого, а если, не дай Бог, возникнут осложнения с таким
женихом, гнев Виктора Латура будет страшен. Так почему же, прекрасно понимая
все это, Николас все-таки вступил в  сговор  с  пиратом  Делакруа?  Он  ведь
рискует впасть в немилость у  богатого  родственника,  который,  глядишь,  и
обратит свой взор на кого-нибудь еще в поисках наследника.
   Все это очень загадочно. Однако Женевьева тряхнула головой, отгоняя мысли
о Сен-Дени и Делакруа, ибо сейчас было  важнее  позаботиться  о  собственной
безопасности. Она торопливо выбежала на опоясывавшую всю заднюю  часть  дома
крытую террасу. Здесь вся семья обедала в теплую погоду и предавалась отдыху
в свободные часы. Терраса  выходила  во  двор,  обнесенный  стеной,  которая
полностью ограждала обитателей усадьбы от городской суеты  и  шума  Квартала
<Всемирно известный Французский квартал - старинная часть Нового  Орлеана.>.
Было трудно поверить, что этот очаровательный,  вымощенный  камнями  дворик,
посреди которого мелодично плещется фонтан и широкие листья банановых  пальм
тут и там образуют тенистые уголки, находится прямо в центре города.
   Кухня, обслуживавшая главный дом, представляла собой длинное  приземистое
строение, и именно туда направилась Женевьева. Вернувшись  через  полчаса  в
дом, она обладала полной информацией об омерзительной, но, увы,  старой  как
мир истории. То,  что  дочь  доведет  правду  до  Виктора  Латура,  едва  ли
предотвратит его гнев, зато он обрушится и на голову управляющего. А это  уж
точно защитит Амелию с ребенком от мистера Кинга на будущее. Ну а на большее
- Женевьева знала это по горькому опыту - рассчитывать не приходилось.
   - Ну и что ты разузнала в своем миссионерском усердии? - поинтересовалась
Элиза, подняв голову от вышивания.
   Тон ее был столь же насмешлив, сколь и сам  вопрос.  Было  очевидно,  что
Женевьеву не простили: то  ли  за  дневную  выходку,  то  ли  за  неуместную
проницательность. Но видимо, и за то, и за другое.
   Женевьева не торопилась отвечать. Она наливала себе  чай  из  серебряного
чайника, который стоял на низком столике, но, увидев,  как  Элиза  взяла  из
вазочки покрытое шоколадной глазурью пирожное и, отправив его целиком в рот,
тут же жадно потянулась за следующим, Женевьева не выдержала  и  заметила  с
беспардонностью, так часто свойственной младшим сестрам и братьям:
   - Ты растолстеешь. Впрочем, думаю, дон Лоренцо не будет возражать.  Он  и
сам тучноват. Но, как говорится, хорошего много не бывает, не так  ли?  -  И
улыбнулась, невинно глядя на сестру поверх чашки. - Если,  конечно,  Лоренцо
не перестал считаться хорошим. Быть может, теперь эта привилегия  перешла  к
стройному Доминику Делакруа?
   Парадная дверь хлопнула  так,  что  стекла  в  окнах  задрожали.  Девушки
замерли, словно пораженные  громом,  озорство  одной  и  негодование  другой
сменились  напряженным  ожиданием  опасности.  В  охватившей  обеих  тревоге
исчезла и досада от взаимных уколов. Женевьева поставила  чашку  на  стол  и
состроила старшей сестре жалобную гримасу.
   Дверь на террасу распахнулась, и весь дверной проем заняла фигура Виктора
Латура.  Его  обычно  румяное   лицо   было   малиновым,   глаза   сверкали,
бочкообразная грудь вздымалась в апоплексическом приступе  ярости.  Элиза  с
невольным восхищением наблюдала за сестрой, медленно вставшей и расправившей
плечи. И как это Женевьеве удается вот так, лицом к лицу,  встречать  жуткие
приступы ярости отца? При этом даже не дрогнув! Она всегда умела  это  -  по
мнению Элизы, единственный человек на всем Божьем свете,  который  не  желал
демонстрировать  Виктору  Латуру  свой  страх.  Не  то  чтобы  такая  отвага
приносила какую-то выгоду Женевьеве -  напротив,  она  лишь  усиливала  гнев
Латура. Но как бы то ни было, Женевьеве всегда удавалось выйти из  переделки
без особого ущерба. И главное - ее дух оставался непобежденным.
   - Значит, ты посмела бросить имя  Латура  под  ноги  толпе  в  аукционном
зале?! - взревел  Виктор.  -  Ты  посмела  совать  свой  нос  в  дела  моего
управляющего?!
   - У меня были  для  этого  основания,  -  ответила  Женевьева,  с  трудом
заставляя себя двинуться в направлении указующего перста: через дверь,  мимо
железной фигуры отца, не шелохнувшегося, чтобы пропустить дочь, в  то  время
как она вся съежилась в ожидании удара, который вполне мог последовать.
   На сей раз Виктор руки не поднял, но Женевьева не  почувствовала  особого
облегчения. Ей предстояло проделать ох какой тернистый путь, прежде чем гнев
отца иссякнет и дело будет закрыто.

Глава 2

   - Но, Доминик, ты же обещал! - Анжелика  мило  надула  губки  и  обвилась
вокруг лежавшего рядом мускулистого гибкого тела.
   Луч вечернего солнца лег поперек кровати, согрев последним дневным теплом
два обнаженных тела. Женщина прижималась к мужчине, а он  лениво  поглаживал
ее длинную золотисто-сливочную спину.
   - Я обещал раньше, чем возникло это неотложное дело, -  объяснил  Доминик
по-прежнему терпеливо, хотя Анжелика за  последний  час  делала  уже  вторую
попытку изменить его планы на вечер.
   - Но почему ты не можешь заняться этим в другое время? Ты  уже  несколько
месяцев не возил меня в теа... - Еще не закончив фразы, Анжелика поняла, что
зашла слишком далеко.
   В бирюзовых глазах Доминика появился холодный блеск,  и  в  следующее  же
мгновение он вскочил с постели.
   - Ну хватит. Ты еще не усвоила, что я терпеть не могу  нытья?  Я  прихожу
сюда не за тем, чтобы мне докучали и надоедали, а  если  я  не  удовлетворяю
твоим требованиям, дорогая, оглянись вокруг и поищи себе другого...
   Анжелика задрожала при звуке этого холодного, лишенного каких-либо эмоций
голоса. Она знала, что этот человек слов на ветер  не  бросает  и  без  тени
сожаления порвет их отношения.
   Доминик Делакруа сделает это изящно  и  проявит  известную  щедрость  при
расставании, но уйдет  от  нее  без  колебаний.  В  квартеронках,  не  менее
прекрасных и нежных, чем Анжелика, недостатка  не  было,  и  любая  была  бы
счастлива заполучить Доминика Делакруа.
   Она быстро  встала  и,  умело  лаская  его  тело  сверху  донизу,  сыпала
льстивыми словами и извинениями, потом наполнила таз теплой  водой  и  стала
обтирать Доминика губкой, в то  время  как  он  неподвижно  стоял  с  маской
полного равнодушия на лице. Анжелика порхала  вокруг  него,  помогая  надеть
рубашку, панталоны, вставала на колени, чтобы натянуть ему носки и надеть на
ноги туфли. После этого он подошел к трельяжу,  тщательно  повязал  галстук,
заколол его булавкой  с  бриллиантом  и  наконец  надел  голубой  сюртук  из
тончайшей ткани, в котором был с утра, когда  встретил  сестер  Латур  и  их
кузена.
   Анжелика  жадно  смотрела  Доминику  в  лицо,  надеясь  увидеть   улыбку,
свидетельствующую о том, что он ее  простил,  но  увы...  Взбив  белоснежные
кружева на манжетах, Доминик молча пошел к двери. Никто не мог  бы  сказать,
сердился ли он все еще или, как это  часто  случалось,  просто  задумался  о
чем-то своем и, внезапно прервав плотские удовольствия, которые всегда ждали
его в этом прелестном  домике  на  Рэмпарт-стрит,  углубился  в  составление
нового плана или распутывание какой-нибудь сложной проблемы, омрачавшей  его
жизнь за пределами этого шелкового рая.
   Анжелику он в ту, другую, свою жизнь никогда не допускал, да она  туда  и
не стремилась. У нее были очаровательные друзья, она вела праздную жизнь, не
испытывая недостатка ни в предметах  роскоши,  ни  в  модной  одежде,  ни  в
слугах. От этой женщины требовалось  лишь  одно  -  всегда  быть  к  услугам
покровителя, никогда не докучать и  не  причинять  никаких  хлопот.  Сегодня
Анжелика нарушила два последних правила, и по горькому своему  опыту  знала,
что это не останется безнаказанным:  возможно,  она  не  увидит  Доминика  в
течение нескольких недель -  он  продемонстрирует  ей,  как  легко  без  нее
обходится. И все эти недели Анжелика будет жить словно на лезвии ножа, сходя
с ума от тревоги: вернется Доминик или просто перешлет  уведомление  о  том,
что разрывает контракт, выплачивая  ей  солидную  компенсацию,  которая  все
равно не возместит ей более существенной потери - великолепного любовника.
   Женщина бросилась  вперед,  чтобы  открыть  дверь,  и,  приподнявшись  на
цыпочках, прильнула к его губам, прижалась грудью к его груди, кожей  ощущая
прохладный, гладкий шелк дорогой сорочки и нежное плетение кружев.  Анжелика
не решалась спросить, когда он придет снова, но, когда посторонилась,  чтобы
пропустить его, губы у нее слегка дрожали, а в карих  глазах  стояли  слезы.
Доминик задержался на пороге, затем с  почти  отсутствующим  видом  протянул
указательный палец и притронулся к копчику ее носа.
   -  Возьми  с  собой  в  Сен-Чарлз  кого-нибудь  из   друзей.   И   можешь
воспользоваться моим экипажем, мне он сегодня не понадобится, Анж.
   - Я провожу тебя до выхода, Доминик. - Лицо Анжелики расцвело в радостной
улыбке.
   - Нет, мне некогда ждать, пока ты что-нибудь на себя наденешь.
   Делакруа стал спускаться по лестнице - не спеша, однако на  Рэмпарт-стрит
вышел раньше, чем Анжелика успела запахнуть шелковый пеньюар.
   Солнце уже садилось,  когда  Доминик  подходил  к  собственному  дому  на
Чартрес-стрит.  Сегодняшний  визит  к  Анжелике  был  незапланированным,  но
полуудача в деле с Элизой Латур и ее родственниками  несколько  обескуражила
Делакруа, а он не любил оставаться с носом: это  злило  и  расслабляло  его,
чего в том деле, каким он занимался, никак нельзя было  допускать.  Анжелика
была прекрасна, но, чтобы вновь обрести уверенность  и  ясность  мысли,  ему
понадобится время. Ведь он хочет произвести впечатление своим  появлением  в
резиденции Латуров. Значит, следует поторопиться с переодеванием  и  ужином.
Торопиться Доминик Делакруа не любил почти так же, как быть обескураженным.
   Сайлас ждал его в прохладной с высоченным потолком комнате, выходящей  на
заднюю веранду третьего этажа.
   - Бриджи до колен, месье? - спросил он, аккуратно проводя одежной  щеткой
по серебристо-серому сюртуку.
   - Да, пожалуй. - Уже знакомая сардоническая  улыбка  снова  тронула  губы
Доминика. - Пред светлые очи мадам Латур нужно являться только  неотразимым,
и ей не останется ничего иного, кроме как любезно приветствовать гостя, хотя
и нежеланного.
   Сайлас, который не  был  посвящен  в  план  своего  хозяина,  ограничился
ухмылкой и начал править бритву на кожаном ремне. Это был дородный детина  с
матросским хвостиком  на  затылке  и  руками,  загрубевшими  и  покрывшимися
мозолями за долгие годы  лазанья  по  мачтам.  Однако  брил  он  Доминика  с
предельной осторожностью и деликатностью, столь удивительными при его грубой
внешности. Сайлас помог хозяину облачиться в вечерний костюм  из  тончайшего
шелка с восхитительными кружевами и снимал с него пылинки до тех  пор,  пока
не счел вид хозяина безукоризненным.
   - Я позволил себе сказать на кухне,  что  вы  будете  ужинать  во  дворе,
месье. Вечер уж больно хорош, свежий воздух вам не помешает. - В его  голосе
слышалась тоска, и Доминик усмехнулся.
   - Мы скоро снова выйдем в море, Сайлас. Вот только проверну это дельце  -
и пустимся на поиски удачи.
   - А потом снова станем на якорь, месье? - Сайлас задал свой вопрос как бы
невзначай, словно ответ был ему в высшей степени безразличен.
   - А вот над этим, Сайлас, я как раз сейчас и тружусь.  Доминик  вышел  на
веранду и спустился по внешней лестнице во двор, где под  густой  магнолией,
усыпанной душистыми, похожими на восковые цветами, стоял столик с зажженными
свечами. Предупредительный слуга пододвинул хозяину стул, налил вина в бокал
и накладывал в тарелку еду, которую приносили из кухни на больших  блюдах  и
оставляли рядом на сервировочном столике.
   Вечер был действительно восхитителен: небо освещала полная луна, а воздух
благоухал вербеной, жасмином и магнолией. Доминик  ел  не  спеша,  сдерживая
свое нетерпение и запрещая себе думать  о  главном  деле  этого  вечера.  Он
переключил  свое  внимание  на  красоту   пейзажа,   на   прекрасный   букет
бургундского вина и утонченный вкус соуса, которым было приправлено  главное
блюдо ужина. В результате этих усилий Доминик был сыт, спокоен  и  уверен  в
себе. В этот момент у входной двери звякнул колокольчик, и спустя  несколько
минут до