ийском обществе не принято есть  руками,  -
заметил он, прежде чем неотрывный взгляд Гарета стал очевидным для всех.
- Я уже говорил об этом раньше.
   - О да, я забыла, - сказала она торопливо, кладя кость на  тарелку  и
облизывая пальцы. - Мне кажется,  глупо  пользоваться  ножом  и  вилкой,
когда пальцами и зубами можно действовать гораздо ловчее.
   Смех Гарета разнесся по всей комнате и, ударившись в обшитые панелями
стены, вернулся эхом.
   - Верно, - согласился он, - это очень глупо. - В таких вопросах много
чепухи. Почему нельзя есть руками, если хочется?
   - Я думаю, испанские обычаи очень отличаются от английских, - сказала
Люси с несколько  деревянной  улыбки--  Вам,  должно  быть,  трудно  все
запомнить.
   - Верно, -  с  обезоруживающей  искренностью  согласилась  Тэмсин.  -
Надеюсь, Люси, вы не откажетесь помочь  мне.  Не  сомневаюсь,  ваш  брат
будет рад, если вы избавите его от некоторых неприятных обязанностей.  Я
знаю, он находит их тягостными.
   Улыбка ее стала шире, когда она бросила  взгляд  на  Джулиана,  и  на
щеках появились ямочки. Он удивился, почему не  замечал  их  раньше.  Ее
щеки слегка раскраснелись,  глаза  блестели.  Лакей  снова  наполнил  ее
стакан вином, и Джулиан поймал себя  на  том,  что  считает  выпитые  ею
стаканы. Этот был третьим.
   Она продолжала вести себя непривычным для него образом на  протяжении
всего обеда. Единственное, что в ней изменилось под  воздействием  вина,
это то, что ее глаза заблестели ярче. Джулиан по опыту знал, что  Тэмсин
редко делала что-либо  без  задней  мысли.  Значит,  она  хотела  с  ним
помириться.
   Ясно было, что Гарет очарован Тэмсин, его взгляд неотступно  следовал
за ней, ловя каждое движение, и громогласный смех  приветствовал  каждую
ее выходку. Люси же  становилась  все  более  молчаливой.  Тэмсин  ни  в
малейшей степени не поощряла его, но, чтобы добиться внимания со стороны
Гарета Фортескью, в этом и не было надобности.
   Когда дамы встали из-за стола и направились в гостиную, Гарет с видом
знатока понюхал портвейн.
   - Живая маленькая штучка, верно? Мне  всегда  казалось,  что  испанцы
чертовски по-пуритански относятся к своим женщинам - монастыри, дуэньи и
все  прочее.  Но  эта  девочка  -  самое  живое  существо,  которое  мне
доводилось встречать.
   - Вы всегда умеете найти деликатную  форму  выражения  своих  мыслей,
Гарет, - сказал Джулиан ледяным тоном. Зять уже был сильно пьян, и  щеки
его пылали, а глаза косили.
   - О, прошу прощения, Сент-Саймон. - Гарет широко улыбнулся.  -  Я  не
хотел никого обидеть. Разумеется, она маленькая  невинная  девочка.  Вы,
кажется, сказали, что ее отец был испанским грандом?
   - И близким другом Веллингтона, - подчеркнул Джулиан.
   - Надо полагать, богатым? Я слышал, эти гранды богаты. - Гарет  икнул
и выбрал виноградину из вазы, стоявшей перед ним.
   - Насколько мне известно.
   Тема не казалась многообещающей, и даже  Фортескью,  похоже,  наконец
это понял и погрузился в скорбное молчание. Перспектива провести  долгие
летние месяцы в доме своего неприветливого шурина, без Марджори, которая
могла  бы  подсластить  пилюлю,  показалась  ему  теперь  гораздо  менее
привлекательной.
   В гостиной Люси старалась  восстановить  равновесие,  сидя  на  месте
хозяйки за столом, накрытым к чаю.
   - Вы в Испании пьете чай после обеда?
   - Как правило, нет.
   Тэмсин задумчиво смотрела на Люси. Ей казалось, что  сестре  Джулиана
необходимо некое сестринское внимание и руководство. Вопрос заключался в
том, как справиться с этим трудным делом и не выдать себя?
   Люси разлила чай.
   - Мы всегда добавляем в него молоко потом, - объяснила она  несколько
скованным тоном.
   - Зачем?
   - Чтобы каждый мог подобрать крепость  по  своему  вкусу,  -  сказала
Люси. - Если налить молоко сразу, это сделать невозможно.
   - Да, пожалуй, это верно, - согласилась Тэмсин, садясь на диван рядом
с Люси. - Я должна это запомнить. Расскажите мне о своем муже.
   - Почему вы хотите о нем узнать?  На  щеках  Люси  появились  красные
пятна, когда она передавала Тэмсин чашку.
   Тэмсин сделала глоток и решила, что сейчас не время для чаепития.
   - Потому что мне кажется, вам требуется небольшая помощь,  -  сказала
она искренне. - После десяти месяцев брака муж все еще  должен  спать  в
постели жены. Если вы не примете меры, он будет все больше отдаляться от
вас и проявлять интерес к другим женщинам.
   - О, как можно говорить о таких вещах? - Люси потрогала свои пылающие
щеки. - Да и что вы можете об этом знать?
   - Я испанка, - сказала Тэмсин  довольно  загадочно.  -  Возможно,  мы
более откровенны в этих вопросах.
   Она поднялась и подошла к буфету. Ей следует  обходить  острые  углы,
если она действительно хочет помочь Люси, но их беседа нынешним  вечером
и обед в обществе Гарета Фортескью убедили ее, что юная Люси нуждается в
помощи.
   Она  налила  себе  стакан  вина,  сочувственно  глядя  на  смущенную,
раскрасневшуюся и негодующую молодую женщину.
   - Вы любите своего мужа, Люси?
   - Конечно, люблю! - В синих, как фарфор, глазах засверкали слезы. - И
он любит меня.
   - Да, конечно, он вас любит. - Тэмсин снова села. - Но он старше  вас
и значительно опытнее. Вам приятно быть с ним в постели?
   Онемевшая Люси уставилась на нее. Тэмсин кивнула.
   - Вы, конечно, были девственницей. И я не думаю, чтобы он позаботился
выяснить, что приятно вам. Мужчины такого типа часто ведут себя подобным
образом.
   - Что вы хотите сказать? - Люси искала подходящие слова, не способная
поверить, что и впрямь слышит то, что слышала.  -  Я  не  хочу  об  этом
говорить.., это ужасно.., непорядочно.
   - О, ради всего святого, Люси! Если вы не будете об этом говорить, то
как вы научитесь заниматься любовью? А если вы не научитесь наслаждаться
ею, и муж тоже не будет получать от этого удовольствия. И тогда вы  и  в
самом деле окажетесь в плачевном положении.
   Непринужденно кивнув, она отпила немного вина.
   - Сесиль всегда говорила мне о ханжестве англичан и  о  том,  что  их
женщины ничего не знают об удовольствии... Собственно говоря, когда  она
была девушкой, считалось ужасным, чтобы женщина получала наслаждение  от
занятий любовью.
   - Сесиль? - переспросила Люси слабым голосом.
   - Моя мать. Она бы говорила  с  вами  точно  так  же,  как  я,  Люси,
поэтому,  пожалуйста,  не   обижайтесь,   Люси   не   сводила   глаз   с
необыкновенной  девушки,  смотревшей  сочувственно  и  проникновенно   и
заставлявшей ее чувствовать себя так,  будто  она  на  приеме  у  врача.
Прежде чем она успела собраться с силами и привести мысли в  порядок,  в
гостиную пожаловали Джулиан и Гарет.
   - Люси объясняла мне, как правильно наливать чай, - сказала Тэмсин. -
Могу я теперь налить чаю джентльменам, Люси?
   Люси отодвинулась от подноса, и Тэмсин заметила, что ее  руки  слегка
дрожат. Когда Джулиан предложил, чтобы  сестра  поиграла,  она  неохотно
подошла к фортепьяно. Голова ее была так полна  услышанным,  что  пальцы
отяжелели, и после двух неудачных попыток сыграть народную  песню  Гарет
сказал ей грубо;
   - О, ради Бога, Люси! Пощади наши уши. Это похоже на вопли  дерущихся
котов.
   Люси уронила крышку инструмента, и та с грохотом упала.
   - Прошу прощения. - Она встала и вернулась на свое место на диване. -
Уверена, что вы предпочитаете послушать, как  играет  Тэмсин.  Наверняка
среди  ее  многочисленных  талантов  есть  и  этот,  -  Я  не  играю  на
фортепьяно, только на гитаре, - сказала Тэмсин с готовностью, не обращая
внимания на ядовитый тон Люси. Она привела девушку в состояние  шока,  и
утром, когда Люси переварит то, что узнала, готовилась возобновить  свое
наставничество.
   - Как экзотично, - пробормотала Люси.
   - Но это не считается экзотичным там,  откуда  я  родом,  -  ответила
Тэмсин. - Там это считается весьма скромным дарованием.
   - Как и многое другое, полагаю.
   - Возможно.
   Джулиан нахмурился, слушая колкие реплики Люси и видя, как мягко,  не
проявляя ни малейшей враждебности, ей отвечала Тэмсин. Но Люси  источала
недоброжелательство.
   Гарет прочистил горло.
   - Думаю, перед сном я прогуляюсь в деревню. Надеюсь всех вас  увидеть
завтра утром. - Он наклонился к Люси и клюнул ее  в  щеку.  -  Спокойной
ночи, дорогая.  Не  засиживайся  допоздна.  Путешествие  было  долгим  и
утомительным.
   Щеки Люси побледнели, но потом их затопил  малиновый  румянец.  Глаза
невольно метнулись к Тэмсин, которая старательно избегала ее взгляда.
   Дверь за Гаретом закрылась, и Люси поспешно поднялась с места.
   - Я и вправду очень устала.  Если  вы  извините  меня,  я  отправлюсь
спать.
   В голосе слышались слезы, и она провела рукой по  глазам,  перед  тем
как выйти из комнаты.
   - Ублюдок! - процедил Джулиан сквозь зубы. -  Черт  бы  меня  побрал,
если я позволю ему путаться с  деревенскими  шлюхами,  пока  моя  сестра
плачет  там,  наверху,  -  Да,  очень  неделикатно  с  его  стороны,   -
согласилась Тэмсин. - Но, если вы  заставите  его  силой  вернуться,  он
надуется. Такой уж характер.
   Джулиан хмуро посмотрел на нее, заметив, что она еще  держит  в  руке
стакан с вином.
   - Почему сегодня ты так глубоко ныряешь? Мне казалось,  ты  почти  не
пьешь.
   - О, вовсе нет, - сказала она лениво, проводя рукой по волосам. Глаза
ее были обольстительно прищурены, она сидела в  большом  кресле,  поджав
под себя ноги. - Но вино заставляет меня забыть о тормозах и дает толчок
моей фантазии. Не пойти ли нам наверх, раз ваши гости исчезли?
   Перспектива общения с  Тэмсин,  еще  более  расторможенной  и  полной
фантазий, была пьянящей. Ее фиалковые глаза манили,  звали  его,  легкое
тело, изогнувшееся в кресле, излучало желание. Никогда не  будет  в  его
жизни женщины, подобной этой.
   - Прости меня, -  сказал  он.  -  У  меня  есть  кое-какая  работа  в
библиотеке.
   Это пренебрежение  было  столь  неожиданным,  что  Тэмсин  продолжала
ошеломленно смотреть на уже закрывшуюся за ним дверь. Слезы обжигали,  и
она сердито заморгала, чтобы смахнуть их. Она весь вечер предлагала  ему
мир, и, казалось, он готов был его принять, покончить с их ссорой. И так
холодно отвернуться от нее...
   Но она не должна потерпеть поражение! Ее рот упрямо сжался.

Глава 19

   Гарет брел домой, в Тригартан, по лунной дороге,  печально  обдумывая
свое положение: в маленькой корнуолльской  рыбачьей  деревушке  не  было
развлечений. В тавернах Фоуи оказалось прискорбно мало молодых  бабенок,
готовых пуститься во все тяжкие с  высокородным  представителем  высшего
общества. Хотя хозяйка "Корабля" подмигнула  ему  и  разрешила  скромную
ласку - прикоснуться  к  ее  перезрелой  груди,  когда  наклонилась  над
столом, подавая кружку джина с водой. К  сожалению,  в  этот  момент  на
сцене появился ее муж, внешне приветливый и  добродушный,  но  со  столь
мощными бицепсами, что они вполне могли соперничать с ручищами Габриэля,
с которым хозяин выпивал в глубине пивной.
   Удивительная внешность  у  этого  шотландца.  По-видимому,  он  вроде
телохранителя, очень  странный  тип.  Собственно  говоря,  решил  Гарет,
скромно рыгнув, все это дело чрезвычайно странное, с  какой  стороны  ни
посмотри: Джулиан покидает свои любимые  поля  сражений  и  играет  роль
опекуна при никому не известной испанской девице. Конечно, он делает это
по приказу  герцога  Веллингтона,  и  это  все  объясняет.  Джулиан  так
неукоснительно следует своему долгу, Решив пройти по проселочной дороге,
Гарет попытался нырнуть в отверстие в изгороди, но  нога  зацепилась  за
перекладину, и он чуть было не полетел головой вперед. Тихонько ругаясь,
он восстановил равновесие и пошел дальше через поле.
   Близнецы Пенхэлланы также находились в таверне и пили, сидя  в  углу.
Он обменялся с ними кивками, но в Лондоне они не принадлежали  к  одному
кругу,  поэтому  у  него  не  возникло  потребности  пойти  на   большее
сближение.  В  этих  двоих  было  нечто  чертовски  подозрительное...  В
Пенхэлланах текла дурная кровь, и всем это было известно.
   Гарет все-таки нырнул в отверстие в живой изгороди из колючих  кустов
ежевики и остановился. Внизу и позади  огни  Фоуи  уже  погасли,  горел,
раскачиваясь, лишь фонарь на набережной на случай,  если  бы  кто-нибудь
пожелал ночью переправиться через реку. Впереди виднелись только поле  и
вершина утеса. До него доносился плеск волн у берега, у  подножия.  Черт
возьми, он ведь не заблудился? Следовало идти по дороге. Гарет посмотрел
вверх,  на  звездное  небо,  напрягая  зрение   и   пытаясь   определить
расстояние, и уловил блеск огонька сквозь стволы  деревьев  впереди.  Он
понял, что, должно быть, это ворота Тригартана.
   С удвоенной энергией Фортескью зашагал дальше и почувствовал огромное
облегчение, когда узнал каменные ворота в конце дорожки.  Часы,  вынутые
из нагрудного кармана, показывали одиннадцать. В Лондоне ночь только  бы
начиналась, а здесь в это время он мог  рассчитывать  лишь  на  то,  что
будет слушать шум моря да крики сов.
   Когда он приблизился к дому, поперек тропинки  упала  огромная  тень.
Сердце подпрыгнуло и остановилось где-то в горле. Он круто повернулся  и
увидел гиганта Габриэля с фонарем в руке. Габриэль дружески улыбнулся:
   - Надеюсь, вечер был для вас приятным. Славная компания, эти уроженцы
Корнуолла.
   Гарет  оцепенел  от  того,  что  слуга  заговорил  с  ним   с   такой
фамильярностью.
   - Послушайте, приятель...
   - Ох, малый, я тебе не приятель.  -  Габриэль  произнес  это  тем  же
дружеским и приветливым тоном. - К  тому  же  я  не  слуга.  Моя  работа
заключается в том, чтобы приглядывать за девчушкой, как я  это  понимаю.
Потому избегай всяких недоразумений и помни об  этом.  А  теперь  доброй
ночи.
   Габриэль повернулся и направился к торцу дома,  потом  остановился  и
поглядел через плечо.
   - Кстати, малый, я бы на твоем месте не уделял слишком много внимания
жене Джебедии.
   И он ушел, насвистывая, и скрылся за углом  дома,  оставив  Гарета  в
молчаливом негодовании и изумлении.
   "Да, - подумал Габриэль. - Этот зять полковника - сущий  болван.  Дай
ему в  руки  пистолет,  и  он  прострелит  собственную  ногу.  Не  может
остановиться,  если  начинает  пить".  Габриэль  вошел  во   двор,   где
помещались конюшни, и по лестнице поднялся в чисто  выбеленную  комнату,
которую разделял с Хосефой. Он  предпочитал  уединение  этого  помещения
любому другому в главном здании, и спальня над конюшней была ему  милее,
потому что походила на простые комнатки в деревенском  доме,  к  которым
привыкли Хосефа и он.
   Верная спутница тихонько приветствовала его, когда, нырнув под низкую
притолоку, он вошел в веселую и чистенькую комнатку. У его  женщины  был
талант: она умела создать уют и атмосферу дома  везде,  куда  бы  их  ни
забросила судьба, даже в самых неподходящих для этого местах. По  правде
говоря, как часто утверждал Габриэль, она смогла бы  устроить  дом  даже
под кактусом. Он плюхнулся на низкий стул, а Хосефа захлопотала  вокруг,
стаскивая с него сапоги, - Сегодня вечером мне встретились кузены  нашей
девчушки, - сказал он, расстегивая рубашку,  пока  Хосефа  наливала  ему
вечернюю кружку рома. Женщина кивнула, в глазах ее блеснуло внимание.  -
Право же, мерзкая на вид парочка, - продолжал он, раздеваясь. - За  ними
стоит последить.
   Хосефа собрала его одежду, упавшую на пол,  заботливо  сложила  ее  и
спрятала  в  деревянный  сундук.  Пока  Габриэль  раздумывал,   она   не
произнесла ни слова, а он  излагал  обрывки  разговоров,  скорее  затем,
чтобы прояснить собственные мысли, чем для того, чтобы поделиться с ней.
Но Хосефа слушала и кивала, и он знал, что она все запоминает, и если бы
ему когда-нибудь потребовался совет, она охотно и разумно  высказала  бы
его, но только в том случае, если бы он об этом попросил.
   Шотландец осушил кружку и с  блаженным  стоном  упал  на  постель,  и
пружины заскрипели под его тяжестью. Хосефа улеглась рядом с ним,  и  он
потянулся к теплой, податливой округлости ее тела и  зарылся  головой  в
мягкую грудь. Она пробормотала  что-то  ласковое  и  обвила  его  своими
пухлыми руками.
   - Ты жемчужина,  женщина,  -  бормотал  Габриэль,  а  она,  улыбаясь,
поглаживала его спину. - Но за этими близнецами, безусловно, нужен  глаз
да глаз...

***

   Раздражение Гарета усугубилось, когда он вошел в дом  и  увидел,  что
его лакированные сапоги заляпаны грязью и от них  исходит  острый  запах
скотного двора. Холл тускло освещался толстой восковой свечой,  стоявшей
на столе у подножия лестницы, а рядом находились  еще  две  незажженные,
чтобы каждый вошедший мог взять одну из них  и  осветить  себе  путь  по
темной  лестнице.  Из-под  двери  библиотеки  виднелась  полоска  света.
Значит, Сент-Саймон еще был на ногах, и ему  могла  понадобиться  свеча.
Предположим, был кто-то еще, кому надлежало запереть  дверь  изнутри.  А
может быть, живя здесь, у самой опушки леса, они не  заботились  о  том,
чтобы запирать двери?
   Гарет зажег свечу и тяжело затопал вверх по  лестнице.  Две  свечи  в
канделябре,  прикрепленном  к  стене;  освещали  длинный  коридор.  Дом,
казалось, вымер. Он нашел дверь спальни  в  конце  коридора  и  тихонько
открыл ее. Полог вокруг  кровати  был  задернут,  лунный  свет  струился
сквозь тонкие летние занавески на окне.
   - Это ты, Гарет? - послышался нервный голос Люси с затененной пологом
постели.
   - А кто же еще?
   Он сам заметил, что тон груб, но вонь, исходившая от его сапог,  была
почти невыносимой. Он сбросил их, опираясь  на  каминную  подставку  для
дров, потом поднял и осторожно выставил за дверь, чтобы утром мальчик их
вычистил.
   Гарет разделся, натянул ночную рубашку и  направился  в  гардеробную.
Потом остановился. Будь он проклят, если лишит себя  приличной  постели.
Ему не в  чем  обвинять  себя,  нет  причины  спать  на  узкой  кушетке,
предназначенной только для дневного сна.
   Он задул свечу  и  раздвинул  полог.  Люси  свернулась  клубочком  на
дальнем краю кровати,  ее  темные  волосы  были  при-,  крыты  кружевным
чепчиком. Он скользнул в постель рядом с женой. Тепло  сладко  пахнущего
тела заполняло всю  темную  пещеру  постели.  Он  протянул  руку,  чтобы
коснуться ее, и почувствовал, как она тотчас же отшатнулась.
   Вздохнув, Гарет перекатился на свою половину и отвернулся. Он не  был
негодяем и ненавидел, когда она плакала и дрожала под  ним,  и  понимал,
что причиняет ей боль. Время от  времени  он  подвергал  их  обоих  этой
пытке, потому что от этого должен был  зародиться  ребенок.  Как  только
появятся один или  двое  наследников,  они  смогут  отказаться  от  этих
мучений.
   Он закрыл глаза и вызвал в своей памяти  образ  Марджори,  ее  умелые
руки, пленительные движения и ласки...
   Люси лежала  с  открытыми  глазами,  глядя  в  темноту,  стараясь  не
заплакать и думая о тех ужасных вещах, о которых  говорила  Тэмсин.  Как
она  посмела  разговаривать  подобным  образом?  И  откуда,  ради  всего
святого, она могла знать.., она, незамужняя девица?
   Джулиан слышал, как вернулся Гарет, и ждал, пока его шаги не затихнут
на лестнице, потом погасил свечи и покинул библиотеку. Он запер на засов
парадную дверь, зажег свечу и отправился спать, оставив гореть  свечи  в
коридоре на всякий случай, чтобы никто ночью не заблудился.
   Его собственные апартаменты, состоявшие  из  спальни,  гардеробной  и
личной гостиной, помещались в центральной  части  дома.  Их  стрельчатые
окна были обращены к лужайке и морю. По другую сторону находилась башня.
Напротив располагались спальни для  гостей,  самые  просторные  из  этих
апартаментов занимали его сестра с мужем.
   Джулиан  вошел  в  спальню,  ощущая  беспокойство  и  утомление.  Его
угнетали семейные неприятности сестры, но главная  причина  недовольства
коренилась не в этом. Ему вспомнился волшебный свет, струившийся из глаз
Тэм