го щеку.
   - Ерунда. - Слуга моргнул и стряхнул ее руку. -  Ерунда  по  сравнению  с
тем, чего я заслуживаю, - ответил он,  и  гримаса  отвращения  исказила  его
лицо. - Слепой дурак, я обязан был их заметить! Месье спустит с меня шкуру.
   - Это вовсе не ваша вина! - запротестовала  Женевьева.  -  Как  вы  могли
предвидеть?
   - Должен был, - мрачно сказал Сайлас. - Если бы вы  не  среагировали  так
быстро...
   - Ну ладно, пойдемте домой, посмотрим вашу рану.  -  От  ее  внимания  не
ускользнула нотка восхищения в голосе матроса, что доставило Женевьеве явное
удовольствие.
   Сайлас редко выказывал одобрение,  и  если  выказывал,  то  делал  это  с
неохотой. Остаток пути до дома они  проделали  без  приключений,  но  Сайлас
наотрез отказался от помощи Женевьевы.
   - Я должен отправиться в Елисейский дворец и доложить обо всем  месье,  -
твердо заявил он. - А вы заприте дверь и никому не открывайте.
   - Месье вернется через час или около того, Сайлас. Можно и подождать.
   - Если вы так думаете, вы плохо знаете месье,  -  ответил  матрос.  -  Он
вздернет меня на нок-рее, если я не доложу ему обо всем немедленно.
   - Ну позвольте мне хотя бы смазать вашу рану.
   - Чем хуже я буду  выглядеть,  тем  лучше  для  меня,  мадемуазель.  -  В
виноватых глазах матроса мелькнула смешинка.

***

   В коридорах Елисейского дворца толпились  чиновники,  военные,  участники
празднества, просители и дипломаты. При виде  матроса  с  серьгой  в  ухе  и
конским хвостиком на затылке, интересующегося, где найти месье Фуше и  месье
Делакруа,  они  удивленно  поднимали  брови.  Однако  в  конце  концов   его
препроводили в большую прямоугольную комнату с высокими окнами и черно-белым
мраморным полом.
   Увидев Сайласа, Доминик поднялся с кушетки, на которой беседовал с  Фуше,
и быстро пересек комнату.
   - Черт возьми, что случилось, парень? - Его обычно  ровный  голос  звучал
хрипло и взволнованно. - Где Женевьева?
   Сайлас сглотнул, нервно облизал губы и, ничего не приукрашивая, ничуть не
пытаясь выгородить  себя,  рассказал  о  случившемся.  Доминик  выслушал  не
перебивая, выражение его лица снова стало бесстрастным.
   - Тебе нужно заняться своей раной, - только и сказал он, потом повернулся
к министру:
   - Мы продолжим наш разговор в следующий раз,  Фуше.  Но  вы  можете  быть
уверены, что "Танцовщица" будет стоять у  Рошфора  до  тех  пор,  пока  дело
императора не решится тем или иным образом. Министр Фуше кивнул и спросил:
   - Как вы думаете, кто напал на мадам? Или это случайность?
   - Никакой случайности, -  ответил  Доминик.  -  Думаю.  что  это  Жан-Люк
Легран, но доказательств у меня нет.
   - А почему Легран проявляет подобный интерес к вашей  жене?  -  В  хитрых
глазах старика сквозило любопытство.
   - Это долгая история, и лучше ее не ворошить, - твердо отрезал Доминик  и
откланялся.
   - Извините меня, месье, - тараторил Сайлас, пока они шли по коридорам,  -
я понимаю, что виноват. Если бы мадемуазель действовала не так быстро...
   - Я тебя разорву надвое, - перебил его  Доминик,  сухо  улыбаясь.  -  Как
только промоешь рану, отправляйся на пристань и найди лодку, которая отвезет
вас с Женевьевой в Гавр. Там вы оба сядете на корабль и вернетесь в Америку.
   Сайлас выслушал  приговор  в  стоическом  молчании.  Мадемуазель,  нельзя
отправлять в такое путешествие одну, и, раз на его долю выпало быть при  ней
нянькой, лучше было не возражать.
   Однако Женевьева думала иначе. Как только Доминик ступил  на  порог,  она
бросилась к нему и стала объяснять, что Сайлас ни в чем не  виноват.  Объект
ее защиты,  пробормотав  нечто  невразумительное,  тут  же  исчез.  Притянув
девушку к себе, Доминик не удержался от  смеха.  Крепость  объятия,  однако,
была единственным свидетельством его сочувствия.
   - Не такой уж я людоед, фея. Я и пальцем не тронул парня!
   - Но ты внушаешь людям дьявольский страх, - с шутливой укоризной  сказала
Женевьева. - Я прекрасно понимаю, что Сайлас сейчас чувствует.
   Глаза Доминика стали серьезными, он отпустил ее и прошел в гостиную.
   - Я должен сделать так, чтобы подобное не повторилось.
   - Впредь мы будем вдвойне осторожны, - пообещала Женевьева, усаживаясь на
подлокотник кресла. - Но я уверена, что больше они на это не пойдут.
   Доминик почувствовал приближение ссоры и собрал всю свою выдержку:
   - Я не готов рисковать, Женевьева, поэтому отправляю  ,  тебя  обратно  в
Америку.
   Кровь отхлынула от ее лица, блеск желто-карих глаз померк.
   - Не поняла.
   - Сейчас Сайлас отправится на пристань и договорится  о  том,  чтобы  вас
обоих доставили в Гавр. Там вы сядете на корабль.
   - А ты как же? - "Не может быть, чтобы он говорил все это всерьез. Скорее
всего я что-то не правильно поняла".
   - У меня здесь дела, обязательства, которыми я не имею права пренебречь.
   Женевьева не могла  поверить  в  реальность  того,  что  Доминик  сказал.
Невероятных  трудов  стоило  ей   заставить   себя   говорить   спокойно   и
рассудительно:
   - Если мне нужно куда-то ехать, почему я не могу проделать этот  путь  на
борту "Танцовщицы"?
   - "Танцовщица" должна стоять в Рошфоре на случай, если срочно понадобится
Наполеону. Это часть обязательств.  Которые  я  на  себя  принял,  -  сказал
Доминик  так  же  спокойно,  как  Женевьева;  ему,  однако,  не  нужно  было
притворяться, поскольку ничего страшного в этом он не  находил.  -  Если  ты
подвергаешься риску нападения, то твое присутствие  на  "Танцовщице"  делает
уязвимой и ее. Я этого допустить не могу. До тех пор, пока ты  остаешься  во
Франции, ты - в опасности, а я не могу  сейчас  тратить  время  и  отвлекать
людей на то, чтобы охранять тебя.
   Капер считал, что лучше говорить откровенно: есть обязанности, которые он
должен выполнить, а присутствие Женевьевы и ее преследование могут помешать.
Для ее собственной безопасности и чтобы развязать Доминику руки, она  должна
оказаться как можно дальше от Франции. А если каперу придется тревожиться за
Женевьеву и постоянно за ней присматривать, а придется непременно, пока  она
не будет достаточно  далеко  отсюда,  исполнение  его  миссии  окажется  под
угрозой.
   "Значит, Доминик, отсылает меня, вот так просто, безо всякой  подготовки,
без обсуждения. Кладет конец приключению, перечеркивает  нашу  любовь,  нашу
страсть, даже не намекая на продолжение дружеских отношений  когда-нибудь  в
будущем, где-то в другом месте. И все потому, что я вдруг  стала  помехой  с
выполнении его обязанностей?" Даже в самом страшном сне Женевьева  не  могла
себе представить, что их отношения закончатся вот так, холодно  и  внезапно,
только из-за того, что по шкале его приоритетов  она  вдруг  соскользнет  на
одно из последних мест.
   - И что мне делать в Америке? - спросила она  подавленно.  -  Едва  ли  я
смогу вернуться домой.
   - Ну разумеется, нет, - деловито согласился он. - Что ты  будешь  делать,
зависит прежде всего от того, где пришвартуется твой корабль. Я, конечно же,
позабочусь о том, чтобы у тебя было более чем достаточно средств  для  того,
чтобы обосноваться.
   - Я не желаю обосновываться в Америке! -  выкрикнула  Женевьева,  которую
столь благоразумное деловое обсуждение ее будущего привело в отчаяние.
   Обосноваться в качестве кого? Она встала и  расправила  плечи.  Если  это
конец их любви, то она сделает его таким, каким она считает нужным.
   - Я имею право сама принимать решения и сама выбирать собственную судьбу.
Разве не это ты предложил сделать мне, когда взял из дома моего  отца?  Меня
нельзя просто так вычеркнуть из жизни, откупиться от меня, как от  надоевшей
любовницы. - Рыдание сдавило ей горло. - Тебе , нет нужды  беспокоиться  обо
мне. Ты не несешь за меня ответственности. Я никогда не была помехой в твоих
делах и намерения такого не имела. - Она смахнула  непрошеную  слезу  и  без
паузы продолжила:
   - И мне не нужны твои деньги, чтобы обосноваться, благодарю.
   Доминик был так потрясен этим яростным монологом, что слушал не прерывая,
но, когда янтарный вихрь ее шелкового платья метнулся к двери,  бросился  за
Женевьевой.
   - Что это ты такое несешь, глупая девчонка? - Голос его звучал всего лишь
раздраженно,  словно  он  разговаривал  с  неразумной  капризулей,  и   надо
признать, что именно так он и думал о Женевьеве в тот момент.
   Доминик не вникал в слова, не слышал боли зрелой женщины в ее голосе,  он
воспринимал  упрямство   Женевьевы   лишь   как   недозволенные   пререкания
избалованного ребенка, не желающего делать то, что велят.
   Его  слова,  тон,  какими  они  были  произнесены,  тяжесть   его   руки,
погладившей  плечо,  оказались  последней  каплей.  Женевьева  вырвалась   и
побежала в вестибюль.  Всего  секунду  Доминик  стоял  пораженный,  а  потом
бросился за ней. В этот момент услышал громкий крик Сайласа и грохот и  звон
разбитого стекла.
   Увидев Сайласа, лежащего на спине среди  осколков  хрустальной  посуды  и
залитого темно-красными подтеками  марочного  портвейна,  Доминик  застыл  в
дверях,  потеряв  несколько  драгоценных  секунд:  Женевьева  успела   пулей
выскочить через парадную дверь на улицу, прежде чем дважды  пострадавший  за
этот день Сайлас и совершенно сбитый с толку Доминик сумели прийти в себя.
   - Господи Иисусе! - Доминик почувствовал дуновение холодного ветра и,  не
обращая внимания на Сайласа, подбежал ко все еще распахнутой двери.
   Женевьева янтарным вихрем уносилась по улице.  Доминик  бросился  вперед,
выкрикивая ее имя. На углу он увидел закрытый экипаж с занавешенными окнами,
и его охватила паника:  он  понял,  что  Женевьева,  целиком  погруженная  в
собственное горе, не замечает кареты. Делакруа закричал, чтобы  предупредить
ее, но ему только и оставалось, что с  роковой  неизбежностью  наблюдать  за
тем, как коренастая фигура выпрыгнула из экипажа, и Хрупкая Женевьева тотчас
исчезла в складках ее темного плаща. Лишь по взметнувшейся длинной  юбке  да
мелькнувшим из-под нее белым кружевам можно было  догадаться,  как  неистово
она сопротивлялась. Из глубины кареты протянулась еще пара рук, и  Женевьеву
втащили внутрь. Хлопнула дверца, и  экипаж  завернул  за  угол  прежде,  чем
Доминик успел пробежать половину расстояния до него.
   - Проклятие! Дьявол! - Тяжело дыша и брызгая вином,  появился  Сайлас.  -
Чего это она взбесилась, месье?
   Доминик неподвижно стоял на тротуаре. Он закрыл глаза и запустил пальцы в
и без того взъерошенную от ветра и быстрого бега шевелюру.
   - Это я виноват, Сайлас! Боже милостивый, поверить не могу, что  оказался
таким бесчувственным простофилей! Надоевшая любовница!  Женевьева  подумала,
что я отправляю ее потому, что.., и правильно, что еще она  могла  подумать?
Не могла же она читать мои мысли. Я ведь, черт меня побери, не сказал ей  ни
слова о том, что чувствую.., я ожидал, что она... - Капер яростно выругался.
   - Что мы теперь будем делать? - спросил  Сайлас,  плетясь  за  капером  в
спальню и оставив попытки что-либо понять.
   - Сначала надо разузнать, куда ее увезли, - буркнул Доминик, доставая  из
ящика стола два пистолета.
   - Да, месье, - с непробиваемым спокойствием согласился Сайлас. -  Но  как
это узнать?
   - Фуше снабдит меня адресом Леграна. - Доминик засунул пистолеты за пояс.
- Начнем с этого. Понадобятся люди -  с  полдюжины.  Ты  знаешь,  какие  мне
нужны. Приведи их сюда к вечеру. Мы не можем терять ни минуты.
   Лицо Доминика исказила гримаса боли, и на этот раз Сайласу было  нетрудно
понять ее причину. Он мрачно кивнул и вышел из дома.
   Стараясь  гнать  от  себя  чудовищные  картины,  которые   рисовало   ему
воображение, Доминик вскочил в седло и снова отправился в Елисейский дворец.
Однако обнаружил, что, утратив привычный контроль над событиями, он  потерял
и способность здраво мыслить и, следовательно, эффективно действовать.  Что,
будь проклято все на свете, они с ней  делают?  Неужели  причинят  ей  боль?
Хватит ли у Женевьевы ума отдать им то, чего они хотят,  без  сопротивления?
Доминик Делакруа хорошо представлял себе, что именно  этим  игрокам  от  нее
нужно. Боже милосердный! Ведь  случилось  же  тогда,  в  Марокко,  так,  что
команда галеона ворвалась в рыбацкую деревушку в поисках сбежавшего пленника
и наткнулась на неожиданную забаву. В голове бешено  проносились  картины  -
нагая, истерзанная, поруганная! Он как сейчас слышал ее отчаянные рыдания  -
о, как она рыдала от горя и унижения в тот страшный день!
   Вместо невозмутимого властного  креола  перед  Фуше  предстал  мужчина  с
затравленным взглядом и посеревшим лицом.  За  поясом  у  него  торчали  два
пистолета, шпага висела в ножнах, и было ясно, что он намерен пустить в  ход
весь этот арсенал.
   - А я уже собирался послать  вам  записку,  -  сказал  Фуше.  -  Бонапарт
готовится выступить на Брюссель и сразиться с Веллингтоном и Блюхером.
   - К черту Бонапарта! - выпалил Доминик. -  Легран  похитил  Женевьеву.  У
него ведь есть дом в Париже, не так ли? Фуше кивнул:
   - На улице Риволи. Но повезет ли он ее туда, зная, что  вы  пуститесь  за
ним вдогонку?
   - Легран не уверен, знаю ли я, что мадам именно у него. - Еще не закончив
фразы, Доминик понял: он действительно этого не знал наверняка, и голос  его
стал холодным и невыразительным. - Но даже если бы Легран был в этом уверен,
полагаю, у него не слишком обширные планы. Он жаждет мести и, когда добьется
своего, позаботится, чтобы Женевьева не смогла ничего рассказать и  опознать
своих похитителей - чтобы у меня не было доказательств. Леграну  нужно  лишь
продержать ее пленницей, пока он с ней не покончит, а потом,  имея  солидную
стражу и крепкие запоры, будет считать себя неуязвимым.
   Фуше вздрогнул, увидев ледяную бездну в глазах собеседника.  Если  Легран
считал себя неуязвимым, то его ждет суровое разочарование.
   - Жан-Люк Легран известен своей безжалостностью, - тихо подтвердил он.  -
И щепетильность ему неведома.
   - Иного я и не предполагал, вот почему время не терпит. -  Страдальческая
и в то же время чуть циничная улыбка  тронула  губы  пирата.  -  Себастиани,
великий князь Сергей, Чолмондели также, не отличаются щепетильностью.
   - Они тоже?
   - Хотелось бы не ошибиться. Вы извините меня за то, что планы  императора
в настоящий момент меня не слишком интересуют?
   - Да,  разумеется.  -  Фуше  нахмурился.  -  Почему  бы  вам  открыто  не
прибегнуть к помощи властей?
   - На каком основании? И неужели  вы  действительно  думаете,  что  кто-то
бросится мне на помощь? - Доминик сардонически поднял  брови.  -  Легран  не
дурак. Он надежно спрячет Женевьеву, никакой обыск не поможет. Нет, я должен
найти ее сам.
   Покинув Елисейский дворец, Доминик  нашел  Сайласа  в  компании  шестерых
смахивающих на разбойников мужчин - матросов,  найденных  им  на  набережной
Сены. Поговорив с ними всего несколько  минут,  Доминик  убедился,  что  они
будут преданы тому, кто платит им в данный момент, готовы  строго  выполнять
приказы и что они далеко не глупы. Это были  опытные  поножовщики  -  Сайлас
знал, что месье  предпочитает  именно  таких,  когда  предстоит  действовать
хитростью.
   Одного  из  наемников  отправили  в  разведку  на  улицу  Риволи.  Гладко
выбритый, одетый в шерстяные штаны и куртку Слуги,  он  выглядел  достаточно
респектабельно, чтобы проникнуть на кухню барского дома. В эти  дни  повсюду
шаталось множество людей в поисках  случайной  работы,  и  более  удачливые,
сумевшие получить постоянное место, редко гнали их от ворот.
   Как только настала  темнота,  Доминик  с  Сайласом  прокрались  на  улицу
Риволи. С парадного входа особняк, примыкавший к  другим  домам,  обращенным
фасадами на высокую стену, окружавшую сад Тюильри,  казался  неприступным  -
здесь была лишь огромная, наглухо закрытая  дверь.  Обменявшись  понимающими
взглядами, мужчины разошлись и нырнули в боковые улочки, чтобы разведать все
вокруг дома. Час спустя они нашли то, что искали.

Глава 26

   Ощущение было уже знакомым, однако на сей раз  куда  более  ужасным,  чем
когда она заменила собой Элизу и являлась  добровольной  жертвой  похищения.
Тогда в конце пути ей грозила лишь встреча с  разгневанным  пиратом.  Теперь
подпрыгивающая карета, в которой она лежала,  как  цыпленок,  со  связанными
руками и ногами и с кляпом во  рту,  несла  Женевьеву  туда,  где  ее  ждали
четверо разгневанных "любовников".
   Однако она обязана предстать перед ними с  достоинством,  если,  конечно,
будет такая возможность. Если ее не бросят к их ногам беспомощную, связанную
и лишенную возможности говорить. Женевьева не  могла  сказать,  кто  из  них
пугал ее больше и кто вызывал большее отвращение. Но она должна взять себя в
руки и бесстрашно встретиться с негодяями лицом к лицу.
   Доминик непременно придет ей на помощь. Когда и  каким  образом,  она  не
представляла. Но должен прийти, и она обязана продержаться до этого момента.
Если только капер срочно не понадобится Наполеону, тогда ему  некогда  будет
заниматься ее спасением. В конце  концов,  она  сама  виновата  в  том,  что
случилось. Но даже думая так, она верила, что и Наполеон не  удержит  капера
от того, чтобы броситься ей на помощь. "Пусть наш роман окончен. Но  Доминик
меня не бросит в беде.
   Гордость не позволит ему так поступить независимо от того, что он  теперь
чувствует ко мне".
   Карета резко накренилась на  повороте,  и  Женевьева,  которая  не  могла
выставить руки, поскольку они были связаны,  сильно  ударилась  головой,  но
кляп поглотил ее невольный крик, а слезы она скрыла, быстро зажмурившись. За
исключением тех нескольких секунд, которые понадобились, чтобы  связать  ее,
заткнуть рот и кинуть на сиденье, две безмолвные фигуры, сидевшие  напротив,
вели себя так,  словно  пленницы  вовсе  не  существовало.  Теперь  один  из
похитителей наклонился и помог ей сесть прямо,  прислонив  к  поскрипывающей
коже диванной подушки. Ничего особенного, но Женевьева с ужасом поняла,  что
испытывает благодарность даже за столь малый знак сочувствия, проявленный ее
облаченными в черное похитителями, которые сильно смахивали на воронов.
   Наконец экипаж замедлил ход и остановился. Один из воронов открыл  дверцу
и спрыгнул на землю. Другой поднял Женевьеву и передал ее в протянутые  руки
первого. Женевьева лежала неподвижно, но внимательно смотрела  по  сторонам:
двор, окруженный высокой стеной, большой дом со  множеством  окон,  огромный
тополь, корни которого вздымали камни брусчатки.
   Через узкую высокую дверь ее внесли в тускло освещенный коридор.  Никаких
признаков присутствия людей она не заметила, хотя поняла,  что  находится  в
крыле, предназначенном для слуг, судя по всему, очень богатого  дома.  Стены
здесь были  свежевыкрашенными,  ковры  новыми.  Ковер  покрывал  даже  узкую
лесенку, по которой ее теперь несли наверх - редкая роскошь  для  непарадной
части дома. Дойдя до верхней площадки, человек толкнул дверь.
   Здесь ее посадили в кресло и освободили от кляпа. С болезненной  гримасой
на лице Женевьева провела языком по губам, стараясь снять  ворсинки  шерсти,
оставленные шарфом, который они использовали в  качестве  кляпа.  Молчаливый
похититель наклонился, чтобы развязать ее щиколотки, потом  снял  веревки  с
запястий.
   - Вы найдете здесь все необходимое, чтобы  привести  себя  в  порядок.  -
Впервые услышала она голос  своего  сопровождающего  и  от  испуга  чуть  не
подпрыгнула.
   Если он и заметил это, то не подал  виду,  просто  распрямился  и  вышел,
закрыв за собой дверь; в замке повернулся ключ.
   Женевьева находилась в маленькой спальне: кровать со столбиками,  шезлонг
и платяной шкаф. Стеклянная перегородка в одном углу, таз и кувшин  с  водой
на  умывальном  столике  -  в  другом.  Примечательная  особенность  комнаты
состояла в том, что в ней не было  ни  одного  окна.  Верхняя  часть  двери,
ведущей в коридор, была застеклена, и  оттуда  в  комнату  проникал