ал он медовым голосом. -  Скажи
мне, где Лонга.
   Она молчала, стараясь забыть об этой хижине, где трепетал свет  свечи
и по крыше которой бесконечно барабанил дождь, она  пыталась  отрешиться
от холодного лезвия, острие которого теперь плотно прижалось к ее груди.
Но оно еще не впилось в ее тело...
   - Ты скажешь мне, где Лонга, - продолжал француз  тем  же  задумчивым
тоном. - А потом опишешь  перевалы  через  горы  Гвадеррамы,  те  самые,
которыми пользуетесь ты и твои друзья.
   Она молчала. Мужчина, стоявший за спиной, резко развернул ее лицом  к
стене. Веревка снова туго натянулась, и  ей  опять  пришлось  встать  на
цыпочки: теперь они прицепили  веревку  к  крюку  на  стене  много  выше
прежнего. Она почувствовала прикосновение ножа к спине, и это было хуже,
много хуже, потому что она не могла его  видеть.  Острие  ножа  прошлось
вдоль ее хребта, царапая кожу, она застыла в  ожидании  первого  пореза.
Конечно же, с нее будут медленно сдирать кожу; из бесчисленных маленьких
ран кровь будет сочиться по капле, пока наконец не потечет рекой.
   Она ощутила странный запах. С секунду Тэмсин  не  могла  понять,  что
это: слишком много усилий  требовалось,  чтобы  побороть  ужас  ожидания
следующего прикосновения ножа. Позади  кто-то  кашлянул.  Она  перестала
дышать. Туго стягивающий горло ошейник и страх мешали свободному доступу
воздуха... Но нет, причиной был дым. Густой черный дым вполз в щель  под
дверью. Маслянистый зловонный дым клубился в хижине, бросая вызов дождю.
Дым был едким и удушливым.
   Чертыхнувшись, Корнише рванулся  к  двери.  Один  из  офицеров  успел
опередить его и распахнуть ее настежь, но отступил перед новыми  клубами
черного дыма.
   Послышался звук рожка. Дерзкий звонкий зов. И тут началась паника.  В
удушливом дыму мужчинам пришлось  сражаться  с  одетыми  во  все  черное
призраками, которые появлялись, казалось, неизвестно  откуда  с  саблями
наголо. Резкий сухой треск ружейных выстрелов  смешивался  с  криками  и
проклятиями. Послышался вопль боли.
   Стоя на цыпочках, Тэмсин попыталась повернуться спиной  к  стене,  но
руки  у  нее  были  связаны,  и  приходилось  только  представлять,  что
происходит в едкой черноте за ее спиной.
   Мысли  метались,  она  пыталась   сосредоточиться   и   понять,   как
использовать эту  удивительную  удачу.  Но  что  можно  сделать,  будучи
привязанной? А может быть, это Габриэль?
   Затем как по волшебству удерживавшая ее  у  стены  натянутая  веревка
ослабла, и Тэмсин упала на колени.
   - Встань! - К ней обращались по-английски. Легкое движение за спиной,
и она почувствовала, что ее запястья тоже свободны.
   Тэмсин не стала попусту тратить время на выяснения и испытывать  свою
удачу.  Она  медленно  поднялась,  задыхаясь  в  густом   черном   дыму,
клубившемся вокруг.
   - Быстро! -  скомандовал  тот  же  голос.  -  Шевелись!  Чья-то  рука
подтолкнула ее к выходу. Тэмсин не любила подчиняться приказам, властные
манеры спасителя раздражали ее, но обстоятельства были не таковы,  чтобы
возражать. Глаза саднило от дыма, першило в  горле,  легким  не  хватало
воздуха: каждый вдох давался с трудом... Она увернулась от впечатавшейся
в спину руки и нырнула вбок, чтобы поднять свою рубашку, неясно белевшую
на полу. Вот так-то лучше: она сунула руки в  рукава.  Прикрыв  ладошкой
нос и рот, Тэмсин вновь стала пробираться к выходу, ощущая между лопаток
все ту же твердую как железо длань.
   Вокруг  нее  сновали  мужские  фигуры.  Они   чертыхались"   кашляли,
оступались в дыму, пробираясь к  двери.  Снаружи  было  едва  ли  лучше.
Казалось, что все хижины дымятся, выплевывая в дождь жирные клубы  дыма.
А фигуры в мундирах все сновали туда-сюда,  хватая  пожитки  под  резкие
крики команд.
   И снова послышался звук рожка, и она  узнала  сигнал  к  отступлению.
Идущий за ней пролаял:
   - Шестой, ко мне!
   Потом ее ноги оторвались от земли, и  Тэмсин  почувствовала,  что  ее
несут, спаситель бежал сквозь грязь и дождь, лавируя меж синих  мундиров
французов.
   Внезапно рядом с ними оказались  люди  в  черных  плащах,  и  вместе,
плечом к плечу, они  понеслись  к  поляне,  где  двадцать  лошадей  били
копытами о землю и тихонько ржали, почуяв дым,  -  белки  их  глаз  были
заметны и в темноте.
   Полковник Сент-Саймон легко подсадил свою  "ношу"  на  спину  боевого
коня и привычно молниеносным движением вскочил в седло позади нее.
   - Габриэль! - закричала вдруг девушка. - Я должна разыскать Габриэля!
   Неожиданно для полковника она вырвалась из тисков сжимавших ее рук  и
соскочила на землю.
   У Сент-Саймона не оставалось  времени  на  раздумья.  Он  спрыгнул  с
лошади и ринулся за своей добычей, уже почти скрывшейся  в  темноте.  Он
схватил Тэмсин прежде, чем  она  одолела  несколько  ярдов.  Его  пальцы
сомкнулись на ее запястье.
   - Проклятие! Куда это ты направилась?
   Тэмсин не видела его лица,  она  различала  лишь  нечетко  очерченный
могучий силуэт в переплетенной тенями и  проблесками  света  темноте.  И
снова от властного тона ее передернуло, но, вспомнив, что, каков  бы  он
ни был, она у него в долгу - да еще в каком! - гордая  дочь  Эль  Барона
взяла себя в руки и ответила как могла вежливо:
   - Благодарю вас за то, что  вы  выручили  меня  из  такого  неловкого
положения, сэр. Не знаю причины  вашего  поступка,  но  я  искренне  вам
признательна. Однако теперь я справлюсь сама, и  в  первую  очередь  мне
надо найти Габриэля.
   Она попыталась высвободить плененное запястье.
   "Неловкое положение"! И она  называла  неловким  положением  то,  что
оказалась  полуголой,  привязанной  за  шею  и  ожидающей   мучительной,
медленной пытки ножом!  Видимо,  она  считала,  что  он  действовал  под
влиянием чистого альтруизма или будто спасение было даровано ей свыше. В
других обстоятельствах Сент-Саймон мог бы счесть такое дикое заблуждение
даже забавным.
   Откуда-то из лагеря, из-за ограды,  в  воздух  взметнулось  пламя,  и
треск ружейных выстрелов заглушил беспорядочные  крики  и  вой.  Джулиан
услышал, как один из его людей резко закричал что-то позади них. Не было
времени препираться с Фиалкой. И чем яростней она пыталась вырвать руку,
тем крепче он сжимал ее.
   - Кажется, ты заблуждаешься, - заявил он, расстегивая свободной рукой
тяжелый черный морской плащ. - Теперь ты - гостья Армии  Его  Величества
на Полуострове, дитя мое.  Надеюсь,  ты  должным  образом  оценишь  наше
гостеприимство.
   Один взмах руки, и плащ окутал легкую гибкую  фигурку.  Руки  девушки
снова оказались плененными - теперь тяжелыми складками  плаща.  Она  еще
пыталась что-то говорить, когда полковник  сгреб  ее,  туго  спеленутую,
словно младенца, и прижал головой к своей груди.

***

   Прежде чем ее окутал плащ, Тэмсин успела увидеть лишь красный  мундир
и знаки полковничьего чина. Теперь ее нос упирался в золотой галун, и  в
щеку  врезались  блестящие  пуговицы.  Конечно,   ее   положение   резко
изменилось за эти несколько минут, но, раз  уж  она  снова  оказалась  в
плену у солдат, нельзя сказать, что оно изменилось к лучшему.
   Спаситель,   превратившийся   в   тюремщика,   вскочил   на   лошадь,
по-видимому, нисколько  не  обремененный  своей  ношей.  На  всю  поляну
раскатились звуки команды,  и  небольшая  группа,  сплошь  состоящая  из
черных плащей, пустила коней, вскачь и растаяла во мраке.
   Тэмсин скоро поняла, что бессмысленно сражаться с плотно окутывавшими
ее складками плаща. Державшая ее рука напоминала  железный  обруч  и  не
давала  возможности  хоть  чуточку  отодвинуться  от  обтянутой  красным
мундиром груди, да и лошадь под  нею  неслась  с  такой  быстротой,  что
попытка спрыгнуть, если бы таковая оказалась возможной, была  равноценна
самоубийству.
   Пока  ее  мозг  лихорадочно  работал,  она  позволила   своему   телу
расслабиться. Что нужно от  нее  англичанам?  Вероятно,  то  же,  что  и
французам. Интересно, у них такие же методы? Чертовы солдаты  оставались
все теми же зверями, независимо от того,  какого  цвета  мундир  носили.
Синий, красный, зеленый, черный - не все ли равно?  И  золотой  галун  и
эполеты тоже ничего не меняли.
   В памяти поплыли кошмарные видения той чудовищной ночи, когда солдаты
пришли в Пуэбло-де-Сан-Педро. В ее ушах  звенели  крики,  она  так  живо
ощутила запах  крови,  будто  снова  стояла  с  Габриэлем  и  беспомощно
наблюдала за бойней... Где сейчас Габриэль?
   Мысль о том, что Габриэль все еще в руках французов, в то  время  как
ее увозил Бог знает  куда  английский  кавалерийский  офицер,  вытеснила
призрачные образы, ярость и отчаяние придали  ей  сил,  и  внезапно  она
снова начала рваться на свободу.
   Но талию будто сдавило железным обручем. Тяжелая ладонь  так  прижала
ее лицо к шершавой ткани мундира, что она уже с трудом могла дышать. Это
был верный способ заставить ее перестать рваться на свободу.
   Теперь Тэмсин снова лежала  тихо.  Когда-нибудь  эта  безумная  гонка
кончится, и она должна приберечь силы, чтобы бежать.
   Она попыталась уже сейчас продумать возможные способы бегства, тогда,
конечно, когда ее ноги наконец коснутся  твердой  земли.  Ясно  же,  что
какой-то надутый  наглый  английский  офицер  не  сравнится  живостью  и
быстротой ума с Фиалкой. Она знала эти края  как  свои  пять  пальцев  и
славилась умением находить выход из любых ситуаций.
   Джулиан чувствовал, что в этом на вид хрупком теле, которое он крепко
прижимал к себе, еще немало энергии... Даже  когда  она  лежала  тихо  и
казалась покорной, в ней ощущалась  решимость.  Фиалка  была  сама  себе
законом, как и ее отец Эль Барон, и  уже  успела  показать  свое  умение
лавировать меж громоздких машин правосудия обеих армий, когда занималась
своим доходным и нелегальным промыслом. Но Джулиан не  собирался  терять
бдительность и доверять мнимой покорности пленницы  только  потому,  что
сейчас это разбойничье отродье оказалось целиком в его власти.
   Кавалькада достигла берега Гвадианы и остановилась. Ни единого  звука
погони, только плеск воды в реке. Ночное небо цветом напоминало  деготь,
и в такой темноте, конечно же, и думать нечего было искать в реке брод.
   - Сержант!
   - Да, сэр.
   Задрапированный в плащ силуэт кавалериста отделился  от  остальных  и
подъехал к полковнику.
   - Мы разобьем здесь лагерь и останемся до рассвета,  а  утром  поищем
брод. Поглядите, нельзя ли найти какое-нибудь убежище от  этого  чертова
дождя. Что там, за деревьями?
   Полковник указал хлыстом на темное пятно невдалеке на равнине.
   Сержант отдал приказ, и кавалькада двинулась легким  галопом,  следом
за ними тронулся и полковник. Сент-Саймон был мрачен и сосредоточен:  он
размышлял, что делать с пленницей, когда они спешатся.
   В рощице они нашли пристанище  -  заброшенную  деревянную  хижину,  у
которой  уцелела  только  половина  крыши,  и  полуразвалившийся  амбар.
Солдаты  шестой  бригады  привыкли  располагаться  на  ночлег  в   самых
неподходящих  условиях.  За  время  четырехлетней  войны  с  Наполеоном,
которого англичане пытались изгнать из  Испании  и  Португалии,  палящее
солнце летом и ледяные дожди и  ветры  зимой,  обычные  для  Иберийского
полуострова, приучили военных к любым неудобствам.
   Солдаты  стреножили  лошадей  под  деревьями  и  принялись   собирать
хворост, чтобы под защитой амбарных стен разложить костры. У них  всегда
был в наличии сухой трут, а стало быть, даже мокрое  дерево  можно  было
"умаслить" и заставить гореть, хотя пламя получалось невеселым.
   Полковник  спрыгнул  с  коня,  не  выпуская  из  рук  теперь  уже  не
сопротивлявшуюся пленницу, и зашагал к хижине.
   - Растопите огонь, сэр, - посоветовал сержант, входя вместе с ним,  -
и даже здесь вы будете в уюте и тепле. Я принесу сухой трут,  оставшийся
после атаки на "лягушатников" ,  и
еще, думаю, не повредит добрая кружка чаю.
   -  Звучит   соблазнительно,   сержант,   -   сказал   Сент-Саймон   с
отсутствующим  видом.  -  Поставьте  пикеты  вокруг  рощи.  Не  в  наших
интересах привлекать ненужное внимание.
   Он опустил глаза и скользнул  взглядом  по  той,  которую  так  и  не
выпустил из рук.
   Как  только  он  ослабил  хватку.  Фиалка  повернула  голову,  и   он
встретился с взглядом ее темных глаз,  казавшихся  огромными  на  тонком
лице, формой напоминавшем сердечко. Она смотрела пристально, в глазах ее
он  прочел  любопытство,  и  менее  скептически  настроенного   человека
выражение ее лица могло бы обмануть кажущейся безмятежностью.
   - Ну и что теперь, английский полковник? - Она говорила  по-английски
с таким слабым акцентом, что только очень чуткое ухо могло его уловить.
   - Ты хорошо говоришь по-английски?
   - Конечно, моя мать была англичанкой Вы собираетесь опустить меня  на
пол?
   - Если я это сделаю,  дашь  ли  ты  мне  слово,  что  не  попытаешься
бежать?
   В ее глазах блеснуло нечто, похожее на насмешку.
   - И вы поверите слову разбойницы, английский полковник?
   - А ему следует верить?
   Она рассмеялась:
   - Мое дело - знать, а ваше, полковник, выяснить это.
   Насмешка резанула Джулиана, прозвучала  для  него  почти  что  личным
оскорблением.  По-видимому,  разбойница  просто  не  осознала,  что   ее
сегодняшнее благополучие зависит целиком от его доброй воли.
   - Спасибо за предупреждение, - сказал он сухо. - Я учту его.
   Он оглядел маленькую негостеприимную комнату:
   - Думаю, мне следует воспользоваться тем  воротником,  что  надел  на
тебя Корнише, не забыв закрепить его, - так будет спокойней.
   - В этом нет никакой необходимости, - ответила она быстро, и внезапно
ее  глаза  приобрели  кроткое  и  умоляющее  выражение.  -   Пожалуйста,
полковник, опустите меня на  пол.  Как  я  могу  убежать,  когда  кругом
столько ваших людей?
   Внутренне улыбнувшись, Сент-Саймон  подумал:  "Ну  что  за  маленькая
актриса!" Но его было трудно обмануть.
   - Я с удовольствием опущу тебя на пол, - процедил он.  -  Но  извини,
если я приму некоторые меры  предосторожности.  Сержант,  принесите  мне
длинную веревку.
   Тэмсин проклинала собственную глупость. Положительно, она недооценила
этого  полковника,  он  оказался  особым  экземпляром  -  образец  цвета
веллингтоновской  кавалерии.  Она   позволила   гневу   ослепить   себя,
наслаждалась своим презрением и отвращением  ко  всему  этому  надутому,
самовлюбленному выводку  с  золотыми  галунами  и  пуговицами,  но,  как
оказалось, полковник вовсе не был так слеп и глуп, как  подсказывала  ей
ее гордыня.
   Она почувствовала под ногами  твердую  землю,  но  так  как  все  еще
оставалась пленницей под тяжелыми складками плаща, не  могла  сделать  и
шагу.
   - Садитесь, сеньорита! - пригласил полковник  голосом,  гладким,  как
шелк. - Пол немного  сырой,  но  боюсь,  что  в  данных  обстоятельствах
проявления моего гостеприимства несколько ограниченны.
   Сент-Саймон взял у сержанта длинную веревку  и,  так  как  Тэмсин  не
откликнулась на его приглашение, тотчас же поло, жил ей руки на плечи  и
заставил сесть.
   Снова  ее  сопротивление  оказалось  напрасным.  Тэмсин  и  не  стала
сопротивляться, а просто покорно опустилась  на  пол  и  прислонилась  к
сырой стене. Снова эта поза! И она  предалась  мрачным  воспоминаниям  и
размышлениям о своем переходе из огня да в  полымя.  Она  мрачно  ждала,
когда англичанин прикрепит веревку к ошейнику, все еще  болтавшемуся  на
шее, но, к ее облегчению и радости, вместо этого  полковник  нагнулся  и
связал ее щиколотки, свободный же конец веревки привязал к пряжке  своей
перевязи  с  саблей.  Длина  веревки  позволяла  ему  довольно  свободно
передвигаться по замкнутому пространству, чего  нельзя  было  сказать  о
Тэмсин,  но  это  неудобство  нельзя  было  и  сравнить  с  унизительным
"сидением на цепи".
   Руки оказались свободными, и  она  могла  теперь  распустить  складки
плаща и надеялась, что сумеет освободить и щиколотки, если  этот  зоркий
англичанин отвлечется или уснет. Тэмсин отстегнула ненавистный ошейник и
отбросила его как можно дальше от себя.
   Полковник поднял бровь, но не сказал ни слова  и  не  сделал  попытки
водрузить ошейник на место. Вероятно, у  него  были  собственные  методы
укрощения строптивых и он предпочитал их. Тэмсин закуталась  в  плащ  и,
свернувшись калачиком, стала ожидать дальнейших событий. , Теперь в  той
части хижины, что была защищена крышей, потрескивал небольшой  костерок,
и сержант пытался приладить над ним котелок  с  водой.  Мигала  масляная
лампа, отбрасывая чудовищные тени. Полковник расстегнул мундир, развязал
седельные сумки и занялся их содержимым. Снаружи  до  Тэмсин  доносились
шарканье и приглушенные голоса солдат, устраивавшихся на ночлег на своем
импровизированном бивуаке.
   Ее рот наполнила слюна, когда  она  увидела,  что  англичанин  достал
каравай хлеба и извлек из пакета холодное  мясо.  Сержант  готовил  чай,
вымачивая драгоценные листья в кружке, чтобы чай как следует  настоялся,
прежде чем заварка будет вылита в котелок с кипящей водой.
   "Да, похоже, эти англичане умеют позаботиться о  своих  удобствах,  -
размышляла Тэмсин, - даже в таких далеких от комфорта условиях".
   Джулиан наслаждался ужином. Он принял из рук сержанта кружку с  чаем,
поблагодарил  его,  и  сержант  ушел,  чтобы  присоединиться   к   своим
товарищам, расположившимся под деревьями. Полковник будто и  не  замечал
пленницу, пока с жадностью и очевидным удовольствием пил чай. Он  решил,
что Фиалке будет  полезно  поголодать  -  это,  несомненно,  улучшит  ее
характер.
   - Что ты сказала  Корнише?  -  внезапно  спросил  он.  Тэмсин  пожала
плечами и закрыла глаза. Обычное упрямство почему-то покинуло ее, и  она
почувствовала, что, как никогда, близка  к  тому,  чтобы  заплакать.  Ей
хотелось выпить чашку чаю. Даже больше, чем есть. Собственно говоря,  ей
даже казалось, что она способна совершить убийство из-за чашки  горячей,
дымящейся красновато-коричневой жидкости - желание было  столь  сильным,
что в горле стало сухо, как в пустыне.
   - Ничего.
   - Я полагаю, они только принялись за тебя? Она не ответила.
   - Что он хотел знать?
   - Почему вы обращаетесь со мной, как  с  пленницей?  -  ответила  она
вопросом на вопрос. - Я не враг англичанам. Я помогаю партизанам,  а  не
французам.
   - Пока это сулит тебе прибыль, как я понимаю, - сказал он, и в темной
лачуге его голос прозвучал как щелканье бича.
   - Не притворяйся патриоткой. Мы все знаем, чем занимается Фиалка.
   - А какое это имеет к вам отношение. - спросила она с яростью,  забыв
о голоде и усталости. - Я не причинила вам вреда. Я не вмешиваюсь в дела
английской армии,  Вы  заполонили  всю  мою  страну,  ведете  себя,  как
богоданные герои-победители. Сплошное самодовольство,  смотрите  на  нас
свысока...
   - Ты, придержи  язык!  -  Сент-Саймон  вскочил  на  ноги,  глаза  его
засверкали. - Четыре года этот  проклятый  полуостров  орошается  кровью
англичан, выполняющих работу за  твоих  соотечественников  и  пытающихся
спасти тебя и твою страну из-под  пяты  Наполеона.  Из-за  твоей  жалкой
страны я потерял больше друзей, чем могу сосчитать!  Ты  хоть  понимаешь
это?
   Могучая  фигура  нависла  над  ней,  но  Тэмсин  не  сделала  попытки
отодвинуться.  Внезапно  он  наклонился,  схватил  ее  за  подбородок  и
повернул лицом к мигающей лампе:
   - Понимаешь?
   Голос его  казался  спокойным,  но  ярость,  как  обнаженное  лезвие,
сверкала в его ярко-голубых глазах,  змеилась  меж  плотно  сжатых  губ,
превратившихся в жесткую прямую линию.
   - У англичан свои причины оставаться на полуострове, - ответила  она,
не отводя взгляда. - Англии не выжить, если Наполеон удержит  Испанию  и
Португалию. Он закроет их порты для торговли с  англичанами,  и  вы  все
умрете с голоду.
   Оба они знали, что она говорила правду. Наступило  молчание.  Он  все
еще держал ее за подбородок, приблизив к  ее  лицу  свое  та