ть,  парень,  -  нетерпеливо  перебил  его  Виктор.  -
Делакруа не мог ожидать, что его сюда пригласят. Он не какой-нибудь  наивный
простачок, - укоризненный взгляд, коим Виктор сопроводил это  замечание,  не
оставлял  никакого  сомнения  в  том,  кто  именно  заслуживает   последнего
определения. - Ты прекрасно знаешь, что мне совершенно безразлично,  как  ты
проводишь время в городе. Можешь якшаться с кем хочешь, но ты  обязан  четко
разделять, кого можно представлять моей жене и твоим кузинам, а кого -  нет.
У Женевьевы и так нет никакого уважения к условностям, а тут еще ты  подаешь
дурной пример.
   При  воспоминании  о  скандальном  поведении  дочери   и   о   том,   как
беззастенчиво откровенно она сообщила, что управляющий мстит Амелии  за  то,
что рабыня посмела отказать ему, а муж  даже  попытался  ее  защитить,  лицо
Латура  стало  наливаться  кровью.  В  отличие  от  большинства   таких   же
плантаторов, как он, Виктор был решительным противником связей между  своими
служащими и рабами. Только потому, что это вело к вражде  и  беспорядкам.  В
результате мистеру Кингу Придется искать себе другую  работу,  а  Виктору  -
нового управляющего. Конечно, Латуру не пришлось бы этим заниматься, если бы
его дочь не совала свой нос в дела, которые не касаются молоденьких девушек.
   От этих неприятных размышлений его отвлекло нечто  не  менее  неприятное.
Доминик Делакруа имел наглость засвидетельствовать почтение хозяину, и Латур
был  вынужден  ему  любезно  отвечать.  Николас  воспользовался  случаем   и
незаметно улизнул, сделав все, что от него требовалось:  Доминик  больше  не
нуждался в его помощи.

Глава 3

   Каморку освещал лишь лунный свет, проникавший через  окно,  расположенное
во внешней стене, посредине между  полом  и  потолком.  Темнота  не  смущала
Женевьеву, за пять часов заточения она успела изучить все уголки  и  щели  в
закутке, служившем кладовкой для кухонных принадлежностей. Это была одна  из
двух находившихся в разных концах  задней  террасы  комнат.  Вторая  служила
Виктору Латуру кабинетом. В щель под дверью проникали веселые звуки  званого
вечера, а Женевьева сидела на бочонке с соленьями и  то  откусывала  кусочек
сухого печенья, то облизывала палец, который макала  в  банку  с  клубничным
вареньем. По сравнению с деликатесами,  которыми  угощали  гостей,  это  был
более чем скромный ужин; тем не менее она  считала,  что  легко  отделалась,
потому что единственным серьезным наказанием в настоящий момент  можно  было
считать скуку.
   В очередной раз облизав палец, девушка встала  и  подтащила  бочонок  под
окно. Вид сада внизу едва ли мог представлять какой-нибудь интерес,  но  все
же какое-никакое разнообразие, к тому же вечерний воздух приятно охладил  ей
лицо, когда она оперлась  подбородком  на  подоконник.  Хруст  гравия  внизу
заставил ее приподняться на  цыпочки  и  выглянуть  наружу.  Ошибиться  было
невозможно. "Так, значит, он решил воспользоваться приглашением, -  подумала
Женевьева. - Но зачем? Что интересного может быть для Доминика  Делакруа  на
церемонном вечере, устроенном Элен Латур? Элиза, что ли, его так  очаровала?
Разумеется, нет.  Элиза,  конечно,  красива,  невинна,  простодушна,  как  и
полагается креольской девушке. Но это вовсе не те  качества,  которые  могут
привлечь такого субъекта, как месье Делакруа, если слухи о нем достоверны. А
сомневаться в этом не приходится".
   От фасада дома отделилась  и  ступила  на  лужайку  еще  одна  фигура,  и
Женевьева узнала своего кузена. В подслушивании  разговора  юная  узница  не
видела ничего предосудительного, тем более что у нее просто не было  выбора.
А посему она навострила ушки и затаила дыхание. Мужчины остановились как раз
под ее окном.
   - Все прошло хорошо, Доминик? - спросил Николас с явным волнением.  -  "И
почти умоляюще", - подумала Женевьева. - Вы поговорили с Латуром?
   - Только обменялся любезностями. Но большего я на первый раз и не ожидал.
- Фитилек пламени вспыхнул в  темноте,  засветился  кончик  сигары,  которой
глубоко затянулся Доминик, и Женевьева Не без  удовольствия  ощутила  аромат
сигарного дыма, колечками поднимавшегося вверх. - Но почва взрыхлена: теперь
Латур не сможет отказаться говорить со мной, когда я зайду к  нему  в  офис.
После того как я был принят в его доме в качестве гостя, это невозможно.
   - А Элиза? - в голосе Николаса послышалось  смущение.  -  Раз  все  пошло
хорошо с ее отцом, есть ли необходимость...
   - Какой вы неискушенный, Николас! - с легкой издевкой ответил Доминик.  -
Кузина, смею вас заверить, была  бы  страшно  разочарована,  если  бы  я  не
попытался.., продолжить наше знакомство. Кстати, я жду ее здесь с минуты  на
минуту, так что не будете ли вы любезны удалиться?
   - Вы обещали, что не обидите ее, - напомнил Николас почти с  отчаянием  в
голосе. - Я бы ни за что не согласился, если бы...
   - Не думаю, чтобы вы находились в положении,  позволявшем  вам  поступить
иначе, - холодно оборвал его тот, кто был старше и сильнее.
   Женевьева почувствовала неприятное покалывание у  корней  волос.  Она  не
поняла ничего из того, что говорилось внизу, но услышанного было достаточно,
чтобы лишь укрепиться во мнении: Доминик Делакруа очень опасный человек.
   - Но если ее увидят здесь, в саду, наедине с  вами,  разразится  страшный
скандал.
   -  Приглашение  исходило  от  мадемуазель,  уверяю  вас,  Николас.  Я  не
настолько безрассуден, чтобы предложить ей это так скоро после знакомства.
   Элиза  самовлюбленная  дурочка!  Женевьева  от  досады  прикусила   губу,
стараясь понять, в чем же суть их разговора, или, точнее, заговора.
   - Дон Лоренцо... - жалко начал Николас.
   - Слепой самодовольный дурак, - резко прервал его капер. -  Ваша  кузина,
дорогой приятель, - плод, созревший для  того,  чтобы  его  сорвали,  и  чем
скорее высокомерный кастилец завалит ее на постель, до или после брака,  тем
больше у него шансов получить ее все еще целомудренной.
   Женевьева невольно кивнула, соглашаясь с этим трезвым замечанием.  Она  и
сама давно так считала. Элиза пребывала в  полном  смятении  от  перспективы
долгих лет замужества без страсти, о которой мечтала в глубине души, и мысль
о том, что она может  так  и  не  познать  счастья  любви,  приводила  ее  в
отчаяние.  Женевьева  знала  и  понимала,  как   хочется   сестре   испытать
романтическое  увлечение,  прежде  чем  она   станет   богатой,   уважаемой,
благородной матроной. Но если Элиза надеется на легкое приятное  приключение
с Домиником Делакруа, то сильно ошибается:  в  его  огне  можно  спалить  не
только крылышки - Женевьева в этом не сомневалась.
   Однако она пока не понимала,  почему  Доминик  склонен  поощрять  девичью
глупость и какую роль во всем этом играет Николас.
   - Вы обещали, что ее репутация  не  пострадает,  -  повторил  Николас,  и
теперь его голос звучал настойчиво.
   - Это уж как леди сама пожелает, - рассмеялся Доминик, и Женевьева  снова
почувствовала, как шевелятся ее волосы: смех был отнюдь  не  добродушным.  -
Чтобы добиться своей цели, мне не нужно губить ее репутацию. Однако если она
будет настаивать... - Капер снова рассмеялся, и кончик его  сигары  вспыхнул
ярче. - А теперь поскорее уходите, мой дорогой Николас.  Вы  исполнили  свой
долг,  и  я  освобождаю  вас  в  дальнейшем  от  какой   бы   то   ни   было
ответственности.
   Долг? Небеса милосердные, что происходит? Женевьева увидела, как  Николас
медленно пошел в дом. Так-так, что бы там ни было, а  это  нужно  немедленно
остановить. Глупая Элиза порой бывает вредной, но ведь они сестры,  и,  если
одна готова упасть, долг другой поддержать ее. Женевьева  не  была  уверена,
что попытка спасти сестру  будет  встречена  той  с  благодарностью,  а  вот
сомнений  в  том,  что  месье  Делакруа,  мягко  выражаясь,  не  одобрит  ее
вмешательства, не было никаких.  Но  его  чувства  Латур-младшую  ничуть  не
интересовали.
   Размышляя подобным образом, она увидела за  деревьями  Элизу.  Она  легко
бежала по лужайке. Доминик бросил сигару и сделал шаг навстречу.
   - Я не смел поверить, что правильно понял  вас,  -  вкрадчиво  сказал  он
слегка хриплым и ласковым голосом.
   Женевьева нахмурилась. Неудивительно, что  Элиза  затрепетала  и  жеманно
захихикала - кто бы устоял при звуке такого голоса!  Ухватившись  руками  за
раму, Женевьева подтянулась и легла животом на  подоконник.  До  земли  было
добрых восемь футов. Она неловко перекинула ноги через подоконник и повисла.
   - Что это, черт возьми! - Услышав шорох у себя за спиной,  Доминик  резко
обернулся и, двумя прыжками подскочив к стене,  крепко  ухватил  девушку  за
талию. - Отпускайте руки. Я вас подстрахую.
   - Я могу сама, - слабо запротестовала Женевьева,  ошеломленная  ощущением
его физической близости.
   Ее тело было тесно прижато к Доминику, и, отпустив  нижний  край  оконной
рамы, она оказалась в  объятиях  капера  совершенно  беспомощной.  Женевьева
невольно дернулась, отчего захватчик-спаситель сердито вскрикнул и  поставил
ее на ноги. Она начала поправлять юбки и стряхивать грязь с  ладоней,  чтобы
выиграть время и вернуть себе самообладание.
   - Необычный способ выходить из дома, - заметил Доминик, глядя  на  нее  с
раздражением, но не без интереса.
   В каком-то смысле было неизбежно, что это настырное существо упадет прямо
с неба в самый ответственный момент  выполнения  искусно  разработанного  им
плана и снова все расстроит.
   - Возможно, месье,  но  это  был  единственно  доступный  мне  способ,  -
сообщила она, пытаясь  завязать  ленту  в  волосах.  -  Дверь  была  заперта
снаружи, ясно?
   - А! - с пониманием кивнул он. - Догадываюсь: сегодняшнее происшествие на
бирже Масперо? - И не удержался от улыбки.
   Все ее  усилия  стянуть  лентой  пышные  волосы  оказались  безуспешными.
Волосы, кстати, были необычного цвета: пепельные с золотистыми прядями.  Они
волнами падали  на  плечи,  отражая  лунный  свет.  Рыжевато-карие  глаза  и
серебристо-золотистые волосы создавали совершенно необычный  контраст.  "Как
необычна и сама эта личность, - отметил он про себя. - Совсем не  похожа  на
свою родню, так же была не похожа и Розмари. Но с другой стороны, Розмари не
принадлежала к креольскому роду". Доминик нахмурился.  Какого  черта  он  об
этом думает!
   - Именно так, - сухо подтвердила Женевьева. - Однако я своего добилась  и
о последствиях не жалею. Но мне стало немного скучно,  поэтому  я  подумала,
что могу спуститься сюда и присоединиться к вам. - Она кротко улыбнулась.  -
Ты ведь не будешь возражать, Элиза?
   - Папа запер тебя в кладовке?
   - А где же, по-твоему, я была?
   - У себя в комнате, естественно.
   - Он, может, и ограничился бы этим, если бы  я  не  рассказала  ему,  что
мистер Кинг пытался изнасиловать Амелию, а та воспротивилась, поэтому-то  он
и решил продать ее.
   Выслушав это неприличное сообщение, Элиза  задохнулась  от  неподдельного
потрясения, а Доминик пробормотал:
   - Весьма снисходительно со стороны вашего отца, я бы сказал.
   На мгновение тигриные глаза вспыхнули, но Женевьева тут же взяла  себя  в
руки и пожала плечами:
   - Вы имеете право на собственное мнение, месье. Однако не  хочу  нарушать
ваш тет-а-тет с моей сестрой. Я поброжу тут по саду немного, разомну ноги.
   Намек был более чем прозрачен. Сколь шокирующим ни было бы ее  поведение,
Женевьева только что напомнила им, что сами-то Элиза и Доминик  оказались  в
несравненно более компрометирующем положении.
   - Не понимаю, что ты имеешь в виду, - запротестовала Элиза. - Ни о  каком
тет-а-тет речи нет. Как ты могла такое подумать! Я просто вышла подышать:  в
доме так жарко. Я и не знала, что месье Делакруа захочет сделать то же самое
и в это же самое время.
   - Нет, конечно, нет, -  спокойно  подхватила  Женевьева.  -  А  что,  дон
Лоренцо уже уехал? Никогда не поверю, что он позволил бы тебе в  одиночестве
дышать ночным воздухом. Он непременно настоял бы на  том,  чтобы  кто-нибудь
тебя сопровождал.
   В  какой-то  момент  Доминику  показалось,  что  ему  придется  разнимать
ссорящихся  сестер.  Рука  Элизы  дрожала,  готовая  вот-вот  обрушиться  на
невозмутимо улыбающееся  лицо  сестры,  но,  вспомнив  о  том,  что  за  ней
наблюдают,  старшая  прикусила  губу,  повернулась  на  каблучках  и  быстро
направилась в дом.
   Доминик  достал  из  внутреннего  кармана  сигару,  закурил  и  задумчиво
выпустил струю дыма. Потом взглянул на окно кладовки  и  перевел  взгляд  на
Женевьеву. Как давно она подслушивала? Было ли ее необычное появление просто
случайностью, следствием отвратительной привычки вмешиваться в  чужие  дела,
или за этим крылось нечто более серьезное?
   - А вы не думаете, что сами можете навлечь позор  на  свою  голову  из-за
нашего свидания наедине? - поинтересовался Доминик.
   - О, у меня уже столько неприятностей, что одной больше, одной  меньше  -
невелика разница, - беззаботно ответила Женевьева. -  А  кроме  того,  я  не
помолвлена, и нарушение приличий мною может быть списано на детскую шалость.
И, месье Делакруа, я не думаю,  что  кто-нибудь  поверит,  будто  вас  может
заинтересовать тайное свидание с ребенком.
   "Ребенок-то она, может, и ребенок, но по части разумности даст сестре сто
очков  форы.  Интересно,  что  она  успела  услышать?  Слышала  ли,  как   я
разговаривал с Николасом?" Впрочем, из-за этой своенравной девчонки  Доминик
зря теряет здесь время, бесплодные размышления ни к чему не приведут.  Слава
Богу, всегда существует завтра.
   - Вы совершенно правы, - невозмутимо согласился он. - К тому же мне  пора
попрощаться с хозяевами. Желаю вам доброй ночи, мадемуазель Женевьева.
   Он уже хотел уйти, но в этот момент  неожиданно  услышал  ее  неуверенный
голос.
   - Месье Делакруа?  Боюсь,  без  посторонней  помощи  я  не  смогу  влезть
обратно: окно для меня высоковато.
   Доминик оглядел окно  и  стену,  потом  устремил  насмешливый  взгляд  на
Женевьеву:
   - Согласен, для столь маленького человечка окно действительно высоковато.
Может быть, вы вернетесь в дом общепринятым способом?
   Женевьева проглотила горькую пилюлю, сочтя ее справедливым  возмездием  с
его стороны, и объяснила, что не может пройти в дом незамеченной.
   - Действительно, - притворно огорчился Делакруа,  -  трудно  представить,
как бы вы могли это сделать. Но разве вы сами не сказали, будто  у  вас  уже
столько неприятностей, что одной больше, одной меньше - никакой разницы?
   - Так-то оно так, но зачем же самой призывать их на свою  голову?  -  Она
сцепила руки за спиной и смело посмотрела ему прямо в глаза.
   - Совершенно с вами согласен. Но это послужит вам уроком, который советую
хорошенько усвоить. Вам следовало бы подумать, прежде чем  столь  драматично
падать с неба.
   Вызов был брошен открыто и недвусмысленно, и Доминик, еще раз пожелав  ей
спокойной ночи, зашагал в темноту.
   Женевьева села на каменную скамейку  и  оценила  ситуацию,  которая  была
малоутешительной.  На  сей  раз  она  спасла   Элизу   от   последствий   ее
безрассудства, но это вовсе не означало, что сестра не станет упорствовать в
своем неблагоразумии. Одно ясно: Доминика Делакруа едва ли остановишь,  если
он устремился к намеченной цели. Что же до нее самой, то Женевьева "села  на
мель" под окном своей темницы.
   Единственное, что ей остается, это ждать, пока все в доме отойдут ко сну.
Возможно, тогда удастся проскользнуть незамеченной, разумеется, при условии,
что ключ будет по-прежнему торчать в двери кладовки. Но она же не волшебница
и не сможет запереть дверь снаружи, находясь  уже  в  кладовке.  Похоже,  не
миновать ей ссылки на плантацию у озера Борн. Только так Виктор сможет  быть
уверен, что младшая дочь не натворит чего-нибудь еще.  И  тогда  ей  уже  не
удастся оградить Элизу от чего бы то ни было.
   Может, найти Николаса? Он-то ей, безусловно, поможет, но тогда  у  кузена
будет полное право спросить Женевьеву, что она тут делает и почему выбралась
из дома через окно. А поскольку он, похоже, заодно с  капером,  то  едва  ли
стоит рассказывать ему о подслушанном ею разговоре.
   Женевьева решила, что лучше положиться На собственную  сообразительность,
как вдруг уловила аромат табака: Доминик вышел из-за угла  дома  и  небрежно
направлялся к ней.
   - Вы все еще здесь? - притворно удивился он. - Я был уверен, что  вы  уже
решили свою проблему.
   - Она неразрешима, - констатировала  Женевьева.  -  Но  вам,  разумеется,
доставляет  удовольствие  сыпать  соль  на   рану,   месье   Делакруа.   Это
невеликодушно с вашей стороны -  отказать  мне  в  помощи,  а  потом  прийти
насмехаться над моим затруднительным положением.
   -  Невеликодушно,  -  охотно  согласился  Доминик,  -  но,   знаете   ли,
мадемуазель, я вовсе не славлюсь великодушием.
   - Почему-то, месье, это признание вовсе не является для меня откровением,
- ехидно ответила она. - Не смею вас больше задерживать. Я сама справлюсь. -
Ее губы сложились в некое подобие вежливой улыбки.
   - Вы действительно думаете, что справитесь? - спросил капер уже  с  явным
интересом.
   Женевьева прикусила язык, не найдя достойного ответа: ни  "да"  ни  "нет"
здесь не подходили.
   - Самое разумное - никогда не пытаться ответить  на  вопрос,  не  имеющий
ответа. - Делакруа с внезапной решительностью отбросил сигару. -  Вам  давно
пора спать. Ну, давайте!
   Женевьева онемела от удивления, но он взял ее за плечи, быстро развернул,
крепко ухватил за ноги пониже колен и поднял прямо к окну. Она уцепилась  за
край рамы, нащупала ногами его плечи и уже в следующее мгновение  сидела  на
подоконнике и глядела вниз на Доминика. Все произошло так быстро, он  вертел
и поднимал ее, словно куклу. Но Женевьева оказалась там, где хотела быть,  и
все  возражения  насчет  методов,  коими   ее   туда   водворили,   казались
неуместными.
   - Благодарю вас, месье Делакруа. Чему обязана переменой ваших намерений?
   -  Понятия  не  имею.  Вероятно,  выпил  слишком  много  шампанского.  Не
сомневаюсь, что пожалею потом о своем благородном порыве.
   Женевьева  не  удержалась  от  улыбки,  поскольку  считала,  что  у  него
действительно возникнут основания для сожалений.
   - Что ж, я вам очень благодарна, так как вы  спасли  меня  от  ссылки  на
плантацию, - сообщила она. Доминик театрально застонал:
   - Я же знал, что не стоит поддаваться настроению! У меня такое  ощущение,
что в этом городе было бы гораздо спокойнее без вас, Женевьева  Латур.  Если
вы хотите выразить мне благодарность за доброту, позаботьтесь о  том,  чтобы
впредь держаться от меня подальше.
   - Не могу вам этого обещать, - тихо, но твердо ответила она.  -  Если  вы
намереваетесь доставить неприятности моей сестре.
   В тишине было слышно, как резко Делакруа втянул ртом воздух.
   - У вас, видимо, очень хорошо со слухом, Женевьева, и гораздо хуже, чем я
думал, с благоразумием, раз вы бросаете мне вызов.
   - Это угроза, месье Делакруа?
   Ведь не хотела же она выдавать, что слышала тот  разговор.  Ну  почему  с
языка сорвались эти слова! Вот теперь Женевьева действительно  открыла  ящик
Пандоры, а зачем? Насторожившись, капер  будет  вести  себя  с  ней  намного
хитрее.
   Доминик снова подошел вплотную к стене, поднял руки и ухватил девушку  за
щиколотки. Его сильные пальцы легко обхватили тонкие лодыжки и сжали их так,
что ей стало больно и страшно. Женевьеве показалось, что он хочет стащить ее
обратно в сад. Но вместо этого он задал прозаический вопрос, причем голосом,
лишенным каких бы то ни было эмоций:
   - Сколько вам лет, Женевьева? Шестнадцать, семнадцать?
   - Ни то ни другое, - ответила она, стараясь, чтобы ее голос звучал так же
бесстрастно, как его. - В прошлом месяце мне исполнилось восемнадцать.
   - Вы выглядите моложе.
   - Это потому, что я  худенькая,  -  предположила  она,  на  миг  забыв  о
зловещем характере, который этот разговор носил с самого на