почти незнакомым мужчиной. Помощи ждать неоткуда. И, не  произнеся
ни слова, она сделала единственное, что пришло ей на ум: натянула одеяло  до
подбородка и сжалась под его спасительным укрытием.
   Доминик допил вино, размышляя, как выразить  сожаление  по  поводу  своей
несдержанной резкой отповеди. Женевьева - не Анжелика. Она вообще не  похожа
на других женщин, которых он встречал до сих пор - за исключением одной, - и
было бы не правильно и несправедливо забывать об  этом.  Он  в  значительной
мере нес ответственность за Женевьеву, чего старательно избегал  в  прошлом.
"После Розмари по крайней мере", - признал он  и  почувствовал  глухой  удар
сердца, как всегда при воспоминании о ней.
   Отдаваясь прихоти - нет, могучему  желанию  -  научить  эту  неукротимую,
опрометчивую, простодушную фею тому, что следует знать о торжестве любви, он
косвенным образом взвалил на себя ответственность за то, чтобы при  этом  не
причинить ей страданий. Сознательно она не дразнила его и не кокетничала,  и
теперь он почти физически ощущал, какая боль непонимания сконцентрирована  в
тихом клубочке, свернувшемся  под  одеялом.  А  ведь  он  собирался  сделать
что-нибудь с ее ободранными ладошками. Чувство вины снова кольнуло Доминика.
Но это подождет, сначала нужно залечить более глубокую рану.
   Раздевшись, он откинул одеяло и тихо лег рядом с Женевьевой, притянул  ее
к себе, нежно прикоснулся губами к ее шее и  стал  шептать  ласковые  слова.
Судорожно сжавшийся комочек наконец начал оттаивать: Женевьева перевернулась
на спину и доверчиво посмотрела ему в глаза мерцающим желто-карим взглядом.
   - Моя вина, сладкая моя фея, - проворковал он, целуя ее в кончик носа.  -
Я испугался, что потеряю тебя прежде, чем ты встанешь и  уйдешь.  Постараюсь
больше никогда так не делать.
   Женевьева не совсем поняла, что он хотел этим сказать,  но  не  могла  не
почувствовать того, что говорило ей возбужденное тело Доминика.

Глава 10

   Анжелика была в отчаянии. Доминик снова уходил, не востребовав того,  что
она так хорошо умела делать и от чего он еще несколько недель назад  никогда
не отказывался.
   Доминик Делакруа, как обычно, выпил до  последней  капли  густой  крепкий
кофе, который так любил, а вместе с ним и очередную дозу любовного  напитка,
но его прощальный поцелуй был небрежен, бирюзовые глаза не  выражали  ровным
счетом ничего. Казалось, он не заметил ни  ее  новых  духов,  ни  того,  как
искусно она напудрилась, ни почти  прозрачного  газового  пеньюара,  который
лишь символически прикрывал ее нагое умащенное благовониями  и  припудренное
тело. Все ее искусство, все ухищрения  не  сумели  сломить  стену  вежливого
безразличия, воздвигнутую покровителем, а коли так,  значит,  договор  между
ними очень скоро будет расторгнут. Мужчина не станет обеспечивать любовницу,
которая его больше не интересует.
   Глаза Анжелики наполнились слезами, она обвила руками его шею и прижалась
к Доминику. Ах, если бы он только обнял ее, почувствовал ее  мягкое,  теплое
тело под пеньюаром, тогда, конечно же, он не смог бы  противиться  влечению,
Анжелика повела бы его наверх, в спальню, куда он  в  последние  дни  входил
лишь тогда, когда приезжала эта худющая лохмушка с тюрбаном на голове.
   Но Доминик лишь положил руки ей на плечи и отстранил от себя:
   - Не сейчас, Анж. Я спешу.
   - Ты теперь всегда спешишь, - прошептала  она  обиженно.  -  Не  понимаю,
зачем ты приходишь ко мне, если у тебя нет времени для...
   - Но я ведь прихожу. - В его  голосе  послышались  угрожающе-раздраженные
нотки. - Начнешь беспокоиться, когда перестану.
   Задрожав, Анжелика отступила, не смея сказать больше ни слова,  чтобы  не
услышать в ответ безжалостный приговор: все кончено. Пока он его  не  вынес,
пока он продолжает приходить сюда, не важно  зачем,  квартеронка  могла  еще
бороться за свои интересы. Если  зелье  доброй  колдуньи  не  подействовало,
можно обратиться к злому чародею. Вероятно, белая  магия  менее  эффективна,
чем черная, и следует перенести внимание с Доминика на причину угасания  его
интереса к прежней любовнице. Если каким-то образом удастся вывести из  игры
это тощее существо, капер, несомненно, вернется к своей Анж.
   Доминик уже вышел за дверь, но потом замешкался и повернулся к любовнице:
   -  Не  буду  возражать,  если  ты..,  несколько  расширишь  сферу   своей
деятельности. Я не настаиваю на полном воздержании.  Это  едва  ли  было  бы
справедливо. - И, не поинтересовавшись, какое впечатление произвело  на  нее
это любезное разрешение, ступил на тротуар.
   Анжелика задохнулась от гнева и, чтобы не дать злому  слову  сорваться  с
языка, прижала ладонь тыльной стороной к  губам.  Уж  лучше  бы  покровитель
обругал ее, запер на замок, приказал сохранять верность независимо от  того,
нужна она ему или нет, - что угодно, только не этот  вежливый  отказ  от  ее
безраздельной преданности. Следующий шаг был неминуем и ждать себя долго  не
заставит.
   Доминик беспечно зашагал по улице, нимало не заботясь о том,  какой  ужас
посеял в душе Анжелики. С его  точки  зрения,  он  проявил  по  отношению  к
Анжелике абсолютное понимание и был справедлив. Ему и в голову не приходило,
что квартеронка может возражать против чего бы то ни  было,  что  он  решил,
ведь он честно соблюдает условия  договора,  обеспечивая  ее  так,  как  она
привыкла. В настоящее время Доминик не собирался лишать  ее  содержания,  во
всяком случае, до тех пор, пока Анжелика не найдет себе другого благодетеля,
в чем у нее, столь юной и очаровательной, не будет затруднений.
   Обойдя группу детишек, плясавших  на  тротуаре,  он  вошел  в  прохладный
полумрак винной лавки.  Хозяин  кивнул  и  без  единого  слова  поставил  на
мраморную стойку рюмку абсента. Доминик опрокинул обжигающую жидкость в  рот
одним ловким движением и прошел в заднюю комнату, где за столом его  ожидали
трое мужчин. Они немедленно встали.
   - Господа, - Доминик приветствовал  их  легким  поклоном  и  сел,  жестом
предложив им тоже садиться, - вам надлежит вывести  флот  на  новую  стоянку
завтра с вечерним приливом. К этому времени команды должны быть трезвы  и  в
полной готовности. - Это был приказ, и его встретили почтительными улыбками.
- Корабли  привести  к  ветру,  выдраить,  провести  все  ремонтные  работы,
подготовить паруса и такелаж к месячному морскому переходу.
   - Куда мы  пойдем,  месье?  -  осмелился  спросить  седобородый  капитан,
наполняя маленький стаканчик абсентом.
   Доминик улыбнулся и закурил сигару, чтобы немного подержать слушателей  в
напряжении.
   - Сдается мне, что кое-кому требуется наша помощь,  -  уклончиво  ответил
он. - А вы прекрасно знаете, как охотно мы оказываем  услуги.  -  За  столом
прокатился взрыв смеха. -  Очевидно,  что  эти  люди  не  слишком  счастливы
служить испанцам. И в Новом Орлеане немало тех, кто  с  радостью  окажет  им
помощь в  обретении  независимости,  но  кто-то  должен  уметь  пользоваться
ружьями  и  порохом.  -  Доминик  расплылся  в  улыбке.  -  Меня   попросили
предоставить мой флот в распоряжение этих.., ну, скажем.., освободителей.  В
обмен на солидное вознаграждение, разумеется.
   - Гондурас? - резко спросил костлявый мужчина с устрашающим шрамом  через
всю правую щеку. Из трубки, которую он держал  в  кривой  руке,  поднимались
кольца сизого дыма.
   - Угадал, Джейк, - подтвердил Доминик. -  Сделаем  марш-бросок,  а  потом
посмотрим, за какими военными  трофеями  можно  погоняться  в  наших  морях.
Нельзя  же  возвращаться  с  пустыми  руками.  Нельзя  разочаровывать  наших
клиентов. Правда ведь?
   Кто-то цокнул языком:
   - Вест-индские купцы?  Значит,  мы  обойдем  британскую  блокаду  с  двух
сторон?
   - Точно, -  подтвердил  Доминик  с  чувством  полного  удовлетворения,  и
бирюзовые  глаза  сверкнули.  -  Это  придаст  нашему   приключению   особую
пикантность, согласны?

***

   - Ваш ухажер  становится  немного  нетерпелив,  мадемуазель  Латур,  -  с
потугой на игривость объявил Виктор, появляясь на задней  террасе,  где  его
дочери и жена сидели, стараясь не двигаться, так как задыхались от необычной
жары, нагрянувшей уже в первую неделю мая.
   - Я не понимаю, папа. - Элиза промокнула верхнюю губу кружевным платочком
и с некоторым  испугом  посмотрела  на  отца,  явно  пытавшегося  изображать
простодушного добряка.
   Виктор погрозил ей пальцем:
   - Не притворяйтесь передо мной невинной девочкой, мадемуазель. Похоже, ты
совершенно бессовестно дразнила его, и теперь ничто его  не  ублажит,  кроме
перенесения  даты  бракосочетания  на  более   ранний   срок.   Сегодня   мы
договорились, что свадьба состоится через четыре  недели,  ты  прибудешь  на
церемонию из Трианона, и там же вы проведете свой медовый месяц. Твоя мачеха
позаботится обо всех приготовлениях к свадьбе.
   - Но как можно за четыре недели  закончить  брачный  полог?  -  умирающим
голосом пробормотала Элен. - Балдахин из небесно-голубого шелка  с  солнцем,
сияющим на нем множеством лучей, еще только начали вышивать. Не  положат  же
Элизу на супружеское ложе без него!
   Виктор нахмурился и прогремел:
   - В этом я плохо разбираюсь, мадам. У вас была уйма времени  после  того,
как состоялась помолвка. И потом, вы что, намерены со  мной  обсуждать,  как
вышивать инициалы на девичьем белье, какой фасон выбрать для свадебного  или
домашнего платья?
   - О нет, Виктор, разумеется, нет, - начала оправдываться бедная Элен.
   Женевьева не смогла удержаться от  неуместного  смешка,  представив  себе
отца, вникающим в подобные "проблемы". Даже сами слова  "белье",  "халат"  в
его устах звучали комично. Чтобы скрыть смешок,  она  дико  закашлялась,  но
следующие реплика отца отбила у нее всякую охоту смеяться.
   - Мы отправляемся в Трианон в конце недели.
   То есть через три дня. Она не могла так внезапно покинуть  Новый  Орлеан,
не обговорив с Домиником планы на лето. Она даже не  была  уверена,  что  им
удастся повидаться до отъезда. После возвращения с озера Борн он посылал  ей
через преданную Амелию коротенькие записки, в которых сообщал,  когда  будет
на Рэмпарт-стрит. А остальное зависело от Женевьевы - сможет ли она улизнуть
на свидание. Если ей это не удавалось, Доминик не говорил ни слова и никогда
ни о чем  не  спрашивал.  Лишь  сказал  ей  как-то,  что  в  случае  крайней
необходимости  можно  связаться  с  ним   через   Масперо,   но   совершенно
недвусмысленно дал понять, что этот  канал  следует  использовать  только  в
чрезвычайных обстоятельствах.
   Женевьева понимала, что такая предосторожность предпринималась в целях ее
безопасности.  Сам  капер  не  слишком  заботился  о  том,   чтобы   замести
собственные следы, но настаивал на чрезвычайной осмотрительности со  стороны
Женевьевы. Ее это трогало и немного удивляло. Насколько  она  могла  судить,
подобная щепетильность не была характерной чертой для бесшабашного Доминика,
глубоко и откровенно презиравшего все светские условности и запреты.  Иногда
она сама была готова пренебречь осторожностью, когда пуританские правила  на
Ройял-стрит и роль хорошо воспитанной девочки, которую берегут  для  алтаря,
угнетали ее до такой степени, что Женевьева  почти  физически  задыхалась  и
едва сдерживалась, чтобы, забравшись на крышу, не закричать  на  весь  свет,
что она вовсе не такая, какой ее хотят  видеть.  Она  -  ветреная  любовница
пользующегося самой дурной славой в  Новом  Орлеане  разбойника,  и  это  ей
очень, очень нравится. Но однажды Женевьева неблагоразумно поведала Доминику
о своих настроениях, и тот выбранил ее, словно капризную наивную  пятилетнюю
девочку. Мало того, отправил домой, лишив любовных утех.
   Женевьева решила вступить в разговор:
   - Папа, не лучше ли нам отложить поездку до конца будущей недели? Элен не
успеет за три дня закончить все свадебные приготовления, а  ведь  заниматься
ими можно, только оставаясь в городе. А  вот  чтобы  организовать  прием  на
плантации, и трех недель будет достаточно.
   - Так было бы действительно лучше, - жалобно подхватила Элен. - Нам нужно
съездить к портному и к...
   - Ну ладно, ладно, - нетерпеливо перебил  Виктор;  -  Пусть  будет  конец
следующей  недели.  Что  с  вами,  мадемуазель?  Язык  проглотили?  -  вдруг
обратился он к Элизе, которая до сих пор не проронила ни слова.
   Она сидела очень бледная и машинально мяла носовой платок.
   - Просто я немного удивлена. - Затем, вздохнув, добавила низким голосом:
   - Лоренцо мне ничего не говорил о том,  что  хочет  ускорить  свадьбу.  Я
полагала, церемония состоится на Рождество.
   Виктор посмотрел на старшую дочь с некоторым  раздражением.  Все  женщины
одинаковы. Брак и дети - их назначение. С колыбели их к этому  готовят,  они
только об этом и болтают. А вот когда надо выходить замуж, ведут  себя  так,
словно их приносят в жертву на алтаре дьявола. Партии, которую он нашел  для
старшей дочери, мог бы позавидовать любой, и сама Элиза  никогда  прежде  не
выказывала нежелания выходить за Лоренцо. А сейчас выглядит так, будто это -
последнее, чего ей хотелось  бы  в  жизни.  В  полном  недоумении  покачивая
головой, Виктор покинул террасу и отправился к себе в контору.
   Как только он ушел, Элиза  заплакала.  Мачеха  бросилась  утешать  ее,  а
Женевьева задумалась. Она-то знала, что  пугало  Элизу:  мысль  о  тех  двух
неделях, которые предстоит провести с  мужем,  когда  она  не  будет  видеть
никого, кроме служанки,  когда  окажется  в  полной  его  власти,  обязанная
выполнять все его мужские прихоти, что в  конце  концов  приведет  к  страху
перед постелью, если можно так выразиться. Элен прозрачно  намекала  на  это
после собственного медового месяца, хотя никогда не вдавалась в подробности.
Считалось, что подобный опыт невеста должна приобрести в свою первую брачную
ночь.
   Женевьева размышляла:  не  помочь  ли  Элизе,  немного  подготовив  ее  к
предстоящему испытанию? Но как сделать это, не выдав собственного секрета? А
она ни за что не могла позволить, чтобы стало известно о ее связи с капером.
   Да сестра этому и не поверила бы;  не  поверила  бы  в  столь  шокирующую
историю, о ком бы ни шла речь, а уж о  сводной  сестре  тем  более.  У  нее,
неровен час, еще началась бы нервная истерика! И более, чем  все  остальное,
Элизу подкосило бы сознание того,  что  именно  Доминик  Делакруа  лишил  ее
сестру невинности. Внезапная утрата его интереса к ней повергла красавицу  в
печаль и уныние, которые не покидали Элизу уже несколько недель.
   "Недель" - это слово вернуло Женевьеву к началу собственных  размышлений.
Неделю отсрочки ей удалось выторговать, но, как знать,  удастся  ли  за  это
время повидаться с Домиником? Он никогда, лишь за редкими  исключениями,  не
согласовывал с ней своих планов, однако фея знала, что  капер  готовит  свой
флот к выходу из озера Борн.
   Бухта оказалась именно такой, какая ему была нужна, и после того  первого
дня путешествие превратилось для Женевьевы в сплошное удовольствие.  Доминик
возил ее на рыбалку в маленькой лодочке,  они  разжигали  костер  на  берегу
бухты, варили раков и ели их руками. Высокомерный и  элегантный,  опасный  и
властный Доминик Делакруа исчез: появился веселый,  беспечный,  взъерошенный
пират, умеющий рыбачить и готовить еду под звездным небом, а потом со вкусом
облизывать жирные пальцы, свои и ее.  Они  предавались  любви  на  одеяле  в
серебряном свете луны.
   - Почему ты улыбаешься? - раздраженно спросила  Элиза,  все  еще  жалобно
всхлипывая. - Ты похожа  на  кошку,  которая  только  что  наелась  сметаны.
Наверное, радуешься, что через четыре недели избавишься от меня?
   - Не говори глупостей! - Как это Элизе всегда удается извратить ее  самые
добрые намерения! - Если я и радуюсь чему-то при мысли о твоей  свадьбе,  то
радуюсь за тебя. Не притворяйся, будто тебе не  хочется  стать  мадам  Биас,
владелицей Виллафранка. Как только медовый месяц закончится и ты  поселишься
в своем новом доме, к тебе с поздравлениями повалит весь  город,  ты  будешь
принимать по четвергам и время от времени давать большие  приемы.  Тебе  это
понравится, Элиза.
   Элиза немного взбодрилась, а Элен, приняв эстафету  у  Женевьевы,  начала
рассказывать ей, какое это удовольствие  -  быть  хозяйкой  самой  себе,  не
чьей-то дочерью, а почтенной дамой, самостоятельной и важной.
   - И Лоренцо вовсе не противный, - практично заметила Женевьева, - ты ведь
сама говорила, что он нравится тебе больше всех твоих поклонников.
   - Ах, ты такой еще ребенок! - вздохнула Элиза. - Не в этом  дело,  ты  не
понимаешь некоторых вещей, правда, Элен?
   На лице Элен отразилось сомнение. Она не  знала  точно,  насколько  много
понимает в жизни ее младшая  падчерица.  Но  подозревала,  что  та  понимает
гораздо больше, чем кто бы то ни было, во всяком случае, больше Элизы.
   Женевьева рассмеялась:
   - Вам незачем отвечать на этот вопрос, дорогая Элен. Я поднимусь  наверх.
На улице слишком жарко.
   Оказавшись у себя в комнате, она начала нервно ходить  из  угла  в  угол,
покусывая губу. Придется оставить записку для Доминика у Масперо, но,  чтобы
сделать это, надо незаметно выбраться из дома в квартеронском наряде сегодня
же во время сиесты, когда по случаю такой жары все будут спать. Даже  Виктор
и Николас уединятся в  своих  покоях  после  обеда,  чтобы  отдохнуть  перед
возвращением в контору на набережной, когда жара спадет. В половине второго,
несмотря на зной, Женевьева, прячась в тени витых балконов,  быстро  шла  по
направлению к Чартрес-стрит. Она сама не могла  бы  сказать,  почему  вдруг,
изменив первоначальное намерение, повернула на  Рэмпарт-стрит  -  разве  что
из-за весьма маловероятной возможности застать  там  Доминика  или  хотя  бы
Сайласа. И даже не думала, что у нее хватит храбрости постучать в дверь,  не
зная, дома ли Доминик.
   Ее слишком пугала перспектива встретить  холодный,  презрительный  взгляд
Анжелики. Разумеется, она не осуждала квартеронку, поскольку, без  сомнения,
и сама почувствовала бы то же самое к особе, которую пустили в  ее  постель.
Но Доминик не допускал никаких рассуждений на эту тему.
   Женевьеве было интересно узнать,  сколько  времени  Доминик  проводит  со
своей любовницей. Наверное, много, чтобы компенсировать  затраты  на  дом  и
содержание самой Анжелики, но, в сущности, это почти не задевало  Женевьеву:
утонченный  креольский  джентльмен  и  его  содержанка-квартеронка  являлись
непременным, вполне привычным атрибутом местной жизни.
   В тот момент, когда Женевьева свернула  на  Римпарт-стрит,  где  двери  в
домах были распахнуты, а на балконах сидели  и  болтали  ни  о  чем  дамы  в
разнообразно пестрых, словно крылышки бабочек, платьях, а девочки-служанки с
веерами-опахалами разгоняли вокруг них знойный воздух,  Анжелика  одна,  без
сопровождения  вышла  из  дома  и  направилась  на  Дюмэн-стрит.   Она   шла
решительно, но на ходу иногда украдкой оглядывалась назад.
   Раз Анжелика ушла из дома, разумно было предположить,  что  Доминика  там
нет, и ноги сами понесли Женевьеву за квартеронкой.  Обе  женщины  старались
держаться в тени домов и идти так, чтобы не было слышно  шагов.  Почему  она
пошла за Анжеликой? Какая разница почему. Пошла и все.  В  этот  разморивший
всех знойный полдень у Женевьевы особых дел  не  было,  а  кроме  того,  она
никогда не умела противиться своему любопытству.
   Преследование привело ее в такой уголок Квартала, где не увидишь ни одной
почтенной дамы. Над вонючими кучами разлагающегося на  жаре  мусора  жужжали
мухи. В  открытых  дверях  домов  стояли  женщины  в  небрежно  расстегнутых
платьях, открывавших прохожим все их прелести.
   Женевьева старалась не обращать внимания на развязные окрики и скабрезные
предложения, сопровождавшие ее. К ней тянулись руки, непристойно щупали  ее,
но серьезных попыток удержать не предпринималось. Тем не менее сердце бешено
колотилось, а п