протягивая  ему
запотевший стакан.
   - Другие планы, да?
   - Возможно. - И на этот раз капер ответил весьма туманно.
   Хозяина биржи было так же невозможно обмануть,  как  и  матроса  Сайласа,
однако Джин деликатно сменил тему. В конце концов нельзя вмешиваться в чужие
дела. Тем более капер и не любил о них распространяться, что вполне  разумно
для человека, занимающегося подобным  бизнесом.  Он  должен  быть  уверен  в
безопасности своих предприятий.
   Оказавшись в своем кабинете,  Доминик  разложил  на  столе  навигационную
карту  озера  Борн.  Он  провел   над   ней   немало   часов,   разрабатывая
первоначальный план устройства стоянки для кораблей во владениях Латура.  Но
на карте была изображена береговая линия  залива,  а  Женевьева  говорила  о
внутренней бухте, окруженной болотами. Конечно, капер рисковал, предполагая,
что она знает, какие условия необходимы фрегатам и клиперам в этой  потайной
бухте. Прежде всего глубокая вода.  А  что  понимает  креольская  девушка  в
осадке кораблей? Может быть, это глупо так легко принимать  ее  предложение?
Теперь, при свете дня, он, конечно, понимал, почему сделал это:  встретив  в
лице мадемуазель Женевьевы  непреодолимую  преграду  на  пути  осуществления
изначального плана, он с готовностью ухватился за альтернативный.
   Услышав отчетливые шаги и шепот перебранки за дверью, Доминик нахмурился,
поднял голову от карты и подошел к двери. Масперо знал, что капер никогда не
принимал у себя в конторе незваных гостей, и, похоже, пытался  предотвратить
нежелательное вторжение. Доминик распахнул дверь.  Легкая  фигурка  в  ярком
миткалевом платье, тюрбане на голове и туфлях без задников яростно,  хоть  и
шепотом спорила с аукционистом.
   - Я хотела посмотреть,  сработает  ли  мой  маскарад,  -  весело  сказала
Женевьева, с живым интересом разглядывая комнату. - Похоже, сработал.  Месье
Масперо явно не желал, чтобы квартеронка осквернила его верхние этажи, -  не
удержалась она от язвительного замечания.
   - Откуда ты знала, что я здесь? - удивился Доминик, пропуская  мимо  ушей
как ее попытку слукавить, так и замечание в адрес Масперо.
   - А я и не знала. Но догадывалась, а если бы тебя здесь не оказалось - не
беда. Я бы все равно доказала, что избрала правильную тактику. - И, медленно
подойдя к столу, Женевьева склонилась над картой. - Ищешь удобную стоянку?
   - Да, в некотором роде, - подтвердил Доминик,  несколько  озадаченный  ее
визитом, хотя и понимал, что  удивляться  нечему,  ведь  он  уже  знал,  что
Женевьева никогда не появляется обычным способом и тогда, когда ее ждешь.  -
Ты без служанки?
   - Как можно? - Она рассмеялась. - Не могу же я прийти на тайное  свидание
в дом  на  Рэмпарт-стрит  в  этом  маскарадном  костюме  и  в  сопровождении
служанки? Это был пробный побег, если хочешь. И он удался  мне  без  всякого
труда.
   - Нисколько не сомневался, что так и будет, - сухо  заметил  он.  -  Где,
скажи на милость, ты раздобыла эти жуткие тряпки?
   - Амелия их для меня достала, - сообщила Женевьева с безмятежной улыбкой.
- Ты, наверное, ее не помнишь, но...
   - Отлично помню, - перебил Доминик. - Сними тюрбан, хотя  бы  пока  ты  в
кабинете. И раз уж ты здесь, помоги мне. Где находится бухта, о  которой  ты
говорила? - Доминик встал рядом и склонился над картой, но тут  же  медленно
распрямился: тонкий свежий аромат юной нежной кожи и шелковистых  волос  был
неотразимо притягателен. - Хотя с этим  можно  и  подождать  немного.  -  Он
намотал на палец ее локон. - Я целовал тебя сегодня утром?
   - По-настоящему - нет, - ответила Женевьева чуть дрогнувшим голосом.
   Она тонула в этом бирюзовом взоре, ее глаза сосредоточились на его губах,
а  ее  собственные  подрагивали  в  ожидании  уже   знакомого   ощущения   -
ласково-требовательного прикосновения.
   - Да, наверное, не целовал, я бы запомнил. Думаю, надо  освежить  память,
ты согласна?
   Женевьева лишь кивнула, при этом тень ее длинных густых рыжеватых  ресниц
упала на щеки, а руки уже сомкнулись вокруг  его  шеи  и  она  поднялась  на
цыпочки.
   Доминик жадно вкусил сладость ее поцелуя  и  почувствовал,  как  тело  ее
послушно прильнуло к его. Он крепко прижал  ее  к  своей  восставшей  плоти.
Женевьева ответила со всей страстью, которую обнаружила прошлой  ночью,  рот
ее приоткрылся, и тело стало чувственно,  волнообразно  касаться  его  тела,
доводя Доминика до сладостного изнеможения. Тяжело дыша, он наконец  прервал
поцелуй:
   - О да, ты можешь заставить мужчину забыть обо  всем  на  свете,  фея!  И
когда-нибудь сделаешь это, или я сильно ошибаюсь.
   "Только не тебя", - подумала Женевьева,  стараясь  унять  бешеное  биение
сердца.
   Пульс стучал у нее в висках, словно пойманная птичка в  ладони.  Доминика
Делакруа ни одна самая страстная женщина не  заставит  забыть  обо  всем  на
свете. Она попыталась изобразить легкую кокетливую улыбку и отбросила волосы
с плеча.
   - Как лестно, месье. Я не знаю, куда девать глаза.
   - Не кокетничай, Женевьева. Тебе это не идет. - Делакруа даже нахмурился.
- Твоя сила в естественности. Тебе не нужно играть. Ты ведь не Элиза.
   Выговор был сделан тоном, каким учитель наставляет нерадивого ученика,  и
Женевьева от неловкости закусила губу. Что было особенно неприятно, так  это
то, что он прав. Она делалась смешной, жеманничая, как Элиза. В глубине души
Женевьева считала, что  в  своем  кокетстве  Элиза  была  просто  смешна,  и
удивилась, как это ей самой вздумалось подражать  сестре.  Женевьева  сочла,
что лучше переменить тему:
   - Так ты хочешь, чтобы я показала тебе бухту?
   - Да. - К ее радости, Доминик решил,  что  предыдущая  тема  исчерпана  и
вернулся к изучению карты. - Вот место, которое я выбрал сначала.  -  Острым
наконечником компаса он указал точку на карте. - Теперь покажи мне твое.
   Женевьева ткнула пальцем в  бледное  голубое  пятнышко,  расположенное  в
нескольких милях от берега. Судя по  всему,  это  действительно  было  очень
уединенное место, отдаленное от всех населенных районов  плантации.  Доминик
наморщил лоб:
   - Насколько там глубоко?
   Женевьева неопределенно пожала плечами:
   - Точно не знаю, не мерила, но, думаю, фрегат там сможет стать на  якорь.
И пройти через канал тоже. Канал кажется узким, но фрегат пройдет.
   Он удивленно посмотрел на нее:
   - Откуда ты это знаешь?
   - Один из рабов, который еще при дедушке работал  на  верфи,  рассказывал
мне. Сейчас он уже не работает, но любит болтаться на озере и  в  бухтах.  В
детстве я обожала сбегать к нему, и старый Сэм иногда катал меня в лодке.  -
Она чуть виновато улыбнулась. - Вообще-то он и сейчас иногда катает меня, но
Элен так боится того, что папа об этом узнает, поэтому теперь я редко езжу с
ним. Как глупо: если у тебя длинные волосы и ты носишь длинные юбки,  то  не
можешь делать того, что тебе хочется.
   Доминик от души рассмеялся:
   - Не похоже, чтобы  вы  подчинялись  подобным  ограничениям,  мадемуазель
Женевьева. Да и вообще каким бы то ни было ограничениям. По этому каналу и в
ту бухту когда-нибудь ходили фрегаты?
   - Сэм говорил, что много лет назад, когда американцы пытались  спасти  от
испанцев свои суда, плавающие по  Миссисипи,  некоторые  каперы  заходили  в
озеро Борн и ночью исчезали. Если верить Сэму, они прятались в  бухте,  пока
испанцы не отчаивались их найти, а потом возвращались тем же путем.
   Доминик кивнул понимающе. История казалась  правдоподобной,  и  если  это
так, то, похоже, укрытие действительно будет надежным.
   - Когда мы отправимся на разведку? - спросила Женевьева, поднимая  голову
от карты. - Я уже сказала Элен, что хочу немного пожить  у  урсулинок.  -  И
смущенно засмеялась. - Элен изо всех сил  старалась  не  показать,  как  она
этому рада, но ей и вправду гораздо спокойнее, когда меня нет в доме.
   - М-м-да, вполне могу  ее  понять,  -  рассеянно  согласился  Доминик,  и
Женевьева состроила гримасу, однако он, кажется, вовсе не дразнил ее. -  Чем
скорее, тем лучше, - продолжил он решительно. - Я возьму только "Танцовщицу"
в этот разведывательный рейд и, если все будет в  порядке,  немедленно  велю
перегнать остальные фрегаты. Когда ты придешь сегодня днем на Рэмпарт-стрит,
я уже все подготовлю и точно скажу тебе, что делать.
   Женевьева колебалась, задать ли вопрос, который не давал покоя  с  самого
утра. Но в конце концов решила, что терять ей нечего:
   - Доминик, а мы не можем встретиться где-нибудь в другом месте?
   - Почему? - Он озадаченно посмотрел на нее, складывая карту.
   Женевьева вздохнула ей было очень неловко.
   - Ну.., ну, это ведь Анжеликин дом.
   - Черт возьми! Это не Анжеликин дом, - с раздражением сказал  он.  -  Это
мой дом. Почему вы, женщины, уверены, что это не так?
   Значит, Анжелика тоже возражает и, по всей видимости, так же  безуспешно.
Женевьева размышляла: рассказать ли ему о  визите  Анжелики  в  спальню,  но
решила промолчать. Доминик, несомненно, рассердится на девушку,  и  было  бы
несправедливо добавлять ей неприятностей. Однако и  сдаваться  Женевьева  не
собиралась.
   - Но там я чувствую себя неловко, - сказала она. -  У  тебя  ведь  должен
быть другой дом, где ты живешь.
   Лицо Доминика стало непроницаемым, в лазоревом взгляде блеснули льдинки:
   - В свой дом я не  допускаю  никого,  -  сказал  он  холодным  тоном,  не
терпящим  возражений,  отчего  Женевьева  почувствовала  себя  так,   словно
совершила какую-то  чудовищную  ошибку.  -  Если  ты  не  готова  прийти  на
Рэмпарт-стрит - твое дело. Я не принуждаю.
   Ничего не ответив, Женевьева принялась водружать тюрбан на  пышную  копну
волос. Желание заявить, что она не придет на Рэмпарт-стрит, боролось в ней с
пониманием: капер и пальцем не  шевельнет,  чтобы  заставить  ее  переменить
решение, просто отмахнется, будто между ними ничего и не было. Женевьева  не
смогла выдавить из себя ни того, что сдается, ни того, что не подчинится,  и
молча направилась к выходу. Доминик открыл  дверь  и,  когда  она  проходила
мимо, ласково взял ее сзади за шею большим и указательным пальцами.
   - Анжелики там не будет, фея. Я не такой уж бесчувственный.
   - Но прошлой ночью она там была, - не удержалась  Женевьева,  застыв  от,
теплого прикосновения его пальцев.
   - Да, это правда, но, если помнишь, это из-за  тебя  ситуация  изменилась
таким образом,  что  ее  присутствие  оказалось  неуместным,  однако  менять
что-либо было уже поздно.
   Сказанное казалось логичным, до  какой-то  степени  убедительным,  однако
Женевьеве все это не нравилось. Но  какой  у  нее  выбор?  По  крайней  мере
Доминик дал ей спасительную возможность капитулировать, и с достоинством.
   - Ну хорошо, - согласилась она без всякого  энтузиазма,  но  пальцы  чуть
крепче сжали ее шею.
   - Если ты собираешься дуться, лучше не приходи, - мягко предупредил он.
   Женевьеву   словно   крапивой   обожгло.   Она   дернулась,   попытавшись
освободиться от его пальцев, и строго сказала:
   - Месье капер, дело в том, что я не дуюсь! Я просто сознательно  принимаю
последствия своего поступка.
   - Отлично. Рад это слышать, - спокойно одобрил он, но  почувствовал,  как
бурлит в ней негодование,  и  внезапно  резким  движением  втащил  гостью  в
комнату и захлопнул ногой дверь. - Совершенно очевидно, что вы нуждаетесь  в
дополнительных аргументах.
   Женевьева   сопротивлялась,   но   он   крепко   держал   ее,   пользуясь
превосходством силы  и  охватившим  их  взаимным  желанием,  и  она  наконец
покорилась тому и другому.
   Наконец  Доминик  отпустил  ее,  с  некоторым  свирепым   удовлетворением
объявив:
   - Не думаю, что вы будете покладистой любовницей, мадемуазель, но я  тоже
сознательно  принимаю  последствия  своего  поступка.  А  теперь  убирайтесь
отсюда, пока я вовсе не потерял способность  работать.  -  Делакруа  ласково
подтолкнул ее к двери, легким шлепком лишив гостью возможности  сказать  что
бы то ни было в знак протеста или согласия.
   Не помня как, она  выбежала  на  тротуар,  задыхаясь,  все  еще  кипя  от
бешенства,  но  уверенная  в  неизбежности  того,  что  должно  произойти  в
ближайшем  будущем.  Однако  что  последует  за  этим   ближайшим   будущим,
оставалось для Женевьевы тайной.

Глава 8

   - Не понимаю, зачем тебе на три дня запираться  с  этими  монахинями,  из
которых песок сыплется, - раздраженно сказала Элиза, просматривая  альбом  с
образцами тканей. - По-моему, вот это идеально  подойдет  к  тому  кремовому
атласу, как ты думаешь?
   Элен внимательно изучала образец,  который  ее  падчерица  подобрала  для
отделки. - впрочем, мачеха-то не знала, что это был подарок капера.
   - Я не уверена,  что  воланы  должны  быть  именно  такими,  -  задумчиво
ответила она. - Женевьева, дорогая, ты уже говорила с отцом насчет отъезда в
монастырь?
   - Еще пет, - ответила  Женевьева,  по  обыкновению  недоумевая,  как  это
сестра и мачеха могут находить столь  увлекательным  занятием  разглядывание
образцов тканей. - Я думала, вы сами скажете ему.
   - О дорогая! - Вид  у  Элен  сразу  же  сделался  виноватым,  словно  она
допустила страшную оплошность. - Я и не подумала об этом. Прости, милая.
   - Не важно, - пожала плечами Женевьева. - Папа в любом  случае  не  будет
возражать. Я поговорю с ним за обедом. - Но, вспомнив, что отец не  одобряет
ее учебы, добавила, смешно подражая Виктору Латуру:
   - Образованная женщина - это дьявол во плоти!
   - О, Женевьева, тише! Тебе следует говорить об отце с большим  уважением,
- мягко упрекнула Элен, хотя смешинки так и плясали в ее глазах. -  Если  мы
сделаем воланы потемнее, Элиза, думаю, платье получится очень миленьким.
   Женевьева нетерпеливо встала и подошла к окну. Дождь почти  непроницаемой
стеной низвергался на землю,  превращая  улицу  в  глубокую  траншею.  После
недавней чудовищной жары долгожданному дождю радовались все  жители  города,
кроме Женевьевы, которая  никак  не  могла  придумать,  как  ей  попасть  на
Рэмпарт-стрит в такую непогоду. В маскарадном костюме или  без  него  трудно
выскользнуть из дома незамеченной, поскольку никто не выходил на улицу и все
двери и ворота наглухо закрыты. Доминик, конечно, поймет, если она не сможет
прийти, но это нисколько не утешало. Женевьева чувствовала себя ограбленной,
несчастной и отчаянно расстроенной, словно ребенок, которому  пообещали,  но
не устроили праздник в день рождения.
   Женевьева то мерила шагами комнату, то праздно перебирала образцы  тканей
в альбоме, то пробегала пальцами по клавишам пианино.
   - Тебе что, нечем  заняться?  -  прикрикнула  на  нее  Элиза.  -  Ты  Мне
действуешь на нервы. Почему ты ведешь , себя как ребенок, которого заперли в
комнате?
   - Потому что я чувствую себя  именно  как  ребенок,  которого  заперли  в
комнате, - огрызнулась Женевьева. - Я не выходила  из  дома  почти  двадцать
четыре часа и готова выть от тоски.
   - О, пожалуйста, не ссорьтесь, - умоляюще  произнесла  Элен.  -  Ты  ведь
знаешь, Элиза, для  Женевьевы  невыносимо  оставаться  без  дела.  Ей  нужны
какие-нибудь упражнения.
   - Настоящей леди никакие  упражнения  не  нужны,  -  язвительно  вставила
старшая сестра.
   Подобное высказывание заставило Женевьеву невольно рассмеяться:
   - Как ты права, дорогая! Я вовсе не похожа на настоящую леди, никогда  не
была и не буду похожа. - И вышла из , гостиной.
   Ее пестрое миткалевое платье было спрятано в  глубине  гардероба.  Платье
выглядело так чудовищно, что дождь мог пойти ему лишь на  пользу.  Женевьева
выглянула на заднюю террасу. Рассмотреть  что-либо  из-за  пелены  дождя  во
дворе было почти невозможно, так что если бы кто и заметил девушку,  бегущую
под секущими струями, то решил бы,  что  немилосердный  хозяин  отправил  ее
куда-то с неотложным поручением. Никому бы и в голову не пришло, что человек
может по собственной воле выйти из дому. А вот Женевьева выйдет,  и  черт  с
ним, с дождем!
   Громкий удар гонга, созывающий всех на обед, вывел  ее  из  задумчивости.
Раз ударили в гонг, значит, хозяин все же вернулся домой. Если дамы  обедали
в одиночестве, церемониям  значения  не  придавалось.  Женевьева  пригладила
волосы и примерила перед зеркалом разные выражения лица в  поисках  наиболее
подходящего для демонстрации  дочерней  покорности,  но  глаза  ее  сверкали
слишком ярко, и чувствовала она себя  слишком  взбудораженной  в  преддверии
запретного наслаждения.  Мысль  о  том,  что  младшая  дочь  Виктора  Латура
готовится провести несколько часов в объятиях одиозного  Доминика  Делакруа,
собираясь при этом украсть у  отца  кусочек  его  собственности  -  пусть  и
ненужной, но все же принадлежащей Латуру по закону, - невыразимо возбуждала.
Может, все-таки пренебречь тушеным черепашьим мясом, хотя и жаль, потому что
это ее любимое блюдо, и не выходить к столу...
   В этот момент раздался стук в дверь и вошла Элен:
   - Ты разве не слышала гонга? Отец приехал.
   - Да уж догадалась. Но я не голодна, Элен. Думаю, мне  лучше  остаться  у
себя.
   - Так ведь у нас на обед тушеное черепашье мясо, - удивилась мачеха. -  А
кроме того, ты собиралась спросить у отца разрешения на поездку в монастырь.
   Женевьева  быстро  уступила.  Последнее,  чего  ей  хотелось,   так   это
привлекать сейчас к себе излишнее внимание.
   - Я совсем забыла о черепашьем мясе. Даже если у меня  нет  аппетита,  от
него я отказаться не в силах. Пошли вниз, пока папа не  поднял  крик.  -  И,
взяв мачеху за руку, спустилась с ней по широкой лестнице  в  столовую,  где
уже сидели отец с Николасом.

***

   Анжелика прекрасно знала: в случае с Домиником непослушание очень опасно,
однако, взвесив все за и против, решила, что  в  данном  случае  игра  стоит
свеч. Некоторым оправданием для нее мог послужить дождь. Куда же ей  идти  в
такую непогоду? К тому же Анжелика могла с  невинным  видом  заявить,  будто
думала, что в такой ливень встреча Доминика с его подругой не  состоится,  а
потому и не считала необходимым покидать дом. Если ей удастся убедить его  в
том, что это  правда,  и  он  не  рассердится,  тогда  уж  оставшуюся  часть
задуманного осуществить будет нетрудно.
   Она надела платье из голубого шелка с глубоким вырезом, оставлявшим  мало
простора для  воображения  относительно  ее  восхитительной  груди.  Доминик
никогда не делал секрета из того, как он ценит эту часть принадлежавшего ему
тела, и предпочитал, чтобы она не скрывала свои  прелести.  Волосы  Анжелика
завила мелкими локонами и надела на  голову  филигранный  работы  серебряный
обруч - подарок Доминика.  Умеренно  наложив  румяна  и  припудрившись,  она
оглядела себя в зеркале и спустилась в гостиную, где велела поставить  блюдо
с пирожными и бутылку любимого испанского вина Доминика. По  возвращении  он
не откажется освежиться, ведь Анжелика знала, что  он  требует  неотступного
соблюдения правил гостеприимства.
   С чрезвычайной осторожностью, на цыпочках, хотя ее никто не мог услышать,
она подошла к окну и выглянула наружу, стараясь рассмотреть хоть  что-нибудь
за сплошной стеной дождя. Никого  не  видно.  Достав  из  кармана  маленький
полотняный мешочек, Анжелика вернулась к подносу и,  беспокойно  оглянувшись
на дверь, высыпала часть содержимого мешочка в бокал с вином.  Затем  слегка
взболтала жидкость и поднесла бокал к свету. Порошок растворился без  следа.
Она понюхала вино, но,  как  и  обещала  колдунья,  никакого  запаха,  кроме
богатого винного букета, не  почувствовала.  Когда  она  засовывала  мешочек
обратно в карман, рука ее слегка дрожала. Колдунья заверила, что это  должно
сработать.
   Требовательно стукнул дверной молоточек, и Анжелика, хоть и была готова к
этому, нервно дернулась. Сердце бухнуло в груди, но  она  постаралась  взять
себя в руки, отлично понимая, что в следующие  несколько  минут  потребуется
вся ее хитрость.
   Она вышла в холл как раз в тот момент, когда  девочка-служанка  открыв