нее в горле. Ее распутство! Вот как  он  это  называет!  Это  отвратительное
выуживание информации  у  исходящих  вожделением  любовников,  необходимость
постоянно изворачиваться, чтобы держать их на расстоянии. Да как смеет он  -
он, с готовностью одобривший  план,  при  котором  врожденная  щепетильность
Женевьевы неизбежно оказывалась поруганной - обвинять ее в распутстве!
   Мелодичные звуки музыки, милая болтовня танцующих - все слилось для нее в
какой-то отдаленный гул.  Женевьева  видела  лишь  издевательские  бирюзовые
глаза и рот, искривившийся в циничной усмешке. Что-то бессвязное  слетело  с
ее губ, она вырвалась от Доминика  и  застыла  посреди  танцевального  зала.
Потом вдруг совершенно неожиданно рука Женевьевы взметнулась, и она изо всех
сил ударила его по щеке - раз и другой.
   Танцующие вмиг замерли; веселые голоса стихли; все, словно парализованные
ужасом, уставились на  две  фигуры,  неподвижно  стоявшие  в  центре  круга.
Доминик  смертельно  побелел,  несмотря  па  густой  загар,  на   щеке   его
обозначились красные отпечатки пальцев Женевьевы. На какой-то миг глаза  его
оставались словно невидящими, затем, по мере того как Женевьева,  пораженная
страхом, осознавала, что  натворила,  они  наполнились  тем  жутким  гневом,
который свидетельствовал о том, что она снова разбудила в Делакруа дьявола.
   Женевьева  побежала,  протискиваясь  сквозь  толпу,  оставив   униженного
Доминика посреди зала на всеобщее оскорбительное обозрение.
   Она бежала ничего не видя перед собой, не замечая, что  зал  снова  ожил.
Музыканты, которые на протяжении всей этой сцены  продолжали  играть,  чтобы
сохранить хоть какую-то  видимость,  будто  ничего  не  произошло,  заиграли
громче  и  быстрее,  и  шокированные   танцоры   задвигались   снова,   тихо
перешептываясь о случившемся.
   Женевьева неслась, по-прежнему не замечая ничего  вокруг,  понимая  лишь,
что нужно убежать как можно дальше от капера. Где-то на  периферии  сознания
билась мысль о том, что рано или поздно придется встретиться с ним  лицом  к
лицу, но сейчас важно было одно: отдалить этот момент,  насколько  возможно.
Звуки  музыки  постепенно  замирали  вдали,  Женевьева  свернула  в  широкий
коридор, стены  которого  были  завешены  коврами,  перемежающимися  резными
дубовыми дверьми. В коридоре никого не было, и она  наконец  замедлила  шаг,
позволив себе отдышаться и немного унять бешеное биение сердца.
   Нужно выбраться из дома Полански,  но  не  через  парадную  дверь.  Беда,
однако, в том, что она не знает расположения комнат, а в своем стремительном
бегстве и вовсе потеряла представление о направлении. И даже если ей удастся
найти выход, что делать дальше? Стояла холодная ночь, а  креповое  платье  и
шелковое домино мало приспособлены для  ночных  скитаний  по  улицам.  Нужно
что-то придумать.
   Дверь в конце коридора  оказалась  приоткрытой,  Женевьева  остановилась.
Через щель она видела длинные портьеры из синего  бархата,  которые  немного
отклонялись внутрь комнаты, наверное, французское окно за ними было открыто.
Осторожно она ступила внутрь и тут же ощутила бодрящий сквознячок.
   - Ба, не мадам ли это Делакруа?
   Женевьева резко обернулась и увидела Леграна, великого князя,  Чолмондели
и Себастиани, сидевших за партией в вист. Рядом с каждым стоял бокал бренди,
над головами плавал сизый дым сигар. "Должно быть, они открыли  окно,  чтобы
разогнать духоту", - совсем некстати подумала она.
   - К-к-к.., какой.., какой сюрприз, господа, - заикаясь пробормотала  она.
- Я хотела немного подышать свежим воздухом и.., и...
   - И поиграть в карты? - вкрадчиво подхватил  Себастиани.  -  Мы  как  раз
говорили о том, с каким удовольствием сыграли бы с вами еще раз.
   - Прошу, садитесь, мадам. - Легран встал и пододвинул ей стул.
   - Да, просим. - Великий князь Сергей положил руку ей  на  плечо  и  мягко
надавил, вынуждая сесть.
   Стороннему наблюдателю его прикосновение показалось бы  вполне  невинным,
но Женевьева ощутила, как впились в плечо его пальцы, и  в  полном  отчаянии
поняла, что эти мужчины не шутят. Ускользнув от одной опасности, она  попала
прямехонько в  лапы  другой,  а  голова  у  нее  сейчас  слишком  затуманена
шампанским и гневом, чтобы играть в карты.  Единственное,  о  чем  Женевьева
могла сейчас думать, это о Доминике Делакруа и его неотвратимой мести за то,
что она совершила и что было непростительно - это она вынуждена была хотя  и
беспомощно, но признать.
   Обмахиваясь веером, Женевьева сделала жалкую попытку улыбнуться:
   - Я польщена, господа, но сегодня у меня нет настроения для карт. Я вовсе
не хотела вам помешать, но буду рада разделить ваше общество и, наблюдая  за
игрой, подышать свежим воздухом.
   Легран собрал карты и начал нарочито медленно тасовать  их.  Его  обильно
украшенные перстнями пальцы двигались очень изящно.
   - Вы должны  милостиво  дать  нам  возможность  отыграться,  мадам,  -  с
лучезарной улыбкой попросил он. - В конце концов, вы же - игрок, и  для  вас
дело чести - дать нам еще один шанс.
   Женевьева облизала вдруг пересохшие губы кончиком языка, а ладони  у  нее
вспотели и стали липкими.
   - Охотно, - почти весело сказала она, откашлявшись. - Но  я  оставляю  за
собой право выбрать время и место.
   - Однако ставки останутся прежними. - Улыбнулся Себастиани.
   Женевьева быстро соображала. Каким-то  чудом  в  голове  у  нее  внезапно
прояснилось. "Скорее всего от опасности, которая подстерегает меня  со  всех
сторон", - мрачно решила она. В  настоящий  момент  она  ничем  не  рискует,
оставаясь с поклонниками, если  не  будет  играть  в  карты.  Она  кокетливо
склонила набок голову и изогнула губы в призывной чувственной улыбке.
   - Ну разумеется, - проворковала она, - я всегда с удовольствием, вы  ведь
знаете.
   Слова канули в тишину, и Женевьева поняла, что они, вероятно,  ничего  не
расслышали:  все  четверо  уставились  на  дверь  за  ее  спиной.  С  дурным
предчувствием, уже точно зная, кого увидит, Женевьева  медленно  повернулась
на стуле. В дверях стоял " сам дьявол в образе Доминика Делакруа с кнутом  в
руке.
   - Ты не посмеешь... - Женевьева услышала свой каркающий голос  словно  со
стороны, а Доминик угрожающе щелкнул кнутом.
   Спазм перехватил ей горло, перед глазами поплыли черные круги., Стоит  ей
еще раз, не послушавшись внутреннего голоса, возразить - и последствия будут
ужасными.
   Доминик подошел  к  ней,  наклонился,  словно  ястреб  над  жертвой,  как
показалось Женевьеве, объятой страхом, схватил ее за запястья и резко поднял
со стула.
   - Мужчин я убивал и за меньшее  оскорбление,  -  сказал  он  с  леденящим
спокойствием. - И клянусь Богом, ты за это поплатишься!
   Мертвая тишина воцарилась в  заполненной  сизым  дымом  комнате.  Четверо
мужчин сидели за столом, уставившись на эту странную пару, словно не  верили
глазам и ушам своим. Нe будучи свидетелями  сцены,  произошедшей  в  бальном
зале, они решили, что лишь  тайное  присутствие  жены  в  компании  четверых
поклонников вынудило месье Делакруа к столь чрезвычайной мере.
   Женевьева затрясла головой, надеясь, что  в  мире  грубой  справедливости
такая мольба - глаза в глаза - будет понята и сочтена уместной.  Потом,  как
волчок, резко развернулась, оказавшись лицом к развевающимся  портьерам,  но
твердая рука схватила, толкнула к двери, и щелкнул кнут. Только выскочив  за
дверь, Женевьева поняла, что кнут ее не коснулся.
   В тишине, продолжавшейся и после того, как  чета  Делакруа  под  щелканье
кнута покинула комнату, великий князь Сергей расправил кружевное жабо:
   - Не думаю, господа, что месье и мадам Делакруа, если  они  те,  за  кого
себя выдают, вели здесь, на Венском конгрессе,  абсолютно  честную  игру.  -
Встав из-за стола, он взял графин с бренди из шкафа и наполнил бокалы. - Мне
наплевать на то, что меня использовали, но, боюсь,  в  создавшейся  ситуации
могу сделать лишь один вывод. - Он вопросительно оглядел присутствующих: все
задумчиво кивнули в ответ.
   - Но почему? - спросил Чолмондели, делая большой глоток.
   - Возможно, нам удастся понять это, если мы вспомним, о чем каждый из нас
говорил с этой верткой дамочкой. Особенно  во  время  интимных  свиданий  за
карточным столом - когда столько было обещано и так мало выполнено.
   - И если мы нащупаем ниточку...  -  вопросительно  начал  Легран,  снимая
карту с колоды, лежавшей на столе перед ним. Открылся туз пик.
   - Тогда мы узнаем, как и зачем нас использовали, - закончил Себастиани, в
свою очередь снимая карту - пятерку бубен. Пожав плечами, он поднес  к  носу
бренди и стал изучать букет.
   - А тогда уже сможем решить, что предпринять, - князю  Сергею  выпал  туз
червей. - Кажется, мы партнеры, Легран.
   - Мне тоже  плевать  на  то,  что  меня  использовали,  -  твердо  заявил
Чолмондели. - А вот на то, что одурачили, - отнюдь.
   - Да, согласен, такое прощать нельзя, - согласился великий князь  Сергей,
поднимая карты. - Ни в коем случае нельзя.

Глава 22

   Стоял сильный мороз, и  заледеневшая  трава  острыми  шипами  прокалывала
бальные  атласные  туфельки  Женевьевы,  перебегавшей  лужайку  позади  дома
Полански. Тонкий луч света, падавший из комнаты, в которой остались  четверо
игроков, освещал впереди узкую полоску. Весь сад  тонул  в  кромешной  тьме,
населенной призрачными тенями деревьев  и  кустов.  У  себя  за  спиной  она
слышала неумолимые шаги капера. Женевьева оглянулась в  надежде  вступить  с
ним хоть в какой-то диалог - и немедленно раздался свист и щелчок кнута.
   - Куда мы идем? - отчаянно выдохнула она у  ворот,  сделанных  в  высокой
каменной стене.
   - Домой, - последовал короткий ответ.
   - Но наша карета на Карнтнерштрассе, - возопила Женевьева, задыхаясь.
   - Ты не поедешь, ты побежишь. - И Доминик подкрепил свои слова еще  одним
щелчком кнута.
   - Будь ты проклят, Доминик Делакруа!
   Проклятия были единственным оружием, которое она  могла  противопоставить
куда более грозной силе, имевшейся в его распоряжении, и все же, как это  ни
нелепо, ощущение комичности этой чудовищной ситуации почти  пересиливало  ее
страх и гнев. Дьявол Делакруа с кнутом  в  руке  собирался  прогнать  ее  по
укромным улочкам Вены.  Пока  Женевьева  бежит,  кнут  будет  подниматься  и
опускаться, не причиняя ей никакого вреда. Сказать, что бы  случилось,  если
бы она остановилась и тем самым бросила дьяволу вызов, Женевьева не могла.
   Она дважды ударила Делакруа по лицу на  виду  у  всех  гостей,  подвергла
оскорбительному публичному унижению и в глубине души понимала, что пока  еще
легко отделалась.
   Этот их, мягко выражаясь, необычный пробег по пустынным  мощеным  венским
улицам, обтекавшим собор, не видел никто, кроме четверых картежников,  вдруг
сообразила она. Они,  конечно  же,  поделятся  столь  необычной  сплетней  с
другими. Из головы никак не шла мысль  о  последствиях,  которые  это  будет
иметь. Морозный воздух в сочетании с шампанским производили странный эффект:
голова была как в тумане, ноги не слушались, но Женевьева продолжала бежать,
потому что о другом не смела и помыслить.
   Наконец они свернули на тихую Домгассе, и Женевьева,  буквально  упав  на
тяжелую деревянную дверь в их дом, застучала кулаками. Протянув руку  поверх
ее плеча, Доминик дернул бронзовый молоточек, и она  едва  успела  отступить
назад, так как Сайлас открыл дверь, как  всегда,  немедленно.  Но  ведь  ему
полагалось ждать  в  карете  на  Карнтнерштрассе,  не  так  ли?  Спотыкаясь,
Женевьева прошла мимо слуги в благодатное тепло  вестибюля.  Ну  разумеется,
Доминик, должно быть, отослал его домой до того, как отправился на ее поиски
по дому Полански. Возможно, и кнут-то он взял у Сайласа.
   - Наверх! - Доминик ткнул ее между лопаток серебряным наконечником кнута,
и она, шатаясь, побрела по широкой лестнице.
   Проходя мимо Сайласа,  несчастная  заметила  его  изумление.  В  спальне,
которая, что удивило Женевьеву, выглядела точно так, как тогда, когда они ее
покинули, Доминик бросил кнут в угол и прошел прямиком в  свою  комнату  для
переодевания, с треском захлопнув за собой дверь.
   Сайлас, собирая разбросанные повсюду вещи, сердито спросил:
   - Вы в порядке?
   Женевьева не так хорошо знала  Сайласа,  чтобы  под  сердитой  интонацией
распознать искреннюю заботу. Она кивнула, усаживаясь в кресло подле огня.
   - Он меня не ударил ни разу. Хотя, видит Бог, основания для этого были. -
Она с облегчением освободилась от своих замызганных бальных туфель  и  долго
растирала пальцы на  ногах  через  шелковые  чулки,  прежде  чем  призналась
шокированному и осуждающему матросу в том, как провинилась перед Домиником:
   - Я дважды ударила его по лицу, Сайлас, на виду у всех, посреди  бального
зала.
   Сайлас застыл от изумления.
   - И вы еще здесь?! - Он недоверчиво покачал головой. - Я принесу вам воды
с горчицей, чтобы погреть ноги.
   - Неразборчиво, но с явной горячностью ругаясь себе под нос, он вышел.
   Женевьева нервно посмотрела на закрытую дверь в гардеробную  Доминика.  У
нее страшно болели ноги, раскалывалась голова, и все тело тянулось к уютному
комфорту постели, но она знала, что ночь еще далеко не окончена. Она  устало
стянула нижнюю юбку, развязала подвязки и, скатав, сняла чулки с  израненных
замерзших ног.
   - Сайлас сообразил принести тебе что-нибудь для ног? - внезапно  раздался
с порога голос Доминика.
   Женевьева подняла голову. Он переоделся в длинный парчовый  халат,  и,  к
невыразимому своему облегчению, Женевьева заметила, что дьявол, которого она
в нем пробудила, исчез, отбыл снова в свои мрачные глубины, где  бы  они  ни
находились. Нельзя сказать, что у капера было хорошее настроение, но он  уже
взял себя в руки.
   - Да, - ответила Женевьева хриплым голосом, неожиданно  начав  дрожать  и
протянув к огню замерзшие руки. - Мне очень жаль, что я  ударила  тебя.  Это
непростительно, я знаю, но ты не имел права говорить мне такие вещи.., после
всего того, через что я прошла, обвинять меня в распутстве.., и в  том,  что
мне  это  нравится...  -  Она  содрогнулась  от  воспоминания.  -  Это  было
невыносимо, и я потеряла рассудок.  -  Голос  у  Женевьевы  по-прежнему  был
хриплым, она не сводила глаз с огня.
   Прежде чем Доминик успел что-либо ответить,  снова  появился  Сайлас.  Он
взглянул на обоих, шмыгнул носом, поставил перед Женевьевой таз  и  наполнил
его горячей душистой водой из кувшина.
   - Вы бы лучше дали ей немного бренди, месье, -  предложил  он.  -  Сейчас
слишком холодно, чтобы бегать по улицам в таких плохоньких  одежках.  -  Это
был первый раз, когда Женевьева услышала  в  голосе  Сайласа  пусть  и  едва
уловимый, но намек на неодобрение, адресованное месье Делакруа.
   - Оставь нас, - резко оборвал его Доминик, но совету последовал и налил в
бокал бренди.
   Женевьева, скривившись от отвращения, замотала головой:
   - Не могу. Я и так ужасно себя чувствую.
   - Не так ужасно,  как  почувствуешь  себя  утром,  -  с  грубой  прямотой
пообещал Доминик. - Но зато впредь будешь поосторожнее с шампанским.
   Слезы навернулись у нее на глаза, но Женевьева ничего не ответила, только
осторожно  опустила  ноги  в  воду  и  тут  же   почувствовала   невероятное
облегчение.
   - Можешь объяснить, что ты только что имела в  виду?  -  Доминик  говорил
спокойно, словно предмет не представлял для него большого интереса. - Что ты
имела в виду подо всем, через что ты прошла?
   "Конечно, теперь можно рассказать  ему  всю  идиотскую  правду,  -  уныло
подумала Женевьева. - Что в конце концов изменится по сравнению с  тем,  как
Доминик уже относится ко мне после сегодняшнего?"
   - Можешь смеяться надо мной, если хочешь.  Кажется,  это  уже  больше  не
имеет никакого значения, но выяснилось, что  из  меня  получится  никудышный
шпион: какие-то вещи я никогда не могу сделать, несмотря на то что это самый
лучший способ достичь цели. Авантюристка из меня явно не  получилась  -  мне
нужно было остаться в Новом Орлеане и выйти замуж за Николаса.
   Доминик  долго  смотрел  на  нее:  тонкая,   склонившаяся   вперед   шея,
вздрагивающие и вспыхивающие искорками в отблесках  каминного  огня  локоны,
маленькие руки, впившиеся в колени, нелепый контраст  голых  ног  в  тазу  с
роскошью бального платья и драгоценностей.
   - Прошу прощения, Женевьева, но, наверное,  я  абсолютный  тупица.  Какие
такие вещи ты не можешь делать?
   Женевьева шмыгнула носом и поморщилась: голова у нее готова была  вот-вот
взорваться.
   - Распутничать. - Слово это вырвалось у нее с каким-то злобным  шипением.
- Что бы ты там ни думал, я не могу ложиться в постель с этими мужчинами.  Я
могу только притворяться, будто мне этого хочется.
   На мгновение Доминику показалось, что земля повернулась вокруг своей оси,
а затем медленно-медленно встала на место.
   - Что же ты тогда делала во время этих свиданий?
   - Играла в пике, - призналась Женевьева, разминая пальцы в теплой воде. -
Ставила на себя. Если бы проиграла, тогда... - Она пожала плечами. - Поэтому
мне нужно во что бы то ни было выигрывать.
   Доминик стоял как громом пораженный.
   - Но эти четверо - самые лучшие  в  Вене  игроки!  Женевьева  снова  лишь
пожала плечами. Несколько минут он в  недоумении  шагал  по  комнате,  потом
подошел, встал напротив, взял ее за подбородок и  поднял  голову.  Женевьева
вынуждена была встретить его взгляд.
   - Ты говоришь правду?
   - Ну вот, теперь ты обвиняешь меня  во  лжи!  -  Женевьева  заплакала.  -
Сначала я была распутницей, теперь - врунья.
   - Я ни в чем тебя не обвиняю, фея, - осторожно сказал Доминик.  -  Просто
хочу убедиться, что на сей раз все правильно понял. Ты добывала  информацию,
играя в карты и обещая партнерам себя в случае их победы? Так?
   - В двух словах - да. Может, и не слишком хорошо продуманный план,  но...
Только теперь я поняла, что они обменялись информацией и, наверное,  поняли,
что я не та, за кого они  меня  принимали.  Вот  я  и  пыталась  усыпить  их
подозрения сегодня вечером.
   Доминик нахмурился:
   - Но это не все, что ты сделала, Женевьева.
   - Нет. - Она вздохнула. - Но ты так рассердил меня своими инсинуациями  и
придирками. Конечно, ты не знал, скольких нервов стоило мне все это, а я  не
могла довериться тебе, потому что ты сказал  бы,  что  я  проявляю  дурацкую
щепетильность...
   - Что, черт  возьми,  заставило  тебя  так  думать?  -  перебил  Доминик,
соображая, встряхнуть ли ее как следует, прежде чем обнять.
   - Ну, ты ведь думал, что это такой простой  план  и  что  для  меня  было
вполне естественно предложить его... Только, когда я говорила о  нем,  я  не
понимала еще... - Пальцы ее лежавших на коленях  рук  сцепились  в  какой-то
немыслимый узел. - В тот момент мне казалось, что это все такая чепуха  и..,
и что это так вписывается в наше приключение.  Ведь  мы  действительно  лишь
участники одного  общего  приключения,  не  то  что  уважаемые  люди,  и  не
принадлежим друг другу.
   Доминик размышлял: сколько времени понадобится, чтобы убедить ее  в  том,
что в их отношениях, быть может, есть и нечто другое  -  самое  главное.  Но
Женевьева была так уверена в том,  что  говорила!  Однако  эту  проблему  он
отложил на потом и вернулся к более насущной.
   - Не понимаю, почему ты не доверяешь мне настолько, что не могла сказать:
"Этого я делать не хочу"? - мягко спросил  он.  -  Тебе  пришлось  выдержать
такое нервное напряжение, намеренно заставляя меня думать совсем  другое,  в
результате чего я не только не помог, но и усугубил твои проблемы. Сколького
можно было бы избежать, если бы ты доверилась мне.
   - Но откуда я могла знать, что ты поймешь? - Женевьева впервые за все это
время посмотрела на него. - Ты принял мой план с такой готовностью, а, когда
я возвращалась домой, вел себя так, словно ничего необычного не произошло...
   - Было безумием с моей стороны то, что  я  со