верь, выходившая прямо на тротуар, была открыта, но  Элизы  в
магазине не оказалось.
   Женевьева ступила в прохладный полумрак лавки. Кроме Табиты, сидевшей  на
табуретке в углу смиренно  сложив  руки,  здесь  никого  не  было.  Служанка
подняла глаза, и они тревожно расширились при виде Женевьевы,  непринужденно
спросившей, где Элиза.
   Табита кивнула в глубину лавки. Дверь была приоткрыта, и за ней  виднелся
непременный для каждого дома внутренний дворик.
   - Они там держат рулоны какого-то особого  шелка,  -  сообщила  Табита  с
безмятежной улыбкой. - Мисс Элиза пошла посмотреть.
   - Ну что ж, думаю, такая счастливая находка не должна достаться ей одной,
ты согласна? - сообразила Женевьева и решительно подошла к задней, двери.
   Здесь,  все  еще  невидимая  для  тех,  кто  находился  во  дворике,  она
остановилась  и  прислушалась.  Донесся  Элизии  смех  -  тот  самый  легкий
кокетливый смех, который в прошлом сезоне сделал ее царицей всех балов и так
очаровал дона Лоренцо Биаса. Смеху вторил низкий мужской голос,  исполненный
волнующей теплоты, его Женевьева  слышала  прошлым  вечером,  когда  Доминик
Делакруа приветствовал Элизу в саду.
   Набрав полные легкие воздуха, Женевьева подняла вуаль и распахнула  дверь
настежь:
   - Табита говорит, что ты  рассматриваешь  здесь  какие-то  особые  шелка,
Элиза,  -  сказала  она  негромко,  но  отчетливо  и  с  улыбкой  подошла  к
уставившейся на нее паре:
   Элиза смотрела с досадливым удивлением, Доминик - недобро прищурившись. -
Ты не поделишься  со  мной  находкой?  Добрый  день,  месье  Делакруа.  Это,
случайно, не ваш магазин? Вы ведь в некотором роде торговец, не так ли?
   Потирая ладонь одной руки большим пальцем другой, Доминик смотрел на  нее
молча и не мигая. Намек  на  то,  что  он  обыкновенный  торговец,  разозлил
Делакруа не меньше, чем само ее появление здесь. Придется  что-то  делать  с
мадемуазель Женевьевой.
   - Как ты здесь оказалась? - К Элизе наконец вернулся дар речи.
   - Знаешь, я решила, что все же мне лучше отправиться с тобой в церковь. У
меня куча грехов, которые нужно замолить.
   - Настырный характер и дерзкий  язык  -  два  из  них,  -  тихо  произнес
Доминик, повернувшись к длинному столу, на котором лежали рулоны тканей всех
сортов и расцветок. - Мадемуазель Латур,  могу  я  предложить  вам  кремовый
атлас? Он так гармонирует с цветом ваших волос'...
   - Какой вы искусный льстец, месье Делакруа, - вставила  Женевьева.  -  Не
менее опытный, чем закройщик, в том, что касается  дамской  одежды,  честное
слово.
   Тишина стала  вдруг  зловещей,  даже  птицы  замолчали  и  стих  ветерок.
Женевьева снова почувствовала, как волосы у нее на  голове  зашевелились,  и
мысленно обрушила проклятия на голову Элизы за то, что та не понимает, сколь
опасен Доминик Делакруа. "А теперь и я сама повинна в еще большей  глупости,
- подумала Женевьева,  -  не  проявив  должной  осторожности.  Нынешняя  моя
провокация была следствием невыдержанности. Мне  нужно  было  тихо  и  мирно
стоять в уголке двора, обеспечивая Элизе падежный присмотр, ведь это и было,
в сущности, моей единственной целью". Или была и другая, до конца  не  ясная
еще ей самой, в которой Женевьева не  желала  себе  признаться?  Неужели  по
какой-то необъяснимой причине она невольно хотела отвлечь внимание капера от
Элизы и завладеть им сама? Ну что ж, если так,  то  в  этом  младшая  сестра
полностью преуспела.
   Доминик застыл, словно разъяренный бык, - как в кабинете  Виктора  Латура
сегодня утром - ив его взгляде Женевьева почти физически  ощущала  гнев,  от
которого мурашки побежали у нее по спине и  во  рту  пересохло.  Невероятным
усилием, почти лишившим ее остатков воли, девушка заставила  себя  выдержать
этот холодный тяжелый взгляд. Делакруа  заговорил  спокойно  и  тихо,  но  в
наступившей тишине казалось, что он почти кричит:
   - Мадемуазель Латур, я  пришлю  кого-нибудь,  чтобы  помочь  вам  выбрать
ткань. Вы окажете мне большую честь, если  не  будете  ограничивать  себя  в
выборе, поскольку любое ваше решение, касающееся сегодняшнего дня, будет для
меня подарком. Но если вы позволите мне на минутку отлучиться, то я хотел бы
показать кое-что и вашей сестре там, на складе. - Его пальцы  сомкнулись  на
запястье Женевьевы.
   Она рванулась, бросив на сестру взгляд, полный отчаяния. Но  побледневшей
Элизе до страхов сестры не было никакого дела.
   - Пошли, - сказал Доминик и потянул Женевьеву за собой. - Вам будет очень
интересно посмотреть на то, что я вам покажу. - Повысив голос, он позвал:
   - Маркус! Выйди и помоги даме.
   Дородный  мужчина  с  золотой  серьгой  в   ухе,   совершенно   неуместно
смотревшийся вне привычной для него  среды  обитания,  то  есть  корабельной
палубы, немедленно вышел из дома, а Доминик направился к небольшому строению
в глубине дворика. Женевьева старалась шагать шире и поспевать  за  ним,  но
так, чтобы не было видно, будто делает  она  это  не  по  своей  воле,  хотя
пальцы, сомкнутые на ее запястье, не оставляли никаких  сомнений:  выбора  у
девушки нет.
   - Я не собираюсь ничего покупать, - задыхаясь, вымолвила  девушка,  когда
он распахнул дверь, ведущую в мрачную  глубину  склада.  -  У  вас  тут  нет
ничего, что может меня заинтересовать, и в отличие  от  сестры  у  меня  нет
необходимых средств.
   - А что вы называете "необходимыми  средствами"?  -  поинтересовался  он,
ногой закрывая за собой дверь; в темноте оба заговорили шепотом.  -  Умоляю,
поведайте мне, мадемуазель. Я  заинтригован.  Мне  хотелось  бы  знать,  что
покупает ваша сестра - помимо здешних товаров.
   Под таким напором Женевьева растерялась. Доминик стоял вплотную к ней  во
мраке, который лишь слегка рассеивала полоска солнечного света, проникающего
через  окно,  прорубленное  почти  под  потолком,  и  говорил  отрывисто   и
насмешливо. Трудно было представить себе положение хуже и  опаснее  того,  в
каком она оказалась. С внезапной решимостью Женевьева  демонстративно  сняла
перчатки.
   - Каковы бы ни были мои побуждения, деньги здесь ни при чем.  Моя  сестра
покупает приключение, которое считает невинным и временным,  а  также  тешит
свое тщеславие. - Девушка вызывающе посмотрела на  него  своими  золотистыми
глазами: попробуйте, мол, опровергнуть это.
   Доминик медленно кивнул:
   - Вам не откажешь в храбрости,  несмотря  на  то,  что  вы  безрассудная,
надоедливая, дерзкая мадемуазель, которой нужна твердая рука.
   Женевьева презрительно фыркнула, но ее презрение казалось  смешным  -  не
более чем выходка капризного ребенка.
   - Возможно, у вас как раз и есть "необходимые средства", -  вдруг  сказал
он, большим и указательным пальцем взяв за подбородок и приподняв ее голову.
- Ну что, посмотрим, есть ли они у вас, моя дорогая Женевьева?
   Она снизу вверх смотрела в  яркую  бирюзу  его  глаз,  излучавших  что-то
загадочное, необъяснимое, однако заставлявшее  вибрировать  все  ее  нервные
окончания. Во взгляде капера не было тепла, только  любопытство  и  сознание
собственной власти над ней. Чувство отчаянной неприязни охватило  Женевьеву.
Делакруа обнял ее за талию, и она оказалась тесно прижатой к нему  так,  что
при  каждом  вздохе  ощущала  его  грудь  своею.  Девушка  поборола  желание
оттолкнуть его, поскольку понимала, что этим лишь уронит  свое  достоинство,
между тем как сил у Доминика ничуть не отнимет. Бирюзовые  глаза  издевались
над ней и, казалось, видели ее насквозь, он  точно  знал,  о  чем  Женевьева
думает, и понимал, что легко сломит ее сопротивление.
   Словно в подтверждение этому он сказал:
   - Значит, бороться вы не собираетесь. Интересно, могу ли я заставить  вас
это сделать? Думаю, мне доставило бы удовольствие усмирить вас,  мадемуазель
Женевьева, вы ведь так похожи на своего отца. - Глядя девушке прямо в глаза,
он мучительно медленно склонился над ней и наконец уверенно припал губами  к
ее рту.
   Незнакомая дрожь пронзила все ее тело, и Женевьева неожиданно приникла  к
нему,  словно  испугавшись  удара  молнии.  Губы  ее  невольно   раскрылись,
пропустив глубоко внутрь его властный  язык.  От  собственной  беспомощности
глаза ее наполнились слезами. Она не могла себя защитить. А Делакруа  держал
ее в объятиях и изучал с обескураживающей откровенностью, какой эта девочка,
несмотря  на  всю  свою  беззаботность,  воинственную  браваду  и  нежелание
подчиняться условностям, даже представить себе не могла.
   Потом произошло нечто, что привело ее в состояние полного изнеможения:  к
великому удивлению Женевьевы,  по  всему  телу  стало  медленно  разливаться
приятное тепло, она расслабилась. Ее плотно зажмуренные глаза открылись и  в
изумлении встретились с таким же удивленным взглядом бирюзовых  глаз.  Рука,
обвивавшая талию, ослабила  хватку  -  теперь  это  были  уже  не  клещи,  а
ласковое, но твердое прикосновение. Его оказавшиеся  на  удивление  сладкими
губы, словно играя, переместились к уголку ее рта.
   Оторвавшись наконец, Доминик еще с  минуту  прижимал  к  себе  Женевьеву,
глядя сверху вниз на ее доверчивые губы, отяжелевшие  веки,  разрумянившееся
личико. В эту минуту  в  его  взгляде  еще  теплилась  нежность,  но  уже  в
следующий момент выражение лица стало непроницаемым, и он отпустил ее.
   - Кажется, я недооценил свое искусство убеждения, - протяжно произнес он.
- Покорять никого не пришлось, не так ли? Похоже,  вы  прекрасно  обеспечены
"необходимыми средствами", мадемуазель Женевьева.
   Кровь отхлынула от ее лица, глаза от унижения  потемнели,  оскорбительные
слова, словно лезвие ножа, врезались ей прямо в сердце. Застонав,  Женевьева
затравленно отвернулась, подыскивая нужные слова. Но единственные  пришедшие
на ум сложились в вопрос:
   - Зачем? Чего вы хотели этим добиться?
   - Почему вы решили, что мне от вас что-то  нужно?  -  Доминик  беззаботно
пожал плечами, закурил сигару  и,  сощурившись,  сквозь  струйку  дыма  стал
наблюдать за ней.
   - Это как-то связано с  моим  отцом,  -  догадалась  Женевьева,  вспомнив
странные слова о том, что каперу приятно покорить ее, поскольку  она  похожа
на своего отца. - Вы хотите отомстить моему отцу, унизив его дочь?
   - Вы льстите себе, моя дорогая. - Делакруа нервно рассмеялся. - Если бы я
захотел отомстить вашему отцу, я бы прибег к  оружию,  более  опасному,  чем
слабость его дочери.
   А ведь девчонка права! Он собирался воспользоваться  Элизиной  глупостью,
сыграть на ее тщеславии, чтобы добиться уступчивости от  Виктора.  Но  после
утренней беседы с  ним  капитуляция  Латур-младшей,  пожалуй,  доставила  бы
каперу большее удовольствие. Он не причинил бы девушке  вреда.  Это  лишнее.
Женевьева, конечно, получила бы хороший  урок,  но  он  вернул  бы  ее  отцу
нетронутой. Это было бы даже интереснее, чем флирт с чужой невестой.  Однако
циничного капера хрупкая невинность нисколько не трогала.
   Теперь он предпочитал опытных женщин, знавших, как доставить удовольствие
мужчине. Посвящение непосвященных казалось Доминику делом скучным, а насилие
- бессмысленным. Но его план был выстроен относительно старшей дочери Латура
- натуры слабой и тщеславной, которой легко манипулировать,  как  Николасом.
Искушенному каперу вовсе не нужен был этот младший побег латуровского  рода,
чья способность прорастать там, где это  меньше  всего  требуется,  вызывала
лишь досаду. Пока. И Доминик решил, что, в  сущности,  это  его  гражданский
долг, равно  как  и  необходимость,  диктуемая  собственными  интересами,  -
отучить девчонку от вредной привычки влезать в чужие дела.
   Но был какой-то момент, в который он чуть не забыл об этом,  -  когда  ее
тело сделалось податливым и послушным в его руках. Доминик круто  повернулся
на каблуках и распахнул дверь во двор:
   - На сегодня хватит, мадемуазель Женевьева. Можете  вернуться  к  сестре.
Если последние несколько минут не доставили вам удовольствия, то  запомните,
что, встань вы на  моем  пути  еще  хоть  раз,  последует  нечто  такое,  по
сравнению  с  чем  сегодняшний  урок  покажется  вам  веселым  праздником  в
последний день карнавала.
   Женевьева сама не знала, как ей  удалось  выйти  вслед  за  ним  с  гордо
поднятой головой, несмотря на то что она сгорала от жгучего стыда. Вся сцена
заняла на самом деле не более пяти  минут,  но  Женевьева  очень  удивилась,
увидев сестру по-прежнему стоящей у длинного  стола,  на  котором  служитель
отрезал от рулона кусок кремового атласа. Будто и  не  произошло  ничего  из
ряда вон выходящего.
   Элиза взглянула на сестру, и Женевьева увидела в ее великолепных  голубых
глазах  плохо  скрываемое  недовольство.  Было  нетрудно  догадаться  о  его
причине. Сестренка только что имела свидание наедине с Домиником Делакруа, о
чем Элиза так давно мечтает!.. По ее мнению, это был еще один  пример  того,
как ловко младшая сестра умеет все  обернуть  в  свою  пользу.  Элиза  и  не
догадывалась, что та предпочла бы наступить на змеиное гнездо, чем оказаться
на месте сестры  в  ее  флирте  с  хладнокровным  и  безжалостным  Домиником
Делакруа. Затем она заметила бледность  Женевьевы,  ее  неподвижный  взгляд,
напряженную походку и тревожно взглянула на шагавшего позади нее Доминика.
   Его лицо было абсолютно бесстрастным, глаза ничего не выражали. Подойдя к
Элизе, он сказал:
   - Извините, мадемуазель Латур, но меня ждут неотложные дела.  Пожалуйста,
чувствуйте себя совершенно свободно - Маркус выполнит все ваши пожелания.  -
Доминик учтиво (и только!) поднес ее руку к губам.
   Элизе хотелось бы видеть в этом жесте знак особого расположения,  но  при
всей своей готовности к самообману она не заметила ничего, кроме вежливости,
ничего, предназначенного лично ей. Единственным утешением могло служить  то,
что, покидая двор, капер лишь мимоходом взглянул  на  Женевьеву,  словно  на
пустое место.
   -  Пошли  домой,  Элиза,  -  сказала  сестра   низким   голосом,   всегда
свидетельствовавшим у нее об усталости. - У тебя здесь  больше  нет  никаких
дел.
   - Да, благодаря твоему вмешательству, - прошипела Элиза. - Ну  почему  ты
всегда  появляешься  некстати!  Наверное,  просто  завидуешь,  что  тебе  не
оказывают такого внимания, как мне. - И обернулась к Маркусу, чтобы сообщить
адрес, по которому следовало отправить ткани.
   Обвинение настолько не соответствовало  действительности,  что  Женевьева
чуть не рассмеялась. Если бы Элизе оказали такое внимание, она бы уже билась
в истерике. Услышав распоряжения, которые сестра давала слуге, Женевьева  не
поверила своим ушам: неужели сестра скомпрометирует себя еще больше,  приняв
дары капера? Впрочем, она ведь не знала  ничего,  кроме  того  что  Делакруа
ухаживает за ней, и, играя в этот галантный флирт, не видела  разницы  между
подарками в виде букетика фиалок и дорогими тканями.
   Глядя на это красивое пустое лицо, эти большие  глупые  глаза,  Женевьева
отказалась от мысли объяснить сестре, что Доминик Делакруа просто использует
ее в своих явно неблагородных целях. Она собиралась было рассказать Элизе  о
подслушанном разговоре между Николасом  и  капером,  но  теперь  передумала.
Элиза все равно не поверит и, возможно, заподозрит, что это просто  ревность
со стороны сестры. Единственное, что Женевьева решила точно, это  никому  не
рассказывать о том, что случилось в эти  ужасные  минуты  на  складе.  Такой
позор нужно держать в тайне.
   И еще она решила, что настал  момент  схватиться  с  Николасом.  Не  зная
правды, Женевьеве будет трудно на ощупь бродить  в  темноте,  а  сегодня  ей
стало совершенно ясно: для борьбы с кознями Доминика Делакруа  ей  необходим
очень яркий свет - иначе она безнадежно заблудится и пропадет во мраке.

Глава 5

   Николас мерил шагами квартиру, которую занимал в холостяцком доме  с  тех
пор, как достиг мужской зрелости.  Пожалуй,  никогда  в  жизни  ему  еще  не
доводилось испытывать такого унижения, как сегодня утром. Этот мерзкий капер
с его поганым языком посмел так оскорбить  достоинство  Николаса!  Это  было
хуже, чем презрительное отношение Латура.
   По крайней мере что касается дядюшки, то ни для кого  не  было  секретом,
что Виктор презирает всех без  разбора.  Но  почему  ом,  Николас  Сен-Дени,
должен отвечать за проклятую привычку своей младшей  кузины  повсюду  совать
свой нос? Он не виноват, что Женевьева прошлой ночью подслушала их разговор,
хоть Доминик и считает, будто Николас знал, что она заперта в кладовке. И  в
том, что Женевьева настояла сопровождать их к бирже Масперо, кузен  тоже  не
виноват.  Какой  предлог  Николас  мог  придумать,  чтобы  не  взять  ее  на
предположительно невинную прогулку по городу? Женевьева сразу бы  догадалась
о чем-то подозрительном - у девчонки просто нюх на это, - а уж если она  что
вобьет себе в голову, то будет стоять насмерть. Так оно  в  конце  концов  и
случилось.
   И теперь Сен-Дени необходимо остановить кузину, придумать, как усыпить ее
подозрения или вывести из  игры.  Инструкции  Доминика  на  этот  счет  были
предельно ясны, а чтобы оспаривать  приказы  Доминика  Делакруа,  требовался
человек намного смелее Николаса.  Распоряжение  не  сопровождалось  никакими
угрозами, но в холодных глазах капера  Николас  увидел  такое,  что  у  него
мурашки по коже побежали.
   Резкий стук в дверь прервал невеселые мысли молодого повесы.
   - Войдите, - крикнул он, ничуть не пожалев,  что  его  от  них  отвлекли;
однако,  увидев  посетителя,  который  решительно  закрыл  за  собой  дверь,
Сен-Дени огорчился.
   - Николас, нам нужно поговорить,  -  тоном,  не  допускающим  возражений,
заявила Женевьева. - Что происходит между тобой и Домиником Делакруа? Что за
долг ты обязан вернуть ему?
   Николас был застигнут врасплох и даже не пытался  отрицать  существование
долга. Однако чего она  хочет?  Ведь  ему  неизвестно,  что  именно  слышала
кузина.
   - Это мое дело, -  заявил  Николас  со  всей  твердостью,  на  какую  был
способен. - Личное. Имею я право на конфиденциальность?
   - Это зависит  от  обстоятельств,  -  констатировала  Женевьева,  сев  на
подлокотник большого кресла и небрежно качая ногой.  -  Но  полагаю,  что  в
данном случае, поскольку в твои дела оказались  невольно  втянутыми  другие,
права на конфиденциальность у тебя нет. Почему этот  разбойник  охотится  на
Элизу? Зачем ему так нужно было, чтобы ты ввел его в наш дом?
   Николас сжал пальцами виски, чувствуя себя словно загнанный зверь.
   - Никому ничто дурное не грозит, -  чуть  слышно  ответил  он,  -  просто
Доминик хотел бы иметь дела с твоим отцом, вот  и  все.  Но,  чтобы  сделать
соответствующее предложение, Делакруа нужно было познакомиться с ним, а  это
удобнее всего сделать па вечере.
   Женевьева уставилась на кузена как на круглого идиота:
   - Чтобы у Доминика Делакруа были общие дела с папа?! Николас, чем  набита
твоя  голова,  если  ты  мог  подумать,  что  папа  согласится  на  подобное
предложение?
   Николас,  которому  уже  была  известна  реакция  Латура  на  предложение
Доминика,  прикусил   язык.   Но   его   взбешенная   кузина   не   отводила
вопросительного взгляда и ждала ответа на свой первый вопрос.
   - Элизе ничто не угрожает,  -  повторил  он.  -  Не  могу  больше  ничего
сказать, но ты должна мне доверять.
   - Большое спасибо! - презрительно бросила она. - Я вообще не  смогу  тебе
больше доверять. Если ты не скажешь мне правды, я  сейчас  же  все  расскажу
папа.
   - Ты этого не сделаешь. - Николас стал белым как мел.
   - Если ты меня вынудишь, сделаю, - заверила Женевьева. - Я не  сплетница,
как тебе известно, но что-то в этом деле уж очень смердит...
   Бросив столь "неизящное" высказывание, она замолчала и  стала  наблюдать,
как кузен снова нервно заходил по комнате. Наконец Николас, кажется,  принял
решение.
   - Почему твой отец не желает иметь  дела  с  Домиником?  Если  Латур,  не
моргнув глазом, покупает у него товары, то почему не может оказать  Доминику
ус