оческое  видение  будущего  не  абстрактную,
мертвую схему открывает, а живую, индивидуальную трагедию. Сама  возможность
пророчеств  основана  на  религиозном  преодолении  противоположности  между
свободой и необходимостью, которая для рационалистического сознания остается
непримиримой  антиномией.  Необходимый,  роковой  конец   истории,   который
открывается в пророчествах,  и  будет  делом  свободы,  постигнутой  не  как
произвол. Христос уничтожил противоположность между человеческой свободой  и
божественной необходимостью,  и  христианские  пророчества  открывают  конец
истории и путь к нему по ту сторону этой противоположности. Конец истории  в
такой же мере провиденциален, в  какой  и  свободен.  Провиденциальный  план
истории не может быть насилием  над  свободой  индивидуального,  а  лишь  ее
исполнением.  Мировая  трагедия  разрешится  не  только  борьбой  Христа   с
Антихристом, но и человеческой свободой, человеческим усилием и творчеством.
Конец  истории  и  путь  к  концу  -  не   исключительно   божественный,   а
богочеловеческий,  и  в  богочеловечности   таится   возможность   осмыслить
божественный план  истории,  не  погасив  индивидуальной  свободы  человека.
Только новая религиозная антропология в  силах  осветить  религиозный  смысл
истории, победить кошмар отвлеченной схемы и безумие индивидуальной игры.
   Христианство не полно, так как в  нем  или  совсем  не  было  религиозной
антропологии, или была антропология ложная. Христианское сознание выработало
на вселенских соборах догмат  о  богочеловечности  Христа;  оно  же  открыло
греховность   человеческой   природы.   Но   богочеловечность   человека   и
человечества не была полностью вмещена христианским сознанием: ему оказалась
почти  чуждой  сама  идея   богочеловечества.   Антропология   исторического
христианского сознания  осталась  еще  слишком  языческой  и  ветхозаветной.
Человеческая стихия  была,  с  одной  стороны,  принижена  христианством  .в
истории, а с другой - ложно возвеличена  в  лице  папы,  царя,  иерархии,  в
человеческом быте и человеческих мнениях, выданных за божеские. Человеческое
было соединено с божеским в Христе, индивидуально соединялось  у  святых,  у
спасавших  свою  душу;  но  на  пути  истории,  на  пути  культуры  осталась
отъединенность. Человеческая стихия в одной точке соединялась  с  Христом  и
тем  спасалась  в  индивидуальной  форме,  но  исторически,  вселенски   она
утверждала себя по-своему, приняла своеобразный  компромисс  христианства  с
языческой антропологией. Человеческая стихия не обожилась и потому  осталась
и приниженной перед Божеством,  и  бесстыдной,  полной  самомнения  в  своем
самоутверждении. Католичество было разом и унижением человека, и  непомерным
возвеличением; в нем сильна властолюбивая и самолюбивая человеческая стихия.
Православие было принижением человеческой стихии, подчинением  ее  Божеству,
столь характерным для  Востока  исчезновением  человека  и  Боге.  И  ложная
антропология западного католичества,  и  полное  отсутствие  антропологии  в
восточном православии одинаково свидетельствуют о неполном  и  одностороннем
характере  христианства  в  истории,   о   неизбежности   раскрытия   полной
религиозной антропологии, религиозного учения о человеке и человечестве,  не
языческого  и  не  ветхозаветного.  Но,  скажут,  есть   ведь   новозаветная
антропология, преодолевающая и язычество, и Ветхий Завет!  Вся  историческая
драма религии Нового Завета в том, что Новый Завет человека с  Богом,  Завет
любви и свободы не был еще соборным соединением  человечества  с  Божеством.
Обожение человечества,  путь  к  которому  открыт  Христом,  в  исторических
границах  Нового  Завета  не  осуществляется  и   предполагает   завершенную
диалектику Троичности. Если мессиански-пророческое сознание  Ветхого  Завета
вело к Новому Завету, то мессиански-пророческое сознание Нового Завета ведет
к Завету Третьему. Богочеловечество, совершенное соединение  человечества  с
Божеством, может явиться лишь <как> результат проникновения Св. Духа в  путь
истории и культуры. Заветы Христа остаются индивидуальными,  на  них  нельзя
построить   религиозного   общества   и   религиозной   культуры.    Религия
Богочеловечества есть религия Св. Троицы, завершение диалектики  Троичности,
в которой творение свободно возвращается к Творцу. Положительная религиозная
антропология, раскрытая в религии Св. Троицы, будет изъявлением прав Бога  и
прав человека, что в истории было до сих  пор  разделено,  будет  раскрытием
богочеловечности человека и человечества,  новой  близости  человеческого  к
божескому. Священнический иерархизм, исполнявший  великую  миссию,  в  конце
будет преодолен новой  религиозной  антропологией.  Человеческая  природа  -
ничто,  взятая  сама  по  себе,  самоутверждающаяся,  но  она   божественна,
могущественна в единении с Божеством. В  святых  происходило  индивидуальное
обожение человеческой природы; это обожение должно начаться в истории, чтобы
привести мир  к  обществу  святых  -  благому  результату  мировой  истории.
Человечество, по выражению Вл.Соловьева, есть становящееся абсолютное,  и  в
этом религиозный смысл истории и религиозная задача  человеческой  культуры.
Новая религиозная антропология прекратит распрю гуманизма с  Богом,  откроет
безумие безбожного прогресса и такое  же  безумие  благочестивого  регресса.
Новое религиозное сознание Третьего Завета изобличит ложь старых  теократий,
смешавших  человеческое  с  божеским,  и  новых  демократий,   обожествивших
человеческое, и поведет к новой и вечной теократии, в которой  власть  будет
подлинно божеской, а человек, подчинившийся этой  власти,  будет  поднят  на
высоту божественную. Но люди переходной эпохи не  должны  выдавать  себя  за
носителей нового откровения, а лишь за жаждущих, предчувствующих и стоящих у
порога.
   Положительная религиозная антропология может быть открыта лишь в связи  с
проблемой происхождения зля, лишь  в  свете  ясного  сознания  природы  зла.
Тварная человеческая природа есть и величайшее добро, и величайшее зло.  Зло
не есть самобытное и абсолютное начало бытия, зло есть творение, отпавшее от
Бога и обоготворившее себя и свои силы. Все эмпирические формы зла - смерть,
болезнь, нужда, рабство, убийство, злоба, ненависть явились в мир  из  этого
источника. Если самообожествление человеческой природы было источником  зла,
то обожение человеческой природы будет победой над злом, исходом, спасением.
Обожение человеческой природы, богочеловечность  и  есть  новая  религиозная
антропология,   противоположная    безрелигиозной    антропологии    религии
человечества,      религии      человеческого      самообожествления       и
самоудовлетворенности. Вот почему религиозно-антропологический  вопрос  есть
вопрос  о  разрешении  смысла  истории.  В  Апокалипсисе  дано   пророческое
разрешение того антропологического вопроса, который поставлен в книге Бытия.
   Революционеры, пламенно верующие в  социальное  спасение  человечества  и
земной рай, исповедуют ложную  антропологию,  обратную  христианской,  и  их
завет есть завет жертвы, а не любви. Революционер-герой себя самого  считает
спасителем  мира  и  жаждет  себя  принести  в  жертву,  пролить  кровь  для
искупления грехов мира. Революционер сам хочет быть  Христом,  и  эта  жажда
жертвы мешает ему увидеть Христа, поверить в Единого Спасителя. Мнить самого
себя спасителем и придавать своей жертве мировое искупляющее  значение  есть
большой соблазн ложной антропологии, соблазн зла, принявшего обличие  добра.
Религия Христа есть завет любви, а  не  жертвы,  религия  Спасителя  -  Сына
Божьего, а не спасителей-человеков. Кровавая жертва человека не может  иметь
спасающего и искупляющего  значения,  и  сама  жажда  жертвы  есть  соблазн.
Историческое христианство не осуществило в человеческой жизни завета любви и
слишком  часто  сбивалось  на  старый  завет   жертвы.   Ложь   антропологии
исторического христианства и антропологии революционного гуманизма  разом  и
обоготворяет  человека,  и  принижает  человека,  но  не  в  силах   обожить
человеческую природу.
   Третий Завет, завершающий диалектику истории, осуществляющий завет  любви
истинной антропологии, восстановит всю полноту язычества, но  просветленного
и освобожденного от тления, освятит всю плоть  культуры,  но  осмысленную  и
побеждающую смерть. Вся языческая полнота жизни, так соблазняющая многих и в
наше время, не есть зло и не подлежит уничтожению; все это  богатство  бытия
должно быть завоевано окончательно, и недостаточность и ложь язычества в том
и заключалась, что оно не могло  отвоевать  и  утвердить  бытие,  что  закон
тления  губил  мир  и  язычество  беспомощно  перед   ним   останавливалось.
Возрождение ценностей и благ языческого мира, всей заключенной в  этом  мире
подлинной  жизни,  почувствованной  языческим  миром  святости  первозданной
плоти, есть дело религиозное и с религией воскресенья  плоти  связанное.  Но
возрождение язычества, реставрация  языческих  религий  есть  безумие,  есть
дело, враждебное религии. Нельзя отрицать язычества, безумно  видеть  в  нем
злой соблазн;  язычество  было  подлинным  откровением,  но  первоначальным,
неполным,  односторонним,  и  были  глубокие,  мистические  причины   гибели
язычества как религии. Языческая культура, языческая философия  и  искусство
не  погибли;  они  легли  фундаментом  мировой  христианской  культуры;  ими
питались учителя церкви и строители церкви. Беда не в том, что  христианский
мир отверг язычество, беда в том, что христианская история была двойственна,
что мир стал язычески-христианским, что весь он был проникнут дуалистическим
сознанием.  Католичество  было   язычеством   в   христианской   одежде,   и
христианское государство, христианская семья, христианский быт  -  пережитки
язычества,  языческого  родового  строя  жизни.  Аскетическая   христианская
мистика святых и отшельников  и  весь  христианский  быт,  вся  христианская
история земли остались несоединенными,  противоположными.  И  задача  нового
религиозного движения не есть обновление христианства язычеством,  а  скорее
освобождение  христианства  от  языческого  быта,  преодоление  дуализма   и
творческое утверждение нового религиозного бытия, в  которое  войдет  и  все
преображенное язычество и все исполнившееся христианство.
   Что должна, наконец, наступить эпоха Св. Духа, что то будет эпоха любви и
свободы, это давно уже предчувствовалось, мечта о ней всегда была заложена в
христианстве. Иахим из  Флориды  учил  о  трех  фазисах  откровения  и  ждал
откровения Св. Духа. В XIII веке францисканцы проповедовали о трех эпохах  -
Отца, Сына и Духа Св., и эпоху Духа начинали с св. Франциска. Хилиастические
надежды с особенной силой возродились в реформационную эпоху; в  мистических
сектах  ждали  близкого  наступления  чувственного   тысячелетнего   царства
Христова. В  начале  XIX  века  Баадер  и  Шеллинг  учили,  что  религиозное
откровение должно перейти в новый фазис Св. Духа  и  в  нем  должна  явиться
церковь св. Иоанна. Но  то  были  индивидуальные  предчувствия  христианских
гностиков. Русские богоискатели ищут Вселенской Церкви и  новых  откровений.
Вл.Соловьев подходит к религии Духа. Но все  эти  предчувствия  недостаточно
еще  связаны  с  вселенским  сознанием,  все  эти  движения  не  носят   еще
вселенского  характера,  не  идут  изнутри   Церкви.   В   мировой   истории
человечества и во всей культуре человечества многое  должно  еще  произойти,
прежде чем станет возможным вступить в новую  религиозную  эпоху.  Отдельные
мыслители, отдельные мистики и отдельные секты могли многое почувствовать  и
сознать, но речь идет о всемирно-исторических эпохах,  и  религиозная  эпоха
Св. Духа не могла еще наступить не только в XIII веке, но и в XIX  веке,  не
настали еще времена и сроки. Об эпохе Св. Духа можно говорить лишь  условно,
так как не может быть особенной религии Св. Духа. Полная религия,  вмещающая
полноту откровения,  есть  религия  Св.  Троицы.  Третий  Завет  будет  лишь
исполнением Завета Христова. И прежде всего раскроется тайна  нового  брака,
мистического соединения, которого нет в порядке природы, не соединяющей  две
плоти в одну, а рождающей плоть третью. В макрокосме соединяется  Христос  с
Невестой своей Церковью; так в микрокосме  муж  соединяется  с  женой.  Этот
мистический брак существовал лишь на  высших  ступенях  посвящения  в  тайну
любви, но от него пойдет преображение мира.
   Современное человечество  переживает  тяжелый  кризис:  все  противоречия
обострились до последнего предела, и ожидание мировой социальной  катастрофы
на один лишь волосок отделимо от ожидания катастрофы религиозной.  Социализм
и анархизм, декадентство и мистика, разочарование в науке и пустота новейшей
философии, небывалое еще ощущение личности и  сознание  неизбежности  нового
общества, мучительное обострение проблемы пола - все это ведет  к  какому-то
пределу, к таинственному еще разрешению. Европейская культура идет  быстрыми
шагами к пределу человеческого самообоготворения, к новой безбожной религии,
к  земному  богу,  который  уже  всех  поработит   и   которому   поклонятся
окончательно.  Наступают  времена  такой  тоски  духа,  такого  томления  по
религиозному разрешению противоречий  жизни,  что  неизбежно  что-то  должно
начаться.
   У нас в России долгое время было рабство и варварство, а  потом  наступил
революционно-реакционный хаос, но у нас же, плохих  европейцев,  нашла  себе
приют неведомая Европе духовная жажда, неустанная работа лучших наших  людей
над  вопросом  религиозным.  Дух  наш  решительно  враждебен  мещанству,   и
механический идеал Европы нам чужд  и  неприятен.  Мессианистско-религиозные
чаяния давно уже зародились в России, и в религиозное призвание России верит
национальный гений нашего  народа.  В  славянофильстве  было  много  роковых
ошибок и  наивностей,  но  в  нем  же  была  и  правда,  дальше  развиваемая
Достоевским, Вл.Соловьевым и др.  У  нас  есть  органические  задатки  пути,
противоположного этому судорожному движению к  земному  богу,  к  механизму,
подменившему организм, к фиктивному  бытию.  Это  не  значит,  конечно,  что
Европа "сгнила"; и там готовятся силы к  последнему  акту  мировой  истории.
Мировая история разрешится лишь  совместными  силами  Востока  и  Запада,  и
каждый великий народ имеет тут свою миссию.  Но  верим,  России  и  русскому
религиозному движению принадлежит роль особая и великая. Только Россия может
соединить восточное созерцание Божества  и  охранение  божественной  святыни
православия с западной человеческой активностью,  с  исторической  динамикой
культуры. На монгольском Востоке есть страшная стихия безличности, как  кара
за  грехи,  грозящая  европейской  цивилизации,   изменяющей   христианскому
откровению о личности. Россия в силах  будет  отразить  восточно-монгольскую
опасность, если победит в  себе  татарщину,  охранит  себя  от  американской
безличности и укрепит в себе мужественно-христианскую  активность  личности.
Вера в миссию России есть вера, она не может быть доказана, это  не  научная
истина. Народ есть реальное, а не номинальное понятие, народ  -  мистический
организм, сверхчеловеческое единство. Народ есть предмет веры, а не  предмет
чувственного восприятия. Вера в русский народ  принуждает  нас  думать,  что
Запад не в силах выйти из кризиса  без  истины,  хранящейся  на  Востоке,  в
восточном православии, в восточной мистике, в восточном созерцании Божества.
Третий Завет родится от органического соединения мистической истины  Востока
с утонченными плодами культуры Запада и с западной активностью.  Христос  на
Западе, в католичестве был объектом, к Нему тянулся человек; на  Востоке,  в
православии Христос был субъектом, внутренним фактом.
   Спасение мира есть устранение противоположности между Христом и  миром  -
двумя детьми Бога,  проникновение  Христа  во  все  клетки  мира,  свободное
принятие Христа всеми частями мира. Соборное слияние Христа и мира, Логоса и
мировой души совершается Св. Духом, Третьим Лицом  Св.  Троицы,  завершающим
процесс возвращения творения к Творцу. Христос есть  абсолютный  Сын  Божий,
мир есть становящееся  абсолютное.  Мировая  душа  оплодотворяется  Логосом,
принимает в себя Христа, мир должен встретиться в конце истории  с  Христом,
как  невеста  с  женихом  своим.  Антагонизм  между  миром  и  Христом  есть
историческая аберрация, которую  призвана  рассеять  соединяющая  эпоха  Св.
Духа. Спаситель мира не может быть врагом мира. Христос был не от того мира,
который отпал от Бога и истлел, Он был от того мира, который есть  космос  и
безмерно богаче мира этого. Христос учил искать Царства Божьего и не  искать
того, что в мире, но потому, что Царство Божие и есть подлинный мир, полнота
бытия, а то, что в мире, есть призрак и бедность. Мир имеет два смысла:  мир
как творение, отпавшее от Творца и обоготворившее себя, призрачный и бедный,
и мир как творение, соединенное с Творцом, реальный и богатый. Все, что есть
ценного в нашем мире, принадлежит  к  миру  реальному  и  богатому,  который
Христос пришел не уничтожить, я  утвердить  навеки.  Таков  мир  творчества.
Спасение мира есть вытеснение зла в сферу небытия, утверждение мира истинно,
о и уничтожение мира ложного. Лживый, призрачный мир есть зло и небытие;  он
не должен иметь защиты, он достоин лишь огня. Но весь истинный, реальный мир
спасется,  ничто  в  нем  не  погибнет.  Идея  всеобщего   спасения,   очень
притягательная и заключающая в себе долю истины, легко превращается  в  злой
соблазн, когда она понимается в смысле спасения не только полноты бытия,  но
и самого зла, которое есть небытие. Мир  спасется  во  всей  полноте  своего
бытия, но то, что есть небытие в мире, но мир лживо-призрачный  спастись  не
может  и  не  должен,  может  лишь  сгореть.  Идеологическая   защита   зла,
сострадание к злу есть великий соблазн, от которого необходимо освободиться.
Все в мире вольно освободиться от зла и спастись, но само  зло  спастись  не
может. Страдающий и жаждущий спасения достоин сострадания; но не может  быть
сострадания к  злу.  В  оригенизме,  старом  и  новом,  в  отрицании  ада  и
утверждении  всеобщего   спасения   есть,   расслабляющий   филантропизм   и
сказывается  гностическое   бессилие   решить   проблему   зла.   Идея   ада
оправдывается свободным достоинством человека, так как свободный человек  не
может и не хочет быть спасенным насильственно35. Мир сотворен для свободных,
для сильных духом. Вне Бога и Царства Божьего пытались утвердить зло; но вне
Бога и Царства Божьего нет ничего и быть ничего не может, кроме ничтожества,
лжи, фальсификации, небытия. За стенами Вселенской Церкви ничего  не  должно
остаться, кроме небытия. Новая религиозная душа  войдет  в  Церковь  не  для
отрицания творчества жизни, а для ее освящения; с ней войдет весь  пережитой
опыт, все подлинные мирские богатства. Тем и отличается новая религиозность,
нарождающаяся в мире, что Церковь для нее есть  премудрая  мировая  душа,  в
которую  входит  не  только  вся  полнота  "духовного",  но  и  вся  полнота
"светского".
   ЗАКЛЮЧЕНИЕ. О СТРАДАНИИ И ОТВЕТСТВЕННОСТИ
   Все достоинство человека основано на чувстве  свободной  ответственности,
на сознании виновности в собственной судьбе. Страдание, которым  полон  мир,
есть уже последствие до мира содеянного зла, результат греха.  Страдание  не
есть первоначальная основа творения; страдания нет в идее  Творца.  Творение
создано для блаженства, и соединение творения  с  Творцом  есть  блаженство.
Если творение не блаженствует, а страдает, то в этом виновно само  творение,
его отпадение  от  Творца:  план  страдающего  мира  не  есть  план  Творца.
Страдание  людей  есть  знак  того,  что  было  совершено  преступление,   и
освобождение от страдания может  быть