ие о том, что нужно  задерживать  семя  для
роста и укрепления личности, и указываются пути общения, на этом основанные.
Сексуальный акт, извергающий семя, - негоден для выражения любви.  Не  может
быть и потребности так выражать любовь. Этот акт годен лишь для  продолжения
рода.
   144 Во  всей  святоотеческой  литературе  прямое  религиозное  оправдание
самого сексуального акта, а не только его последствия - деторождения,  можно
найти чуть ли не у одного Мефодия Потарского, святого и  мученика  IV  века.
Св. Мефодий написал единственный в своем роде  трактат  под  названием  "Пир
десяти  дев  или  о  девстве",  весь  еще  проникнутый  духом  платоновского
симпозиона. Десять дев произносят речи о половой любви  на  пиршестве.  Иные
девы признают девство высшим, небесным состоянием.  Но  соединение  полов  и
деторождение тоже религиозно должны быть  оправданы,  в  половом  соединении
должно увидеть непосредственное действие самого Бога. Одна из дев,  Феофила,
говорит: "Если бы реки  уже  окончили  свое  течение,  излившись  в  морское
вместилище, если бы свет был  совершенно  отделен  от  тьмы,  если  бы  суша
перестала производить плоды с пресмыкающимися и  четвероногими  животными  и
предопределенное  число  людей  исполнилось,   тогда,   конечно,   следовало
воздерживаться и от деторождения. А теперь необходимо,  чтобы  человек  и  с
своей  стороны  действовал  по  образу  Божию,  так  как  мир  еще  стоит  и
устрояется; плодитесь сказано и размножайтесь. (Характерно, что св.  Мефодий
ссылается на  Ветхий  Завет  для  оправдания  деторождения.)  И  не  следует
гнушаться  определением  Творца,  вследствие  которого  и  мы   сами   стали
существовать. Началом рождения людей служит ввержение семени в недра женской
утробы, чтобы кость от костей и плоть от  плоти,  быв  восприняты  невидимою
силою, снова были образованы в другого человека тем же художником... На это,
быть может, указывает и сонное  исступление,  наведенное  на  первозданного,
предызображая услаждение мужа при сообщении, когда он в  жажде  деторождения
приходит   в   исступление,    расслабляясь    снотворными    удовольствиями
деторождения,  чтобы  нечто,  отторгшееся  от  костей  и  плоти  его,  снова
образовалось, как я сказала,  в  другого  человека.  Ибо,  когда  нарушается
телесная гармония от раздражения при сообщении, то, как говорят нам  опытные
в брачном деле, вся  мозговая  и  плодотворная  часть  крови,  состоящая  из
жидкообразной кости,  собравшись  из  всех  членов,  обратившись  в  пену  и
сгустившись, извергается детородными путями  в  животворную  почву  женщины.
Поэтому справедливо сказано,  что  человек  оставляет  отца  и  матерь,  как
забывающий внезапно обо всем в то время,  когда  он,  соединившись  с  женою
объятиями   любви,   делается   участником    плодотворения,    предоставляя
Божественному Создателю взять у него ребро, чтобы из сына  сделаться  самому
отцом.  Итак,  если  и  теперь  Бог  образует  человека,  то  не  дерзко  ли
отвращаться от деторождения, которое не стыдится совершать сам  Вседержитель
своими чистыми руками?" Св. Мефодий, Полное собрание его творений, изд. 2-ое
Тузова, стр. 36 - 7. "До подобен невидимой природе нашего рождения,  а  вход
обставленный горами, - нисхождению и вселению душ с небес в тела;  отверстие
- женщинам и  вообще  женскому  полу;  ваятель  -  творческой  силе  Божией,
которая, по покровом рождения, распоряжаясь нашею природою  внутри  невидимо
облекает нас в человеческий образ устрояя одеяние  для  душ.  Приносящим  же
глиняное вещество нужно уподобить мужчин и вообще мужеский пол, когда они  в
жажде деторождения ввергают сем в естественные женские проходы,  как  там  -
глиняное вещество в отверстие. Это семя,  делаясь  причастным  божественной,
так сказать, творческой силе, само по  себе  не  должно  считаться  причиною
непотребных  раздражении.  Между  тем  художество   постоянно   обрабатывает
предлагаемое вещество. Никакая вещь сама по себе не должна  считаться  злом,
но она делается такою от злоупотребления пользующихся ею",  стр.  40.  "И  в
пророческом слове Церковь уподобляется цветущему  и  разнообразнейшем  лугу,
как  украшенная  и  увенчанная  не  только  цветам  девства,  но  и  цветами
деторождения",  стр.  43.  Св.  Мефодий  дает  единственное  в  своем   роде
оправдание полового акта как проводника Божественного творчества  людей  как
пути, которым творит Бог-Художник. Но все же оправдание половой жизни у  св.
Мефодия остается ветхозаветным,  дохристианским.  Новозаветна  у  него  лишь
хвала девству. "Подлинно девство есть весенний цветок  нежно  произрастающий
на своих всегда белых листья цвет нетления", стр.  80.  "Много  есть  дщерей
Церкви, но только одна есть избранная и возлюбленная в очах больше всех; это
- сонм девственниц", стр. 82. "Девстве (??????i?) через перемену одной буквы
получает  название  почти  обожествления  (??????I?),  так  как   оно   одно
уподобляет Богу владеющего им и посвященного в его  нетленные  тайны",  стр.
88. И пир десяти дев кончается постоянным повторением припева:
   "Для Тебя, Жених, я девствую, и держа
   горящие светильники, Тебя встречаю я".
   У св. Мефодия остается обычная для христианского сознания  двойственность
ветхозаветного оправдания деторождения и половой жизни и новозаветной  хвалы
девства как состояния, превышающего всякую половую жизнь.
   145 Рождающий сексуальный акт оправдывают тем, что он  есть  единственный
путь рождения человеческой жизни и продолжения жизни человечества. Души  как
бы просятся в мировую жизнь. Но это  оправдание  часто  бывает  лицемерно  и
неискренно.  Прежде  всего,  мистически  и   религиозно   нельзя   отвергать
возможности  иного  рождения,  рождения  в  духе,  рождения  от  девы,   для
богочеловечества, принявшего в  себя  Христа.  Этим  возражением  скрывается
страх человеческого  совершенства,  страх  разрешающего  конца.  Победа  над
рождающим сексуальным актом будет победой над смертью.
   146  "Die  Androgyne  besteht  in  der  Einheit  des  zeugenden  und  des
formgebenden   Prinzips   oder   Organs,   oder   in   der   Einigung    der
Geschlechtsfahigkeiten in einem Leibe. Dieser  Begriff  ist  weder  mit  der
Impotenz oder Geschlechtslosigkeit noch mit dem Hermaphroditismus als  ihrem
Gegenteil, namlich dem  Zusammensein  beider  geschleidener  Fahigkeiten  in
einem Leibe zu vermengen" ("Андрогин есть единство формообразующих принципов
или органов или же соединение общеродовых способностей  в  одном  теле.  Это
понятие не связано ни с импотенцией или бесполостью, ни  с  гермафродитизмом
как его противоположностью, т.е.  с  сосуществованием  в  одном  теле  обоих
полов" (нем.) - Ред.). Baader, t. II, стр. 189.
   147 Это научно изобличает Фрейд. Но Фрейд как будто бы не сознает, что  в
сексуальном наслаждении (Lust) человек все же игралище родовой стихии.
   148  См.,  напр<имер>,  Моргана  "Первобытное  общество"   или   Энгельса
"Происхождение частной собственности, семьи и государства" (Название  работы
Ф.Энгельса - "Происхождение семьи, частной собственности  и  государства".).
На этом  же  пути  стоит  Липперт  и  большая  часть  историков  культуры  и
социологов.
   149 "Глава семейства, - говорит еп. Феофан, - кто бы ни  был  ею,  должен
восприять на себя полную и всестороннюю заботу о всем доме, по всем  частям,
и иметь неусыпное попечение о нем,  сознавая  себя  ответным  лицом  и  пред
людьми за его добро и худо; ибо в своем лице он  представляет  его  все:  за
него получает стыд и одобрение, болит и веселится. Сия  забота,  по  частям,
должна быть обращена ?) на благоразумное, прочное и полное хозяйство,  чтобы
все  во  всем  могли  иметь  посильное  довольство,   жизнь   неболезненную,
безбедную. В этом житейская мудрость - честная,  Богом  благословенная...  В
сем отношении он распорядитель и правитель дел.  На  нем  лежит,  когда  что
начать, что  кому  сделать,  с  кем  в  какие  вступить  сделки  и  пр<оч>".
"Начертание  христианского  нравоучения",  стр.  488.  Еп.  Феофан  не  хуже
экономических материалистов изобличает хозяйственную природу семьи. Для него
"естественный  союз  по  любви  есть  союз  дикий,  мрачный",  стр.  490.  В
православном сознании Еп. Феофана никогда даже и не возникал вопрос о смысле
эротической любви, о мистическом браке.
   150 См. Нитцше, т. VI, стр. 334.
   151 Если перевести это на терминологию Фрейда, то развратом нужно назвать
(В оригинале смысловая опечатка - "познавать".) всякий аутоэротизм.
   152 У Вейнингера  есть  гениальные  интуиции  о  женской  психологии,  но
испорченные его дурной, слабой враждой к женственности.
   153 Платон, Я.Беме, Фр.Баадер, Вл.Соловьев -  все  связывали  мистический
смысл любви с андрогинизмом.
   154 Слово "романтическое" я употребляю не в узком школьном  смысле  этого
слова, а в более широком.
   155 Очень интересна для нашей темы статья Зиммеля о Микель  Анжело.  (См.
"Логос", 1911, Книга первая.) Зиммель  хочет  показать,  что  Микель  Анжело
преодолел дуализм языческой имманентности и христианской  трансцендентности.
"Душа и тело, долго разъединенные устремлением души в трансцендентное, здесь
снова познают себя как единство", стр. 148.  "Идея,  мучеником  которой  был
Микель   Анжело,   принадлежит,   по-видимому,   к   бесконечным   проблемам
человечества: найти освобождающее завершение жизни в самой жизни,  воплотить
абсолютное в форме конечного", стр. 164. Это ведь проблема не одного  Микель
Анжело, это проблема всего искусства и  всей  человеческой  культуры.  Но  и
Микель Анжело, как и всему Возрождению, не удалось "в  земной  воззрительной
форме искусства замкнуть, завершить жизнь самое в себе", стр. 165. У  Микель
Анжело трансцендентное не стало имманентно-совершенным. Сам Зиммель  кончает
статью словами: "Может, суждено человеку некогда найти  царство,  в  котором
конечность и несовершенность разрешается  в  абсолютное  и  совершенное  без
необходимости  полного  перемещения  себя  в  иное   царство   потусторонних
реальностей, царство догматических откровений... Последняя решающая трагедия
как жизни Микель  Анжело,  так  и  его  образов,  раскрывается  в  том,  что
человечество еще не обрело третьего царства", стр. 165. Это третье царство и
есть творчество в Духе.
   156 Даже чуждый христианскому духу Вальтер Патер в своей известной  книге
о "Ренессансе" предлагает искать корней Возрождения не только в  античности,
но и в христианском средневековье. То же говорит и Моннье в своей книге  "Le
Quattrocento".
   157 Бенвенуто Чиллини описывает, как  в  замке  св.  Ангела  ему  "явился
Христос, распятый на кресте, столь же сияющий золотом, как и самое  солнце".
"Жизнь Бенвенуто Чиллини, им самим рассказанная", изд. Ледерле, т.  1,  стр.
327. В тюрьме у него были необыкновенные религиозные переживания.
   158 См. прекрасную книгу Emile Gebhard "L'Italie mysti que.  Histoire  de
la Renaissance au moyen-age". Иохим  из  Флориды,  св.  Франциск  Ассизский,
Ж.Варажин с его  "Золотой  легендой",  Джотто,  Данте  -  вот  высшая  точка
мистического  напряжения  западного  мира.  Моннье  тоже  говорит  о  высшем
творческом подъеме треченто. См. "Le Quattrocento", t. I, стр. 109 - 10.
   159 О положительном значении Савонаролы для искусства говорит Лафенестр в
книге "St. Francois d'Assise et Savonarola - inspirateurs de 1'art italien",
стр. 280 - 4 и Theodore de Wyzewa "Les Maitres Italiens  d'autrefois",  стр.
83. Лафенестр и Визева говорят об упадке искусства кватроченто, о вырождении
Возрождения,  иссякании  в  нем  творческих  сил  и  об  усилиях  Савонаролы
вернуться к творческим религиозным  истокам  треченто.  В  сущности,  то  же
утверждает и Моннье в книге "Le Quattrocento". И он видит в  конце  XV  века
иссякание творчества.
   160 См. в прекрасной книге Вячеслава Иванова  "По  звездам"  статью  "Две
стихии  в  современном  символизме".  Вяч.  Иванов  защищает  реалистический
символизм  против  идеалистического   символизма.   "Пафос   реалистического
символизма: через Августиново "transcende te ipsum" к лозунгу -  a  realibus
ad realiora ("Превзойти  себя"  (лат.)  -  христианский  парафраз  изречения
дельфийского оракула  "познай  самого  себя";  "от  реального  к  еще  более
реальному" (лат.)  -  Ред.).  Его  алхимическая  загадка,  его  теургическая
попытка  религиозного   творчества   -   утвердить,   познать,   выявить   в
действительности иную, более действительную действительность.  Это  -  пафос
мистического устремления к Ens realissimum ("Наиреальнейшее  сущее"  (лат.),
здесь: бог.), эрос божественного. Идеалистический  символизм  есть  интимное
искусство  утонченных;  реалистический  символизм   -   келейное   искусство
тайновидения мира и религиозного действия за мир". "По звездам",  стр.  277.
"Реалистический  символизм  раскроет  в  символе  миф.  Только  из  символа,
понятого как реальность, может вырасти, как колос из зерна, миф. Ибо  миф  -
объективная правда о сущем", стр. 278. "Миф  -  отображение  реальностей,  и
всякое иное истолкование подлинного мифа есть его искажение.  Новый  же  миф
есть новое откровение тех же реальностей", стр. 279. Очень знаменательна эта
устремленность  В.Иванова  к  реалистическому  символизму  и  к   мифу   как
реальности. Но В.Иванов не до конца сознает трагедию  всякого  творчества  и
всякого искусства, ибо слишком верит в религиозность культуры и  творчества.
В.Иванов не свободен от вагнеровского понимания синтетического  религиозного
искусства, которое целиком еще  не  сознает  трагедию  творчества.  Культура
трагически не религиозна и не может быть религиозна, но в ней есть  потенция
религиозного  откровения  и  смысла.  Культура  все  еще   есть   пресечение
творческого акта, не допускающее творческому акту достигнуть своего задания.
   161 В этом отношении очень характерен дневник  Леона  Блуа  "Le  Mendiant
Ingrat". Жизнь Л.Блуа прошла в потрясающей бедности. Иногда в  праздник  ему
не на что было зажечь свечку. Его дети умерли от голода, и не  на  что  было
хоронить их.  Но  Л.Блуа  не  шел  ни  на  какие  компромиссы  с  буржуазным
атеистическим миром, не приспособлялся к газетам и журналам, к направлениям,
имевшим успех. Так же ужасна была жизнь Вилье де Лиль-Адана,  потомка  одной
из самых аристократических фамилий Франции. Он жил на мансарде  и  выставлял
свою кандидатуру на греческий престол, на который имел  реальные  права  как
потомок гроссмейстера ордена Иоаннитов (Иоанниты, или госпитальеры, -  члены
духовно-рыцарского христианского ордена, основанного крестоносцами в XII  в.
и получившего название от иерусалимского странноприимного дома св. Иоанна.).
   162 Андре Жид в статье о Вилье де Лиль-Адане не  без  недоброжелательства
говорит о якобы религиозном нежелании знать жизнь у Вилье  де  Лиль-Адана  и
других "католических  писателей":  "Baudelaire,  Barbey  d'Aurevilly,  Helo,
Bloy, Huysmans, c'est la leur trait commun: meconnaissance  de  la  vie,  et
meme haine de la vie - mepris, honte,  peur,  dedain,  il  y  a  toutes  les
nuances, - une sorte de  religieuse  rancune  contre  la  vie.  L'ironie  de
Villiers s'y ramene ("Бодлер, Барбе д'Оревили, Гелло, Блуа, Гюисманс - у них
обидная  черта:  неприятие  жизни  и  даже  ненависть  к  ней  -  презрение,
стыдливость, страх, пренебрежение и все их оттенки - нечто вроде религиозной
озлобленности против жизни. К этому и сводится ирония Вилье" (фр.) -  Ред.).
"Pretextes", стр. 186.
   163 Обычные  эстетики  и  философии  искусства  должны  быть  отнесены  к
раздражающему своей ненужностью типу  литературы.  Об  искусстве  и  красоте
пишут люди, которым внутренно чужды искусство и красота. Отрадное исключение
представляет книга  Б.Христиансена  "Философия  искусства".  Христиансен  не
только философ, но и человек художественно чуткий. У него  можно  найти  ряд
ценных истин, несмотря на ложность его исходной философской точки зрения (он
принадлежит к школе Риккерта). Христиансен глубоко понимает, что в искусстве
есть настоящее откровение о человеке. "В человеке  должно  быть  нечто,  что
жаждет самооткровения, и его откровением может быть  искусство".  "Философия
искусства", стр. 156. "Искусство указывает человеку путь к  самому  себе.  В
нем, в этом искусстве, которое может быть  праздной  забавой  и  для  многих
бывает  только  ею,  заложена  и  другая  возможность:  стать  для  человека
самооткровением абсолютного", стр. 157. "В этой обманчивой игре  (искусства)
одно мы постигаем несомненно: себя самих.  Мы  приблизились  к  себе;  среди
призрачного вот что остается настоящим и правдивым:  я  таков  и  вижу  себя
таким, что для меня это переживание означает подъем и достижение. Я нахожу и
узнаю свою тоску, ибо в призрачном мире я конкретно переживаю то, что  могло
бы ее утолить. Я нахожу то, что могло  бы  осмыслить  жизнь:  действовать  в
сфере, подобной той, куда возносит меня искусство. В призрачном действии над
отражением идеального я постигаю то Я, которое  скрыто  за  эмпирическим.  В
этом, думается мне, призвание художника:  разрешить  души  от  пут  жизни  и
давать голос молчанию внутри нас, чтобы мы слушали его и  открывались  себе.
Искусство... раскрывает нам безобманно наше собственное существо", стр. 158.
"То, что жаждали узреть мистики  в  своих  экстазах  и  погружаясь  в  глубь
собственного "я", то создают художники и предлагают всякому, кто  близок  им
по духу",  стр.  159.  Христиансен  также  прекрасно  раскрывает  творческую
природу всякого эстетического восприятия и внечувственный, сверхэмпирический
характер  всякого   художественного   произведения:   "Эстетический   объект
возникает путем особого вторично-творческого синтеза, и внешнее произведение
служит лишь средством, побуждающим зрителя  к  этому  синтезу.  Эстетический
объект, таким образом, не может  быть  зафиксирован;  он  не  заключается  в
мраморе, на полотне, в сочетании  тонов,  но  должен  всякий  раз  возникать
заново: отсюда возможность  его  непонимания  или  понимания  ложного...  Мы
утверждаем, что содержание художественного  произведения  внечувственно;  мы
считаем пустым всякое произведение, в котором строение чувственных  форм  не
позволяет им явиться выражением внечувственного. Мы говорим, что дело  не  в
красках, линиях и тонах как таковых, даже не в видимом образе  изображенного
предмета, но в том невидимом, которое стоит за образом и его формами, и  что
последовательность тонов имеет значение только  как  чувственный  выразитель
внечувственной  мелодии",  стр.  197.  Это  глубокое   место   должно   быть
противопоставлено  всем   сторонникам   эстетического   сенсуализма.   Ценно
сближение красоты с свободой в книге К.Эрберга "Цель  творчества".  К.Эрберг
видит  красоту   в   преодолении   творческим   духом   человека   природной
необходимости. Но К.Эрберг признает  лишь  свободу  старого  Адама,  свободу
формально-бессодержательную. И все же глава "Красота и свобода" в его  книге
очень  ценна  для  философии  искусства.  Искусство,  поистине,  есть   путь
освобождения от природной необходимости.
   164 Много дельного и верного по этике музыки  говорит  Вольфинг  в  книге
"Модернизм и музыка". Нельзя не приветствовать его борьбы против модернизма,
враждующего с духом вечности в искусстве. Но русскому нечего  делать  с  его
германским национализмом.
   165 См. Прекрасную книгу Iohannes Ioergensen "Saint Francois d'Assise. Sa
vie et son oeuvre". Это - лучшая книга о св. Франциске. Иергенсен -  датский
писатель,  принадлежавший  к  школе  Брандеса,   протестант   по   рождению,
обратившийся в католичество в Ассизах. Обращение свое он рассказал  в  книге
"Le Livre de Route".  Иергенсен  яркий  выразитель  северного  католического
Возрождения. Жизнь св. Франциска рассказана им с поэтическим  проникновением
в дух умбрийского христианства.
   166 Еп. Феофан вышел из двадцатилетнего затвора, когда приехал тамбовский
губе