он чувствует  как  власть  общества,  а  не  власть  природы.
Поэтому с наибольшей остротой ставится вопрос о границах власти общества над
человеком.  Общество  имеет  тоталитарные  притязания  и  склонно   говорить
человеку:  "Ты  мое  создание  и  безраздельно  принадлежишь  мне".  Христос
утверждал дуализм - царства Божия и царства Кесаря. Ныне происходит  возврат
к античному, языческому сознанию, которое  признавало  безраздельную  власть
общества-государства. Отношения между человеком и  обществом  представляются
парадоксальными. Извне, из объекта, человеческая личность  есть  лишь  малая
часть общества, изнутри,  из  субъекта,  общество  есть  часть  человеческой
личности, ее  социальная  сторона,  подобно  тому,  как  космос  есть  часть
человеческой личности как малой вселенной, заключающей в  себе  все.  Важнее
всего сознать, что человек принадлежит не только общественному плану,  но  и
плану духовному, и в этом источник  его  свободы.  Необходимо  всеми  силами
обличать  ложь  всякого  монизма,  который  всегда  есть  источник  тирании.
Общество, понятое монистически, всегда имеет тенденцию к тирании. Более  был
бы   приемлем   плюрализм,   но   плюрализм   в   обществах   буржуазных   и
капиталистических связан с индивидуализмом и есть  прикрытая  форма  тирании
через  капиталистическое  господство.  Поэтому  речь  может  идти  только  о
создании совершенно нового братского общества, общества  персоналистического
и  коммюнотарного.  Общество   есть   объект   для   человека,   извне   его
детерминирующий. Его  надо  превратить  в  субъект,  внутренно  обозначающий
коммюнотарный и социальный характер человека.
   Коммунизм, совершенно так же  и  фашизм,  отрицает  трагический  конфликт
личности и общества. Этот конфликт признается  свойственным  лишь  обществу,
состоящему из классов. Так представляется, если оставаться  на  поверхности,
но на большей глубине этот конфликт совершенно устраняется только в Царствии
Божием. Трагизм ситуации человека заключается в том, что он принужден жить в
природном  и  объективированном  порядке,  т.е.  доля   действия   на   него
необходимости больше доли действия в нем свободы. Общество не есть ни особое
существо,  ни  организм.  В  этом  отношении  совершенно  ложна   метафизика
коллективизма, которая в социальном коллективе видит реальность, стоящую над
человеком.  К  этому  вопросу  мы  еще  вернемся.  Но  общество  есть  некая
реальность. Реальность не только "я" и "ты", но и "мы". Но  реальность  "мы"
нисколько  не  дает  права  признавать  примат  общества  над   человеческой
личностью.  Вне  человека  и  отношений  человека  к  человеку  общества  не
существует или существует как  отчуждение  вовне  природы  самого  человека.
Универсализм Гегеля, Маркса, Дюркгейма,  Шпанна  и  др.,  признающий  примат
общества  или  государства   над   человеческой   личностью,   есть   ложный
универсализм и  основан  на  логике  реализма  понятий,  для  которой  общее
реальнее индивидуального. Маркс в этом отношении противоречив, но у него,  в
противоречии с материализмом, есть схоластический реализм понятий. Для  него
класс реальнее человека. Очень интересно, что  это  противоречие  социальной
диалектики, как подтвердил Ж.-Ж.Руссо, приводит к деспотическому государству
якобинцев. Руссо уже отрицал свободу религиозной  совести  и  возвращался  к
античному, дохристианскому пониманию свободы. Более правы были Прудон, у нас
Герцен и Н.Михайловский, утверждавшие социализм во имя индивидуума,  во  имя
человека.
   Свобода человеческой личности не может быть дана обществом и не может  по
своему истоку и признаку зависеть от него -  она  принадлежит  человеку  как
духовному существу. Общество, если  оно  не  имеет  тоталитарных  претензий,
должно лишь признать эту свободу. Эта основная  истина  о  свободе  находила
свое отражение в  учении  об  естественном  праве,  о  правах  человека,  не
зависящих от государства, о свободе не только как свободе в обществе,  но  и
свободе от общества, безграничного в  своих  притязаниях.  Бенжамен  Констан
видел в этом отличие понимания свободы  в  христианский  период  истории  от
понимания ее в античном греко-римском мире1. Учение  о  естественном  праве,
которое  признавало  права  человека  независимо   от   политических   прав,
установленных государством, делало теоретическую ошибку, которая свойственна
незрелой метафизике того  времени.  В  действительности  неотъемлемые  права
человека,   устанавливающие   границы   власти   общества   над   человеком,
определяются не природой, а духом. Это духовные  права,  а  не  естественные
права, природа никаких прав не устанавливает. Такую же ошибку делали,  когда
совершали революцию во имя природы; ее можно  делать  только  во  имя  духа,
природа же, т.е. присущий человеку  инстинкт,  создавала  лишь  новые  формы
рабства. Христианство некогда совершило величайшую духовную  революцию,  оно
духовно освободило человека от неограниченной власти общества и государства,
которая в античном мире распространялась и на религиозную жизнь. Оно открыло
в человеке духовное начало,  которое  не  зависит  от  мира,  от  природы  и
общества,  зависит  от  Бога.  Это  и   есть   истина   христианского   лишь
персонализма,  незнакомая  древнему,  дохристианскому  миру.  Но   в   своей
исторической  судьбе  христианство  искажалось  приспособлением  к   царству
Кесаря, склонялось перед государственной силой  и  пыталось  сакрализировать
эту силу. Так  образовывались  принудительные  христианские  теократии,  так
дошли до приспособления  и  оправдания  капиталистического  режима,  который
находится в самом остром  противоречии  с  христианством.  Роковое  значение
имели слова ап. Павла: "Несть бо власть, аще не от Бога"2, которые не  имели
никакого религиозного значения, а  лишь  временное,  историческое  значение.
Слова ап. Павла стали  источником  оппортунизма.  На  Павловом  христианстве
утвердились два пути: или аскетический путь  ухода  из  мира,  оправдывавший
аскетически-метафизическое миросозерцание, или путь приспособления к  силам,
господствующим в мире.  Христианство  всегда  определяло  свое  отношение  к
организациям общества,  которые  делали  другие,  но  не  раскрывало  правды
организации общества из глубины самого христианства. Христианская правда  об
обществе еще не была раскрыта, не наступили еще для этого времена  и  сроки.
Поэтому до времени нужно утверждать дуализм "божьего" и "кесарева",  дуализм
природно-социального, как и дуализм общества  и  государства.  Это  источник
свободы.  Но  это  не  есть  окончательное,  это  дуализм  в  пути,  дуализм
временный. Окончательная обращенность должна быть  обращенностью  к  Царству
Божьему, в котором всякий дуализм  преодолен.  Необходимо  также  установить
различие между обществом и коммюнотарной общиной.  Организация  общества,  в
котором всегда большая доля необходимости, не есть создание коммюнотарности.
В следующей главе будет речь о глубоком  различии  между  идеей  религиозной
соборности   и   социалистической   идеей   коллективизма.   Конечные   цели
человеческой жизни не социальные, а духовные. Но с другой стороны совершенно
ложно  разделение  индивидуально-морального  акта  и   социально-морального.
Нельзя быть моральным человеком и  хорошим  христианином  в  индивидуальной,
личной жизни и быть жестоким эксплуататором и аморальным в социальной  жизни
в качестве представителя власти, хозяина  предприятий,  главы  семьи  и  пр.
Ложно и  античеловечно  различие  человека  и  иерархического  чина,  замена
человека иерархическим чином. Главная  же  причина  кризиса  христианства  и
кризиса общества и упадка веры - в понимании христианства исключительно  как
религии личного спасения. На почве  такого  сознания  невозможно  разрешение
проблемы  отношений  человека  и   общества.   Только   новое   сознание   в
христианстве, только понимание его как  религии  не  только  личного,  но  и
социального  и  космического  преображения,  т.е.  усиление  в  христианском
сознании мессианства и пророчества, может привести к разрешению  мучительной
проблемы отношений человека и общества.
	 
   Проблема отношения человека и  общества  очень  обострилась  из-за  роли,
которую играет социализм в мировой жизни. Самое слово "социализм" происходит
от слова "общество". Когда социализм был еще мечтой и поэзией, не  стал  еще
прозой жизни и властью, он хотел  быть  организованной  человечностью.  Даже
Маркс  думал,  что  социализм  должен  осуществить  новое  общество  во  имя
человека. Роковая диалектика всего осуществляемого в мире, в царстве кесаря,
еще  не  обнаружилась.  Но  несмотря  на  несомненную  практическую   правду
социализма - во всяком случае, критическую правду в отношении к  капитализму
- метафизика социализма ложна. Эта метафизика основана на  примате  общества
над человеческой личностью, хотя и при предположении, что человек  может  от
этого примата только выиграть. Социализм двойствен:  он  может  создать  или
новое свободное общество, или новое рабство. Глубина и правда  социализма  в
том, что человеческая личность вообще,  и  особенно  личность  рабочего,  из
объекта должна превратиться в субъект. Основным  противоположением  остается
противоположение  личности  и  вещи.   Нельзя   допустить,   чтобы   человек
рассматривался как вещь  и  объект.  Человек  есть  субъект  и  личность,  и
оправдан  социальный  строй,  который  это  признает.   О   различии   между
социализмом и  коммунизмом  будет  сказано  по  существу  ниже,  в  главе  о
коллективизме и марксизме.
   Говорят, что различие между социализмом и коммунизмом в том,  что  лозунг
социализма: "от каждого по его способностям, каждому по его  труду",  лозунг
же  коммунизма:  "от  каждого  по   его   способностям,   каждому   по   его
потребностям". Это различие не принципиальное, вторичное, указывает лишь  на
разные степени достижения богатства обществом. Гораздо глубже  то  различие,
что социализм не требует тоталитарного  миросозерцания,  как  коммунизм,  не
стремится к коллективизации всей личной жизни человека  и  не  все  средства
считает дозволенными. Но и социализм, в большинстве  случаев  основанный  на
ложной метафизике, признает  мир  объектов  первичной  реальностью,  мир  же
субъекта - вторичной. Это одна из трансформаций царства кесаря. Материализм,
т.е. абсолютизация вещи и объекта, есть наследие буржуазного миросозерцания.
Капитализм есть практический атеизм. Много верного об этом  говорит  Рагац3.
Но есть иллюзия в его мысли, что пролетариату открыта бесконечность,  потому
что он свободен  от  собственности.  Всегда  есть  опасность  обуржуазвления
социализма,  это  очень  остро  отметил  Герцен.  И  коммунизм  может   быть
буржуазным в духовном смысле слова.  Самое  глубокое  противоположение  есть
противоположение не капитализму как экономической категории, а  буржуазности
как категории духовной и моральной. Революционность в социальной  борьбе  за
новое общество  определяется  обычно  не  по  социальному  идеалу  и  не  по
духовному и моральному изменению  людей,  создающих  новое  общество,  а  по
средствам, которые применяются в  борьбе,  по  степени  применения  насилия.
Ганди был,  конечно  в  духовном  смысле  слова,  более  революционным,  чем
коммунисты, но его убили именно за эту духовную революционность.
   Огромное значение здесь имеет отношение к времени. Можно ли рассматривать
настоящее как средство для будущего и современное поколение как средство для
поколений грядущих?  Социализм  революционный  часто  хотят  видеть  в  этом
рассматривании настоящего поколения живых людей как  простого  средства  для
будущего. Поэтому  считают  возможным  убивать  огромное  количество  людей,
причинять неисчислимое страдание для осуществления грядущего блага и счастья
людей. Так всегда создавалось и продолжает создаваться царство  кесаря;  это
его  закон.  Различие  тут  лишь   в   степени.   Революцию   понимают   как
антиперсонализм.
   Самой мучительной проблемой в социализме является проблема  свободы.  Как
соединить решение проблемы  хлеба  для  всех  людей,  проблемы,  от  которой
зависит сама жизнь людей, со свободой, от которой зависит достоинство людей?
Эта проблема совершенно неразрешима на почве материализма, она могла бы быть
разрешима лишь на почве религиозного социализма. Но трагизм положения в том,
что человеческие массы  проходят  через  процесс  дехристианизации  и  через
материализм, в чем виноваты сами христиане. Социализм сам по себе никогда не
осуществит совершенного  общества,  не  осуществит  и  равенства.  Не  будет
греховных форм эксплуатации человека  человеком,  не  будет  классов  в  том
смысле, в каком они созданы капиталистическим строем. Но  образуется  новый,
привилегированный правящий слой, новая бюрократия, та,  что  теперь  названа
"организаторы" (James Burnham)4.
   В истории происходит двойной  процесс:  процесс  социализации  и  процесс
индивидуализации. Коммунизм имеет тенденцию к тоталитарной  социализации.  В
этом его своеобразие. Экономическая система коммунизма могла бы не быть  еще
тоталитарной социализацией человеческой жизни. Она вытекает из  философского
мировоззрения коммунизма, из  его  религиозной  веры.  В  этом  его  главное
отличие  от   социализма.   Социализм   менее   духовен,   в   нем   процесс
индивидуализации. Но социализм можно рассматривать как  родовое  понятие,  и
тогда возможны разные формы социализма. Может быть социализм революционный и
социализм реформаторский, социализм религиозный и  социализм  атеистический,
социализм демократический и социализм аристократический. Речь сейчас идет не
о социальных переменах в Европе, а о  принципах.  В  социализме  всегда  был
элемент хилиастический, он был  в  социализме  утопическом  и  в  социализме
Маркса. Но не осознанный, хилиастический и  мессианский  элемент  социализма
как раз порождает фанатизм, и с ним связан воинствующий, антирелигиозный его
характер. Крайняя вражда к религии  может  быть  желанием  религии  же.  Это
скорее та разновидность  социализма,  которая  именуется  коммунизмом.  Само
слово социализм бесцветно и почти ничего  не  означает,  оно  происходит  от
слова  "общество".  Слово  "коммунизм"  более  значительно,  оно  связано  с
приобщением, с коммюнотарностью. Но на  практике  коммунизм  приобретает  не
столько характер коммюнотарности, сколько характер коллективизма. Мы увидим,
что это - основное различие. Если бы не превращение коммунизма в  предельный
коллективизм, не оставляющий места ни для каких индивидуализаций,  то  я  бы
предпочел слово "коммунизм", я бы защищал  религиозный  и  аристократический
(не в социальном, а в классическом смысле слова)  коммунизм.  Но  по  жизнью
установленной терминологии отдаю предпочтение слову "социализм".
   Нужно признать,  что  социализм  больше  стесняется  в  средствах,  менее
склонен  достигать  своих  целей  насилием.  И  в   прошлом   хилиастический
христианский коммунизм, задаваясь целью  осуществления  царства  Божьего  на
земле, был склонен к кровавым насилиям. В этом отношении показательна фигура
Фомы Мюнцера. Коммунистическая утопия, напр.  утопия  Кампанеллы  или  Кабэ,
рисовала идеальный строй, в котором  не  оставалось  места  для  свободы,  и
организация общества была тиранической.  В  сущности,  проблема  социализма,
перед которой стоит современный человек, -  проблема  "хлеба"  и  социальной
справедливости - элементарна и относительна. Социализм, употребляя это слово
в радикальном  смысле,  не  может  решить  основных  вопросов  человеческого
существования. После осуществления элементарной правды социализма  восстанут
с особой остротой самые глубокие вопросы для человека и трагизм человеческой
жизни станет  особенно  острым.  Цели  человеческой  жизни  духовные,  а  не
социальные, социальное относится лишь к средствам. Борьба против буржуазного
общества и буржуазного духа, с которым социализм  и  коммунизм  недостаточно
борются, совсем не отрицает заслуг буржуазного  и  гуманистического  периода
истории, утверждения свободы мысли и науки,  уничтожения  пыток  и  жестоких
наказаний, признания большей человечности. В  этом  отношении  XIX  век  был
великим веком. Совершенно нелепа идея пролетарской культуры,  которую  никак
не утверждали ни Маркс, ни Ленин.  Пролетарская  психология  и  пролетарская
культура может означать лишь рабство  человека.  Культура  может  быть  лишь
общечеловеческой и непременно предполагает аристократический элемент. Так же
нелепо утверждение религии труда. Труд имеет религиозный смысл,  но  цель  в
освобождении от тяжести труда. Это будет одним из результатов техники, когда
она будет подчинена духу. Но  социализм  должен  быть  связан  с  новым,  не
буржуазным отношением к жизни, с новым, не буржуазным отношением людей.  Это
не есть лишь социальная задача, это прежде всего духовная  задача,  духовная
революция. Надо желать развития и победы  религиозного  социализма,  но  это
совсем не означает религии  социализма.  Подчинение  социализма  религиозным
началам и целям есть освобождение от ложной религии  социализма,  от  ложной
объективации общества.
   Глава IV. ЧЕЛОВЕК И КЕСАРЬ. ВЛАСТЬ
   Кесарь есть вечный символ власти, государства, царства этого  мира.  Есть
две основные  точки  зрения  на  соотношения  кесаря,  власти,  государства,
царства этого мира и духа, духовной жизни  человека,  царства  Божьего.  Это
соотношение понимают или дуалистически, или монистически. Было  уже  сказано
об относительной правде дуализма в условиях нашего мира. Монизм всегда имеет
тираническую тенденцию, будет ли он религиозный или  антирелигиозный.  Верно
же понятый дуализм царства Кесаря и царства Божьего, духа и природы, духа  и
организованного в государство общества, может обосновать свободу. Ложно были
поняты и истолкованы евангельские слова: "Воздайте кесарево кесарю, а  Божье
Богу"5, и слова ап. Павла: "Несть бо власти, аще не от  Бога".  Истолкование
этих слов носило  рабий  характер.  "Воздайте  кесарю  кесарево"  совсем  не
означает религиозного определения кесаря и его царства, не означает  никакой
его оценки. Это есть лишь различение двух разных сфер, недопущение смешения.
Слова же "несть бо власти, аще не от Бога", которые имели роковое  значение,
сплошь  да  рядом  означали  сервилизм   и   оппортунизм   в   отношении   к
государственной  власти  и  сакрализацию  форм  власти,  ничего   общего   с
христианством не имеющих. Слова ап. Павла никакого религиозного значения  не
имеют, их характер чисто исторический и относительный, вызванный  положением
христиан в  Римской  империи.  Ап.  Павел  боялся,  что  христианство  может
превратиться  в  анархическую,  революционную   секту.   Он   хотел   ввести
христианство во всемирную историю. Кроме того, следует  помнить,  что  через
некоторое  время,  во  время  правления  Домициана,  государственная  власть
характеризовалась как зверь, исходящий из бездны. Вопрос  безмерно  сложнее,
чем обыкновенно думают, ссылаясь на слова ап. Павла. Христианство достаточно
уже  обнаружило  сервилизм  в  отношении  к  царству  кесаря.   Причем   это
обыкновенно  происходило  так:  всякое   изменение   -   революционное   или
реформаторское - в царстве кесаря вначале вызывало сопротивление со  стороны
церкви,  осуждение  новшества  как  проявления  духа  антихриста.  Но  когда
стабилизировалась и укреплялась новая власть кесаря, церковь вдруг замечала,
что это и есть та власть, которая также от Бога, и санкционировала ее. Таким
образом, выходило, что церковь лишь санкционировала то,  что  делали  другие
внецерковные и внехристианские силы, и не имела собственного идеала общества
и государства.  Когда  она  его,  по  видимости,  имела,  -  в  христианских
теократиях прошлого - было еще хуже, ибо эти  теократии  были  христианскими
лишь по вывеске и отрицали свободу. Теократия была одним и