всем  требо-
ваниям, либо приковать взгляд всей Германии к горящим горнам  и  дымящим
печам Рура и вызвать во всем нашем народе пламенную  волю  раз  навсегда
покончить с этим позором и лучше взять на себя все ужасы временной борь-
бы, чем бесконечно сносить ожидающие нас ужасы, покорно подставляя  спи-
ну.
 
   Тогдашнему рейхсканцлеру Куно принадлежит сомнительная честь открытия
третьего пути, а буржуазным партиям Германии принадлежит еще более  сом-
нительная честь - что они устремились по этому третьему пути и  объявили
его чуть ли не гениальным. Но давайте сначала остановимся еще вкратце на
втором пути. Заняв Рурский бассейн, Франция самым очевидным образом  на-
рушила Версальский договор. Франция тем самым поставила себя во враждеб-
ные отношения к целому ряду держав, в свое  время  гарантировавших  Вер-
сальский договор, и в особенности к Англии и Италии.  Франция  не  могла
теперь рассчитывать больше на какую бы то ни было поддержку  со  стороны
этих государств целям ее эгоистического грабительского  похода.  Франции
оставалось только на свой собственный страх и риск довести до счастливо-
го исхода предпринятую ею авантюру  -  ибо  вначале  занятие  Рура  было
только авантюрой.
 
   Если бы у нас в Германии к тому  времени  существовало  действительно
национальное правительство, у него оставалась бы только  одна  дорога  -
дорога чести. Разумеется, мы не могли тогда с самого начала оказать воо-
руженное сопротивление Франции. Но надо было прежде  всего  понять,  что
вступать в переговоры, не имея за собою никакой реальной  силы,  было  и
смешно и бесплодно. Не имея возможности оказать активное  сопротивление,
было нелепо становиться на ту точку зрения, что "мы-де ни в какие  пере-
говоры не вступаем". Но еще куда более бессмысленно было начинать  пере-
говоры, не создав себе предварительно никакой реальной силы.
 
   Мы отнюдь не говорим, что в тогдашней обстановке  мы  могли  помешать
занятию Рурского бассейна при помощи военных мероприятий. Только безумец
мог бы посоветовать такие шаги. Однако одно мы могли сделать: мы  должны
были воспользоваться тем впечатлением, какое произвел факт захвата Рурс-
кого бассейна, и пока Франция осуществляла свой план, мы могли и  должны
были, не считаясь с версальскими запретами (поскольку Франция  сама  ра-
зорвала Версальский договор), создать себе ту военную силу, которая сос-
тавила бы позднее реальный аргумент наших представителей на будущей кон-
ференции. Ведь с самого начала было ясно, что раньше  или  позже  судьбы
захваченного Францией бассейна будут решаться на той или  другой  конфе-
ренции. Неужели трудно было догадаться, что если мы пошлем на такую кон-
ференцию даже самых гениальных представителей, они все равно  ничего  не
сумеют достичь, если за ними не будет реальной силы?
 
   Слабенький портняжка не может успешно состязаться с атлетом. Раз наши
уполномоченные являются на конференцию совершенно безоружными, ясно, что
они не выйдут из состязания с какими бы то ни было  достижениями.  Разве
не позором являлись все те комедии, которые разыгрывались на пресловутых
конференциях, начиная с 1918 г.? Нас приглашали на ту или другую  конфе-
ренцию и издевательски предъявляли нам уже заранее приготовленные  реше-
ния. Нам предоставлялось поговорить об этих решениях, но все знали,  что
разговоры напрасны и что мы должны будем в конце концов подчиниться про-
диктованной воле. Разве эти позорные комедии, разыгравшиеся перед  лицом
всего мира, не были недостойны? Представителями на  эти  конференции  мы
всегда посылали людей средних и заурядных. Ллойд-Джорж  не  был  неправ,
когда он однажды грубоиздевательски заметил, что "немцы не умеют выбрать
себе даже умных вождей и представителей" (слова эти были сказаны по  ад-
ресу нашего тогдашнего рейхсканцлера Симона). Однако мы должны заметить,
что если бы мы даже посылали на эти конференции настоящих гениев, то при
нашей безоружности и при той стальной воле, которую обнаруживали  враги,
мы все равно ничего не могли бы достигнуть.
 
   Но если бы весною 1923 г. Германия захотела воспользоваться  занятием
Рурского бассейна, как поводом для воссоздания своей военной  силы,  она
прежде всего должна была бы дать нашей нации духовное оружие в руки; она
должна была бы прежде всего укрепить волю немецкого народа и  уничтожить
тех, кто систематически разлагает нашу национальную силу.
 
   Всякая мысль о действительном сопротивлении Франции была бы чистейшей
бессмыслицей, если тут же не объявить непримиримую  борьбу  против  тех,
кто 5 лет тому назад нанес нашей армии удар с тыла и помешал ей  победо-
носно закончить борьбу на фронтах. Только буржуазные дурачки могли доду-
маться до той невероятной идеи, будто марксизм теперь стал чем-то другим
и будто в тех канальях, которые в 1918 г. совершенно  хладнокровно  рас-
топтали ногами два миллиона трупов, теперь в 1923 г., после того как они
забрались на правительственные кресла, внезапно проснулась  национальная
совесть и т.п. Но наша буржуазия, как это ни невероятно, носилась именно
с этой бессмысленной идеей. По ее расчетам прежние изменники теперь вне-
запно должны были превратиться в бойцов за немецкую свободу!
 
   На деле господа марксисты об этом конечно и не помышляли.  Как  гиена
добровольно не расстанется с падалью, так марксист не перестанет
   предавать родину. Обыкновенно в таких случаях приводят то возражение,
что ведь многие немецкие рабочие в свое время охотно отдали  свою  жизнь
за дело Германии. Глупейшее возражение! Немецкие рабочие -  конечно!  Но
не интернациональные марксисты! Если бы немецкие рабочие в  1914  г.  по
своим убеждениям оказались марксистами, то мы  проиграли  бы  войну  уже
спустя три недели. Германия потерпела бы тогда крушение еще раньше,  чем
первый наш солдат перешел бы чужую границу. Нет, тот факт, что  немецкий
народ в 1914 г. оказался еще способным к борьбе, свидетельствовал только
о том, что язва марксизма не успела еще проникнуть слишком  глубоко.  Но
именно в той мере, в какой в дальнейшие месяцы и годы немецкий рабочий и
немецкий солдат опять начали возвращать свои симпатии марксистским  вож-
дям, дело Германии становилось все хуже.
 
   Если бы в начале войны мы решились задушить  ядовитыми  газами  12-15
тысяч этих еврейских вожаков, губящих наш народ, как гибли  впоследствии
от ядовитых газов сотни тысяч лучших наших  немецких  рабочих  различных
профессий на фронтах, - тогда миллионные жертвы, принесенные нами на по-
лях войны, не оказались бы напрасными. Напротив, если бы мы вовремя уст-
ранили бы каких-нибудь 12 тысяч мошенников, то этим мы быть может спасли
целый миллион честных немцев, жизнь которых в будущем принесла  бы  цен-
нейшие плоды нашей родине. Однако наша буржуазная "государственная  муд-
рость" и тут показала себя в обычном свете.  Буржуазные  государственные
деятели хладнокровно, не моргнув глазом, отправляли на поля смерти  мил-
лионы и миллионы немцев, но покончить с 10Г12 тысячами изменников,  спе-
кулянтов, ростовщиков и обманщиков - на это их нехватило. Жизнь этих не-
годяев в их глазах являлась  национальной  святыней,  во  всяком  случае
чем-то неприкосновенным. Поистине не знаешь, чему  больше  удивляться  в
этом буржуазном мире, - тупости, слабости и трусости или насквозь  прог-
нившим "убеждениям". Класс этот действительно обречен судьбою на гибель;
жаль только, что класс этот тянет за собою в пропасть целый народ.
 
   В 1923 г. мы стояли перед повторением той же ситуации, что и  в  1918
г. К какой бы форме сопротивления Германия ни решилась  прибегнуть,  все
равно первой предпосылкой успеха являлось - уничтожить марксистский яд в
нашем народном организме. С моей точки зрения первейшей задачей  всякого
действительно национального правительства Германии в тот момент являлось
- прежде всего найти те силы,  которые  решились  бы  объявить  истреби-
тельную войну марксизму. Этой силе надо было прежде всего очистить доро-
гу. Подлинно национальное правительство не могло видеть  свою  задачу  в
том, чтобы по-прежнему повторять глупую фразу о "тишине и спокойствии" в
момент, когда внешний враг наносил отечеству уничтожающий удар, а  внут-
ренний враг продолжал свою подрывную работу внутри страны на каждом  ша-
гу. Нет, подлинно национальное правительство в такой  обстановке  искало
бы беспорядка и беспокойства, лишь бы только в этой  беспокойной  обста-
новке народу действительно удалось окончательно  посчитаться  со  своими
смертельными марксистскими врагами. Раз правительство не сделало  этого,
то всякая мысль о каком бы то ни было сопротивлении  являлась  чистейшим
безумием.
 
   Покончить такие счеты,  имеющие  действительно  всемирно-историческое
значение, никогда конечно нельзя по схеме наших  тайных  советников  или
наших старых министров с  искушенными  душами.  Такие  вещи  делаются  в
борьбе и только в борьбе, ибо борьба есть вечный закон  нашей  жизни  на
земле. Германия должна была отдать себе отчет в том, что из самых крова-
вых гражданских войн зачастую рождается здоровый стальной народный орга-
низм, между тем как искусственно взлелеянный мир очень часто приводит  к
гниению и злокачественному разложению. Судьбы народа нельзя разрешать  в
лайковых перчатках. Главная задача в 1923 г. заключалась  в  том,  чтобы
самым жестоким  образом  задушить  марксистскую  ехидну,  систематически
разъедающую силы нашего народа. Если бы это удалось, тогда и только тог-
да можно было сказать, что подготовка  активного  сопротивления  Франции
действительно имеет смысл.
 
   Напрасно старался я тогда убедить по крайней мере так называемые  на-
циональные круги в том, что на карту поставлено сейчас все будущее и что
если мы повторим теперь ошибки 1914 г., то неизбежно повторится также  и
развязка 1918 г. Напрасно спорил я с людьми до хрипоты. Я умолял,  чтобы
нам дали возможность открыто сразиться с марксистами и тем очистить  до-
рогу. Но люди были глухи. Все они, включая тогдашнего шефа наших военных
сил, изображали дело так, будто они знают другую, лучшую дорогу.  Прошло
немного времени, и они конечно кончили капитуляцией - страшнейшей из ка-
питуляций всех времен.
 
   Всеми фибрами своей души понял я тогда, что миссия немецкой буржуазии
закончена и что она неспособна больше разрешить ни одной крупной задачи.
Тогда мне стало совершенно ясно, что все эти буржуазные партии спорят  с
марксистами только из соображений конкуренции, а на самом  деле  всерьез
уничтожить марксизм не хотят. Все они внутренне давно уже примирились  с
той мыслью, что отечество умерло. Их действиями руководило  одно  только
желание - принять соответствующее участие в поминках. Только из-за этого
способны были они еще вести "борьбу".
 
   Я должен открыто признать, что именно в эту пору я проникся  особенно
глубоким уважением к тому великому человеку, который в горячей  любви  к
своему народу не стал мириться с внутренними врагами Италии, а решил до-
биться и добился уничтожения этого врага всеми средствами и на всех  пу-
тях. Муссолини завоевал себе выдающееся место среди самых великих  людей
человечества именно своею решимостью не делить своей власти над  Италией
с марксистами. Уничтожив интернационализм, Муссолини спас свое отечество
от марксистской опасности.
 
   Как жалки наши ничтожные государственные карлики, по сравнению с этим
действительно великим деятелем! Как противно слышать, когда эти  полити-
ческие нули самым невоспитанным образом грубят человеку, который стоит в
тысячу раз выше их! И как больно сознавать, что  все  это  происходит  в
стране, во главе которой еще полвека тому назад стоял такой  вождь,  как
Бисмарк!
 
   Ввиду таких настроений буржуазии и ввиду того, что правительство  ре-
шило пощадить марксистов, судьба какого бы то ни было  активного  сопро-
тивления в Руре была в 1923 г. предрешена заранее. Вести  борьбу  против
Франции, имея в своих собственных рядах смертельных врагов, было бы чис-
тейшим безумием. Показная борьба, которую тогда предприняли,  была  чис-
тейшим фокусничеством. Она предназначена была только несколько  удовлет-
ворить националистические элементы Германии, успокоить "кипящую народную
душу" и попросту обмануть малоискушенных. Если бы  эти  господа  всерьез
верили в то, что они делают, они не могли бы не донять что  сила  народа
прежде всего не в его оружии, а в его воле к борьбе, и  что  раньше  чем
побеждать внешнего врага, необходимо уничтожить врага внутреннего. Иначе
горе тому народу, который не одержал победы уже в  первый  день  борьбы.
Если внутренний враг не уничтожен, то как только на горизонте обнаружит-
ся первая тень возможного поражения во внешней борьбе,  внутренний  враг
подымает голову, разложит нашу собственную силу и поможет внешнему врагу
окончательно победить нас.
 
   Уже весною 1923 г. было совершенно ясно, чем все это кончится.  Пусть
не говорят нам, что военный успех нашей борьбы против Франции стоял  под
большим вопросом. Если бы результатом германского подъема и нашего  выс-
тупления против захвата французами Рурского бассейна было только уничто-
жение марксистов внутри Германии, то и то можно было бы сказать, что ус-
пех склонился на нашу сторону. Если бы Германия была освобождена от этих
смертельных врагов всего ее существования и всего ее будущего, то  такая
Германия представляла бы силу, которой никто в мире не смог бы уже заду-
шить. В тот день, когда  Германия  сломит  марксистов,  она  в  действи-
тельности сбросит свои цепи навсегда. Ибо никогда в истории враг не  по-
беждал нас своими собственными силами, всегда мы гибли только  благодаря
своим собственным грехам, благодаря преступным усилиям  врагов  в  наших
собственных рядах.
 
   Тогдашнее немецкое правительство не нашло в себе сил для этого герои-
ческого акта. Из этого с неизбежностью вытекло то, что ему пришлось пой-
ти по первому пути, т. е. предоставить все ходу вещей,  не  предпринимая
ровным счетом ничего.
 
   Но этого мало. Небо подарило еще нашему народу в тот момент  "велико-
го" государственного деятеля, г. Куно. Человек этот ни по профессии,  ни
тем более от рождения не был государственным деятелем или политиком. Это
был совершенно случайный человек, оказавшийся подходящим только для  оп-
ределенных надобностей. По сути это был простой коммерсант. И именно это
последнее обстоятельство стоило Германии  особенно  дорого,  потому  что
этот политиканствующий купец и к большим вопросам политики подошел имен-
но как к коммерческому предприятию.
 
   Франция заняла Рурский бассейн. Чем богат этот бассейн?  Углем!  Зна-
чит, Франция заняла Рурский бассейн ради угля. Так рассуждал этот "госу-
дарственный" деятель. И вот г. Куно набрел на "гениальную" мысль: сорга-
низовать забастовку, дабы французы не могли получить угля. Все предприя-
тия французов, рассуждал Куно, окажется тогда нерентабельным  и  в  один
прекрасный день французы сами очистят  нам  Рурский  бассейн.  Приблизи-
тельно таков был ход мыслей этого "выдающегося", "национального"  "госу-
дарственного деятеля", выступавшего тогда с речами к "своему  народу"  в
Штутгарте и в ряде других мест, причем народ со счастливой миной  выслу-
шивал глубокомысленные открытия своего "вождя".
 
   Но для того, чтобы организовать стачку, необходимо было конечно обра-
титься к марксистам, ибо участвовать в стачке должны были ведь  рабочие.
Раз это так, то надо было создать единый  фронт  рабочих  со  всеми  ос-
тальными немцами. Ну, а рабочий в представлении такого буржуазного госу-
дарственного деятеля всегда отождествляется с марксистом. Надо было  ви-
деть восторженные физиономии буржуазных политиков, когда они выслушивали
этот гениальный лозунг "вождя". Куно в их глазах был  величайшим  нацио-
нальным деятелем, прямо гением. Наконец-то они  получили  того  "вождя",
которого они все время искали! Мост к марксистам был  построен,  "нацио-
нальные" мошенники теперь с удобством могли драпироваться в тогу патрио-
тизма, на деле протягивая руку интернациональным  изменникам  отечества.
Господа марксисты конечно охотно пошли навстречу такой тактике. Г-ну Ку-
но марксисты нужны были для того, чтобы  он  мог  создать  свой  "единый
фронт", а марксистским вожакам нужен был г. Куно потому, что через  него
можно было добыть деньжонок. Вот почему обе стороны могли быть довольны.
Куно добился своего "единого фронта", состоявшего, с одной  стороны,  из
национальных болтунов, а с другой из антинациональных мошенников. А  ин-
тернациональные обманщики могли теперь за государственный счет выполнять
свою "высокую" миссию разрушения национального хозяйства, получая за это
теперь специальную оплату из государственной казны.  Идея  спасти  нацию
при помощи оплаченной всеобщей стачки была поистине  бессмертной  идеей.
Еще более бессмертен был этот лозунг, встреченный с  энтузиазмом  всеми,
вплоть до самых равнодушных к политике невежд.
 
   Что народ нельзя освободить при помощи просьб и  унижений,  это  было
уже более или менее общеизвестно. Но что народа нельзя освободить и  при
помощи бездельной стачки, это предстояло еще доказать на специальном ис-
торическом примере г-ну Куно. Если бы вместо призыва к оплаченной стачке
г. Куно призвал тогда немцев проработать сверхурочно в пользу нации все-
го каких-нибудь два часа, то все это мошенничество  с  "единым  фронтом"
рассеялось бы как дым уже на третий день. Народы  освобождаются  не  при
помощи безделия, а при помощи тяжелых жертв.
 
   Такое пассивное сопротивление, конечно, не могло продолжаться  долго.
Только совершенно чуждый военному делу человек мог вообразить, будто та-
кие смешные средства могут заставить удалиться армии оккупантов. А какое
же в самом деле другое назначение могла иметь подобная "акция", стоившая
миллиарды и в корне подорвавшая денежную систему страны?
 
   Когда французы  убедились,  что  все  сопротивление  немцев  сводится
только к этим смешным мероприятиям, они совершенно успокоились  и  стали
устраиваться в Рурском бассейне, как дома. В свое время мы сами показали
французам образцы того, как приводить к спокойствию гражданское  населе-
ние оккупированных территорий, если  это  население  начинает  причинять
серьезные неприятности оккупационным властям. Девять лет тому  назад  мы
ведь очень быстро справились с партизанскими бандами  бельгийцев  и  до-
вольно легко убедили бельгийское гражданское население в  том,  что  при
наличии оккупационных немецких отрядов  на  бельгийской  территории  ему
очень опасно связываться с партизанами. Если  бы  пресловутое  пассивное
сопротивление действительно показалось сколько-нибудь  опасным  Франции,
ее оккупационные армии в течение нескольких дней с легкостью положили бы
ужасный конец всему этому ребяческому предприятию.
 
   Казалось бы прежде всего необходимо было поставить себе вопрос: а что
мы будет делать, если наше  пассивное  сопротивление  действительно  по-
действует на нервы противника и он решится прибегнуть к  кровавой  физи-
ческой расправе? Будем ли мы и тогда оказывать дальше сопротивление? Ес-
ли да, то мы так или иначе должны решиться пойти навстречу' самым тяжким
кровавым преследованиям. В этом случае мы приходим к  тому  же,  к  чему
пришли бы при активном сопротивлении, т. е.  к  необходимости  настоящей
борьбы. Какое бы то ни было  пассивное  сопротивление  имеет  внутренний
смысл лишь тогда, если за ним стоит решимость в случае  надобности  при-
бегнуть и к открытой борьбе или по крайней мере к прикрытой партизанской
войне. Чтобы такая борьба была серьезной, нужна уверенность в возможнос-
ти успеха. Осажденная крепость, потерявшая надежду на то, что ей удастся
прогнать осаждающих, уже тем самым на деле сдалась неприятелю, в особен-
ности, если противник обещает осажденным сохранить жизнь. Тогда эту при-
манку осажденные всегда предпочтут смерти, которая ожидает их  в  случае
продолжения сопротивления. Стоит только окруженную врагами кр