еорганизацию
армии. И все-таки этим преступникам удалось добиться того, чтобы миллио-
ны немцев вынуждены были пойти на фронт, не получив достаточной  военной
подготовки. Но если даже отвлечься от неслыханной бессовестности  парла-
ментских мошенников, ясно, что недостаточное количество вполне обученных
солдат могло привести нас к краху уже в самом начале войны. Ход  военных
действий много раз подтверждал наличие такой опасности.
   Потеря нами войны за свободу  и  независимость  немецкой  нации  была
только результатом половинчатости и слабости в деле подготовки наших во-
енных сил - половинчатости, которая проникла во все области нашей  жизни
уже в довоенные годы.
 
   Сухопутной армии мы не давали достаточного количества надлежаще  обу-
ченных рекрутов. Во флоте тоже господствовала половинчатость. Преступни-
ки старались лишить и это важнейшее оружие национальной защиты его глав-
ной ценности. Еще хуже было то, что яд половинчатости проник и  в  самое
руководство флота. Во флоте упрочилась тенденция все наши  военные  суда
строить так, чтобы размеры их всегда несколько уступали размерам  анало-
гичных судов англичан.
 
   На деле меньшие размеры немецких кораблей означали то, что и  быстро-
ходность и вооружение этих кораблей были соответственно  меньше.  Фразы,
при посредстве которых пытались прикрыть этот факт,  обнаруживали  очень
печальный недостаток логики в тех сферах, которые отвечали за  это  дело
до войны. А именно: нас стали утешать тем, что материал, из которого мы,
немцы, строим свои пушки, настолько превосходит английский материал, что
по силе наша 28-сантиметровая пушка  нисколько  не  уступает  английской
пушке в 30,5 см.
 
   Казалось бы, из этого следовал совершенно другой практический  вывод.
Раз так, то и мы должны были строить пушки в 30,5  см,  ибо  ведь  нашей
целью было стать сильнее противника, а не только уравнять  свои  силы  с
ним. Иначе зачем же нам было приобретать для сухопутных войск  42-санти-
метровую мортиру? Ведь наша немецкая 21 -сантиметровая мортира  сама  по
себе была уже сильнее всех тогда существовавших французских дальнобойных
орудий. А что касается крепостей, то они вероятно поддались бы и орудиям
в 30,5 см. К счастью однако, руководители нашей сухопутной армии не  де-
лали той ошибки, какую сделали руководители флота.
 
   Отказ от борьбы за превосходство в быстроходности флота и в силе  ар-
тиллерийского огня теснейшим образом связан был с так называемой  "идеей
риска". Отказавшись от этих-преимуществ, руководители  флота  тем  самым
отказались от наступательной тактики и с самого начала  ограничили  себя
тактикой обороны. Но этим мы сами связали себе руки и лишили  себя  воз-
можности успеха, ибо наступление всегда было и останется  лучшей  такти-
кой.
 
   Более быстроходное и лучше вооруженное судно всегда сумеет  использо-
вать свое превосходство для того, чтобы пустить ко дну противника с  бо-
лее далекого расстояния. Целый ряд наших крейсеров с горечью должны были
в этом убедиться во время войны. Насколько неправильна была политика ру-
ководителей нашего морского ведомства, видно хотя бы уже  из  того,  что
уже во время войны нам пришлось наскоро перевооружать старые суда и луч-
ше вооружать новые суда.
 
   Если бы к моменту морского боя в Скагераке немецкие суда обладали тем
же водоизмещением, вооружением и быстроходностью, что и английский флот,
-мы наверняка пустили бы ко дну суда противника, которые в  этом  случае
не выдержали бы превосходных сил нашего огня, ибо наша  38-сантиметровая
граната была сильнее английской.
 
   Япония избрала в свое время другую тактику. Японцы придерживались то-
го принципа, что каждое воздвигаемое ими новое судно должно  иметь  хотя
бы небольшие преимущества по сравнению с любым аналогичным  судном  про-
тивника. Отсюда впоследствии вытекло то, что японцы могли применить нас-
тупательную тактику.
 
   Руководители флота бесспорно обнаружили известную парламентскую  лов-
кость во время мира, когда дело шло о том, чтобы получать  соответствую-
щие средства на постройку флота. Но зато впоследствии  язва  парламента-
ризма проникла также и в дело самого построения флота, где  руководиться
надо было чисто военными, а вовсе не парламентскими соображениями.  Сла-
бость и половинчатость, недостаточная логичность  мышления,  характерные
для парламентаризма как института теперь, к сожалению окрасили всю  дея-
тельность нашего морского ведомства.
 
   Сухопутная армия, как мы уже отметили, убереглась от этого  принципи-
ально неверного хода идей. Людендорф, тогда  только  полковник  большого
генерального штаба, повел отчаянную борьбу против преступной  половинча-
тости и слабости, которую обнаруживал  рейхстаг  при  рассмотрении  всех
вопросов, связанных с организацией сухопутной армии. Если борьба,  кото-
рую провел тогда этот офицер, тем не менее оказалась напрасной, то  вину
за это несет, с одной стороны, парламент, а с другой, в еще большей  ме-
ре, рейхсканцлер Бетман-Гольвег, который вел себя самым жалким  образом.
Но это конечно не мешает теперь действительным виновникам германской ка-
тастрофы взваливать  ответственность  на  того  человека,  который  один
только вовремя достаточно решительно выступал против  забвения  коренных
интересов нации. Одним обманом больше или меньше - не все ли  равно  для
этих прирожденных обманщиков.
 
   Когда подумаешь о том, к каким бесчисленным жертвам привело  преступ-
ное легкомыслие этих безответственнейших субъектов; когда перед  глазами
твоими проходят бесчисленные массы калек; когда вспомнишь о безграничном
позоре, о бесчисленных страданиях, постигших нас, и когда еще и еще  раз
скажешь себе, что  ведь  все  это  было  результатом  только  преступных
действий горсточки бессовестных карьеристов,  добивавшихся  министерских
портфелей, - тогда всех этих субъектов не назовешь иначе, как мошенника-
ми, негодяями и преступниками. Для чего же тогда существовали бы в нашем
словаре эти слова, если не для характеристики подобных  мерзавцев.  Ведь
по сравнению с этими предателями нации любой сутенер еще является  чело-
веком чести.
 
   Когда дело шло о бедах, слишком уж бросавшихся в глаза, тогда  о  них
еще иной раз говорили открыто. В этих случаях неприятную правду не скры-
вали и от широких масс. Во всех же других случаях  стыдливо  замалчивали
зло, а иногда и просто отрицали его существование. И  это  в  то  время,
когда только открытая постановка вопроса могла еще, быть может, привести
к улучшению. Руководители государства совершенно не отдавали себе отчета
в том, какое значение имеет пропаганда. Только евреи понимали, что умная
и хорошо поставленная пропаганда может превратить в представлении народа
самый ад в рай и наоборот. Еврей это понимал и  соответственным  образом
действовал, немец же или, лучше сказать, его правительство не  имело  об
этом ни малейшего представления.
   За это мы больше всего поплатились во время войны.
 
   Мы указали выше целый ряд отрицательных явлений. Можно было  бы  при-
вести еще бесчисленное множество других недостатков. Необходимо,  однако
иметь в виду, что этим недостаткам в довоенное время противостояли также
и многие преимущества. Если рассудить справедливо, то придется признать,
что большинство наших недостатков были свойственны также и другим  наро-
дам, между тем как наших преимуществ у них зачастую не было.
 
   Главнейшим нашим преимуществом было то, что наш народ в большей  сте-
пени, чем любой другой европейский  народ,  стремился  сохранить  нацио-
нальный характер своего хозяйства и, несмотря на некоторые худые  предз-
наменования будущего, в настоящем подчинялся интернациональному финансо-
вому контролю в меньшей мере, нежели другие страны. Правда, это  преиму-
щество таило в себе и известные опасности; оно-то и стало одним из  важ-
нейших факторов, приведших впоследствии к мировой войне.
 
   Если отвлечься от этого и некоторых других обстоятельств, то мы долж-
ны будем придти к выводу, что довоенная  Германия  обладала  в  основном
тремя крупнейшими преимуществами, в своем роде образцовыми и  ставившими
тогда Германию в известных отношениях на недосягаемую высоту.
 
   Это относится и к форме правления как таковой и к тому выражению, ко-
торое эта форма правления получила в Германии в новейшую эпоху.
 
   Мы можем тут свободно отвлечься от личных качеств отдельных монархов.
В качестве людей они конечно были подвержены  целому  ряду  человеческих
слабостей. Если не быть снисходительным к человеческим слабостям,  тогда
пришлось бы вообще отчаяться в нашем мире. Попробуйте-ка подойти с  этим
критерием к виднейшим представителям нынешнего нашего режима. Ведь ясно,
что с точки зрения личных качеств  эти  люди  не  отвечают  даже  самому
скромному минимуму требований. Кто стал бы судить о "ценности"  германс-
кой революции по личным качествам тех "вождей", которых революция с  но-
ября 1918 г. дарит Германии, тому пришлось бы покрыть свою голову пеплом
и сгореть от стыда в предчувствии того уничтожающего приговора,  который
вынесут нам будущие поколения. Ведь будущим поколениям никак нельзя  бу-
дет заткнуть рот специальным законодательством "о защите республики",  и
будущие поколения выскажут вслух то, что все мы уже теперь думаем о  на-
ших, с позволения сказать, вождях и об их более чем сомнительных  добро-
детелях.
 
   Нет сомнения в том, что монархия чуждалась известных  слоев  нации  и
прежде всего широких слоев народа. Это был результат того, что наших мо-
нархов окружали далеко не всегда самые дальновидные и самые честные  лю-
ди. К сожалению, монархи наши иногда больше любили  окружение  льстецов,
нежели окружение честных и стойких людей. Это приносило особенно большой
вред в такие времена, когда народная психология менялась  очень  быстро,
когда народ начинал скептически относиться к старым придворным традициям
монархии.
 
   Так например на рубеже XX столетия  на  среднего  рядового  обывателя
производило далеко невыгодное впечатление,  когда  он  видел  принцессу,
разъезжающую верхом в военном мундире. При дворе, повидимому. совершенно
не отдавали себе отчета в том, насколько неприятно действует такое  зре-
лище, иначе таких парадов не стали бы допускать.  Неприятно  действовала
также и не вполне искренняя филантропия, исходившая из  придворных  кру-
гов. Если например та или другая принцесса  иногда  снисходила  к  тому,
чтобы отправиться в народную столовую и попробовать там обед для бедных,
чтобы затем объявить, что обед превосходен, то может быть в  стародавние
времена это и нравилось массе, а в начале XX века  это  действовало  уже
отталкивающе. Все прекрасно отдавали себе отчет в том, что высокая особа
не понимает того простого факта, что приезд ее был  известен  заранее  и
обед в этот день был изготовлен совсем иной, нежели обычно. Народ  прек-
расно это понимал, и этого было достаточно.
 
   Люди только смеялись, а иногда и раздражались по поводу таких вещей.
 
   Посмеивались также и над постоянными росказнями в газетах о том, нас-
колько умеренную жизнь ведет наш монарх, как рано он встает, как работа-
ет он в поте лица с утра до вечера, да к тому же его  пища  недостаточно
питательна. Народ уже вырос. Его очень мало интересовал  вопрос  о  том,
сколько именно кушает наш монарх. Никто не отказывал монарху в праве по-
лучить сытный обед. Никто также не хотел лишить его необходимого  досуга
для сна.. Люди хотели немногого: чтобы их монарх был человеком честным и
мужественным, чтобы он достойно оберегал честь нации и  вообще  добросо-
вестно выполнял свои обязанности правителя. Старые же росказни приносили
не пользу, а вред.
   Все это были еще только мелочи. Хуже было то,  что  в  самых  широких
кругах нации укоренилось убеждение: все равно за нас все дела решают там
наверху, поэтому нечего и нам заботиться  о  делах.  Пока  правительство
действительно вело правильную политику или по крайней мере  было  вооду-
шевлено хорошими желаниями, это было еще с полбеды.  Но  горе,  если  на
место старого хорошего правительства приходило новое, менее  подходящее.
В этом случае безвольная покорность и детская вера являлись уже причиной
тяжелых бед.
 
   Тем не менее, как мы уже сказали, рядом с этими слабостями
   Германия имела и ряд бесспорных преимуществ.
 
   Монархическая форма управления  обеспечивала  известную  стабильность
всего государственного руководства. Она изымала по крайней  мере  высших
носителей власти из круга честолюбивых политиков. Институт монархии  из-
давна пользовался уважением и авторитетом.  Вторым  нашим  преимуществом
было то, что Германия обладала  превосходным  корпусом  государственного
чиновничества. И, наконец третьим и главным преимуществом  являлось  то,
что армия наша стояла над уровнем каких бы то ни  было  партийно-полити-
ческих обязательств. К этому надо прибавить еще и то  преимущество,  что
образ единоличного монарха все еще будил и укреплял чувство  личной  от-
ветственности - во всяком случае в гораздо большей степени, нежели в тех
странах, где носители власти сменялись с кинематографической  быстротой.
Все это вместе взятое и придавало немецкой администрации порядочность  и
чистоту, признававшуюся всеми. Наконец и  культурное  значение  монархии
для немецкого народа было очень велико. Оно вполне перевешивало  все  ее
недостатки. Немецкие резиденции все еще являлись крупными художественны-
ми центрами, чего совершенно нельзя сказать о нашей нынешней погрязшей в
материализме, эпохе. То, что немецкие князья сделали для искусства и на-
уки в течение XIX в., было образцово. Во всяком  случае  наша  современ-
ность совершенно не может идти в этом отношении ни в какое сравнение.
 
   Но самым важным из положительных факторов этого времени, когда распад
народного организма прогрессировал еще только медленно, являлась конечно
армия. Недаром ненависть всех врагов Германии направлялась прежде  всего
против нашей армии, главной защитницы нашей свободы и национального  са-
моутверждения. Армия наша была в те времена  самой  могучей  школой  для
всей немецкой нации. Лучшим памятником для нашей старой  армии  является
констатирование той истины, что германскую армию ненавидели, преследова-
ли оскорблениями, забрасывали грязью все враги, но вместе с тем  и  боя-
лись ее. Что армия наша являлась главным оплотом свободы и главной нашей
защитой перед властью биржи, это видно уже из того,  с  какой  жадностью
версальские ростовщики набросились прежде всего именно на германскую ар-
мию. Если бы не могущество нашей армии, версальская петля затянулась  бы
на шее нашего народа еще гораздо раньше. Если  захотеть  с  полной  точ-
ностью сказать, чем же именно обязан немецкий народ своей армии, то  это
можно будет выразить одним словом: всем! В нашей армии воспитывалось еще
чувство ответственности в такую пору, когда это свойство стало уже  сов-
сем редким, когда все старались уйти  от  ответственности,  вдохновляясь
прежде всего примером парламента, который являлся образцом  полного  от-
сутствия какой бы то ни было ответственности. В нашей  армии  воспитыва-
лось чувство личного мужества в такой период, когда трусость свирепство-
вала повсюду и когда готовность пожертвовать собою  в  интересах  общего
блага рассматривалась уже почти как глупость, а умным считался лишь тот,
кто больше всего думал о своем собственном "я". Армия наша была той шко-
лой, в которой немец учился видеть благо народа в его силе и единстве, а
не в лживых фразах об интернациональном братстве с  неграми,  китайцами,
французами, англичанами и т.д.
 
   Армия наша воспитывала в людях дух решимости в такую пору, когда зна-
мением времени являлись отсутствие решимости и вечные  колебания.  Армия
учила тому, что определенный приказ всегда лучше, чем полное  отсутствие
твердых указаний.
 
   Это было уже кое что в такую пору, когда  тон  задавали  сомнительные
умники. Уже в одном этом был кусок настоящей здоровой народной мудрости,
от которой вообще не осталось бы и следа, если бы наша армия не была  бы
непрерывным источником здоровья. Сравните это с теперешней просто ужаса-
ющей нерешительностью наших правящих кругов. Нынешние наши правители на-
ходят в себе силу решимости только тогда, когда дело идет  о  подписании
какого-либо продиктованного нам нового  разорительного  договора.  Когда
дело идет о какомнибудь  новом  грабеже  Германии,  тогда  правительство
быстро решается подписать "соглашение", конечно слагая с себя  в  то  же
время всякую ответственность. В этих случаях  "ответственные"  правители
выполняют роль простых парламентских стенографов,  которые  всегда  ведь
пишут только то, что им диктуют.
 
   Армия наша воспитывала людей в идеализме и в чувстве преданности  ве-
ликой родине в такое время, когда все кругом у нас погрязло в жадности и
материализме.
 
   Армия воспитывала нас в преданности идее национального единства в та-
кое время, когда кругом шла уже ожесточенная борьба классов.  Единствен-
ной ошибкой, быть может было введение института  вольноопределяющихся  с
годовым сроком службы. Это было  ошибкой  потому,  что  здесь  нарушался
принцип безусловного равенства и люди с лучшим образованием опять  попа-
дали в несколько обособленное положение, между тем как интерес дела тре-
бовал обратного. Наши верхние слои и без того ужа достаточно  оторвались
от народа. На армию оказало бы особенно благотворное влияние, если бы  в
ее рядах не было этого разделения. Что мы не провели этого принципа, бы-
ло ошибкой. Но где же не бывает ошибок. В армии нашей настолько преобла-
дало хорошее, что ее немногие недостатки отступали на задний план.
 
   Но самой большой эаслугой нашей старой армии было то, что она не  до-
пускала торжества принципа "большинства" над значением отдельной личнос-
ти,  что  ясная  голова  в  ее  рядах  ценилась  больше,  нежели  мнение
"большинства". В противовес еврейской демократической идее слепого  пок-
лонения "количеству" армия твердо отстаивала веру в  гений  единиц.  Вот
почему только в армии тогда и воспитывались такие люди,  которые  больше
всего были нам нужны. Из армии выходили настоящие мужи. В то  время  как
кругом произрастали только размагниченные существа и бабы, армия  каждый
год выпускала из своих рядов 350 тысяч молодых людей в  расцвете  сил  и
здоровья - людей, которые в течение своей двухлетней службы из  неокреп-
ших юношей превратились в стальных бойцов. Наши солдаты, привыкшие в те-
чение двух лет слушаться приказа, по окончании службы умели также и при-
казывать. Старого солдата можно было узнать уже по одной походке.
 
   Такова была лучшая школа немецкой нации. И недаром же на ней концент-
рировалась яростная ненависть всех тех, кто  из  жадности,  зависти  или
собственного бессилия стремился к тому, чтобы дорогие сограждане остава-
лись как можно более безоружны. То, чего в своем ослеплении или по  злой
воле не понимали многие немцы, отлично было понято всем остальным миром:
немецкая армия являлась самым могущественным орудием немецкого народа  в
его борьбе за свободу и пропитание его детей.
 
   Наряду с ролью монархии и ролью армии необходимо отметить еще  благо-
детельную роль нашего несравненного  корпуса  государственных  служащих;
Германия была страной лучшей организации и лучшей администрации во  всем
мире. О нашем государственном чиновнике говорили, что  он  старомоден  и
немножко бюрократ. Но в этом отношении в других странах дело обстояло не
лучше, а скорее хуже. А вот чего похватало другим государствам, так  это
той изумительной солидности всего аппарата  и  абсолютной  неподкупности
чиновников, которые отличали Германию. Уж лучше, чтоб чиновник был  нес-
колько старомоден, но зато безусловно честен и  предан  делу,  чем  если
этот чиновник выглядит весьма "современно", но зато отличается невежест-
вом да еще изрядно развращен. Если нам теперь часто  говорят,  что  наша
ад