нной им в  1912  г.;  но
разумеется, наши "государственные мужи" не обратили ни малейшего  внима-
ния на этот документ. Ясное понимание таких  простых  вещей  свойственно
только нам, обыкновенным смертным; что же касается господ  "дипломатов",
то они принципиально неспособны понимать их.
 
   Для Германии было еще счастьем, что  война  1914  г.  возникла  из-за
конфликта, в котором Австрия  была  замешана  непосредственно,  так  что
Габсбургам ничего не оставалось как принять участие в войне. Если бы со-
бытия разыгрались по-иному. Германия наверняка осталась бы  одна.  Габс-
бургское государство никогда не захотело бы и не смогло бы принять учас-
тие в войне, которая возникла бы непосредственно из-за Германии. То,  за
что впоследствии так сурово осуждали Италию, наверняка еще раньше случи-
лось бы с Австрией. Австрия осталась бы "нейтральной" и  тем  попыталась
бы уберечь себя от того, чтобы революция началась уже при самом  возник-
новении войны. Австрийское славянство при такой обстановке предпочло  бы
уже в 1914 г. скорее сбросить монархию, нежели допустить, чтобы  Австрия
воевала из-за Германии. Лишь очень немногие тогда понимали те  опасности
и те лишние трудности, которые создает себе Германия благодаря  политике
союза с Австрией.
 
   Достаточно уже одного того, что у Австрии было слишком большое  коли-
чество врагов, помышлявших только о  том,  чтобы  скорей  получить  нас-
ледство умирающего габсбургского государства. Совершенно ясно, что с те-
чением времени против Германии должна была накопиться вражда за одно то,
что в ней видели причину замедления распада австрийской монархии -  рас-
пада, которого все с нетерпением ждали именно в надежде  получить  кусок
наследства. В конце концов все стали приходить к  тому  выводу,  что  до
наследства Вены можно добраться, только если свести  счеты  с  Берлином.
Это - во-первых.
 
   Во-вторых, благодаря союзу с Австрией, Германия теряла все лучшие бо-
гатейшие перспективы заключения других союзов. Наоборот, ее отношения  с
Россией и даже с Италией становились все более и более напряженными. При
этом необходимо отметить, что в Риме общее  настроение  по  отношению  к
Германии было вполне дружественным, между тем как  отношение  к  Австрии
было враждебным. В  душе  любого  итальянца  постоянно  жило  враждебное
чувство к Австрии, и оно неоднократно выливалось наружу.
 
   Раз Германия взяла курс на политику усиленной индустриализации и уси-
ленного развития торговли, то, в сущности говоря, уже не  оставалось  ни
малейшего повода для борьбы с Россией. Только худшие враги  обеих  наций
заинтересованы были в том, чтобы такая вражда возникала. И действительно
оно так и  было:  именно  евреи  и  марксисты  в  первую  очередь  всеми
средствами натравливали эти два государства друг на друга.
 
   Наконец, в-третьих, союз Германии с Австрией таил в себе  бесконечные
опасности еще и потому, что многие  государства  легко  было  соблазнить
перспективой раздела Австрии и известного вознаграждения их за счет быв-
ших австрийских земель.
 
   Против придунайской монархии легко было поднять всю восточную Европу,
в особенности же Россию и Италию. Если бы Германия не состояла в союзе с
Австрией, наследство которой представляло такой соблазн для других госу-
дарств, то мировая коалиция, которая начала образовываться с легкой руки
короля Эдуарда, никогда бы не осуществилась.  Только  из-за  несчастного
союза с Австрией противникам Германии удалось так легко объединить в од-
ном фронте государства со столь различными устремлениями и целями. Всту-
пая в совместную борьбу против Германии, все эти  государства  надеялись
на то, что они смогут расширить свои границы за счет Австрии. А то  обс-
тоятельство, что к Германии втихомолку примыкала еще Турция, только уси-
ливало эту опасность в необычайной степени.
 
   А интернациональный еврейский капитал пользовался будущим австрийским
наследством, как приманкой. Еврейский капитал уже давно  выработал  план
уничтожения Германии, ибо в те времена Германия не хотела еще  полностью
покориться хозяйственному и финансовому контролю евреев, стоящих над го-
сударствами. Только благодаря этому и удалось сколотить громадную коали-
цию; ей уже одно громадное количество собранных под знамена солдат  вну-
шало уверенность в победе.
 
   Союз с габсбургской монархией еще во время моего пребывания в Австрии
вызывал во мне отвращение. Теперь же он стал для меня причиной самых тя-
желых внутренних переживаний, которые в дальнейшем  только  укрепили  во
мне давно составившееся мнение.
 
   В небольших кружках, в которых я тогда вращался, я не делал ни малей-
шего секрета из своего убеждения, что этот несчастный договор с обречен-
ным на гибель государством неизбежно приведет Германию к катастрофе, ес-
ли мы только не сумеем во время порвать этот договор. Это мое  убеждение
было непоколебимо. Но тут грянула мировая война, и на время люди  вообще
потеряли способность разумно  взвешивать  положение.  Пыл  воодушевления
первых дней войны заставил потерять голову даже тех, кого само положение
обязывало к самому трезвому расчету. Когда я сам попал на фронт, то всю-
ду, где на эти темы шло обсуждение, я прямо и открыто высказывал мнение,
что чем скорее будет разорван договор с Австрией, тем лучше для немецкой
нации; я говорил определенно, что отказ от союза с Австрией не есть вов-
се жертва с нашей стороны, раз Германия смогла бы  благодаря  этому  до-
биться уменьшения числа воюющих с ней держав; я не  уставал  доказывать,
что миллионы наших братьев надели на себя солдатские мундиры не для  то-
го, чтобы спасать развращенную и погибающую австрийскую династию, а  для
того, чтобы спасти немецкий народ.
 
   Незадолго до войны иногда казалось, что по крайней мере  в  некоторых
кругах стало возникать некоторое сомнение в правильности союза с Австри-
ей. В лагере немецких консерваторов время от времени  стали  раздаваться
голоса предостережения; но, увы, эти разумные голоса  оставались  гласом
вопиющих в пустыне. Германия продолжала верить в то,  что  избранный  ею
путь правилен, что на этом пути она "завоюет" мир, что успех будет огро-
мен, а жертвы ничтожны.
 
   Нам, несчастным, "непризванным" ничего не оставалось как  молча  гля-
деть на то, как так называемые "призванные" идут  прямиком  в  пропасть,
увлекая за собою весь народ.
 
   Только благодаря известному заболеванию всей нашей политической мысли
оказалось возможным, что великий народ долгое время кормили нелепым  ло-
зунгом "хозяйственного завоевания" и проповедывали ему "мир всего  мира"
как конечную политическую цель.
 
   Триумфы немецкой техники и промышленности, растущие  успехи  немецкой
торговли - все это заставляло забывать, что первой и основной предпосыл-
кой всего этого является прежде всего наличие сильного государства. Куда
там! В определенных кругах стали утверждать даже уже прямо противополож-
ное - что само государство обязано своим существованием расцвету техники
и промышленности; что государство представляет уже не более и не  менее,
как экономический институт; что управлять государством надо  в  согласии
только с хозяйственными устремлениями; что и все дальнейшее  существова-
ние государства зависит от хозяйства; что именно такое  положение  вещей
является самым естественным и самым здоровым и его необходимо отстаивать
и в будущем.
 
   Между тем мы-то знаем, что на деле государство не имеет ничего общего
с тем или другим хозяйственным воззрением, с теми  или  другими  формами
хозяйственного развития.
 
   Государство отнюдь не  является  простым  объединением  экономических
контрагентов, собравшихся воедино на определенной государственной терри-
тории с целью совместного выполнения своих хозяйственных задач. Нет, го-
сударство является совокупностью физически и духовно равных человеческих
существ, совокупностью, ставящей своей задачей как можно  лучше  продол-
жать свой род и достигнуть целей, предназначенных ему провидением.  Цель
и смысл существования государства - только в этом, а не в чем-либо  дру-
гом. Хозяйство является при этом  только  одним  из  многих  подчиненных
средств, необходимых для достижения указанных целей.  Хозяйство  никогда
не является ни первопричиной, ни целью  государства,  поскольку  конечно
данное государство с самого начала не построено на фальшивой и  противо-
естественной основе. Только так можно понять, почему государство как та-
ковое вовсе не имеет своей необходимой предпосылкой ту или другую терри-
ториальную ограниченность. Эта последняя характерна только для тех наро-
дов, которые хотят собственными силами обеспечить пропитание своих жите-
лей, т. е. готовы своим собственным трудом обеспечить  свое  существова-
ние. Но есть и народы-трутни, умеющие до известной  степени  пролезть  в
другие части света и под разными предлогами заставить другие  народности
работать на себя; такие народы-трутни  умеют  образовывать  новые  госу-
дарства независимо от своей собственной территории.
 
   Еврейское государство никогда не было территориально ограничено;  оно
всегда было универсально с точки зрения территории, но очень  ограничено
с точки зрения собственного расового  состава.  Вот  почему  народ  этот
всегда и составлял государство в  государстве.  Одним  из  гениальнейших
трюков, изобретенных евреями, является то, что они  сумели  контрабандно
выдать свое государство за "религию" и этим обеспечили себе терпимое от-
ношение со стороны арийцев, которым  религиозная  веротерпимость  всегда
была особенно свойственна. На деле религия Моисея есть не что иное,  как
учение о сохранении еврейской расы. Вот почему она и охватывает все  не-
обходимые для этого отрасли знания, в том числе социологию,  политику  и
экономику.
 
   Первопричиной к образованию всех человеческих общностей является инс-
тинкт сохранения рода. Но именно благодаря  этому  государство  является
народным организмом, а не организмом хозяйственным. Это громадная разни-
ца, хотя и остающаяся совершенно непонятной современным  так  называемым
государственным "деятелям". Наши государственные мужи полагают, что  они
могут построить  государство  исключительно  на  хозяйстве;  в  действи-
тельности же государство искони было и будет только продуктом  той  дея-
тельности и тех свойств, которые заложены в первую очередь в воле к сох-
ранению вида и расы.
 
   Эти последние свойства присущи не торгашескому эгоизму, а героической
добродетели, ибо сохранение существования вида  непременно  предполагает
готовность к самопожертвованию со стороны индивидуума. В этом и заключа-
ется смысл сказанного поэтом: "и кто свою жизнь  отдать  не  готов,  тот
жизнью владеть недостоин". Готовность пожертвовать личным существованием
необходима, чтобы обеспечить сохранение вида. Отсюда ясно, что важнейшей
предпосылкой образования и сохранения государства является прежде  всего
наличие определенного чувства общности, основанное на  принадлежности  к
одинаковому роду и виду, наличие готовности всеми средствами бороться за
сохранение этой общности. У  народов,  располагающих  своей  собственной
территорией, это приводит к процветанию добродетели и героизма. У  наро-
дов-паразитов это приводит к процветанию лицемерия и коварной жестокости
если только эти последние малопочтенные качества не были уже первопричи-
ной того, что данное государство вообще  могло  возникнуть.  Образование
того или другого государства всегда неизбежно (во всяком случае на  пер-
вых ступенях своего развития) обусловливается именно вышеуказанными фак-
торами. При этом в борьбе народов за свое самосохранение терпят  пораже-
ние, т. е. попадают под иго и тем самым раньше или позже  обрекаются  на
вымирание, именно те народы, которые отличаются наименьшим  героизмом  и
наименьшими добродетелями, равно и те народы, которые не сумели во время
разгадать лживость и коварство паразитарных государств. В этих последних
случаях дало идет не столько о недостатке ума, сколько о недостатке  му-
жества и решимости, причем недостаток мужества часто  пытаются  спрятать
под мантией "гуманности".
 
   Только в редчайших случаях внутренняя крепость того или другого госу-
дарства совпадает с так называемым  хозяйственным  расцветом.  Напротив,
можно привести бесчисленное количество примеров того, когда такой  расц-
вет указывает как раз на приближающийся распад государства. Уже из одно-
го этого видно, насколько устойчивость и  крепость  данного  государства
вовсе не в такой уже мере зависит от хозяйства. Если бы образование  че-
ловеческих общностей зависело в первую очередь от  хозяйственных  сил  и
инстинктов, тогда высший экономический расцвет должен был бы  непременно
в то же время означать и высшую силу государства. Между тем мы видим об-
ратное.
 
   Вера во всеспасающую силу хозяйства, будто бы единственно  способного
укреплять государство, производит особенно странное  впечатление,  когда
эту "истину" проповедуют в стране, действительная история  которой  учит
прямо противоположному. Ведь именно история Пруссии доказывает с необык-
новенной ясностью, что для образования государства требуются не  матери-
альные свойства, а идеальные добродетели. Только под защитой  этих  пос-
ледних подымается и расцветает также хозяйство, и расцвет его  продолжа-
ется только до тех пор, пока с гибелью этих  чисто  государственных  ка-
честв не погибнет и само хозяйство. Этот именно процесс мы, увы, как раз
и наблюдаем теперь в самом печальном его виде. Материальные интересы лю-
дей всегда процветают только под покровом героических добродетелей чело-
вечества. Но стоит только материальным интересам выйти на первый план, и
они тем самым подрывают собственные предпосылки своего бытия.
   Всегда в германской истории  подъему  государственности  сопутствовал
также хозяйственный подъем; но всегда, как только экономика  становилась
единственным содержанием жизни нашего народа, тотчас же  удушались  иде-
альные добродетели, государство шло вниз и в своем падении через некото-
рое время увлекало туда же и хозяйство.
 
   Если мы поставим себе вопрос, какие же именно факторы являются  глав-
нейшими для образования и укрепления государства, то  мы  должны  будем,
кратко говоря, ответить: способность к самопожертвованию, воля к самопо-
жертвованию со стороны отдельного индивидуума во имя общего  блага.  Что
эти добродетели ничего общего не имеют с хозяйством, ясно уже из  одного
того, что люди никогда не приносят себя в жертву по этим последним моти-
вам. Человек умирает за свои идеалы, но отнюдь  не  склонен  умирать  за
свои "дела". Англичане лучше всего доказали свое превосходство в понима-
нии человеческой души тем,  какую  мотивировку  они  сумели  дать  своей
борьбе. В то время как мы, немцы, боролись за хлеб, Англия  боролась  за
"свободу" и при том не за свою собственную свободу, а за  свободу  малых
наций. У нас смеялись по поводу такой наглости, у нас огорчались по  по-
воду этой агитации англичан. Но это только  доказывало,  как  безнадежно
глупы были руководители общественного мнения в Германии  еще  до  начала
войны. У нас уже и тогда не имели никакого понятия о том, какие  факторы
способны поднять людей на борьбу и вызвать в них готовность  добровольно
пойти на смерть за общее дело.
 
   Вот факт. Пока немецкий народ в течение всего 1914 г. считал, что  он
ведет борьбу за идеалы, он был стоек; как только стало ясно, что  борьбу
приходится вести лишь за кусок хлеба, он  стал  обнаруживать  готовность
махнуть рукой на все.
 
   Наши остроумные "государственные руководители" были искренно изумлены
такой переменой в настроении. Они так и не поняли, что пока человек  ве-
дет борьбу только за те или иные хозяйственные выгоды, он будет изо всех
сил избегать смерти хотя бы по той простой причине, что иначе он не  су-
меет воспользоваться этими выгодами. Посмотрите, забота о спасении свое-
го ребенка делает героиней даже самую слабую из матерей. Так и в общест-
венной жизни. Только борьба за сохранение вида, за  сохранение  очага  и
родины, за сохранение своего государства - только такая  борьба  во  все
времена давала людям силу идти прямо на штыки неприятеля.
   Вечной истиной остается следующее:
   Никогда еще в истории ни одно государство не было создано мирной  хо-
зяйственной деятельностью; государства всегда создавались только  благо-
даря инстинкту сохранения вида, независимо от того, определялся ли  этот
инстинкт героической добродетелью или хитрым коварством; в первом случае
получались арийские государства труда и культуры, во втором случае - ев-
рейские паразитарные колонии. Как только у того или другого  народа  или
государства берут верх чисто хозяйственные мотивы, результат  получается
только тот, что само хозяйство становится причиной подчинения и подавле-
ния этого народа.
 
   В Германии перед войной самым широким образом была распространена ве-
ра в то, что именно через торговую и колониальную политику удастся  отк-
рыть Германии путь во все страны мира или  даже  просто  завоевать  весь
мир. Само возникновение такой веры было классическим симптомом того, что
в Германии потеряно понимание значения истинных государственных доброде-
телей, потеряна волевая сила и решимость к действию. Единственной  расп-
латой за это была мировая война со всеми ее результатами.
 
   Такие настроения в немецкой нации - а они  были  перед  войной  почти
всеобщими - должны были казаться необъяснимой загадкой для тех,  кто  не
умел глубже вдумываться в обстановку. Ведь именно Германия  представляла
собою изумительный пример государства, возникшего на базе чисто  полити-
ческих факторов силы. Основное ядро Германии - Пруссия - возникло благо-
даря чудесному героизму ее сынов, а вовсе не благодаря финансовым опера-
циям или торговым сделкам. Возникновение самой германской  империи  яви-
лось чудесной наградой за воинское бесстрашие и крепкое политическое ру-
ководство. Спрашивается, как же могло случиться, что именно немецкий на-
род допустил до такого  заболевания  свои  политические  инстинкты,  ибо
здесь дело идет не об отдельных разрозненных явлениях, а именно о чем-то
повальном. Болотные огоньки манили весь народ, болезнь  принимала  форму
недоброкачественных нарывов, выскакивавших то тут, то там и  разъедавших
весь организм нации. Можно было подумать, что какой-то непрерывный поток
яда таинственными путями проникает в организм нации и отравляет  всю  ее
систему кровообращения. Только так можно было объяснить и тот факт,  что
этот некогда героический организм теперь все больше подвергался  парали-
чу. Народ все больше терял ясность взгляда. Слабели даже инстинкты прос-
того самосохранения.
 
   Все эти вопросы я в течение 1912-1914  гг.  непрестанно  обдумывал  в
связи со своим отрицательным отношением  к  политике  союза  Германии  с
Австрией. Чем глубже задумывался я над всеми этими вопросами, тем больше
приходил я все к тому же выводу,  что  разгадка  всех  бед  одна:  марк-
систское учение и его миросозерцание со всеми вытекающими из них органи-
ческими последствиями.
 
   Теперь я во второй раз в моей жизни вновь углубился в ознакомление  с
этим разрушительным учением. На этот раз к марксистским книгам меня тол-
кали не впечатления повседневного бытия, а размышления над общими вопро-
сами политической жизни. Я опять погрузился в  теоретическую  литературу
этого нового мира и стал систематически сравнивать возможные  результаты
марксистской проповеди с той реальной обстановкой и теми конкретными со-
бытиями, которые теперь приходилось наблюдать как результат марксизма  в
области политической, культурной и хозяйственной жизни страны.
 
   В первый раз в своей жизни я  стал  теперь  систематически  интересо-
ваться теми попытками покончить с этой мировой чумой, какие уже  были  в
нашей предыдущей истории.
 
   Я стал штудировать эпоху бисмарковского исключительного закона против