орых обычно средние люди 
заметить не могут. Добровольцы - на фронт! Добровольны - в наи- 
более опасные патрули! Добровольны - в разведчики! Добровольцы - 
на трудную телефонную службу! Добровольцы - в колонну для на- 
водки мостов! Добровольцы - на подводные лодки! Добровольцы - 
в авиацию! Добровольцы - в штурмовые батальоны! И т.д. и т.д. Ты- 
сячи и тысячи раз в течение четырех с половиной лет войны раздава- 
лись эти призывы по разным поводам. И всегда мы могли наблюдать 
одну и ту же картину: на такие призывы откликались безусые юноши 
или зрелые люди из числа только тех героически настроенных немцев, 
которые забыли все личные интересы и, полные горячей любви к 
отечеству, в любую минуту готовы были отдать свою жизнь. Десятка- 
ми, сотнями тысяч гибли эти лучшие люди во время войны. Вот по- 
чему эта лучшая человеческая прослойка неизбежно становилась все 
тоньше и тоньше. Те, кто не погиб, были искалечены. Немногочислен- 
ный круг уцелевших не мог уже удовлетворительно выполнять свою 
социальную функцию. Чего стоит один тот факт, что в 1914 г. у 
нас вербовались целые армии из числа добровольцев? А ведь боль- 
шинство из них погибло и не могло не погибнуть, так как благодаря 
преступной бессовестности наших парламентских невежд эти люди 
не имели достаточной довоенной подготовки и неизбежно стали по- 
этому простым пушечным мясом. В тогдашних фландрских боях па- 
ло (или было искалечено) добрых 400 тысяч человек, и заменить этот 
лучший слой людей у нас некем было. 
 
Потерю этих людей нельзя исчислять только арифметически. Их ги- 
бель уже достаточно чувствительно нарушила равновесие. Полюс худ- 
ших элементов нации неизбежно стал перевешивать. Низость, тру- 
сость и подлость неизбежно стали брать верх. 
К этому надо прибавить еще следующее. 
Дело было не только в том, что на полях битв массами погибали 
лучшие люди. Беда заключалась еще и в том, что в это же самое время в 
тылу самым старательным образом консервировались именно самые 
худшие элементы. На каждого героя добровольца, смело и бесстрашно 
шедшего , навстречу патриотической смерти, приходилось по меньшей 
мере по одному "герою" тыла, убегавшему от смерти и сохранявшему 
свою драгоценную жизнь для "пользы" родины. 
 
Вот почему к концу войны мы и получили следующую картину: сере- 
дина принесла свои очень большие жертвы кровью; полюс лучших 
людей дрался образцово и почти весь физически погиб; полюс худших 
элементов к сожалению уцелел почти весь, использовав в своих инте- 
ресах многие нелепости нашего законодательства, а главное - то об- 
стоятельство, что мы не пустили в ход военного устава. И вот имен- 
но эта очень хорошо сохранившаяся человеческая накипь и сделала 
ноябрьскую революцию. Лагерь этот мог сделать революцию только по- 
тому, что ему теперь не противостоял уже полюс самых лучших людей. 
Эти последние в своем большинстве погибли на фронтах. 
 
Ввиду этого приходится сказать, что германскую революцию сде- 
лал отнюдь не сам народ. Не народные массы Германии повинны в 
этих каиновых делах, а только гнусная шайка дезертиров, сутенеров 
и прочей сволочи. 
 
Рядовой фронтовик с радостью приветствовал окончание кровавой 
борьбы и был счастлив, что может вернуться на родину повидать же- 
ну и детей. Настоящей внутренней связи с революцией у него не было. 
Он не любил революцию и еще меньше любил ее вождей и организа- 
торов. В течение четырех с половиной лет пребывания на фронте он 
успел позабыть даже имена этих партийных гиен и вся их внутренняя 
склока была ему совершенно чужда. 
 
Только среди одной небольшой части немецкого народа революция 
была действительно популярна. Я имею в виду тот сорт людей, кото- 
рый под всевозможными предлогами старался улизнуть с фронта и 
спрятаться в тылу. Эти персонажи любили революцию, но тоже не ра- 
ди ее прекрасных глаз, а ради того, что она избавляла от необ- 
ходимости бороться за дело родины. 
 
Однако из популярности у таких разложившихся элементов рево- 
люция не могла себе сшить шубу. Построить государственную впасть 
на этаких элементах было невозможно. А между тем молодой респуб- 
лике нужно было во что бы то ни стало создать сколько нибудь проч- 
ную государственную власть; иначе она имела все основания опасаться, 
что после первого замешательства остатки лучших элементов нашей 
нации все-таки объединятся и одним ударом смахнут всю эту республику. 
 
Вожди переворота в ту пору больше всего боялись, что водоворот 
внутренних беспорядков увлечет их за собой и что тут-то внезапно 
подымется какой-нибудь железный кулак, который всех их опрокинет 
наземь. Молодой республике нужно было во что бы то ни стало кон- 
солидировать свои силы. 
 
Обстановка сложилась так, что республике во что бы то ни стало 
нужно было быстро создать себе вооруженную силу, ибо опираться на 
одну только слабую популярность было более чем опасно. 
 
В декабре, январе, феврале 1918-1919 гг. матадоры революции 
сразу почувствовали, что у них уходит почва из-под ног. И вот они 
стопи озираться кругом, где бы найти таких людей, которые захотели 
и смогли бы подкрепить вооруженной силой те слабые позиции, кото- 
рые дарованы были им "народною любовью". "Антимилитаристичес- 
кая" республика нуждалась теперь в солдатах. А так как популяр- 
ностью эта республика пользовалась только в кругах сутенеров, 
воров, взломщиков, дезертиров, героев тыла и вообще элементов, 
охарактеризованных нами выше как полюс самых худших людей, то 
вербовать среди этих слоев солдат, готовых умереть за новый идеал, 
было бы бесполезным делом. Тот слой, который был носителем идей 
ноябрьской революции, не хотел да и не способен был дать солдат для 
защиты этой своей революции. Этому слою нужна была не организа- 
ция сил республики, а еще большая дезорганизация их, ибо только 
так они могли удовлетворить своим грабительским инстинктам. Этот 
спой шел не под лозунгом; порядок и строительство германской рес- 
публики, а под лозунгом: разграбление республики. 
 
Правительство народных уполномоченных на всех перекрестках 
молило о помощи. Но меньше всего отклика оно получало со стороны 
этого слоя носителей идей революции. Напротив, с этой стороны оно 
получало только отпор и даже озлобление. Ибо грабители в попытках 
создать армию неизбежно видели опасность для себя. Им хотелось 
именно такой республики, которая целиком зависела бы от одной "по- 
пулярности" ее в среде грабителей. В революции они видели только 
право на воровство, монополию на хозяйничанье для арестантов, только 
что вырвавшихся из тюрьмы, для воровских банд и грабителей, словом, 
для самой отъявленной сволочи. 
 
Правительство народных уполномоченных могло сколько угодно 
вопить о помощи. Из этого лагеря оно никакого отклика не получало. 
Напротив, отсюда только раздалась брань: "предатели!" Тогда и го- 
спода народные уполномоченные начали понимать, каково подлинное 
умоначертание того слоя, на котором зиждилась их популярность. 
 
И вот именно в эту пору в нашем отечестве опять нашлись многочи- 
сленные молодые немцы, выразившие готовность, как они думали, в 
интересах "тишины и порядка" вновь надеть на себя солдатские ши- 
нели и взять ружье на плечо для борьбы против разрушителей страны. 
Эти молодые люди вновь стали создавать отряды добровольцев. В 
глубине души глубоко ненавидя революцию, они вместе с тем на деле 
выступили на защиту ее и тем самым практически укрепили ее. 
Молодежь эта действовала конечно с самыми лучшими намерениями. 
Подлинные организаторы революции, дергавшие ее за веревочку, 
евреи оценили тогдашнюю ситуацию трезво и со своей точки зрения 
правильно. Немецкий народ не созрел еще тогда к тому, чтобы его 
можно было бросить в кровавую лужу большевизма, как это удалось 
сделать в России. Это объяснялось тем, что расовое состояние немец- 
кого народа все же являлось еще более благополучным и единство ме- 
жду немецкой интеллигенцией и немецким населением физического 
труда еще не было достаточно разрушено. Население России было 
сплошь безграмотное, чего конечно нельзя было сказать ни о Герма- 
нии, ни о других западноевропейских народах. В России сама интел- 
лигенция в большинстве своем принадлежит к нерусским националь- 
ностям и во всяком случае к неславянским расам. С тонким слоем 
интеллигенции в России легко было справиться, ибо между ним и 
широкими массами народа почти совсем не было посредствующих 
звеньев, а умственный и моральный уровень широкой массы народа 
был в России страшно низок. 
 
В России достаточно было немногого. Надо было только натравить 
необразованную, не умеющую ни читать, ни писать массу на верхний 
слой интеллигенции, и без того почти не связанной с народом. Этого 
было довольно, чтобы решить всю судьбу страны и чтобы можно было 
считать революцию удавшейся. Вся неграмотная масса русского наро- 
да попала в полное рабство к еврейским диктаторам, у которых ко- 
нечно хватило ума задрапировать свою диктатуру в тогу "диктатуры 
народа". 
 
Только применение самых драконовских мер при каждой попытке 
дезертирства послужит достаточно отпугивающим примером не только 
для отдельных лиц, но и для всей массы солдат. 
 
В Германии имело крупное значение еще и следующее обстоятель- 
ство. Разложение армии конечно происходило всюду - без этого ноя- 
брьская революция не могла удаться. Но тем не менее главным носи- 
телем идеи революции и главным виновником разложения армии был 
не фронтовик. Эту "работу" выполнили главным образом негодяи мест- 
ных гарнизонов или те субъекты, которые вообще сумели изобразить 
себя "незаменимыми" и спрятаться где-нибудь в тылу на хозяйственной 
работе. Соответствующие "дополнения" эти банды получали еще за 
счет дезертиров. С фронтов в это время дезертировали в тыл десятки 
тысяч людей, оставаясь при этом почти совершенно безнаказанными. 
Трусы, как известно, во все времена и эпохи боятся только одного: 
собственной смерти. На фронтах смерть конечно могла настигнуть та- 
кого труса в любой день и час. Есть только одно средство заставить 
трусов, слабых и колеблющихся несмотря ни на что выполнить их долг: 
дезертир должен знать, что если он убежит с фронта, то его непре- 
менно настигнет та участь, которой он больше всего боится. Дезер- 
тир должен знать, что если он останется на фронте, то его только 
может настигнуть смерть, а если он удерет с фронта, то смерть непре- 
менно настигнет его. 
В этом и заключается весь смысл военного устава. 
Конечно было бы очень хорошо и красиво, если бы в той великой 
борьбе за существование немецкого народа, которую нам пришлось 
вести, можно было опереться только на добровольную преданность всех 
и каждого. Однако мы знаем, что такие качества свойственны были 
только самой лучшей части нации, а вовсе не каждому среднему чело- 
веку. Вот почему и необходимы специальные законы военного вре- 
мени. Ведь и законодательство против воровства рассчитано вовсе 
не на принципиально честных людей, а только на колеблющиеся сла- 
бые элементы. Своим устрашающим влиянием такое законодательство 
мешает возникнуть положению, когда более честного считают более 
глупым, и когда поэтому люди могли бы придти к убеждению, что 
лучше самим начать принимать участие в краже, чем оставаться с пус- 
тыми руками или дать обкрадывать себя. 
 
Вот почему было абсолютно неправильным допустить даже на одну 
минуту, что в борьбе, которая по всякому человеческому разумению 
должна была занять по крайней мере несколько лет, можно будет 
обойтись без специальных законов военного времени. Ведь опыт мно- 
гих столетий и даже тысячелетий совершенно недвусмысленно гово- 
рит о том, что в очень серьезные времена, когда государство вынужде- 
но предъявить суровые требования к нервам всех граждан, людей 
слабохарактерных приходится принуждать к выполнению их обязан- 
ностей. 
 
Конечно для наших героических добровольцев закон о смертной каз- 
ни был ненужен, но такой закон был совершенно необходим по отноше- 
нию к тем трусливым эгоистам, кто свою драгоценную жизнь ставил выше 
интересов отечества. У нас же на деле смертная казнь не была применена, 
т.е. военный устав фактически остался без применения, и за это мы 
жестоко поплатились. С фронтов полился - особенно начиная с 1918 г. 
- непрерывный поток дезертиров, и именно эти элементы помогли соз- 
дать ту преступную организацию, которая с 7 ноября 1918 г. внезап- 
но выступила главным коноводом революции. 
 
Фронтовики как целое ничего общего не имеют с этим позорным 
явлением. Страстное стремление к миру испытывали конечно и фрон- 
товые солдаты. Но именно это могло стать громадной опасностью как 
раз для революции. Когда после перемирия немецкие армии стали воз- 
вращаться домой, тогдашние вожаки революции со страхом спраши- 
вали себя: что же еде/киот теперь фронтовые войска? Потерпят ли 
фронтовики все то, что они теперь увидят на родине? 
 
В эти недели германская революция вынуждена была по крайней 
мере по внешности притвориться очень скромной и умеренной. Вожаки 
революции боялись, что иначе возвращающиеся дивизии быстро по- 
ложат конец всей революции. Если бы тогда нашелся хотя бы один 
решительный человек и если бы он сумел перевести на свою сторону 
хотя бы, одну преданную ему дивизию, дивизия эта сорвала бы с себя 
красные тряпки, поставила бы к стенке свой "совет", сопротивляющих- 
ся забросала бы ручными гранатами, и в течение каких-нибудь четырех 
недель такая дивизия разрослась бы в целую могучую армию, быть мо- 
жет, из 60 дивизий или еще того больше. Этого больше всего и 
опасались господа еврейские импрессарио. Чтобы избегнуть этого, 
они и придали революции известный оттенок умеренности. Отказав- 
шись от прямого большевизма, вожаки представили дело так, будто 
их задачей является "обеспечить тишину и порядок". Отсюда и все мно- 
гочисленные крупные уступки, отсюда апелляция к старому корпусу 
чиновничества, отсюда обращение к старым руководителям армии. Все 
эти люди пока еще были на некоторое время нужны. Только после того 
как их надлежащим образом использовали, можно было их и прогнать 
и, изъяв республику из рук этих старых слуг государства, бросить ее 
во власть коршунов революции. 
 
Только так можно было еще рассчитывать обмануть старых генералов 
и старых администраторов. Показав себя очень мягкой и невинной, 
революция могла рассчитывать сломить сопротивление этих кругов и 
таким образом обезоружить самых страшных своих противников. 
Практика показала, что этот обман вполне удался. 
Однако революцию, как мы знаем, сделали не элементы "тишины и 
порядка", а те элементы, идеалом которых является мятеж, грабеж, 
воровство. Новая умеренная тактика революции не могла быть по душе 
этим элементам. Что такой тактический ход необходим, эти элементы 
понять не могли, а объяснять это вслух тоже было затруднительно. 
 
Постепенно увеличиваясь численно, германская социал-демократия 
все больше переставала быть грубо революционной партией. Это не 
значит, что партия эта поставила себе теперь другие цели или что вожди 
ее перестали хотеть революции; никоим образом. Однако теперь у нее 
осталось только желание революции, а весь корпус партии был уже 
совершенно неприспособлен к тому, чтобы делать революцию: с 10-мил- 
лионной партией вообще уже революции делать нельзя. Такое массовое 
движение не представляет уже больше полюса активности; это уже 
широкие массы середины, т.е. косности. 
 
Евреи своевременно поняли это обстоятельство и именно поэтому 
произвели раскол германской социал-демокртии уже во время войны. 
Убедившись, что социал-демократия благодаря косности массы ее чле- 
нов непроизвольно как бы стала на сторону большинства народа, 
т. е. в действительности стала свинцовой гирей для дела национальной 
защиты, евреи решили изъять из социал-демократии ее наиболее ра- 
дикально-активистские элементы и создать из них особо ударные на- 
ступательные колонны. Независимая партия и союз "Спартака" стали 
штурмовыми батальонами революционного марксизма. На них воз- 
ложена была задача поставить всех перед совершившимся фактом, а 
подготовленная к этому десятилетней работой с.-д. масса неизбежно 
уже должна была стать "на почву этих фактов". Трусливую буржуазию 
марксизм оценивал при этом совершенно правильно: он просто трети- 
ровал ее en canaille. С ней вообще не считались. Марксисты прекрасно 
знали собачью покорность этого отжившего поколения и не сомнева- 
лись, что никакого серьезного сопротивления она оказать неспособна. 
 
Но вот революция сделана и основа старого режима уничтожена. 
Войска с фронта потекли назад в страну. Теперь вожаки революции 
считают совершенно необходимым немножко затормозить ее дальней- 
ший ход. Теперь все важнейшие позиции заняты старой с.-д. партией, 
а штурмовые батальоны независимой с.-д. партии и спартаковцы от- 
странены. 
 
Без внутренней борьбы тут дело не могло обойтись. 
С одной стороны, эти активистские батальоны революции конечно 
не могли быть довольными и чувствовали себя обманутыми, с другой 
стороны, и самим импрессарио теперь было только выгодно, чтобы эти 
активистские батальоны продолжали шуметь и скандалить. Ибо как 
только закончился переворот, так сразу и оказалось, что в лагере ре- 
волюции были в сущности две партии: партия "тишины и порядка" 
и группа кровавого террора. Неясно ли, что наша буржуазия тотчас 
же поторопилась перебежать в лагерь "тишины и порядка". Теперь 
для жалких политиков буржуазии опять создался давно желанный 
момент, когда они могут идти в ногу с представителями официальной 
власти, могут прижать к груди своей новых владык, которых они, 
правда, в глубине души своей ненавидели, но еще больше боялись. 
Политикам буржуазии была оказана высокая честь: теперь они могли 
сесть за один стол с трижды ненавистными им марксистскими вожака- 
ми и вместе с ними обдумать план совместной борьбы против больше- 
виков. 
 
Так уже в декабре 1918 г., а тем более в январе 1919 г. в Герма- 
нии создалась следующая картина. 
 
Меньшинство худших элементов страны сделало революцию, под 
знамя которой" сейчас же стали все марксистские партии. Революция 
внешним образом пошла по умеренному пути, что сразу же вызвало 
фанатическую ненависть к ней со стороны экстремистов. Эти послед- 
ние сразу же берутся за ручные гранаты и пулеметы, начинают зани- 
мать государственные здания, словом, начинают серьезно угрожать уме- 
ренной революции. Убоясь крайних левых, официальная социал-демок- 
ратия заключает перемирие с приверженцами старого-строя, чтобы вме- 
сте бороться против экстремистов. В результате этого получается то, что 
противники республики приостанавливают свою борьбу против нее и 
помогают усмирению тех, кто, правда, по совершенно другим мотивам 
тоже является противником этой республики. В результате этого в 
конце концов получается то, что опасность борьбы сторонников старо- 
го строя против республики совершенно элиминирована. 
 
Это обстоятельство имеет настолько важное значение, что его надо 
подчеркнуть как можно более сильно. Только тот, кто учтет это обсто- 
ятельство и сможет понять, как это случилось, что Германии навязали 
революцию несмотря на то, что девять десятых народа не участвовали 
в этом, семь десятых народа высказались против нее, шесть десятых 
ненавидели ее и в конце концов только одна десятая активно в ней 
участвовала. 
 
Так и случилось, что постепенно исчерпали свои силы на баррика- 
дах спартаковцы, с одной стороны, и националистические фанатики и 
идеалисты, с другой. Оба крайних полюса таким образом уничтожили 
друг друга, в результате чего как всегда и победила середина. Бур- 
жуазия и марксисты объединились на почве "созданных фактов", и мо- 
лодая республика начала "консолидироваться". Это, однако, не поме- 
шало буржуазным партиям на первых порах, в особенности перед 
выборами, еще продолжать заигрывать с идеей мон