генция молча примиря-
лась с самыми гнусными насмешками над искусством и в конце концов она  и
в самом деле потеряла всякий правильный критерий художественных оценок.
 
   Все же это вместе взятое несомненно  являлось  симптомом  наступающей
недоброй эпохи.
 
   Одним из печальных симптомов было еще следующее.
   В течение XIX столетия наши города все больше стали  терять  характер
центров культуры и все больше превращались просто в места скопления  лю-
дей. Современный пролетариат больших городов имеет совершенно  ничтожную
связь с городом, где он временно проживает. Это результат того, что  для
рабочего дело идет действительно только о временном местопребывании и ни
о чем больше. Частью это вытекает из всей социальной обстановки,  вынуж-
дающей человека все вновь и вновь менять свое местожительство и  не  ос-
тавляющей ему таким образом времени по-настоящему связаться со своим го-
родом. Но с другой стороны, причину этого явления приходится видеть и  в
том, что современный наш город вообще все больше теряет свое  культурное
значение и становится беднее культурными ценностями.
 
   Еще в эпоху освободительных войн Германия обладала  только  небольшим
количеством городов, да и города эти были скромны по  размеру.  Немногие
существовавшие тогда в Германии действительно большие города играли роль
преимущественно резиденций и в качестве таковых почти всегда представля-
ли собою известную культурную ценность да и внешне  являли  собою  нечто
художественно законченное. Если сравнить  тогдашние  несколько  городов,
насчитывавших больше 50 тысяч жителей, с  нынешними  городами,  имеющими
такое же количество жителей, то мы увидим, что тогдашние города действи-
тельно обладали большими научными и художественными сокровищами. Когда в
Мюнхене было только 60 тысяч жителей, город этот на деле являлся уже од-
ним из наиболее важных художственных центров Германии. Теперь почти каж-
дый фабричный городишко насчитывает такое же число жителей, а иногда и в
несколько раз больше, и тем не менее не обладает даже намеком на ценнос-
ти такого рода. Это просто наемные казармы для житья  и  ничего  больше.
При таком характере современных городов никакая интимная связь с  данным
центром и возникнуть не может. Ни один  человек  не  почувствует  особой
привязанности к городу, который решительно ничем не отличается от других
городов, в котором нет ни одной интимной индивидуальной черты и  который
старательнейшим образом избегает всего того, что хоть скольконибудь  на-
поминает искусство.
 
   Мало того. По мере роста народонаселения даже наши действительно  ве-
ликие города становятся относительно беднее по своим художественным цен-
ностям. И эти города нивелируются все больше. В конце концов они  предс-
тавляют собою ту же картину, что и несчастные фабричные города, только в
увеличенном  размере.  То,  что  новейшая  история  прибавила  в  смысле
культурного содержания нашим большим городам,  совершенно  недостаточно.
Все наши города в сущности живут только за счет славы и сокровищ прошло-
го. Попробуйте изъять из нынешнего Мюнхена все то, что было собрано  уже
при Людвиге 1, и вы с ужасом увидите, как ничтожно мало все то,  что  мы
приобрели в смысле художественных произведений с этого  времени.  То  же
самое можно сказать относительно Берлина и большинства других крупнейших
городов.
 
   Но самым существенным является следующее. Ни один из наших крупнейших
городов не обладает такими памятниками, которые  господствовали  бы  над
всем городом и которые можно было бы рассматривать, как символ всей эпо-
хи. Совсем другое города древности. Там каждый город  обладал  каким-ни-
будь особенным памятником, являвшимся монументом его гордости.  Античные
города характеризовались не частными постройками, а памятниками,  предс-
тавлявшими общее достояние, - памятниками, которые были предназначены не
для данной только минуты, а на века. В этих  памятниках  воплощалось  не
просто богатство одного лица, а величие общества. Вот почему в  античном
городе отдельный житель действительно  привязывался  к  своему  местожи-
тельству. Античный город обладал такими  притягательными  средствами,  о
которых мы сейчас не имеем и понятия. Житель  этого  города  имел  перед
глазами не более или менее жалкие дома отдельных домовладельцев, а  рос-
кошные здания, принадлежавшие всему обществу. По сравнению с этими заме-
чательными строениями собственные  жилища  получали  только  подчиненное
значение.
 
   Если сравнить громадные размеры государственных зданий античных горо-
дов с их тогдашними домами для жилья, то приходится только изумляться, с
какой силой подчеркивался тогда принцип приоритета общественных  постро-
ек. Мы и сейчас еще любуемся обломками и руинами античного мира, но ведь
не надо забывать, что это руины не больших магазинов, а дворцов и  госу-
дарственных построек, т. е. руины таких строений,  которые  принадлежали
всему обществу, а не отдельным лицам. Ляпе в истории Рима позднего  вре-
мени первое место среди его роскоши принадлежало не виллам и дворцам от-
дельных граждан, а храмам, стадионам, циркам, акведукам, теплым источни-
кам, базиликам и т.д., т.е. тем строениям,  которые  являлись  собствен-
ностью всего государства, всего народа.
 
   Даже германское средневековье  придерживалось  того  же  руководящего
принципа, хотя художественные представления этой эпохи были совсем  дру-
гие. То, что в эпоху древности находило себе выражение  в  акрополе  или
пантеоне, теперь приняло форму  готического  храма.  Эти  монументальные
строения возвышались как исполины над сравнительно небольшим количеством
деревянных и кирпичных домов средневекового города.  Они  и  теперь  еще
возвышаются над современными жилыми казармами и накладывают свой отпеча-
ток на всю внешность данного города. Храмы, башни, ратуши, мюнстеры  вы-
ражали стиль тогдашней эпохи и в последнем счете вели свое происхождение
от эпохи древности.
 
   Ну, а посмотрите, какое жалкое соотношение  существует  теперь  между
государственными строениями и частными домами. Если бы современный  Бер-
лин постигла судьба древнего Рима, то наши потомки должны были бы придти
к выводу, что самые крупные наши здания были либо универсальные  магази-
ны, принадлежавшие евреям, либо громадные  отели,  принадлежавшие  целым
группам собственников. Сравните в самом деле  соотношение,  существующее
хотя бы в Берлине между постройками государственного характера и здания-
ми, принадлежащими финансистам и купцам.
 
   Самые средства, отпускаемые на строительство зданий  государственного
характера, совершенно ничтожны и прямо смешны. Мы строим  здания  не  на
века, а большею частью только для потребности минуты. Ни о  какой  мысли
более высокого характера нет и речи. Ведь берлинский дворец  для  своего
времени являлся строением куда более высокого значения, чем, скажем, те-
перь здание нашей новой библиотеки. На постройку  одного  броненосца  мы
отпускаем 60 миллионов. На постройку же здания нового рейхстага, первого
роскошного здания республики, которое должно иметь  значение  в  течение
веков, не дали даже половины этих средств. Когда возник  вопрос  о  том,
как украсить это здание изнутри, то высокое собрание вынесло постановле-
ние, что не надо для этого употреблять камня, а хватит и гипса. На  этот
раз впрочем господа парламентарии были правы: людям с гипсовыми головами
не пристало сидеть в стенах, украшенных камнями.
 
   Нашим городам таким образом похватает именно того, что особенно ценно
для народа. Не приходится поэтому удивляться, что  народ  не  находит  в
современных городах то, чего в них нет. Дело неизбежно доходит до полно-
го запустения городов. Полная безучастность современного жителя крупного
города к судьбе своего города является только выражением этого  запусте-
ния.
 
   Все это тоже является симптомом нашей культурной деградации и  общего
нашего краха. Эпоха наша задыхается в мелких вопросах мелкой  "целесооб-
разности" или, лучше сказать - в денежном рабстве. Тут уж не  приходится
удивляться, что такая обстановка оставляет очень мало места для  героиз-
ма. Современность пожинает лишь то, что посеяла недавно прошедшая эпоха.

   Все эти симптомы распада в последнем счете являлись результатом  неп-
равильного миросозерцания. Из этих  неправильностей  вытекала  неуверен-
ность людей в их оценке и отношении к тем или другим  крупным  вопросам.
Отсюда вся эта половинчатость и колебания, начиная с  вопросов  воспита-
ния. Каждый боится ответственности, каждый готов трусливо примириться  с
тем, что считает вредным. Болтовня о "гуманности"  становится  модой.  С
болезненными явлениями не решаются бороться. Мы щадим отдельных людей  и
в то же время приносим в жертву будущее миллионов.
 
Насколько далеко зашел этот процесс распада, показывает положе- 
ние дел в области религии. Здесь также не было уже прежнего едино- 
го здорового и целостного взгляда на вещи. Не в том беда, что от 
церкви открыто отходило некоторое количество прежних сторонников 
ее. Гораздо хуже было то, что теперь страшно возросла масса равно- 
душных. И католики и протестанты содержали специальные миссии в 
Азии и Африке с целью вербовки на сторону своей религии тузем- 
цев - с очень небольшим успехом по сравнению в особенности с успе- 
хами магометанской веры. Но вербуя себе сторонников в Азии и 
Африке, религия в самой Европе теряла миллионы прежде убежден- 
ных сторонников, теперь либо отвернувшихся от религии вовсе, 
либо пошедших своими особыми путями. Такие результаты конечно 
нельзя не признать плохими, в особенности под углом зрения нрав- 
ственности. 
 
   Нельзя не отметить также усилившуюся борьбу против догматов каждой из
церквей. Что ни говори, а в нашем мире религиозные люди не  могут  обой-
тись без догматических обрядностей. Широкие слои народа  состоят  не  из
философов: для массы людей вера зачастую является  единственной  основой
морально-нравственного миросозерцания. Пущенные в ход суррогаты  религии
не дали успеха. Уже из одного этого следует, что  заменять  ими  прежние
религиозные верования просто нецелесообразно. Но если  мы  хотим,  чтобы
религиозные учения и вера действительно господствовали над умами широких
масс народа, то мы должны добиваться того,  чтобы  религия  пользовалась
безусловным авторитетом. Присмотритесь к обычной нашей жизни и условнос-
тям ее. Сотни тысяч умственно более высоко развитых людей отлично прожи-
вут и без этих условностей. Для миллионов же людей условности эти совер-
шенно необходимы. Что для государства его основные законы, то для  рели-
гии ее догмы. Только благодаря догмату религиозная идея, вообще  говоря,
поддающаяся самым различным истолкованиям, приобретет определенную  фор-
му, без которой нет веры. Вне определенных догматов церкви религия оста-
валась бы только философским  воззрением,  метафизическим  взглядом,  не
больше. Вот почему борьба против догматов церкви есть примерно то же са-
мое, что борьба против основных законов государства. Последняя  приводит
к государственной анархии, первая - к религиозному нигилизму.
 
   Политику приходится прежде всего думать не о том, что данная  религия
имеет тот или другой недостаток, а о том, есть ли чем заменить эту  хотя
и не вполне совершенную религию. И пока у нас нет лучшей замены,  только
дурак и преступник станет разрушать старую веру.
 
   Немалая ответственность лежит на тех, кто  к  религиозным  воззрениям
припутывает земные дела, тем самым  только  обостряя  ненужный  конфликт
между религией и так называемыми точными науками. Победа тут почти всег-
да достанется точным наукам, хотя конечно и не без долгой борьбы.  Рели-
гия же неизбежно потерпит тяжелый ущерб в глазах всех тех, кто не  может
подняться выше чисто внешнего знания.
 
   Но самый большой вред приносят те, кто злоупотребляет религией в чис-
то политических целях. Нельзя найти достаточно резких слов  против  этих
жалких мошенников, делающих из религии политический гешефт.  Эти  наглые
лжецы во весь голос - дабы их услышал весь мир - выкрикивают свой символ
веры. Но вера нужна им не для того, чтобы в случае чего умереть за  нее,
а для того чтобы при посредстве ее устроиться получше в жизни. Они цели-
ком продадут веру, если этого требует тот или другой  политический  ход,
сулящий соответствующую земную награду. Ради десяти парламентских манда-
тов они объединятся с марксистами, являющимися смертельными врагами вся-
кой религии. Ну, а за министерский портфель они объединятся с самим чер-
том, если только у этого последнего не будет  достаточной  брезгливости,
чтобы послать подальше таких "защитников" религии.
 
   Если в Германии уже до войны в религиозной сфере были довольно непри-
ятные симптомы, то это приходится приписать тем злоупотреблениям,  какие
позволила себе так называемая "христианская" партия. Разве это не  бесс-
тыдство - построить всю свою позицию на отождествлении католической веры
с одной определенной политической партией?
 
   Эта фальсификация имела роковые последствия. Отдельные никому  ненуж-
ные "политики" обеспечили себе на этих путях парламентские  мандаты,  но
церковь понесла при этом громадный урон.
 
   Расплачиваться за это пришлось всей нации. В эту эпоху основы религии
и без того зашатались, ибо мы вступили в такой период, когда все  и  вся
пришло в неуверенное состояние, когда надвигалась  катастрофа  для  всех
традиционных понятий морали и нравственности.
 
   Все это тоже были трещины в нашем народном организме. Они  могли  ка-
заться не особенно опасными до того времени, когда наступил момент испы-
тания. Но эти трещины неизбежно должны  были  привести  к  роковым  пос-
ледствиям в такую пору, когда все решалось в зависимости  от  внутренней
силы и крепости самого народа.
 
   Внимательный глаз не мог не заметить, что и в сфере политики  намети-
лись опасные явления, которые, если их не устранить или по крайней  мере
ослабить, тоже неизбежно должны были привести к распаду государства .
 
   Для всякого, кто имел глаза, чтобы  видеть,  ясна  была  полная  бес-
цельность как внутренней, так  и  внешней  политики  Германии.  Политика
компромиссов внешним образом как будто подтверждала старые принципы Бис-
марка, сказавшего, как известно, что  "политика  есть  только  искусство
достигать возможного" Но между Бисмарком и канцлерами позднейшего време-
ни была маленькая разница. В устах последних эти слова звучали совершен-
но по-иному. Бисмарк хотел сказать только то, что для достижения опреде-
ленной политической цели хороши все возможности и всеми  ими  необходимо
воспользоваться. Преемники же Бисмарка стали  истолковывать  приведенные
слова в том смысле, что Германия может торжественно отказаться от  какой
бы то ни было политической идеи вообще. Крупных политических  целей  для
этих руководителей государства в данный период времени действительно как
бы не существовало. Для этого им нехватало основ законченного миросозер-
цания, нехватало элементарного понимания законов развития,  определяющих
ход политической жизни вообще.
   Конечно в Германии нашлись все же люди, которые видели, насколько бе-
зыдейна и хаотична политика государства, которые отдавали себе  отчет  в
том, что такая слабая и пустая политика  непременно  приведет  к  плохим
последствиям. Но это были люди, стоявшие в стороне от активной политики.
Официальные же  руководители  правительства  были  беззаботны.  Политика
крупных государственных деятелей других стран - скажем, Чемберлена стар-
шего - для них совершенно не существовала, как впрочем не  существует  и
до сих пор. Люди эти были, с одной стороны, слишком глупы,  а  с  другой
стороны, обладали чрезмерным самомнением, чтобы  чему-нибудь  учиться  у
других.
 
   Уже в довоенное время для многих было ясно, что как раз  то  учрежде-
ние, которое предназначено воплощать и укреплять  государство,  на  деле
стало фактором ослабления его. Мы говорим  о  парламенте,  о  рейхстаге.
Трусость и полное отсутствие чувства ответственности идеально  дополняли
тут друг друга.
 
   Частенько приходится теперь слышать глупость, что "со времени  эволю-
ции парламентаризм в Германии потерял свое великое значение".  Из  такой
оценки явно вытекает та мысль, будто до революции дело обстояло лучше. В
действительности институт парламентаризма ничего кроме  вреда  приносить
не может вообще, и вред этот был налицо уже и тогда, когда у многих были
шоры на глазах, а другие сознательно закрывали глаза, чтобы  не  видеть.
Если Германия потерпела столь тяжелый крах, то добрая доля вины  за  это
лежит на парламентаризме. Если Германия не потерпела катастрофы еще  го-
раздо раньше, то это не благодаря рейхстагу, а благодаря тому  сопротив-
лению, которое в довоенные годы еще оказывалось могильщикам немецкой на-
ции.
 
   Из всего того бесчисленного зла и вреда,  который  рейхстаг  причинял
государству, остановляюсь только на одном примере, который однако  выте-
кает из самой сути этого безответственнейшего института всех  времен.  Я
говорю о неслыханной половинчатости и слабости всего политического руко-
водства судьбами государства как в области внутренней, так и  в  области
внешней политики. Вина за эту половинчатость лежит прежде  всего  именно
на рейхстаге. А ведь именно эта половинчатость была главной причиной на-
шей политической катастрофы.
 
   Все, что только хоть немного зависело от парламента, какую бы область
мы ни взяли, - все это насквозь было проникнуто половинчатостью.
 
   Слаба и половинчата была наша внешняя политика. Желая мира, мы на де-
ле держали курс на войну.
 
   Слаба и половинчата была наша польская политика. Поляков дразнили,  а
серьезного удара не нанесли ни разу. В результате мы не получили  победы
немцев и не достигли замирения поляков. За то усиливались враждебные от-
ношения с Россией.
 
   Слаба и половинчата была политика в эльзас-лотарингском вопросе. Обс-
тановка требовала, чтобы мы ударили кулаком по голове французской гидры,
раздавили эту гидру, а затем предоставили эльзасцам равноправие.  Мы  же
не сделали ни того, ни другого. Да мы и не  могли  этого  сделать,  пос-
кольку в рядах наших крупнейших партий находились крупнейшие изменники -
например в партии центра господин Веттерлэ .
 
   Все это еще было более или менее терпимо, если бы жертвой этой  поло-
винчатости не стала та главная сила, от которой зависело все существова-
ние нашего государства - я говорю об армии.
 
   Одного того, что учинил так называемый "германский рейхстаг"  в  этой
области, вполне достаточно, чтобы проклятия немецкой нации  преследовали
его на вечные времена. Из самых низменных мотивов  эта  партийно-полити-
ческая парламентская сволочь вырвала из рук нашего народа, украла у него
орудие защиты страны, долженствовавшее стать оплотом свободы и независи-
мости государства. Если бы сейчас могли раскрыться бесчисленные немецкие
могилы фландрских равнин, оттуда восстали бы  окровавленные  тени  сотен
тысяч лучших сынов Германии, павших жертвой бессовестности  этих  парла-
ментских преступников, погнавших нашу молодежь на смерть без того, чтобы
дать ей возможность  вовремя  получить  надлежащую  военную  подготовку.
Жизнью этой прекрасной молодежи, миллионами  калек  и  убитых  заплатило
отечество только за то, чтобы несколько сот обманщиков народа могли  не-
возбранно заниматься своими политическими мошенничествами, шантажом  или
в лучшем случае тупоумным экспериментированием на живом теле народа.
 
   В то время как через свою марксистскую и демократическую прессу евреи
на весь мир распространяли пресловутую ложь о германском "милитаризме" и
тем отягощали положение Германии, марксистские и демократические  партии
в рейхстаге всеми силами мешали надлежащей реорганизации  наших  военных
сил. Всем было ясно, что в случае войны драться придется всей нации. Ка-
залось бы, что тем большим преступлением  было  тормозить  р