жизни, и гениальностью юности, которая щедрой рукой
бросает человечеству благотворные идеи и мысли, хотя иногда и в незакон-
ченном виде. Юность дает человечеству строительный материал и планы  бу-
дущего, из которых затем более мудрая старость кладет кирпичи  и  строит
здания, поскольку так называемая мудрость старости вообще не удушает ге-
ниальности юности.
 
   Жизнь, которую я до тех пор вел в доме родителей, мало отличалась  от
обычной. Я жил безбедно и никаких социальных проблем предо мной не стоя-
ло. Окружавшие меня сверстники принадлежали к кругам  мелкой  буржуазии,
т. е. к тем кругам, которые очень мало соприкасаются  с  рабочими  чисто
физического труда. Ибо, как это на первый взгляд  ни  странно,  пропасть
между теми слоями мелкой буржуазии, экономическое положение которых  да-
леко не блестяще, и рабочими физического труда зачастую гораздо  глубже,
чем это думают. Причиной этой - приходится так выразиться - вражды явля-
ется  опасение  этих  общественных  слоев,  -  они  еще  совсем  недавно
чуть-чуть поднялись над уровнем рабочих физического труда, - опять  вер-
нуться к своему старому положению, вернуться к жизни малоуважаемого  ра-
бочего сословия или даже только быть вновь причисленными к нему. К этому
у многих прибавляются тяжелые воспоминания о неслыханной культурной отс-
талости низших классов, чудовищной грубости обращения друг с другом. Не-
давно завоеванное положение мелкого буржуа, само по себе  не  бог  весть
какое высокое, заставляет прямо трепетать перед опасностью  вновь  спус-
титься на одну ступень ниже и делает  невыносимой  даже  одну  мысль  об
этом.
 
   Отсюда часто получается, что более высоко поставленные люди относятся
к самым низшим слоям с гораздо  меньшими  предрассудками,  чем  недавние
"выскочки".
 
   Ибо в конце концов выскочкой является в известном смысле всякий,  кто
своей собственной энергией несколько выбился в люди и поднялся выше сво-
его прежнего уровня жизни.
 
   Эта зачастую очень тяжкая борьба заглушает всякое чувство  сожаления.
Отчаянная борьба за существование, которую ты только что вел сам, зачас-
тую убивает в тебе всякое сострадание к тем, кому  выбиться  в  люди  не
удалось.
 
   Ко мне лично судьба в этом отношении была милостивее. Бросив  меня  в
омут нищеты и необеспеченности, через который в свое  время  прошел  мой
отец, выбившийся затем в люди, жизнь сорвала с моих глаз повязку ограни-
ченного мелкобуржуазного воспитания. Только теперь я  научился  понимать
людей, научился отличать видимость и внешнюю скотскую грубость от  внут-
ренней сути человека.
 
   Вена уже в начале XX столетия принадлежала к городам величайшего  со-
циального неравенства.
 
   Бьющая в глаза роскошь, с одной стороны, и отталкивающая нищета  -  с
другой. В центре города, в его внутренних кварталах можно было с особен-
ной отчетливостью ощущать биение пульса 52-миллионной  страны  со  всеми
сомнительными чарами этого государства национальностей. Двор с его осле-
пительной роскошью притягивал как магнит богачей и интеллигенцию. К это-
му надо прибавить сильнейший централизм, на котором  основана  была  вся
габсбургская монархия.
 
   Только благодаря этому централизму мог держаться весь этот междунаци-
ональный кисель. В результате этого - необычайная концентрация всей выс-
шей администрации в резиденции государства - в Вене.
 
   Вена не только в политическом и духовном, но в экономическом  отноше-
нии была центром придунайской монархии. Армии высшего офицерства,  госу-
дарственных чиновников, художников и ученых  противостояла  еще  большая
армия рабочих; несметному богатству аристократии и торговцев противосто-
яла чудовищная беднота. Перед дворцом на Ринге в любое время  дня  можно
было видеть тысячи блуждающих безработных. В двух шагах от  триумфальных
арок, в пыли и грязи каналов валялись сотни и тысячи бездомных.
 
   Едва ли в каком-либо другом немецком городе в эту пору можно  было  с
большим успехом изучать социальную проблему. Не надо  только  обманывать
самих себя. Это "изучение" невозможно сверху вниз. Кто сам не побывал  в
тисках удушающей нищеты, тот никогда не поймет, что  означает  этот  ад.
Если изучать социальную проблему сверху вниз, ничего кроме поверхностной
болтовни и лживых сантиментов не получится, а то и другое только вредно.
Первое потому, что не позволяет даже добраться да ядра проблемы,  второе
потому, что просто проходит мимо нее. Я право не знаю, что хуже:  полное
невнимание к социальной нужде, которое характерно для большинства счаст-
ливцев и для многих из тех, которые достаточно зарабатывают, чтобы  без-
бедно жить; или пренебрежительное и вместе с тем частенько в высшей сте-
пени бестактное снисхождение к меньшему брату, характерное для многих из
тех господ мужского и женского пола, для которых и сочувствие к "народу"
является делом моды. Эти люди грешат гораздо больше, чем они при их пол-
ном отсутствии такта даже могут сами  себе  представить.  Неудивительно,
что результат такого их общения с "меньшим братом" совершенно  ничтожен,
а зачастую прямо отрицателен. Когда народ на  такое  обращение  отвечает
естественным чувством возмущения, эти добрые господа всегда воспринимают
это как доказательство неблагодарности народа.
 
   Что общественная деятельность ничего общего с этим не имеет, что  об-
щественная деятельность прежде всего не должна рассчитывать ни на  какую
благодарность, ибо ее задачей является не распределять милость, а  восс-
танавливать право, - такого рода суждение подобным господам просто  нев-
домек.
 
   Меня судьба уберегла от такого рода "разрешения" социального вопроса.
Вовлекши меня самого в омут нищеты, судьба приглашала  меня  не  столько
"изучать" социальную проблему, сколько на себе самом испробовать ее. Ес-
ли кролик счастливо пережил вивисекцию, то это уже его собственная  зас-
луга.
 
   Пытаясь теперь изложить на бумаге то, что было пережито тогда, я  за-
ранее знаю, что о полноте изложения не может быть и речи. Дело может ид-
ти только о том, чтобы описать наиболее потрясающие впечатления и  запи-
сать те важнейшие уроки, которые я вынес из той полосы моей жизни.
 
   Найти работу мне бывало нетрудно, так как  работать  приходилось  как
чернорабочему, а иногда и просто как поденщику. Таким образом я  добывал
себе кусок хлеба.
 
   При этом я часто думал: надо просто встать на точку зрения тех людей,
которые, отряхнув с ног прах старой Европы, устремляются в Новый свет  и
там на новой родине добывают кусок хлеба какой угодно работой. Разделав-
шись со всеми предрассудками и представлениями о сословной и  профессио-
нальной  чести,  освободившись  от  всяких  традиций,  они  зарабатывают
средства на пропитание там и так, где и как  это  возможно.  Они  вполне
правы, что никакая работа не позорит человека. Так и  я  решился  обеими
ногами стать на создавшуюся для меня почву и пробиться во что бы  то  ни
стало.
 
   Очень скоро я убедился в том, что всегда  и  везде  можно  найти  ка-
кую-либо работу, но также и в том, что всегда и везде ее легко можно по-
терять.
 
   Именно необеспеченность заработка через некоторое время стала для ме-
ня самой трудной стороной моей новой жизни.
 
   "Квалифицированного" рабочего выбрасывают на улицу не так  часто  как
чернорабочего; однако и он далеко не свободен от этой участи. Если он не
оказывается без дела просто из-за отсутствия работы, то его часто насти-
гает локаут или безработица в результате участия в забастовке.
 
   Здесь необеспеченность заработка  жестко  мстит  за  себя  всему  хо-
зяйству.
 
   Крестьянский парень, который переселяется в город, привлекаемый  туда
большей легкостью труда, более коротким рабочим днем и другими соблазна-
ми города, сначала, приученный к более обеспеченному заработку,  бросает
работу лишь в том случае, когда имеет по крайней мере серьезную  надежду
получить другую. Нужда в сельскохозяйственных  рабочих  велика,  поэтому
менее вероятна длительная безработица среди этих рабочих.  Ошибочно  ду-
мать, что молодой парень, отправляющийся в большой город, уже  с  самого
начала сделан из худшего материала, чем тот, который крепко засел в  де-
ревне. Нет, напротив, опыт показывает, что переселяющиеся в  город  эле-
менты деревни большею частью принадлежат к самым здоровым  и  энергичным
натурам, а не наоборот. К этим "эмигрантам" надо отнести не только  тех,
кто эмигрирует за океан в Америку, но и тех молодых парней, которые  ре-
шаются бросить свою деревню и отправиться искать счастья в большом горо-
де. Они также берут на себя большой риск. Большею частью такой деревенс-
кий парень приходит в большой город, имея в кармане кое-какие деньжонки.
Ему не приходится дрожать за себя, если по несчастью он не найдет работы
сразу. Хуже становится его положение, если, найдя работу, он  ее  быстро
потеряет. Найти новую работу, в особенности в зимнюю пору  трудно,  если
не невозможно. Несколько недель он еще продержится. Он  получит  пособие
по случаю безработицы из кассы своего союза и еще продержится  некоторое
время. Но когда он издержит последний грош и когда профсоюзная касса пе-
рестанет платить ему пособие ввиду чрезмерной длительности его  безрабо-
тицы, тогда он попадает в большую нужду. Теперь ему  приходится  бродить
по улицам на голодный желудок, заложить и продать последнее; его  платье
становится ветхим, сам он начинает все больше и больше опускаться  физи-
чески, а затем и морально. Если он еще останется без крова (а это  зимой
случается особенно часто), его положение становится уже прямо  бедствен-
ным. Наконец он опять найдет кое-какую работу, но игра повторяется  сна-
чала. Во второй раз несчастье его разыграется в том же порядке. В третий
раз удары судьбы будут еще сильней. Постепенно он научится относиться  к
своему необеспеченному положению все более и более безразлично.  Наконец
повторение всего этого входит в привычку.
 
   Энергичный и работающий парень, именно благодаря этому постепенно со-
вершенно меняет свой облик. Из трудящегося человека он становится  прос-
тым инструментом тех, кто начинает использовать его в своих  низких  ко-
рыстных целях. Без всякой вины ему так часто приходилось быть  безработ-
ным, что он начинает считать так: месяцем больше или меньше - все равно.
В конце концов он начинает относиться индифферентно не только к вопросам
своего непосредственного бытия и заработка, но и к вопросам, связанным с
уничтожением государственных, общественных и  общекультурных  ценностей.
Ему уже ничего не стоит принимать участие в забастовках,  но  ничего  не
стоит относиться к забастовкам совершенно индифферентно.
 
   Этот процесс я имел возможность собственными глазами наблюдать на ты-
сяче примеров. Чем больше я наблюдал эту игру, тем больше во  мне  росло
отвращение к миллионному городу, который сначала так жадно притягивает к
себе людей, чтобы их потом так жестоко оттолкнуть и уничтожить.
 
   Когда эти люди приходят в город, их как бы с  радостью  причисляют  к
населению столицы, но стоит им подольше остаться в этом городе,  как  он
перестает интересоваться ими.
 
   Меня также жизнь в этом мировом городе изрядно потрепала, и на  своей
шкуре я должен был испытать достаточное количество  материальных  и  мо-
ральных ударов судьбы. Еще в одном я убедился здесь: быстрые переходы от
работы к безработице и обратно, связанные с этим вечные колебания в тво-
ем маленьком бюджете, разрушают чувство  бережливости  и  вообще  лишают
вкуса к разумному устройству своей жизни. Человек постепенно  приучается
в хорошие времена жить припеваючи, в плохие - голодать.  Голод  приучает
человека к тому, что как только в его руки попадают некоторые деньги, он
обращается с ними совершенно нерасчетливо и теряет способность к самоог-
раничению. Стоит ему только получить какую-нибудь работенку и заработать
немного деньжонок, как он самым легкомысленным образом тотчас же пускает
свой заработок в трубу. Это опрокидывает всякую возможность рассчитывать
свой маленький бюджет хотя бы только на неделю. Заработанных денег  сна-
чала хватает на пять дней из семи, затем только на три дня  и,  наконец,
дело доходит до того, что спускаешь свой недельный заработок  в  течение
одного дня.
 
   А дома часто ждут жена и дети. Иногда и они втягиваются в эту  нездо-
ровую жизнь, в особенности, если муж относится к ним по-хорошему и  даже
по-своему любит их. Тогда они все вместе в течение одного, двух или трех
дней спускают весь недельный заработок. Пока есть  деньги,  они  едят  и
пьют, а затем вторую часть недели вместе голодают. В  эту  вторую  часть
недели жена бродит по соседям, чтобы занять несколько грошей, делает не-
большие долги у лавочника и всячески  изворачивается,  чтобы  как-нибудь
прожить последние дни недели. В обеденный час сидят за столом при  полу-
пустых тарелках, а часто голодают совершенно. Ждут новой получки, о  ней
говорят, строят планы и голодая мечтают уже о том, когда наступит  новый
счастливый день и недельный заработок опять будет спущен в течение  нес-
кольких часов.
 
   Маленькие дети уже в самом раннем своем детстве знакомятся с этой ни-
щетой.
 
   Но особенно плохо кончается дело, если муж отрывается от семьи и если
мать семейства ради своих детей начинает борьбу против мужа из-за  этого
образа жизни. Тогда начинаются споры и раздоры. И чем больше муж  отчуж-
дается от жены, тем ближе он знакомится с алкоголем. Каждую  субботу  он
пьян. Из чувства самосохранения, из привязанности  к  своим  детям  мать
семьи начинает вести бешеную борьбу за те жалкие гроши, которые ей  при-
ходится вырывать у мужа большую частью по пути с фабрики  в  трактир.  В
воскресенье или в понедельник ночью он, наконец,  придет  домой  пьяный,
ожесточенный, спустивший все до гроша. Тогда происходят сцены, от  кото-
рых упаси нас, боже.
 
   На тысяче примеров мне самому приходилось наблюдать все это.  Сначала
это меня злило и возмущало, потом я научился понимать  тяжелую  трагедию
этих страданий и видеть более глубокие причины порождающие их.  Несчаст-
ные жертвы плохих общественных условий!
 
   Еще хуже были тогда жилищные условия. Жилищная нужда венского  черно-
рабочего была просто ужасна. Еще и сейчас дрожь проходит по моей  спине,
когда я вспоминаю о тех казармах, где массами жили эти несчастные, о тех
тяжелых картинах нечистоты, грязи и еще много худшего, какие мне  прихо-
дилось наблюдать.
 
   Что хорошего можно ждать от того момента, когда из этих казарм в один
прекрасный день устремится безудержный поток обозленных рабов, о которых
беззаботный город даже не подумает?
   Да, беззаботен этот мир богатых.
   Беззаботно предоставляет он ход вещей самому себе, не помыслив даже о
том, что рано или поздно судьба принесет возмездие, если только люди  во
время не подумают о том, что нужно как-то ее умилостивить.
 
   Как благодарен я теперь провидению за то, что оно  дало  мне  возмож-
ность пройти через эту школу! В этой школе мне не пришлось  саботировать
все то, что было мне не по душе. Эта школа воспитала меня быстро и осно-
вательно.
 
   Если я не хотел совершенно разочароваться в тех людях,  которые  меня
тогда окружали, я должен был начать различать между внешней  обстановкой
их жизни и теми причинами, которые порождали эту  обстановку.  Только  в
этом случае все это можно было перенести, не впав в отчаяние. Только так
я мог видеть перед собою не только людей, тонущих в нищете и грязи, но и
печальные результаты печальных законов. А тяготы моей собственной  жизни
и собственной борьбы за существование, которая также была нелегка, изба-
вили меня от опасности впасть в простую сентиментальность по этому пово-
ду. Я отнюдь не капитулировал и не  опускал  рук,  видя  неизбежные  ре-
зультаты определенного общественного развития. Нет, так не следует пони-
мать моих слов.
 
   Уже тогда я убедился, что здесь к цели  ведет  только  двойной  путь:
Глубочайшее чувство социальной ответственности направленное  к  созданию
лучших условий нашего общественного развития, в сочетании с суровой  ре-
шительностью уничтожать того горбатого, которого исправить может  только
могила.
 
   Ведь и природа сосредоточивает все свое внимание  не  на  том,  чтобы
поддержать существующее, а на том, чтобы обеспечить ростки будущего. Так
и в человеческой жизни нам нужно меньше думать о том, чтобы искусственно
облагораживать существующее зло (что в 99 случаях из  ста  при  нынешней
человеческой натуре невозможно), чем о том, чтобы  расчистить  путь  для
будущего более здорового развития.
 
   Уже во время моей венской борьбы за существование мне стало ясно, что
общественная деятельность никогда и  ни  при  каких  обстоятельствах  не
должна сводиться к смешной и бесцельной благотворительности, она  должна
сосредоточиваться на устранении тех коренных недостатков  в  организации
нашей хозяйственной и культурной жизни, которые неизбежно приводят  или,
по крайней мере, могут приводить отдельных людей к вырождению. Кто плохо
понимает действительные причины этих общественных  явлений,  тот  именно
по-этому и затрудняется или колеблется в необходимости  применить  самые
последние, самые жесткие средства для уничтожения этих опасных для госу-
дарственной жизни явлений.
 
   Эти колебания, эта неуверенность в себе, в сущности, вызваны чувством
своей собственной вины,  собственной  ответственности  за  то,  что  эти
бедствия и трагедии имеют место; эта неуверенность парализует волю и ме-
шает принять какое бы то ни было серьезное твердое решение, а слабость и
неуверенность в проведении необходимых мер только затягивают несчастье.
 
   Когда наступает эпоха, которая не чувствует себя  самой  виновной  за
все это зло, - только тогда люди обретают  необходимое  внутреннее  спо-
койствие и силу, чтобы жестоко и беспощадно вырвать всю худую  траву  из
поля вон. У тогдашнего же австрийского государства почти  совершенно  не
было никакого социального законодательства; его слабость в борьбе против
всех этих процессов вырождения прямо бросалась в глаза.
 
 
   Мне трудно сказать, что в те времена меня больше возмущало:  экономи-
ческие бедствия окружающей меня тогда среды, ее нравственно  и  морально
низкий уровень или степень ее культурного падения. Как часто наши буржуа
впадают в моральное негодование, когда им из уст какого-либо несчастного
бродяги приходится услышать заявление, что ему в конце концов безразлич-
но, немец он или нет, что он везде чувствует себя одинаково  хорошо  или
плохо в зависимости от того, имеет ли он кусок хлеба.
 
   По поводу этого недостатка "национальной  гордости"  в  этих  случаях
много морализируют, не щадя крепких выражений. Но много ли  поразмыслили
эти национально гордые люди над тем, чем собственно объясняется то  обс-
тоятельство, что сами они думают и чувствуют иначе.
 
   Много ли поразмыслили они над тем, какое количество отдельных  прият-
ных воспоминании во всех областях культурной и художественной жизни дало
им то впечатление о величии их родины, их нации, какое и создало для них
приятное ощущение принадлежать именно к этому богом взысканному  народу?
Подумали ли они о том, насколько эта гордость за свое отечество  зависит
от того, что они имели реальную возможность познакомиться с величием его
во всех областях?
 
   Думают ли наши буржуазные слои о том, и каких до смешного малых  раз-
мерах созданы эти реальные предпосылки для нашего "народа"?
 
   Пусть не приводят нам того аргумента, что-де "и в других странах дело
обстоит так же", и "однако" там рабочий дорожит своей родиной.  Если  бы
даже это было так, это еще не служит оправданием нашей  бездеятельности.
Но это не так, ибо то, что мы у французов, например называем "шовинисти-
ческим" воспитанием, на деле ведь является  не  чем  другим  как  только
чрезмерным подчеркиванием величия Франции во всех областях культуры или,
как французы любят говорить, "цивилизации"