я масс доказывают ведь прямо обратное и  опровергают
наше мнение о верных инстинктах народа. На это мы возразим, что ведь де-
мократический пацифизм ни капельки не менее нелеп, а между тем носителя-
ми этого "учения" обыкновенно являются представители имущих классов.  До
тех пор пока миллионы буржуа продолжают каждое утро читать демократичес-
кие газеты и молиться на них, представителям наших имущих классов  не  к
лицу смеяться над глупостью "товарищей". В конце концов и у рабочих и  у
этих буржуа идейная "пища" более или менее одинакова - и те и другие пи-
таются гадостью.
 
   Очень вредно отрицать факты, которые существуют. Невозможно  отрицать
тот факт, что в борьбе классов дело идет не только об идейных проблемах.
Это часто утверждают, в особенности в предвыборной борьбе, но это тем не
менее ничего общего не имеет с  истиной.  Сословные  предрассудки  одной
части нашего народа, отношение к рабочему физического труда сверху  вниз
- все это к сожалению реальные факты, а вовсе не фантазии лунатиков.
 
   Наша интеллигенция к сожалению даже не задумывается над тем,  как  же
это случилось, что мы не сумели избегнуть упрочения марксизма.  Она  еще
меньше задумывается над тем, что раз наши прекрасные порядки  не  сумели
помешать марксизму упрочиться, то нельзя будет так легко наверстать  по-
терянное и выкорчевать его. Все это далеко не говорит в  пользу  больших
мыслительных способностей нашей интеллигенции.
 
   Буржуазные (как они сами себя  называют)  партии  никогда  не  сумеют
просто перетянуть в свой лагерь "пролетарские" массы. Ибо  здесь  проти-
востоят друг другу два мира, разделенные частью искусственно, а частью и
естественно. Взаимоотношения этих двух миров могут быть только взаимоот-
ношениями борьбы. Победа же в этой борьбе неизбежно досталась  бы  более
молодой партии, т. е. в данном случае марксизму.
 
   Начать борьбу против социал-демократии в 1914 г. было конечно  можно;
но пока на деле не нашлось  серьезной  идейной  замены  этому  движению,
борьба эта не могла иметь солидной почвы и не в состоянии была дать  хо-
роших результатов. Тут мы имени громадный пробел.
 
   Это мнение сложилось у меня уже задолго до войны. И именно поэтому  я
не мог решиться вступить в какую бы то ни было из уже существующих  пар-
тий. События мировой войны еще больше укрепили меня в  том  мнении,  что
по-настоящему провести борьбу против социал-демократии нет никакой  воз-
можности, пока мы не можем ей противопоставить движение, которое  предс-
тавляло бы собою нечто большее, чем обычная "парламентарная" партия.
 
   В кругу моих близких товарищей я не раз высказывался в этом смысле.
 
   Именно в связи с этим у меня и возникла  первая  мысль  когда  нибудь
все-таки заняться политикой.
 
   Это и дало мне повод не раз в небольших  кружках  друзей  говорить  о
том, что по окончании войны я постараюсь стать оратором,  сохранив  свою
старую профессию.
   Об этом я думал все время и, как оказалось, не зря.
 
   ГЛАВА VI
 
   ВОЕННАЯ ПРОПАГАНДА
 
   Начав все глубже вникать во все вопросы политики, я не мог не остано-
вить своего внимания и на проблемах военной пропаганды. В пропаганде во-
обще я видел инструмент, которым марксистско-социалистические  организа-
ции пользуются мастерски. Я давно уже убедился, что правильное  примене-
ние этого оружия является настоящим искусством и что  буржуазные  партии
почти совершенно не умеют пользоваться этим оружием.  Только  христианс-
ко-социальное движение, в особенности в эпоху Люэгера, еще умело с неко-
торой виртуозностью пользоваться средствами пропаганды, чем и  обеспечи-
вались некоторые его успехи.
 
   Но только во время мировой войны стало вполне ясно, какие  гигантские
результаты может дать правильно поставленная пропаганда. К  сожалению  и
тут изучать дело приходилось на примерах деятельности противной стороны,
ибо работа Германии в этой области была более чем скромной. У нас  почти
полностью отсутствовала какая бы то ни было просветительная работа.  Это
прямо бросалось в глаза каждому солдату. Для меня это был только  лишний
повод глубже задуматься над вопросами пропаганды.
 
   Досуга для размышлений зачастую было более чем достаточно.  Противник
же на каждом шагу давал нам практические уроки.
 
   Эту нашу слабость противник использовал с неслыханной ловкостью и по-
истине с гениальным расчетом. На этих образцах военной  пропаганды  про-
тивника я научился бесконечно многому. Те, кому сне по  обязанности  ве-
дать надлежало, меньше всего задумывались над прекрасной работой против-
ника. С одной стороны, наше начальство считало себя слишком умным, чтобы
чему бы то ни было учиться у других, а с  другой  стороны,  нехватало  и
просто доброй воли.
   Да была ли у нас вообще какая бы то ни было пропаганда?
   К сожалению, я вынужден ответить на этот  вопрос  отрицательно.  Все,
что в этом направлении предпринималось, было с самого  начала  настолько
неправильно и никудышно, что никакой пользы принести не могло, а  зачас-
тую приносило прямой вред.
   Наша "пропаганда" была по форме непригодной, а по существу совершенно
шла вразрез с психологией солдата. Чем больше мы присматривались к  пос-
тановке пропаганды у нас, тем больше мы в этом убеждались.
 
   Что такое пропаганда - цель или средство? Уже в этом  первом  простом
вопросе наше начальство совершенно не разбиралось.
 
   На деле пропаганда есть средство и поэтому должна рассматриваться  не
иначе, как с точки зрения цели. Вот почему форма пропаганды должна выте-
кать из цели, ей служить, ею определяться. Ясно также, что в зависимости
от общих потребностей цель может изменяться и соответственно должна  из-
меняться также и пропаганда. Цепь, стоявшая перед нами в мировой  войне,
за достижение которой мы вели нечеловеческую борьбу, представляла  собою
самую благородную цель, какая когда-либо стояла перед  людьми.  Мы  вели
борьбу за свободу и независимость нашего народа, за  обеспеченный  кусок
хлеба, за нашу будущность, за честь нации. Вопреки обратным  утверждени-
ям, честь нации есть нечто реально  существующее.  Народы,  не  желающие
отстаивать свою честь, раньше или позже потеряют свою свободу и  незави-
симость, что, в конце концов, будет только справедливо, ибо дрянные  по-
коления, лишенные чести, не заслуживают  пользоваться  благами  свободы.
Кто хочет оставаться трусливым рабом, тот  не  может  иметь  чести,  ибо
из-за нее ему неизбежно придется входить в столкновения с теми или  дру-
гими враждебными силами.
 
   Немецкий народ вел борьбу за человеческое существование, и цель нашей
военной пропаганды должна была заключаться в том, чтобы  поддержать  эту
борьбу и содействовать нашей победе.
 
   Когда народы на нашей планете ведут  борьбу  за  свое  существование,
когда в битвах народов решаются их судьбы, тогда все соображения  о  гу-
манности, эстетике и т. п. конечно отпадают. Ведь все эти понятия  взяты
не из воздуха, а проистекают из фантазии человека и связаны с его предс-
тавлениями. Когда человек расстается с этим миром, исчезают и вышеупомя-
нутые понятия, ибо они порождены не самой природой, а только  человеком.
Носителями этих понятий являются только немногие народы или, лучше  ска-
зать, немногие расы. Такие понятия как гуманность или эстетика исчезнут,
если исчезнут те расы, которые являются творцами и носителями их.
 
   Вот почему, раз тот или  другой  народ  вынужден  вступить  в  прямую
борьбу за само существование на этом свете, все подобного  рода  понятия
сразу получают только подчиненное значение. Раз понятия эти идут вразрез
с инстинктом самосохранения народа, которому теперь приходится вести та-
кую кровавую борьбу, они не должны более играть  никакой  сколько-нибудь
решающей роли в определении форм борьбы.
 
   Уже Мольтке сказал относительно гуманности, что во время войны наибо-
лее гуманным является - как можно скорее расправиться с врагом. Чем бес-
пощаднее мы воюем, тем скорее кончится война. Чем быстрее мы  расправля-
емся с противником, тем меньше его мучения.  Такова  единственная  форма
гуманности, доступная во время войны.
 
   Когда же в таких вещах начинают болтать об эстетике и  т.  п.,  тогда
приходится ответить только так: раз на очередь становятся вопросы о  са-
мом существовании народа, то это освобождает нас от всяких соображений о
красоте. Самое некрасивое, что может быть в человеческой жизни, это ярмо
рабства. Или наши декаденты находят, быть может, очень  "эстетичной"  ту
судьбу, которая постигла  наш  народ  теперь?  С  господами  евреями,  в
большинстве случаев являющимися изобретателями этой выдумки об эстетике,
можно вообще не спорить..
 
   Но если эти соображения о гуманности и красоте перестают  играть  ре-
альную роль в борьбе народов, то ясно, что они не могут больше служить и
масштабом пропаганды.
 
   Во время войны пропаганда должна была быть средством к цели. Цепь  же
заключалась в борьбе за существование немецкого народа.  Критерий  нашей
военной пропаганды мог таким образом определяться  только  вышеназванной
целью. Самая жестокая форма борьбы являлась гуманной, если она обеспечи-
вала более быструю победу. Любая форма борьбы должна была быть  признана
"красивой", если она только помогала нации выиграть  бой  за  свободу  и
свое достоинство.
 
   В такой борьбе на жизнь и смерть это был единственный правильный кри-
терий военной пропаганды.
 
   Если бы в так называемых решающих инстанциях господствовала хоть  ка-
кая-нибудь ясность в этих вопросах, наша пропаганда никогда  не  отлича-
лась бы неуверенностью в вопросах формы. Ибо пропаганда является тем  же
орудием борьбы, а в руках знатока этого дела - самым страшным из орудий.

   Другой вопрос решающего значения был следующий: к кому  должна  обра-
щаться пропаганда? К образованной интеллигенции или  к  громадной  массе
малообразованных людей.
 
   Нам было ясно, что пропаганда вечно должна обращаться только к массе.

   Для интеллигенции или для тех,  кого  ныне  называют  интеллигентами,
нужна не пропаганда, а научные знания. Как плакат сам по себе не являет-
ся искусством, так и пропаганда по содержанию своему не является наукой.
Все искусство плаката сводится к умению его автора при помощи  красок  и
формы приковать к нему внимание толпы.
   На выставке плакатов важно только то, чтобы плакат был нагляден и об-
ращал на себя должное внимание. Чем более плакат  достигает  этой  цели,
тем искуснее он сделан. Кто хочет заниматься вопросами самого искусства,
тот не может ограничиться изучением только  плаката,  тому  недостаточно
просто пройтись по выставке плаката. От такого человека надо  требовать,
чтобы он занялся основательным изучением искусства и сумел углубиться  в
отдельные крупнейшие произведения его.
   То же в известной степени можно сказать относительно пропаганды.
 
   Задача пропаганды заключается не в том, чтобы дать научное  образова-
ние немногим отдельным индивидуумам, а в том,  чтобы  воздействовать  на
массу, сделать доступным ее пониманию отдельные важные, хотя и  немного-
численные факты, события, необходимости, о которых масса до сих  пор  не
имела и понятия.
 
   Все искусство тут должно заключаться в том, чтобы заставить массу по-
верить: такой-то факт действительно существует,  такая-то  необходимость
действительно неизбежна, такой-то вывод действительно правилен и  т.  д.
Вот эту простую, но и великую вещь надо научиться делать  самым  лучшим,
самым совершенным образом. И вот, так же как в нашем примере с плакатом,
пропаганда должна воздействовать больше на чувство и лишь  в  очень  не-
большой степени на так называемый разум. Дело идет о том,  чтобы  прико-
вать внимание массы к одной или  нескольким  крупным  необходимостям,  а
вовсе не о том, чтобы дать научное обоснование для отдельных  индивидуу-
мов, и без того уже обпадающих некоторой подготовкой.
 
   Всякая пропаганда должна быть доступной для массы; ее уровень  должен
исходить из меры понимания, свойственной самым отсталым индивидуумам  из
числа тех, на кого она хочет воздействовать. Чем к  большему  количеству
людей обращается пропаганда, тем элементарнее  должен  быть  ее  идейный
уровень. А раз дело идет о пропаганде во время войны, в  которую  втянут
буквально весь народ, то ясно, что пропаганда  должна  быть  максимально
проста.
 
   Чем меньше так называемого научного балласта в нашей пропаганде,  чем
больше обращается она исключительно к чувству толпы,  тем  больше  будет
успех. А только успехом и можно в данном  случае  измерять  правильность
или неправильность данной постановки пропаганды. И уж во  всяком  случае
не тем, насколько удовлетворены постановкой пропаганды отдельные  ученые
или отдельные молодые люди, получившие "эстетическое" воспитание.
 
   Искусство  пропаганды  заключается  в  том,  чтобы  правильно  понять
чувственный мир широкой массы; только это дает возможность в  психологи-
чески понятной форме сделать доступной массам ту или другую идею. Только
так можно найти дорогу к сердцам миллионов. Что наше чересчур умное  на-
чальство не поняло даже этого, лишний раз говорит о невероятной умствен-
ной косности этого слоя.
 
   Но если правильно понять  сказанное,  то  отсюда  вытекает  следующий
урок.
 
   Неправильно придавать  пропаганде  слишком  большую  многосторонность
(что уместно, может быть, когда дело идет о научном преподавании предме-
та).
 
   Восприимчивость массы очень ограничена, круг ее понимания узок,  зато
забывчивость очень велика. Уже по одному этому всякая  пропаганда,  если
она хочет быть успешной, должна ограничиваться лишь немногими пунктами и
излагать эти пункты кратко, ясно, понятно, в  форме  легко  запоминаемых
лозунгов, повторяя все это до тех пор, пока уже не может  быть  никакого
сомнения в том, что и самый отсталый из слушателей наверняка усвоил  то,
что мы хотели. Как только мы откажемся от этого  принципа  и  попытаемся
сделать нашу пропаганду многосторонней, влияние ее сейчас же начнет рас-
сеиваться, ибо широкая масса не в состоянии будет ни переварить, ни  за-
помнить весь материал. Тем самым результат будет ослаблен, а может быть,
и вовсе потерян.
 
   Таким образом, чем шире та аудитория, на которую мы хотим воздейство-
вать, тем тщательнее мы должны иметь в виду эти психологические мотивы.
 
   Так например, было совершенно неправильно, что германская и австрийс-
кая пропаганда в юмористических листках все время пыталась  представлять
противника в смешном виде. Это было неправильно потому, что  при  первой
же встрече с реальным противником наш  солдат  получал  совершенно  иное
представление о нем, чем это рисовалось в прессе. В результате получался
громадный вред. Солдат наш чувствовал себя обманутым, он переставал  ве-
рить и во всем остальном нашей печати. Ему начинало казаться, что печать
обманывает его во всем. Конечно это никак  не  могло  укреплять  волю  к
борьбе и закалять нашего солдата. Напротив, солдат наш впадал  в  отчая-
ние.
 
   Военная пропаганда англичан и американцев, напротив, была с  психоло-
гической точки зрения совершенно правильной. Англичане и американцы  ри-
совали немцев в виде варваров и гуннов;  этим  они  подготовляли  своего
солдата к любым ужасам войны.
 
   Английский солдат благодаря этому никогда не чувствовал себя  обману-
тым своей прессой. У нас же дело обстояло как раз наоборот. В конце кон-
цов наш солдат стал считать; что вся наша печать - "сплошной обман". Вот
каков был результат того, что дело пропаганды отдали в  руки  ослов  или
просто "способных малых", не поняв, что на такую работу надо было поста-
вить самых гениальных знатоков человеческой психологии.
 
   Полное непонимание солдатской психологии привело к тому, что немецкая
военная пропаганда стала образцом того, чего не надо делать.
 
   А между тем уже у противника мы могли бы научиться в  этом  отношении
очень многому. Нужно было только без предрассудков и с открытыми глазами
наблюдать за тем, как в течение четырех с  половиной  лет,  не  ослабляя
своих усилий ни на одну минуту, противник неустанно бил в одну и  ту  же
точку с громадным для себя успехом.
 
   Но хуже всего у нас было понято то, что является первейшей предпосыл-
кой всякой успешной пропагандистской деятельности, а именно, что  всякая
пропаганда принципиально должна быть окрашена в  субъективные  цвета.  В
этом отношении наша пропаганда - и при том по инициативе  сверху  -  так
много грешила с первых же дней войны, что поистине  приходится  спросить
себя: да полно, одной ли глупостью объяснялись эти вещи !?
 
   Что сказали бы мы например по поводу плаката, который должен реклами-
ровать один определенный сорт мыла, но который стал бы при  этом  прово-
дить в массу ту мысль, что и другие сорта мыла довольно хороши.
 
   В лучшем случае мы бы только покачали головой по поводу такой "объек-
тивности".
 
   Но ведь это относится и к политической рекламе.
   Задача пропаганды заключается, например, не в том, чтобы  скрупулезно
взвешивать, насколько справедливы позиции всех участвующих в войне  сто-
рон, а в том, чтобы доказать свою  собственную  исключительную  правоту.
Задача военной пропаганды заключается в том, чтобы непрерывно доказывать
свою собственную правоту, а вовсе не в том, чтобы искать объективной ис-
тины и доктринерски излагать эту истину массам даже в тех случаях, когда
это оказывается к выгоде противника.
 
   Огромной принципиальной ошибкой было ставить вопрос о виновниках вой-
ны так, что виновата-де не одна Германия, но также-де и  другие  страны.
Нет, мы должны были неустанно пропагандировать ту мысль, что вина  лежит
всецело и исключительно только на противниках. Это надо было делать даже
в том случае, если бы это и не соответствовало действительности. А между
тем. Германия и на самом деле не была виновата в том,  что  война  нача-
лась.
   Что же получилось в результате этой половинчатости.
   Ведь миллионы народа состоят не из  дипломатов  и  не  из  профессио-
нальных юристов. Народ не состоит из людей, всегда способных здраво рас-
суждать. Народная масса состоит из людей, часто колеблющихся,  из  детей
природы, легко склонных впадать в сомнения, переходить от одной крайнос-
ти к другой и т.п. Как только мы допустили хоть тень  сомнения  в  своей
правоте, этим самым создан уже целый очаг сомнений  и  колебаний.  Масса
уже оказывается не в состоянии решить, где же кончается  неправота  про-
тивника и где начинается наша собственная неправота. Масса наша  в  этом
случае становится недоверчивой, в особенности когда мы имеем дело с про-
тивником, который отнюдь не повторяет такой глупой ошибки, а  системати-
чески бьет в одну точку  и  без  всяких  колебаний  взваливает  всю  от-
ветственность на нас. Что же тут удивительного, если в конце концов  наш
собственный народ начинает верить враждебной пропаганде больше, чем  на-
шей собственной. Беда эта становится тем горше, когда дело идет о  наро-
де, и без того легко поддающемся гипнозу "объективности". Ведь мы,  нем-
цы, и без того привыкли больше всего думать о том, как бы  не  причинить
какую-нибудь несправедливость противнику. Мы расположены думать так даже
в тех случаях, когда опасность очень велика, когда дело  идет  прямо  об
уничтожении нашего народа и нашего государства.
 
   Нужды нет, что наверху это понимали не так.
   Душа народа отличается во многих отношениях женственными чертами. До-
воды трезвого рассудка на нее действуют Меньше, нежели доводы чувства.
 
   Народные чувства не сложны, они очень просты и однообразны.  Тут  нет
места для особенно тонкой дифференциации. Народ говорит "да" или  "нет";
он любит или ненавидит. Правда или ложь! Прав или неправ! Народ  рассуж-
дает прямолинейно. У него нет половинчатости.
 
   Все это английская пропаганда поняла самым гениальным образом  поняла
и - учла. У англичан поистине не было половинчатости, их пропаганда  ни-
как