ей избранной нации в канцеляриях.  Невольно
сопоставлял я этот факт с тем, как мало представителей этой нации прихо-
дилось встречать на самих фронтах.
 
   Еще много хуже обстояли дела в области хозяйства. Здесь уж  еврейский
народ стал "незаменимым". Паук  медленно,  но  систематически  высасывал
кровь из народа. Они захватили в свои руки все  так  называемые  военные
общества и сделали из них инструмент безжалостной борьбы  против  нашего
свободного национального хозяйства.
 
   Все громче раздавались голоса, доказывавшие необходимость  совершенно
безудержной централизации.
 
   В сущности говоря, уже в 1916-1917 гг. почти все производство находи-
лось под контролем еврейского капитала.
 
   И в то же время против кого же направлялась на деле ненависть народа.

   С ужасом я убедился в это время, что надвигаются события, которые не-
избежно приведут к катастрофе, если мы не сумеем в  последний  час  пре-
дотвратить их.
 
   В то время как всю нацию обкрадывали и душили евреи, подлинная  нена-
висть масс направлялась в сторону "пруссаков".
 
   Как и на фронте, здесь решительно ничего  не  предпринималось  против
ядовитой пропаганды. Как будто люди совершенно не догадывались, что крах
Пруссии далеко еще не означает подъема Баварии! Как будто люди не  пони-
мали, что дело обстоит как раз наоборот - что падение Пруссии  неизбежно
повлечет за собой и гибель Баварии!
 
   Мне все это причиняло невероятные страдания. Я ясно сознавал, что при
помощи этого гениального трюка евреи только хотят  отвлечь  внимание  от
себя на других. Пока Бавария негодовала против Пруссии и наоборот, еврей
под носом у обеих обделывал свои делишки. Пока  в  Баварии  шла  руготня
против Пруссии, еврей организовывал революцию и  затем  нанес  одинаково
решительный удар и Пруссии и Баварии.
 
   Мне было просто нестерпимо наблюдать эту взаимную склоку между немца-
ми, и я был рад отправиться на фронт. Вскоре же после моего
 
приезда в Мюнхен я сделал соответствующую заявку о своем желании. 
   В начале марта 1917 г. я был уже опять в своем полку на фронте.
 
   В конце 1917 г. настроение улучшилось, и можно было предполагать, что
армии удалось справиться с прежним упадком настроения. После русской ка-
тастрофы вся армия опять выпрямилась. Она почерпнула из этой  катастрофы
новые надежды и новое мужество. Армия опять начинала проникаться убежде-
нием, что несмотря ни на что война кончится все же победой Германии. Те-
перь в армии опять раздавались песни. Карканье пессимистов слышалось ре-
же и реже. Армия вновь уверовала в будущность отечества.
 
   Особенно чудотворное действие на  настроение  наших  армий  произвела
итальянская катастрофа осенью 1917  г.  В  нашей  тогдашней  победе  над
итальянцами войска увидели доказательство того, что мы опять в состоянии
прорвать фронт не только русских. В сердца миллионов наших солдат  опять
проникла спокойная вера в свое дело; люди вздохнули свободно и  стали  с
надеждой ждать весенних боев 1918 г. В рядах противника напротив  наблю-
дался упадок настроения. Эта зима прошла несколько  спокойнее  обычного.
Наступило затишье перед бурей.
 
   Но вот как раз в разгар последних приготовлений к решающим боям, ког-
да на западный фронт тянулись бесконечные транспорты своейной амуницией,
когда войска делали последние приготовления к  наступлению,  в  Германии
впервые за все время войны разыгралось  событие,  неслыханное  по  своей
подлости.
 
   Нет, Германия не должна победить! В последнюю минуту, когда  немецкие
знамена уже шли навстречу победе,  враги  родины  пустили  в  ход  такое
средство, которое должно было погубить еще в зародыше весеннее наступле-
ние и тем самым вырвать победу из наших рук.
 
   Враги родины организовали забастовку на предприятиях,  работающих  на
войну.
 
   Если эта забастовка удастся, немецкий фронт должен потерпеть крушение
и "Форвертс" получит удовлетворение: победа на этот  раз  не  будет  со-
путствовать немецким знаменам. Армии наши останутся без снаряжения  и  в
течение нескольких недель фронт наш будет прорван.  Этим  будет  сорвано
наше наступление, Антанта будет спасена и полным господином  в  Германии
станет интернациональный капитал. Вот в чем заключалась внутренняя  цепь
марксистского обмана народа.
 
   Надломить наше национальное хозяйство и воздвигнуть господство интер-
национального капитала - такова была их цель. И благодаря глупости и до-
верчивости одних, бесконечной трусости других цель эта, увы,  была  дос-
тигнута.
   Правда, стачка на заводах военного снаряжения не имела полного успеха
в том смысле, что фронт не удалось взять измором. Забастовка эта  быстро
оборвалась, и армии не остались без амуниции. В этом смысле план органи-
заторов забастовки - привести сразу все наши армии к гибели - не удался.
Но насколько ужаснее был тот моральный урон, который нанесла забастовка!

   Во-первых: за кого же боролись наши армии, раз сама страна  вовсе  не
хочет победы? Ради кого приносятся эти бесчисленные  жертвы?  ради  кого
терпим мы все эти лишения на фронте? Солдату говорят, чтобы он до  конца
бился за победу, а в это же время страна бастует!
 
   А во-вторых: какое же влияние оказала эта забастовка в рядах  против-
ника?
 
   Зимою 1917/18 г. горизонт впервые омрачился тучами для союзников. Вот
уже четыре года союзные  державы  общими  усилиями  вели  напряженнейшую
борьбу против немецкого богатыря и все - безрезультатно. Но ведь в тече-
ние всех этих четырех лет главные силы немецкого великана заняты были на
востоке и на юге. На западе он зачастую держал только второстепенные си-
лы. И вот теперь тыл нашего богатыря оказался свободным. Моря крови были
пролиты, раньше чем немцам удалось положить на обе лопатки хотя бы одно-
го противника. Теперь войска, занятые раньше на  русском  фронте,  будут
переброшены на запад, и если врагу не удалось до сих пор  прорвать  нашу
линию обороны, то теперь мы сами перейдем в наступление.
 
   Противник бьет в тревоге и трепетал по поводу того, что окончательная
победа может достаться нам.
 
   В Лондоне и Париже шли совещания за совещаниями. Даже пропаганда про-
тивников несколько зашла в тупик. Теперь уже не так легко  было  доказы-
вать, что немецкая победа совершенно немыслима и безнадежна.
 
   Таково же было настроение среди войск союзников. Наглая уверенность в
победе исчезла. Господам руководителям Антанты становилось жутко.  Пере-
менилось отношение и к немецкому солдату. До сих пор на  нашего  солдата
смотрели только как на простака, безусловно  обреченного  на  поражение.
Теперь перед ними стоял немецкий солдат, уже  уничтоживший  их  русского
союзника. Нужда заставляла нас до сих  пор  ограничиваться  наступлением
только на востоке. Теперь противникам казалось, что  это  была  с  нашей
стороны гениальная тактика. В течение трех лет  немцы  вели  непрерывные
атаки на русском фронте - вначале без особенного успеха. Все уже начина-
ли смеяться по поводу мнимой бесцельности наших действий. Русский  вели-
кан, казалось, обязательно должен победить уже благодаря  его  огромному
численному превосходству. Германия  же,  казалось,  обязательно  изойдет
кровью в этих боях с русским. Вначале ход событий как будто  подтверждал
такой прогноз.
 
   В сентябре 1914 г. после боев при Танненберге в  Германию  потянулись
первые бесконечные потоки русских пленных. С тех пор поток этот  уже  не
прекращался. Все время и в  поездах  и  по  шоссе  тянулись  бесконечные
транспорты русских пленных. Но толку от этого было мало.  Вместо  каждой
побитой армии русские тотчас же выставляли новую армию. Гигантские  вла-
дения царя, казалось, были неисчерпаемы по части людей. Сколько  времени
могла еще выдержать Германия такое состязание? Не придет ли такой  день,
когда Германия несмотря на только что одержанную  победу  останется  уже
без новых войск, в то время как русское командование снова и снова  дви-
нет на фронт новые армии? Что же будет тогда? Согласно человеческому ра-
зумению Германия могла только отсрочить победу России, сама  же  оконча-
тельная победа этой последней казалась неизбежной.
 
   Теперь все эти надежды развеялись в прах. Один из главных  союзников,
принесший самые большие жертвы на алтарь общей борьбы, был разбит  вдре-
безги и теперь лежал распростертый на земле перед безжалостным противни-
ком. Страх и ужас вселились в сердца солдат Антанты, которые до тех  пор
слепо верили в победу союзников. Грядущей весны ожидали с тревогой. Если
до сих пор не удалось сломить немцев, которые держали на западном фронте
только часть своих войск, то как же можно рассчитывать на победу теперь,
когда это страшное героическое государство может ныне собрать в один ку-
лак все свои силы против западного фронта?
 
   К тому же на воображение действовали и события, происшедшие  в  горах
южного Тироля. Весть о поражении войск генерала Кадорна достигла и полей
Фландрии. Вера в победу испарялась и уступала место страху перед оконча-
тельным поражением.
 
   Ночи стояли прохладные. Всюду на западном фронте войска Антанты  слы-
шали шум подтягивающихся  новых  немецких  армий.  Надвигался  последний
страшный суд. Напряжение в лагере противника достигло  высшей  точки.  И
вот в эту минуту вдруг в Германии занялось зарево, и пламя этого  пожара
озарило все уголки фронта. В момент, когда немецкие дивизии делали самые
последние приготовления к наступлению, в Германии вспыхнула всеобщая за-
бастовка.
 
   В первую минуту весь мир просто потерял способность речи. В следующую
минуту противник вздохнул свободно, и неприятельская пропаганда  с  жад-
ностью бросилась на этот кусок. Неожиданная помощь поспела в двенадцатый
час. Одним ударом Антанта опять нашла средство вернуть твердость настро-
ения своим солдатам. Теперь она опять могла заставить  солдат  поверить,
что ее победа возможна. Чувство тревоги перед приближающимся наступлени-
ем немцев вновь сменилось чувством твердой уверенности в победе Антанты.
Теперь уже опять можно было с успехом доказывать  салатам  Антанты,  что
окончательный исход предстоящей великой битвы зависит только и  исключи-
тельно от их стойкости. Пусть немцы теперь одерживают какие угодно мест-
ные победы, страну их ждет революция, а вовсе не возвращение домой вели-
ких победоносных армий.
 
   Английские, французские и американские газеты повели  в  этом  смысле
интенсивнейшую агитацию в тылу, и в то же время началась такая же умелая
пропаганда на фронте.
 
   "Германия стоит перед революцией! Победа союзников не за горами!" Это
было лучшее лекарство, чтобы  опять  поставить  на  ноги  заколебавшихся
французских пуалю и английских томми.  Теперь  опять  громко  заговорили
пушки и пулеметы. Паническое бегство было приостановлено. Союзные войска
вновь начали оказывать упорное сопротивление.
 
   Таковы были результаты стачек. Германские стачки укрепили уверенность
в победе в лагере противника и помогли  последнему  побороть  начавшийся
паралич и отчаяние, возникшее на его фронтах. Сотни и сотни тысяч немец-
ких солдат заплатили за эти стачки своею жизнью. Авторы же и  инициаторы
этой гнусной подлости стали кандидатами на самые высшие  государственные
посты революционной Германии.
 
   В самой Германии как будто еще удалось стереть первые следы забастов-
ки на военных заводах. Так по крайней мере казалось внешне. Но  в  стане
противника впечатление во всяком случае осталось. Если до этой стачки  в
лагере противника господствовала полная безнадежность, то теперь весть о
забастовках в Германии опять подняла настроение в армиях  Антанты.  Анг-
ло-французские солдаты стали вновь драться с мужеством отчаяния.
 
   Теперь уже по человеческому  разумению  должно  было  безусловно  ка-
заться, что победа будет на стороне Антанты, если только западный  фронт
выдержит немецкие атаки еще хоть несколько месяцев. Все парламенты стран
Антанты сразу оценили создавшуюся  ситуацию  и  ассигновали  грандиозную
сумму в фонд военной пропаганды. Они прекрасно  знали,  что  это  лучший
способ усилить разложение в германском лагере.
 
   Я имел счастье принять лично участие не только в  первых  двух  наших
наступлениях, но и в последнем наступлении немецких войск.
 
   Это были самые сильные впечатления в течение всей моей  жизни.  Самые
сильные потому, что как и в 1914 г. наши операции  в  1918  г.  потеряли
свой оборонительный характер и приняли  характер  наступательный.  Через
все наши окопы, через все наши войска прошел  вздох  облегчения.  Теперь
наконец после трех тяжелых лет выжидания на чужой земле в ужасающей обс-
тановке, напоминающей ад, мы переходим в наступление и бьет час  распла-
ты. Возликовали вновь наши победоносные батальоны. Последние бессмертные
лавры вокруг наших обвеянных победами знамен! Еще раз раздались прекрас-
ные патриотические песни нашей родины. Подхваченные бесконечным  потоком
немецких солдат эти чудесные песни неслись к небу. В последний раз  тво-
рец небесный посылал свою милостивую улыбку своим неблагодарным детям.
 
   Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на  фронте  в  конце  лета
1918 г. На родине шла тяжелая  внутренняя  борьба.  Из-за  чего.  В  ба-
тальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно,  что
война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную  побе-
ду. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну  и  дальше;  в
этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, - вот какие  вести
приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.
 
   Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было
нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это  боролись
мы в течение четырех долгих лет? Бандиты  хотели  теперь  обокрасть  уже
павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он  воевал
и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на
смерть с лозунгом "да здравствует всеобщее тайное  избирательное  право"
на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем "Дейчланд убор алес"
("Германия превыше всего"). Маленькая, но  все  же  весьма  существенная
разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего  тайного
избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта  партий-
нополитическая шваль до сих пор не была известна  фронту.  Только  очень
небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время,
когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец,  если  он  только  мог
стоять на ногах, был на фронте.
 
   Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти  со-
вершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов,  Шейдеманов,  Бартов,
Либкнехтов и т. д., выставивших теперь север ценно новые  "цели"  войны.
На фронте не могли понять, какое право вообще имеют  эти  тыловые  герои
опираться на войско для захвата власти в стране.
 
   Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей ду-
ши всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной  сволочи.
Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо наро-
да, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принес-
ти в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Герма-
нию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу
их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки  карман-
ных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.
 
   Таково же в первый  момент  было  настроение  громадного  большинства
фронтовиков. За последнее время мы вынуждены  были  однако,  констатиро-
вать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже нас-
только, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но  скорее  ос-
лабляли его боевую способность. Особенно плохи были  пополнения  молодых
возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным  глазам,  что
это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал  свою  моло-
дежь на поля Ипра.
 
   С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно  быст-
ро, несмотря на то, что наступательные действия противника  были  далеко
не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фланд-
рии были куда ужаснее по их жестокости.
 
   В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций,
которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем  необстре-
лянным полком добровольцев.
   Какое тяжелое воспоминание.
 
   В октябре и ноябре 1914 г. мы получили здесь первое боевое  крещение.
С горячей любовью в сердцах, с песнями на устах шел  наш  необстрелянный
полк в первый бой, как на танец. Драгоценнейшая кровь  лилась  рекой,  а
зато все мы были тогда совершенно уверены, что мы отдаем нашу  жизнь  за
дело свободы и независимости родины.
 
   В июле 1917 г. мы второй раз прошли по этой ставшей для нас священной
земле. Ведь в каждом из нас жила еще священная  память  о  лучших  наших
друзьях и товарищах, павших здесь еще совсем молодыми и шедших в бой  за
дорогую родину с улыбкой на устах.
 
   Глубоко взволнованные стояли мы, "старики", теперь у братской могилы,
где все мы когда-то клялись "остаться верными долгу и отечеству до самой
смерти". Три года назад наш полк наступая, штурмовал эти позиции. Теперь
нам приходилось защищать их, отступая.
 
   Целых три недели вели англичане артиллерийскую  подготовку  к  своему
наступлению во Фландрии. Перед нами как будто сжита образы погибших  на-
ших товарищей. Полк наш жил в ужасной обстановке. В грязных окопах,  за-
частую под открытым небом мы прятались в воронки, вырытые  снарядами,  в
простых лощинках, ничем не прикрытых от врага, и тем не менее мы не  ус-
тупали ни пяди, хотя ряды наши все таяли и таяли. 31 июля 1917 г.  нако-
нец началось английское наступление.
 
   В первые дни августа нас сменила другая часть.
   От нашего полка осталось только несколько рот. Медленно брели  мы  по
грязной дороге в тыл, больше похожие на привидения, чем на людей. В  ре-
зультате своего наступления англичане  отвоевали  только  несколько  сот
метров земли, сплошь изрытой гранатами. Ничего больше. И за это англича-
не заплатили дорогой ценой.
 
   Теперь, осенью 1918 г., мы вновь уже в третий раз стояли  на  той  же
территории, которую некогда взяли штурмом. Маленькое местечко Камин, где
мы когда-то отдыхали от боев, теперь  стало  ареной  самых  ожесточенных
битв. Мы дрались на той же территории, но сами то мы за это время  стали
совсем другими людьми. Теперь и в армии изо всех сил занимались "полити-
кой". Ядовитая волна докатилась из тылов и сюда. Пополнения молодых воз-
растов оказались совершенно непригоддными - все это шло оттуда, из дому.

   В ночь с 13 на 14 октября англичане начали обстреливать южный участок
ипрского фронта газовыми снарядами.  Они  пустили  в  ход  газы  "желтый
крест", действия которых мы еще ни разу до сих пор не испытывали на сво-
ей шкуре. Еще той же ночью мне пришлось отведать этих газов. Вечером  13
октября мы находились на холме к югу от Вервика и  там  в  течение  нес-
кольких часов подверглись непрерывному обстрелу  газовыми  снарядами.  С
небольшими перерывами обстрел продолжался всю ночь. Около полуночи часть
товарищей выбыла из строя, некоторые из них - навсегда. Под утро я  тоже
стал чувствовать сильную боль, увеличивающуюся с каждой минутой. Около 7
часов утра, спотыкаясь и падая, я кое-как брел на пункт. Глаза мои горе-
ли от боли. Уходя, я не забыл отметиться у начальства - в последний  раз
во время этой войны.
 
   Спустя несколько часов глаза мои превратились в горящие угли.
   Затем я перестал видеть.
 
   Меня отправили в госпиталь в местечко  Пазевальк  (Померания).  Здесь
пришлось мне пережить революцию!...
 
   В воздухе давно уже носилось что-то неопределенное, но очень  против-
ное. Кругом говорили о том, что в ближайшие недели что-то "начнется",  я
только не