разбить их уже в
ходе своей собственной речи. Мне не трудно  было  убедиться  тогда,  что
дискуссионные ораторы противного лагеря обыкновенно выступают с  опреде-
ленным "репертуаром", повторяя одни и те же аргументы,  явно  выработан-
ные, так сказать, в централизованном порядке. Так оно и было конечно  на
деле. На этих примерах я еще раз убеждался в том,  с  какой  невероятной
дисциплинированностью противник проводит свою пропаганду. И я еще и  те-
перь горжусь тем, что мне удалось найти средства не  только  обезвредить
эту пропаганду, но и повернуть оружие врага против него  самого.  Спустя
года два я овладел этим искусством виртуозно.
 
   Составляя план каждой речи, я уже заранее старался  представить  себе
предполагаемые возражения, которые будут мне сделаны, и ставил себе  за-
дачей в ходе собственной речи разбить и опровергнуть  эту  аргументацию.
Скоро я пришел к выводу, что лучше всего все  эти  возможные  возражения
открыто привести в своей собственной речи и тут же  доказать  их  невер-
ность. Если перед вами честный слушатель, хотя и переполненный до  краев
этими шаблонными возражениями, то вы  именно  таким  способом  изложения
скорее всего привлечете его на свою сторону. Как  только  в  ходе  вашей
собственной речи вам удалось поколебать внушенную этому  слушателю  пре-
мудрость, так вы его уже наполовину завоевали и во всяком случае он  бу-
дет слушать вас все более и более внимательно.
 
   Еще будучи офицером по политпросвещению я  выступал  перед  солдатами
главным образом на тему о "Версальском договоре". Исходя из соображений,
которые я привел выше, я теперь расширил тему и стал выступать с  докла-
дом "Брест и Версаль". Я уже знал из своего собственного опыта с  первым
докладом, что аудитория обыкновенно совершенно незнакома с реальным  со-
держанием Брест-Литовского договора и что противнику при помощи искусной
пропаганды удалось внушить массам ту мысль, будто Брестский договор  яв-
лялся  действительно   каким-то   насильническим   позорным   договором.
Упорство, с которым эту ложь внушали самым  широким  массам,  привело  в
конце концов к тому, что  массы  стали  видеть  в  Версальском  договоре
только некое справедливое возмездие за то преступление, которое мы будто
бы сами совершили в Бресте. Люди, подпавшие под  такое  настроение,  ес-
тественно, воспринимали всякую попытку борьбы против Версальского  дого-
вора, как нечто несправедливое. Не раз приходилось нам  встречать  массу
простых людей, которые по-своему честно и искренне возмущались по поводу
попыток борьбы против Версальского договора - пленно с этой  точки  зре-
ния. Только поэтому в Германии могло получить права гражданства бесстыд-
ное и ужасное словечко "репарации". Лживо-лицемерная фраза о  репарациях
в ту пору действительно казалась миллионам нашего народа воплощением ка-
кой-то высшей справедливости. Это было ужасно, но это было  так.  Лучшим
доказательством того, что это было так, может служить тот успех, который
имела начатая мною пропаганда против Версальского договора, каковую про-
паганду я теснейшим образом связал  с  объяснением  подлинного  значения
Брест-литовского договора. Я брал оба договора, сопоставлял  их  друг  с
другом пункт за пунктом и демонстрировал аудитории, насколько  Брестский
договор в действительности являлся образцом безграничной  гуманности  по
сравнению с бесчеловечной жестокостью Версальского  договора.  Результат
получался ошеломляющий. Выступать мне в то время приходилось перед ауди-
ториями примерно в две тысячи человек. Сначала из зала на  меня  глядело
по крайней мере 3600 враждебных глаз, а спустя три часа, к концу  собра-
ния, передо мной обыкновенно была уже единая масса, сплоченная  чувством
священного негодования  и  неистового  возмущения  против  авторов  Вер-
сальского договора. И я с удовлетворением чувствовал, что опять и  опять
удалось нам освободить сердца и мозги сотен тысяч  соотечественников  от
ядовитого семени лжи и внушить им нашу правду.
 
   Эти две темы - "Действительные причины мировой войны" и "Брест и Вер-
саль" - я считал тогда самыми важными. И вот  в  различных  вариациях  я
повторял эти доклады десятки и десятки раз пере? различными аудиториями,
пока наконец я пришел к выводу, что  для  основного  контингента  первых
сторонников нашего движения эти темы прояснились вполне.
 
   Для меня лично эти собрания имеют еще и ту  хорошую  сторону,  что  я
постепенно научился искусству массового оратора, что у меня явился  над-
лежащий пафос и я научился владеть теми жестами, которые необходимы  для
оратора, выступающего перед тысячными собраниями
 
   Я уже говорил, что в те времена на открытых собраниях  совершенно  не
слышно было руководителей нынешних групп и партий,  теперь  изображающих
дело так, будто это именно они произвели переворот в  общественном  мне-
нии. Если кто-либо из так называемых национальных политиков и выступал с
докладом на подобную тему; то лишь перед собранием единомышленников,  т.
е. перед такой аудиторией, которая уже заранее была согласна с  оратором
и нуждалась, быть может, только в подкреплении своих взглядов. Но  такие
собрания конечно не представляли большой важности. Важно было  завоевать
тех людей, которые до сих пор, в силу всего своего  воспитания,  в  силу
традиций, находились в лагере противника.
 
   Теперь мы смогли использовать в интересах своей пропаганды и  прокла-
мации.  Еще  состоя  на  военной  службе,  я  составил  листок  на  тему
"Брест-Литовск и Версаль", вышедший очень большим тиражом. Теперь я  пе-
реиздал эту прокламацию и для партии. Результаты  были  превосходны.  На
первых наших собраниях все столы обыкновенно были завалены всевозможными
листками, газетами, брошюрами и т Л. Но главное значение имело  все-таки
только устное слово. Одна только устная речь и способна производить  ко-
ренной переворот в умах. Дня этого имеются достаточно важные  психологи-
ческие причины.
 
   В первой части настоящего сочинения я уже показал, что главным факто-
ром величайших мировых переворотов всегда бывала устная речь, а  не  пе-
чатное слово.
 
   По поводу этого моего утверждения в буржуазной печати поднялась  дис-
куссия. Часть наших буржуазных мудрецов сочла  необходимым  выступить  с
возражениями. Но каков был реальный повод для этих возражений? Уже  сами
мотивы, по которым эти господа выступили против меня, говорят о их  неп-
равоте и моей правоте. На деле буржуазная интеллигенция протестует  про-
тив этого моего взгляда только потому, что сама она абсолютно лишена да-
ра устного воздействия на массу. Наша интеллигенция целиком отдается пи-
сательской деятельности. Агитаторская устная речь - не ее профессия.  По
мере того как наша интеллигенция отучалась говорить с народом, она неиз-
бежно теряла и в конце концов совершенно потеряла  способность  понимать
психологию массы.
 
   Оратор, выступивший перед народной массой, читает на лицах аудитории,
насколько она понимает то, что он говорит, насколько она ему сочувствуе-
те-Аудитория тут же вносит известные поправки к тому, что  говорит  ора-
тор. Между оратором и его слушателями всегда существует  известный  кон-
такт. Ничего подобного не может сказать о себе писатель. Ведь  он  своих
читателей по большей части никогда даже не видит. Уже  по  одному  этому
писатель неизбежно придает своим писаниям совершенно общую форму.  Перед
его глазами нет той аудитории, которую он бы видел непосредственно.  Это
неизбежно лишает печатное слово достаточной гибкости, достаточного пони-
мания психологических нюансов. Блестящий оратор по правилу будет  и  не-
дурным писателем, а блестящий писатель никогда не будет  оратором,  если
только он специально не упражнялся в этом искусстве. К тому же надо  еще
учесть, что масса косна и ленива. Она неохотно  берет  в  руки  печатное
произведение, в особенности если человек из массы  не  убежден  заранее,
что в данной книжке он найдет именно то, во что он сам верит и на что он
сам  надеется.  Книги  определенного  направления  обыкновенно  читаются
только людьми, которые сами  принадлежат  к  этому  направлению.  Только
прокламация или плакат .могут еще рассчитывать на то, что ввиду краткос-
ти этих произведений они будут прочитаны иногда  и  противниками  и  тем
окажут на них мимолетное влияние. Рисунок во всех его формах, вплоть  до
фильма, имеет уже большие шансы. Здесь человеку уже не приходится  много
шевелить мозгами. Ему достаточно взглянуть на рисунок  и  самое  большее
прочитать краткий пояснительный текст к нему. Это не то,  что  прочитать
целую книжку или брошюру.
 
   Рисунок действует на человека быстро, можно  сказать,  одним  ударом.
Тут не нужно много времени, как это бывает при чтении.
 
   Самое же важное это то, что печатное  произведение  может  попасть  в
различные руки, а формулировка ведь всегда остается одна и та же.  Между
тем, мы знаем, что формулировка имеет большое значение и что каждое про-
изведение оказывает тем большее влияние, чем  больше  оно  приспособлено
именно к данному кругу читателей. Книжка,  предназначенная  для  широких
масс, должна быть написана совсем в другом стиле, нежели книжка, имеющая
в виду только узкий круг высшей интеллигенции.
 
   Только в немногих отношениях печатное произведение может также  прис-
пособляться к своей аудитории, как и устное слово.
 
   Каждому оратору приходится конечно много раз говорить на одну и ту же
тему. Но если он действительно великий и гениальный народный оратор,  то
он сумеет тот же самый материал все же  разнообразить  по  форме.  Такой
оратор всегда чувствует свою аудиторию, и у него непроизвольно появляют-
ся именно те слова, которые нужны, для того, чтобы добраться  до  сердца
данной аудитории. Если ему случится чуточку ошибиться, то он тут же  это
почувствует и сразу же сделает необходимую поправку. Я уже  сказал,  что
настоящий оратор по лицам своих слушателей читает  и  видит,  во-первых,
понимают ли они то, что он говорит, во-вторых, способны  ли  они  внима-
тельно следить за его изложением, и в-третьих, убеждает ли  то,  что  он
говорит. Если он замечает, что аудитория его не понимает, то  он  тотчас
же меняет тон и начинает говорить гораздо более просто и популярно,  так
что его поймет самый отсталый слушатель. Если он замечает, что аудитории
трудно следить за всем ходом изложения, он тут же изменит  темп  речи  и
начнет излагать свою мысль медленнее, подробнее и схематичнее,  пока  не
почувствует, что аудитория теперь вполне спокойно следит за нитью докла-
да. Если же он, наконец, почувствует, что аудитория не вполне убеждается
его аргументами, он станет приводить все новые и новые доводы и примеры,
станет разбирать ходячие возражения, невысказанные сомнения и будет сис-
тематически разжевывать свою мысль вплоть до  того  момента,  когда  по-
чувствует, что в зале  исчезли  последние  остатки  оппозиции,  пока  он
опять-таки по лицам своих слушателей увидит, что аргументация  понята  и
принята и что последние сопротивлявшиеся слушатели капитулировали .
 
   Нередко оратору приходится наталкиваться на предрассудки,  являющиеся
только продуктом чувства, а вовсе не  разума.  Зачастую  тут  приходится
встречаться с инстинктивным недоброжелательством, бессознательной  нена-
вистью, предвзято отрицательным отношением. Преодолеть  такие  бессозна-
тельные настроения гораздо труднее, чем побороть тот или другой  ошибоч-
ный принципиальный взгляд, покоящийся на непонимании,  скажем,  той  или
другой научной истины.
 
   Ошибочные научные взгляды, неправильное политическое понимание  можно
побороть аргументами рассудка. Внутреннее сопротивление людей,  основан-
ное на чувствах, этим  путем  не  преодолеешь  никогда.  Тут  приходится
действовать уже исключительно только апелляцией к  таинственной  области
чувств. Такая задача уж совершенно непосильна писателю. Тут нужен только
оратор.
 
   За примерами недалеко ходить.  Вот  перед  нами  стоустая  буржуазная
пресса. Ее газеты ведутся очень ловко. Тиражи их достигают многих милли-
онов. Пресса эта наводняет все углы страны. И что же? Все это не  мешает
тем не менее широким слоям народа  оставаться  непримиримейшими  врагами
буржуазного мира. Вся эта газетная и книжная волна отскакивает от низших
слоев народа, как горох от стены. Все  усилия  нашего  интеллектуального
мира в этом отношении пропадают даром. Что же это  доказывает?  Одно  из
двух - либо то, что все печатные произведения  современного  буржуазного
мира совершенно никуда не годятся, либо то,  что  печатные  произведения
вообще не доходят до сердца широких народных  масс.  Последнее  особенно
верно, если печатные произведения совершенно не соответствуют психологии
массы, что в данном случае и имеет место.
 
   И пусть не говорят нам (как это сделала недавно одна берлинская газе-
та из лагеря дейч-национале), будто пример марксизма и главного  сочине-
ния Карла Маркса опровергает наши рассуждения. Нет ничего более  поверх-
ностного, как это ошибочное утверждение. Свое гигантское влияние на мас-
су марксизм на деле получил не благодаря тем его печатным произведениям,
в которых изложено формальное учение еврейской  мысли,  а  исключительно
благодаря грандиозной устной пропаганде, которая воздействует  на  массы
уже в течение многих лет. Можно ручаться, что из ста тысяч немецких  ра-
бочих максимум сто человек знают Марксов "Капитал". Это сочинение изуча-
ется главным образом только интеллигенцией и в  особенности  евреями,  а
вовсе не широкой массой сторонников марксизма из низших слоев народа. Да
сочинение это и написано вовсе не для широких масс, а исключительно  для
еврейских руководителей, обслуживающих машину еврейских захватов. В  ка-
честве топлива для всей этой машины марксисты употребляют совсем  другой
материал, а именно: ежедневную прессу.  Марксистская  ежедневная  пресса
радикально отличается от буржуазной тем, что в марксистских газетах  пи-
шут агитаторы, а буржуазную, с позволения сказать, агитацию ведут  писа-
ки. Рядовой редактор социал-демократической газеты приходит в  помещение
своей редакции прямо с народного собрания. Он знает свою паству  превос-
ходно. Буржуазный же писака вообще редко расстается со своим  кабинетом.
На народные собрания он не ходит вовсе. А если и придет туда, то тут  же
заболеет от одного плохого воздуха. Вот почему его печатное слово  оста-
ется совершенно беспомощным и бессильно  оказывать  влияние  на  широкие
массы.
 
   Миллионы сторонников из числа рабочих марксизму дали не печатные про-
изведения марксистских отцов церкви, а неутомимая и поистине грандиозная
пропагандистская работа десятков тысяч неутомимых агитаторов, начиная  с
самых крупных апостолов травли и кончая мелкими чиновниками  профсоюзов,
мелкими секретарями и дискуссионными ораторами.
 
   Эта именно пропаганда подготовила тот контингент людей, которые затем
стали постоянными читателями социал-демократической прессы. Да притом  и
сама эта пресса тоже пишется больше на разговорном языке. В  их  газетах
не пишут, а "говорят". Деятели буржуазного лагеря - профессора,  ученые,
теоретики, всевозможного вида писатели - иногда пытаются выступать и как
ораторы. Марксистские же ораторы почти всегда выступают также и  в  роли
писателей. В последнем случае дело идет ведь главным образом об евреях.
 
   Вот действительная причина того, почему буржуазный газетный мир не  в
состоянии оказывать никакого сколько-нибудь серьезного влияния на  наст-
роения самых широких слоев нашего народа. Известную роль при этом конеч-
но играет и то, что сами эти газеты находятся в руках евреев, а эти пос-
ледние совершенно не заинтересованы в том,  чтобы  чему-нибудь  хорошему
научить массу.
 
   Крайне трудно бывает, как мы уже сказали, преодолевать бессознательно
враждебное настроение аудитории, предрассудки,  основанные  на  чувстве,
предвзятые мнения, неясные ощущения и т.  д.  Тут  приходится  считаться
прямо таки с невесомыми факторами. Чуткий оратор скажет вам,  что  успех
собрания в немалой степени зависит даже от  такого  фактора,  как  часы,
когда это собрание происходит. Тот же самый оратор, читающий тот же  са-
мый доклад на ту же самую тему, оставит совершенно иное  впечатление  на
аудиторию, если собрание происходит в десять часов утра, или в три  часа
дня, или вечером. Когда у меня не было еще  достаточного  опыта,  я  сам
назначал собрания на утро. И я очень хорошо еще помню неуспех  собрания,
которое мы назначили утром в помещении мюнхенского ресторана  "Киндл"  с
целью протеста "против безобразий в занятых иностранными войсками немец-
ких территориях". Это было тогда самое большое помещение  в  Мюнхене,  и
риск наш бью довольно велик. И  вот  мы  решили,  что  народу  соберется
больше и что всем нашим сторонникам будет легче явиться на собрание, ес-
ли мы назначим его на воскресенье в 10 часов утра.  Результат  получился
очень плохой, хотя в то же время и в высшей  степени  поучительный.  На-
род-то пришел. Зал был полон. Внешнее впечатление было импозантное. Но в
то же время все настроение собрания было совершенно ледяное. Не чувство-
валось решительно  никакой  теплоты.  И  я  сам  в  качестве  докладчика
чувствовал себя глубоко несчастным, что не могу вызвать решительно ника-
кого контакта между собою и слушателями. Говорил я в это  утро  вероятно
нисколько не хуже, чем всегда, а впечатления не получилось никакого! Со-
вершенно неудовлетворенный покидал я зал этого собрания, получив,  одна-
ко, ценный урок. Позднее я еще несколько раз повторил этот опыт, и всег-
да результат был тот же самый.
 
   В конце концов тут нечему особенно удивляться. Попробуйте  сходить  в
театр на дневное представление, скажем, в 3 часа дня и  попробуйте  схо-
дить на ту же самую пьесу с тем же составом артистов на вечернее  предс-
тавление в 8 часов вечера, и вы поразитесь тем, насколько различно будет
впечатление. Наблюдательный человек, способный  отдавать  себе  отчет  в
своих собственных настроениях, сразу почувствует громадную разницу между
тем впечатлением, какое получается от дневного, и тем впечатлением,  ка-
кое получается от вечернего представления. Это относится даже и к  кино.
Последний пример особенно важен потому, что в примере  с  театром  могут
возразить, что в вечернем представлении артисты, быть может, более  ста-
рались и т. п., но кинематографический-то фильм одинаков и  в  12  часов
дня и в 9 часов вечера. Нет, дело тут именно в том, что само  время  дня
оказывает свое определенное влияние на зрителя. Такое же влияние  оказы-
вает и помещение. Есть такие помещения, которые всегда и  неизменно  ос-
тавляют зрителя и слушателя холодными. Видимого объяснения не найдешь, и
все-таки это факт, что что-то мешает и настоящего настроения не создает-
ся.
 
   Во всех этих случаях задача заключается в том, чтобы  соответственным
образом воздействовать на волю зрителя или слушателя. Больше  всего  это
относится к собраниям, в которых аудитория составляется из людей  других
противоположных желаний и на каковых людей  оратор  хочет  оказать  воз-
действие в прямо противоположном направлении. По-видимому, воля человека
с утра, а может быть и в течение всего дня еще сильнее нежели к  вечеру;
поэтому данный  слушатель  оказывает  оратору  противоположных  взглядов
большее внутреннее сопротивление утром нежели  вечером.  По-видимому;  к
вечеру рядовой человек легче поддается воле  более  сильного,  в  данном
случае выступающего перед ним докладчика. Ибо подобные собрания предста-
вляют не что иное как своего рода поединок двух различных настроений.  И
даже для настоящего оратора, обладающего замечательным красноречием, об-
ладающего чертами апостола, все-таки легче переубедить человека в те ча-
сы дня, когда сама природа уже ослабила его силу сопротивления, нежели в
те часы дня, когда человек этот обладает еще всей своей энергией  и  во-
лей.
 
   Этой же цели служит искусст