весь мир.
 
   Ужасно было убедиться, что именно евреям природа  предопределила  эту
позорную роль.
   Уж не в этом ли следует искать "избранность" этого  народа!  Я  начал
тогда самым старательным образом собирать имена авторов всех этих  гряз-
ных сочинений. И чем больше увеличивалась моя коллекция, тем  хуже  было
для евреев. Сколько бы мое чувство ни продолжало  сопротивляться,  разум
вынужден был сделать непреклонные выводы. Факт остается фактом, что хотя
евреи составляли максимум сотую часть населения этой страны, - среди ав-
торов указанных грязнейших произведений девять десятых евреи.
 
   Теперь я начал с этой точки зрения присматриваться и к  моей  дорогой
"большой прессе".
 
   Чем пристальнее я присматривался к ней, тем резче менялось мое мнение
и в этой области. Стиль ее становился для меня все более несносным,  со-
держание начинало мне казаться все более пустым и  внутренне  фальшивым.
Под так называемой объективностью изложения я стал обнаруживать не чест-
ную правду, а большею частью простую ложь. Авторы же оказались. . .  ев-
реями.
 
   Теперь я стал видеть тысячи вещей, которых я раньше не замечал вовсе.
Теперь я научился понимать то, над чем раньше едва задумывался.
 
   Так называемый либеральный образ мыслей этой прессы я стал видеть те-
перь в совершенно другом свете. Благородный тон в возражениях  противни-
кам или отсутствие ответа на нападки последних - все  это  оказалось  не
чем иным, как низким и хитрым маневром. Одобрительные театральные рецен-
зии всегда относились только к еврейским авторам. Резкая критика никогда
не обрушивалась ни на кого другого, кроме как на  немцев.  Уколы  против
Вильгельма II становились системой так же, как специальное подчеркивание
французской культуры и цивилизации. Пикантность литературной новеллы эти
органы возводили до степени простого неприличия. Даже в их немецком язы-
ке было что-то чужое. Все это вместе взятое настолько должно было оттал-
кивать от всего немецкого, что это могло делаться только сознательно.
 
   Кто же был заинтересован в этом?
   Была ли это только случайность?
 
   Так продолжал я размышлять по этому поводу. Но мой окончательный  вы-
вод был ускорен рядом других обстоятельств. Нравы и обычаи  значительной
части евреев настолько беззастенчивы, что их нельзя не  заметить.  Улица
зачастую дает и в этом отношении достаточно  наглядные  уроки.  Например
отношение евреев к проституции и еще больше к торговле  девушками  можно
наблюдать в Вене лучше, чем где-бы то ни было в западной Европе, за иск-
лючением быть может некоторых портов на юге Франции. Стоило выйти  ночью
на улицу, чтобы натолкнуться в некоторых кварталах Вены на  каждом  шагу
на отвратительные сцены, которые большинству немецкого народа  были  со-
вершенно неизвестны вплоть до самой мировой  войны,  когда  часть  наших
германских солдат на восточном фронте имела возможность или, точнее ска-
зать, вынуждена была познакомиться с таким зрелищем.
   А затем пришло и возмущение.
 
   Теперь я уж больше не старался избегнуть обсуждения еврейского вопро-
са. Нет, теперь я сам искал его. Я знал теперь, что  тлетворное  влияние
еврейства можно открыть в любой сфере культурной и художественной жизни,
и тем не менее я не раз внезапно наталкивался на еврея и там, где  менее
всего ожидал его встретить.
 
   Когда я увидел, что евреи являются  и  вождями  социал-демократии,  с
глаз моих упала пелена. Тогда пришел конец полосе длительной  внутренней
борьбы.
 
   Уже в повседневном общении с моими товарищами по постройке меня часто
поражало то хамелеонство, с которым они по одному и тому же вопросу выс-
казывали совершенно разные мнения иногда на протяжении нескольких дней и
даже нескольких часов. Мне трудно было понять, каким образом люди, кото-
рые с глазу на глаз высказывают довольно рассудительные взгляды, внезап-
но теряют свои убеждения как только они оказываются в кругу массы. Часто
я приходил в отчаяние. Иногда после нескольких часов мне казалось, что я
переубедил на этот раз того или другого из них, что мне наконец  удалось
сломить лед и доказать им нелепость того или иного взгляда. Едва успевал
я порадоваться своей победе, как на следующий же день к моему горю  при-
ходилось начинать сначала. Все было напрасно. Как раскачивающийся  маят-
ник возвращается к своей исходной точке, так и они возвращались к  своим
прежним нелепым взглядам.
 
   Я еще мог понять, что они недовольны своей судьбой; что они проклина-
ют ее за то, что она зачастую обходится с ними довольно жестко; что  они
ненавидят предпринимателей, в которых видят бессердечных виновников этой
судьбы; что они ругают представителей власти, которые в их глазах  явля-
ются виновниками их положения; что они  устраивают  демонстрации  против
роста цен; что они выходят на улицу с провозглашением своих  требований,
- все это кое-как еще можно было понять. Но что было совершенно непонят-
но, так это  та  безграничная  ненависть,  с  которой  они  относятся  к
собственной народности, к величию своего народа, та ненависть, с которой
они бесчестят историю собственной страны и вываливают в грязи  имена  ее
великих деятелей.
 
   Эта борьба против собственной страны, собственного гнезда,  собствен-
ного очага бессмысленна и непонятна. Это просто противоестественно.
 
   От этого порока их можно было излечить иногда на несколько дней, мак-
симум на несколько недель. В скором времени при встрече с тем,  кто  ка-
зался тебе излеченным, приходилось убеждаться, что он  остался  прежним,
что он опять во власти противоестественного.
 
   Постепенно я убедился в том, что и  социал-демократическая  пресса  в
преобладающей части находится в руках евреев. Этому обстоятельству я  не
придал особенно большого значения, так как ведь и с другими газетами де-
ло обстояло также. Одно обстоятельство однако приходилось отметить: сре-
ди тех газет, которые находились в еврейских руках, нельзя было найти ни
одной подлинно национальной газеты в том смысле, в каком я привык  пони-
мать это с детства.
 
   Я превозмог себя и стал теперь систематически читать эти произведения
марксистской печати. Мое отрицательное отношение к ним стало  бесконечно
возрастать. Тогда я поставил себе задачу поближе узнать, кто  же  фабри-
канты этих концентрированных подлостей.
 
   Начиная с издателя, все до одного были евреи.
 
 
   Все это имело ту хорошую сторону, что по мере того, как  мне  выясни-
лись подлинные носители или распространители идей социал-демократии, моя
любовь к собственному народу стала возрастать.  Видя  такую  дьявольскую
ловкость обманщиков, мог ли я продолжать проклинать тех простых немецких
людей, которые становились жертвой обмана. Ведь сам я лишь с трудом  из-
бавился от тех пут, которые расставляла мне лживая диалектика этой расы.
И сам же я убедился, как трудно иметь дело с этими людьми, которым ниче-
го не стоит лгать на каждом шагу, начисто отрицать только что сказанное,
через одну минуту переменить свое мнение и т.д.
 
   Нет, чем больше я узнавал еврея, тем больше я должен был прощать  ра-
бочего.
 
   Всю тяжесть вины я возлагал теперь не на рядового рабочего, а на тех,
кто не хочет взять на себя труд сжалиться над ними и  дать  сыну  народа
то, что по всей справедливости ему принадлежит, и кто не старается вмес-
те с тем прижать к стенке обманщика и вредителя.
 
   Опыт повседневной жизни побудил меня теперь пристальней заняться изу-
чением самих источников марксистского учения. Влияние этого учения стало
мне ясным, его успехи бросались в глаза каждый  день.  Последствия  этих
успехов также можно было легко себе представить, если иметь хоть немнож-
ко фантазии. Для меня оставался только еще неясным вопрос о том, понима-
ли ли сами создатели этого учения, к каким именно результатам должно оно
привести, видели ли они сами  неизбежные  окончательные  последствия  их
злого дела или сами они были жертвой ошибки.
 
   Возможным казалось мне тогда и то и другое. В первом  случае  обязан-
ностью каждого мыслящего человека было войти в лагерь этого  несчастного
движения, чтобы таким образом все-таки помочь избегнуть наибольшего зла;
во втором случае первые виновники этой народной болезни должны были быть
исчадием ада, ибо только в мозгу чудовища, а не человека мог  возникнуть
конкретный план создания такой организации, деятельность которой  должна
привести к краху человеческой культуры, к уничтожению мира.
 
   В этом последнем случае спасти  могла  только  борьба;  борьба  всеми
средствами, которые только знают человеческий дух, человеческий разум  и
воля, независимо от того, какой стороне  судьба  принесет  окончательную
победу.
 
   Вот что привело меня к мысли о необходимости поближе познакомиться  с
основателями этого учения и таким образом изучить его истоки. Своей цели
я достиг, быть может, скорей, чем надеялся сам. Это произошло  благодаря
тому, что я имел уже тогда некоторые, хотя и
 
   Я стал скупать все доступные мне социал-демократические брони"  ры  и
добиваться, кто же их авторы. Одни евреи! Я стал приглядываться к именам
почти всех вождей. В подавляющем большинстве -  тоже  сыны  "избранного"
народа. Кого ни возьми - депутатов  рейхстрата,  секретарей  профсоюзов,
председателей местных организаций, уличных агитаторов - все евреи.  Куда
ни глянешь - все та же тяжелая картина. Имена всех этих Аустерлицев, Да-
видов, Адлеров, Эленбогенов навеки останутся в моей памяти.
 
   Одно мне стало теперь совершенно ясным: та партия, с рядовыми  предс-
тавителями которой я в течение ряда месяцев вел упорную борьбу,  находи-
лась под полным исключительным руководством чужого народа, ибо, что  ев-
рей не является немцем, это я теперь знал окончательно и бесповоротно.
 
   Только теперь я окончательно узнал, кто  является  обманщиком  нашего
народа.
 
   Уже одного года моего пребывания в Вене было достаточно, чтобы придти
к убеждению: ни один рабочий не является настолько  ограниченным,  чтобы
нельзя было переубедить его, если подойти к нему с лучшим знанием дела и
лучшим уменьем объяснить ему суть. Постепенно  я  хорошо  ознакомился  с
учением социал-демократии, и теперь это знание я мог хорошо использовать
в борьбе за свои убеждения.
   Почти всегда успех оказывался на моей стороне.
   Основную часть массы можно было спасти. Но только ценой долгого  вре-
мени и терпения.
 
   Еврея же никогда нельзя было отклонить от его взгляда. В те времена я
был еще достаточно наивным, чтобы пытаться доказать им  все  безумие  их
учения. В моем маленьком кругу я спорил с ними до хрипоты, до мозолей на
языке в полной уверенности, что должен же я их убедить во  вредоносности
их марксистских нелепостей. Результат получался противоположный.  Иногда
казалось, что чем больше они начинают понимать уничтожающее действие со-
циал-демократических теорий в их применении к жизни, тем упрямей продол-
жают они их отстаивать.
 
   Чем больше я спорил с ними, тем больше я знакомился с их диалектикой.
Сначала они считают каждого своего  противника  дураком.  Когда  же  они
убеждаются, что это не так, они начинают  сами  прикидываться  дураками.
Если все это не помогает, они делают вид, что не понимают  в  чем  дело,
или перескакивают совсем в другую область. Или они с жаром начинают нас-
таивать на том, что само собою разумеется, и как только вы  соглашаетесь
с ними в этом, они немедленно применяют это совсем  к  другому  вопросу.
Как только вы их поймали на этом, они опять ускользают от сути  спора  и
не желают даже слушать, о чем же в действительности идет речь. Как вы ни
пытаетесь ухватить такого апостола, рука ваша как будто уходит в  жидкую
грязь. Грязь эта уходит сквозь пальцы и тотчас же каким то образом опять
облегает ваши руки. Но вот вам, хотя и с трудом, удалось  побить  одного
из этаких людей настолько уничтожающе, что ему ничего не остается больше
делать, как согласиться с вами. Вы думаете, что вам удалось  сделать  по
крайней мере один шаг вперед. Но каково же ваше удивление  на  следующий
день! На завтра же этот еврей совершенно забывает все что произошло вче-
ра, он продолжает рассказывать свои сказки и дальше, как ни в чем не бы-
вало. Если вы, возмущенный этим бесстыдством, указываете ему на это обс-
тоятельство, он делает вид искренне изумленного человека; он  совершенно
не может ничего вспомнить из вчерашних споров, кроме того, что он  вчера
как дважды два четыре доказал вам свою правоту.
 
   Иногда это меня совершенно обезоруживало.  Я  просто  не  знал,  чему
удивляться: хорошо привешенному языку или искусству лжи.
   Постепенно я начал их ненавидеть.
   Я научился ужепонимать язык еврейского народа, и именно  это  обстоя-
тельство помогло мне отделить  теоретическую  болтовню  апостолов  этого
учения от их реальной практики. Еврей говорит для того,  чтобы  скрывать
своимысли или, по меньшей мере, для того, чтобы  их  завуалировать.  Его
подлинную цепь надо искать не в том, что у него сказано или написано,  а
в том, что тщательно запрятано между строк.
 
   Для меня наступила пора наибольшего внутреннего переворота, какой мне
когда-либо пришлось пережить. Из расслабленного "гражданина мира" я стал
фанатиком антисемитизма.
 
   Еще только один раз - это было в последний раз - я в глубине души пе-
режил тяжелый момент.
 
   Когда я стал глубже изучать всю роль еврейского народа  во  всемирной
истории, у меня однажды внезапно опять промелькнула  мысль,  что,  может
быть, неисповедимые судьбы по причинам, которые нам, бедным людям, оста-
ются еще неизвестными, все-таки предначертали окончательную победу имен-
но этому маленькому народу.
 
   Может быть этому народу, который испокон веков живет на  этой  земле,
все же в награду достанется вся земля?
 
   Имеем ли мы объективное право бороться за самосохранение или это пра-
во имеет только субъективное обоснование?
 
   Когда я окончательно углубился в изучение марксизма  и  со  спокойной
ясностью подвел итог деятельности еврейского народа,  судьба  сама  дала
мне свой ответ.
 
   Еврейское учение марксизма отвергает аристократический принцип рожде-
ния и на место извечного превосходства силы  и  индивидуальности  ставит
численность массы и ее мертвый вес. Марксизм отрицает  в  человеке  цен-
ность личности, он оспаривает значение народности и расы и отнимает  та-
ким образом, у человечества предпосылки его существования и его  культу-
ры. Если бы марксизм стал основой всего мира, это означало бы конец вся-
кой системы, какую до сих пор представлял себе ум человеческий. Для оби-
тателей нашей планеты это означало бы конец их существования.
 
   Если бы еврею с помощью его марксистского символа веры удалось  одер-
жать победу над народами мира, его корона стала бы венцом на могиле все-
го человечества. Тогда наша планета, как было с ней миллионы лет  назад,
носилась бы в эфире, опять безлюдная и пустая. Вечная природа безжалост-
но мстит за нарушение ее законов. Ныне я уверен, что действую  вполне  в
духе творца всемогущего: борясь за уничтожение еврейства,  я  борюсь  за
дело божие.
 
   ГЛАВА III
 
   ОБЩЕПОЛИТИЧЕСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ,
   СВЯЗАННЫЕ С МОИМ ВЕНСКИМ ПЕРИОДОМ
 
   Ныне я убежден, что, как правило, - я не говорю  о  случаях  исключи-
тельной одаренности, - человек должен начать принимать участие в полити-
ческой жизни не раньше 30-летнего  возраста.  Не  следует  делать  этого
раньше. В громадном большинстве случаев только к  этому  именно  времени
человек вырабатывает себе, так сказать, общую платформу, с точки  зрения
которой он может определять свое отношение к той или другой политической
проблеме. Только после того как человек выработал себе основы такого ми-
росозерцания и приобрел твердую почву под ногами, он может более или ме-
нее прочно занимать позицию в злободневных вопросах. Лишь тогда этот бо-
лее или менее созревший человек имеет право принимать участие в  полити-
ческом руководстве обществом.
 
   В ином случае существует опасность, что человеку придется либо менять
свою точку зрения в очень существенных вопросах, либо остаться при  ста-
рых взглядах тогда, когда разум и убеждение  давно  уже  говорят  против
них. В первом случае это очень неприятно для данного лица, ибо,  обнару-
живая сам колебания, он не может ожидать, чтобы его сторонники верили  в
него с прежней твердостью. Такой поворот руководителя ставит в беспомощ-
ное положение тех, кто следовал за ним, и нередко заставляет их  испыты-
вать чувство стыда перед противником, Во втором же случае наступает  то,
что приходится особенно часто наблюдать теперь: чем больше  руководитель
сам потерял веру в то, что он говорил, тем более пустой и плоской стано-
вится его аргументация и тем более неразборчив он в выборе средств.  Чем
менее сам он теперь намерен серьезно защищать свои  откровения  (человек
не склонен умереть за то, во что он сам перестал верить), тем более нас-
тойчивые и в конце бесстыдные требования начинает он  предъявлять  своим
сторонникам. Наконец дело доходит до того, что он теряет  последнее  ка-
чество вождя и становится просто "политиканом", т.е.  Примыкает  к  тому
сорту людей, единственным принципом  которых  является  беспринципность,
сочетаемая с грубой навязчивостью и зачастую развитым до бесстыдства ис-
кусством лжи. Ну, а если такой все еще продолжает оставаться руководите-
лем целого общества то вы можете быть наперед уверены, что для него  по-
литика превратилась только в "героическую" борьбу за возможно более про-
должительное обладание местечком. На парламент он смотрит, как на дойную
корову для себя и своей семьи. Чем больше эта "должность" нравится  жене
и родственникам, тем более цепко будет он держаться за свой мандат.  Уже
по одному этому каждый человек обладающий здоровым политическим инстинк-
том, будет казаться ему личным врагом. В каждом новом свежем движении он
видит возможное начало своего собственного конца. В каждом более крупном
человеке - угрозу своему личному существованию.
 
   Ниже мне придется еще более подробно говорить  об  этом  виде  парла-
ментских клопов.
 
   Конечно и 30-летнему в течение его дальнейшей жизни придется еще мно-
гому учиться, но для него это будет только пополнением знании  в  рамках
того миросозерцания, которое он уже себе составил. Ему уже  не  придется
теперь переучиваться в основном и принципиальном, ему придется лишь  по-
полнять свое образование, и сторонникам его не придется  испытывать  тя-
гостного чувства от сознания того, что руководитель до сих пор вел их по
неправильному пути. Напротив, для всех очевидный органический рост руко-
водителя принесет удовлетворение его сторонникам, ибо углубление образо-
вания руководителя будет означать углубление их  собственного  образова-
ния. В их глазах это может быть только доказательством правильности  ус-
военных взглядов.
 
   Тот руководитель, который вынужден отказаться от своей платформы, так
как убедился в ее неправильности, поступит достойно лишь в  том  случае,
если он сумеет сделать из этого надлежащие выводы да конца. В этом  слу-
чае он должен отказаться по крайней мере от открытой  политической  дея-
тельности. Если ему случилось один раз впасть в ошибки в основных вопро-
сах, то это может и повториться. Он уже ни в коем случае не имеет  права
рассчитывать на дальнейшее доверие со стороны своих сограждан, а тем бо-
лее не имеет права требовать такого доверия.
 
   Как мало теперь думают о таких требованиях простого  приличия,  можно
судить хотя бы уже потому, как низок уровень тех дрянных субъектов,  ко-
торые в наше время чувствуют себя призванными "делать политику".
 
   Много званных, да мало избранных.
 
   В годы моей молодости я решительно воздерживался принимать участие  в
открытой политической деятельности, хотя я думаю, что политикой я  зани-
мался и в те времена больше, чем многие другие. Лишь в небольших кружках
я решался тогда выступать по поводу