учения, до тех пор пока данный народ окончательно  при-
выкнет к рабскому игу или на поверхности появятся новые лучшие силы, ко-
торые сумеют покончить с проклятым угнетателем. В  первом  случае  люди,
привыкая, перестают даже чувствовать себя особенно плохо. Умный  победи-
тель нередко даже удостоит  таких  лишенных  характера  людей  должности
надсмотрщиков за рабами, которую они охотно возьмут  на  себя,  выполняя
эту должность в отношении собственного народа еще более безжалостно, чем
это сделала бы чужая бестия, поставленная победителем.
 
   Ход событий с 1918 г. показывает, насколько в Германии распространена
та тщетная надежда, будто, добровольно подчинившись милости  победителя,
мы добьемся известной пощады.  Именно  эта  распространенная  надежда  в
сильнейшей  мере  влияет  на  политические  настроения  и   политические
действия широких масс нашего народа. Я подчеркиваю это,  поскольку  речь
идет именно о широких слоях народа, потому что вожаки-то руководятся ко-
нечно другими соображениями. Руководство судьбами нашей страны со време-
ни окончания войны находится в руках евреев, которые теперь не  особенно
даже стараются прикрыть свою роль. А раз это так, то ясно, что тут перед
нами совершенно сознательное намерение погубить наш народ, а вовсе не та
или другая ошибка. Если под этим  углом  зрения  присмотреться  к  руко-
водству нашей внешней политикой, то мы убедимся, что перед нами не прос-
то метание из стороны в сторону, а совершенно  обдуманная,  рафинирован-
ная, хладнокровная политика, направленная к тому, чтобы сыграть  в  руку
мировым завоевательным идеям евреев.
 
   Когда в начале XIX в. Германия потерпела  страшнейшее  поражение,  то
семи лет, протекших с 1806 по 1813 г., оказалось достаточно, чтобы Прус-
сия вновь стала подыматься, обнаружив громадную энергию  и  решимость  к
борьбе. А вот теперь, после нашего поражения в мировой войне, прошел та-
кой же срок, и мы не только не  использовали  это  время,  но  напротив,
пришли еще к гораздо большему ослаблению нашего государства.
 
   7 лет спустя после событий ноября 1918 г. мы подписали Локарнский
   договор!
 
   Ход вещей был именно таков, как мы это изобразили выше: подписав  од-
нажды позорное перемирие, мы уже потом не могли найти в себе  достаточно
сил и мужества противостоять все новым и новым вымогательствам со сторо-
ны противника. Противники же были слишком умны, чтобы потребовать от нас
слишком много сразу. Они всегда дозировали свои вымогательства так, что-
бы они не казались чрезмерными, дабы не приходилось бояться немедленного
взрыва народных страстей. И в этом отношении их мнения всегда  сходились
с мнениями наших руководителей. Один диктаторский  договор  следовал  за
другим, и каждый раз мы утешали себя тем, что так как мы приняли уже це-
лую кучу других грабительских договоров, то не стоит  уж  слишком  огор-
чаться по поводу отдельного вымогательства и прибегать к  сопротивлению.
Вот вам та "капля яда", о которой говорит Клаузевиц: проявив первую бес-
характерность, мы постепенно втягиваемся и унижаемся все  дальше.  Перед
тем как принять какое бы то ни было  новое  решение,  мы  систематически
ссылаемся на бремя, которое мы уже раньше взваливали на свои плечи, и на
том успокаиваемся. Такое наследие является настоящей свинцовой гирей  на
ногах народа, благодаря которой народ окончательно обрекается на сущест-
вование рабской расы.
 
   В течение ряда лет на голову Германии сыпятся все новые приказы о ра-
зоружении, о лишении самостоятельности, о репарациях и  т.  п.  В  конце
концов в Германии родился тот дух, который в плане Дауэса видит счастье,
а в Локарнском договоре - успех. Одно только утешение можно найти в этом
несчастьи: людей обмануть можно, но бога не обманешь. Благословения  бо-
жия все эти дни не получили. С тех пор как народ наш пошел по пути само-
унижения, он не выходит из нужды и забот.  Единственным  нашим  надежным
союзником является сейчас нужда. Судьба не сделала  и  в  данном  случае
исключения: она воздала нам по заслугам.  Мы  не  сумели  защитить  свою
честь, и вот судьба учит нас теперь тому, что без  свободы  и  самостоя-
тельности нет куска хлеба. Люди научились у нас теперь  кричать  о  том,
что нам нужен кусок хлеба, - придет пора и они научатся также кричать  о
том, что нам нужна свобода и независимость. Неслыханно тягостно было по-
ложение нашего народа после 1918 г. Но как ни горько было положение в то
время, "общественное мнение"  преследовало  самым  безжалостным  образом
всякого, кто осмеливался предсказывать то, что затем неизбежно  наступа-
ло. Наши руководители были столь же жалки, сколь и самонадеянны. Их  са-
момнение не знало пределов особенно тогда, когда дело шло о  развенчании
неприятных пророков. Полюбуйтесь на этих соломенных парламентских кукол,
полюбуйтесь на этих седельщиков и перчаточников (я говорю тут не о  про-
фессии, что в данном случае не имело бы значения), ведь эти политические
лилипуты всерьез взбираются на пьедестал и оттуда поучают всех остальных
простых смертных. Нужды нет, что этакий  "государственный  деятель"  уже
через несколько месяцев оскандалится настолько, что за границей над  ним
все смеются. Все кругом видят, что этот "деятель" совершенно запутался и
никакой дороги сам не знает; но это не мешает ему по-прежнему оставаться
на своем месте и высоко держать голову. Чем более никудышными оказывают-
ся эти парламентские деятели современной республики, тем бешенее пресле-
дуют они всех, кто чего-нибудь от  них  еще  ожидает,  кто  констатирует
бесплодность их "просвещенной" деятельности и в особенности тех, кто ос-
меливается предсказать, что эта деятельность и в дальнейшем  ни  к  чему
хорошему не приведет. Но когда  этакий  парламентский  фокусник  оконча-
тельно пригвожден и когда он не может уже больше скрывать полного фиаско
своей деятельности, тогда  он  непременно  найдет  тысячу  причин,  дол-
женствующих извинить его неуспех. Одного только никогда не признает  та-
кой "государственный деятель" - а именно того, что главной причиной всех
несчастий является прежде всего он сам.
 
   Зимою 1922/23 г. уж во всяком случае  все  должны  были  понять,  что
Франция  и  после  заключения  мира  продолжает  с  железной  последова-
тельностью добиваться тех целей, которые она поставила себе с самого на-
чала и которых при заключении Версальского мира полностью  не  добилась.
Кто в самом деле поверит, что четыре с половиной года Франция  приносила
тягчайшие жертвы и не жалела своей крови только для  того,  чтобы  после
этого взыскать соответствующие репарации за причиненный ей ущерб. Вопрос
об одной Эльзас-Лотарингии не мог пробудить такой энергии  у  французов.
Нет, если они воевали с таким напряжением сил, то это только потому, что
проблема ЭльзасЛотарингии была для них только частью той большой полити-
ческой программы, которую пишут на своем  знамени  иностранные  политики
Франции. В чем заключается эта большая  программа?  Ясно  в  том,  чтобы
раздробить Германию на ряд маленьких государств.  Вот  за  что  действи-
тельно боролась шовинистская Франция - что. однако, не мешало ей на деле
превратить свой собственный народ в ландскнехта  интернационального  ев-
рейства.
 
   Франция и действительно достигла бы этой своей цели, если бы, как  на
то в Париже вначале надеялись, вся борьба разыгралась на немецкой терри-
тории. Представим себе только на одну минуту, что кровавые сражения  ми-
ровой войны разыгрывались бы не на Сомме, не во Фландрии, не в Артуа, не
вокруг Варшавы и Нижнего-Новгорода (? Ред.), Ковно, Риги и т.д.,  а  ра-
зыгрывались бы в Германии на Руре, на Майне, на Эльбе, вокруг Ганновера,
Лейпцига, Нюрнберга и т.д.,Г и тогда мы должны будем признать, что в та-
ком случае раздробление Германии было бы  вовсе  не  исключено.  Большой
вопрос, смогло ли бы наше молодое федеративное государство в течение че-
тырех с половиной лет выдерживать такое испытание, которое оказалось  по
плечу Франции с ее единственным крупным центром - Парижем и с ее  много-
вековой централизацией. Что эта величайшая  борьба  народов  разыгралась
вне границ нашего отечества, - в этом бессмертная заслуга  нашей  старой
армии и великое счастье для всего нашего немецкого  будущего.  Я  твердо
убежден, что если бы это было не так, то мы теперь не имели бы уже  Гер-
мании, а имели бы только кучку отдельных "немецких государств". С содро-
ганием сердца думаю я часто, что такая перспектива была возможна. Только
когда прикинешь умом, к чему все это могло бы привести, приходишь к  вы-
воду, что кровь наших павших друзей и братьев пролилась все-таки не сов-
сем напрасно.
 
   Цель, которую преследовала Франция войной, таким образом не  осущест-
вилась. В ноябре 1918 г. Германия, правда, потерпела молниеносное круше-
ние. Однако в момент, когда внутри страны у нас разыгралась  катастрофа,
немецкие армии все еще стояли на территории враждебных государств,  про-
никнув близко к их жизненным центрам. Первой заботой Франции в  тот  мо-
мент было не столько полное раздробление Германии, сколько вопрос о том,
как бы поскорее освободить территории Франции и Бельгии от немецких  ар-
мий. Первой заботой парижского правительства по  окончании  войны  таким
образом стало Г разоружение германских армий и отправление их как  можно
скорее в пределы Германии. Лишь во вторую очередь французское правитель-
ство могло подумать о том, как бы достигнуть тех целей войны, во имя ко-
торых и начата была вся борьба. Но в этом  последнем  отношении  Франция
была до известной степени парализована. Англия  со  своей  точки  зрения
могла уже в этот момент считать, что она  своих  целей  войны  полностью
достигла, ибо она добилась уже того, что Германия потеряла свое  колони-
альное и торговое могущество и стала державой лишь второго ранга. Англия
отнюдь не была заинтересована в том, чтобы совершенно уничтожить без ос-
татка Германию, как единое государство. Напротив, Англия  не  могла  .не
желать, чтобы в лице Германии на континенте все  же  остался  достаточно
сильный соперник Франции. Вот почему французскому правительству пришлось
с помощью решительной политики в мирный период добиваться тех же  целей,
которые ставила война. Вот почему заявление Клемансо, что для  него  мир
означает только продолжение войны, не было пустым словом.
 
   Французы решили, что им остается только один путь:  систематически  и
неуклонно они будут потрясать наше государство всякий раз, как  к  этому
представится возможность. Постоянными  требованиями  все  более  оконча-
тельного разоружения Германии, с одной стороны, и грабительскими  эконо-
мическими требованиями, с другой, французы систематически  подкапываются
под наше государственное единство. Чувство национальной чести в Германии
постепенно отмирает и на этом фоне экономический гнет и вечная нужда мо-
гут повести к особенно опасным политическим последствиям. Если бы  такой
политический гнет и экономический грабеж продолжались 10Г20 лет, то  это
должно было бы неизбежно погубить даже самый сильный государственный
   организм. И вот на этих путях цель, которую преследовала Франция вой-
ной, была бы тогда осуществлена.
 
   Зимою 1922/23 гг. эти подлинные намерения Франции были уже  до  конца
обнажены. Германии оставались только две  возможности:  либо  наш  госу-
дарственный организм окажется  настолько  стойким,  что  зубы  французов
должны будут притупиться, либо мы  решимся  на  активное  сопротивление,
воспользуемся для этого особенно убедительным поводом, перевооружим  наш
государственный корабль (что раньше или позже  все  равно  неизбежно)  и
ударим против врага. Этот последний исход, разумеется, означал бы борьбу
не на жизнь, а на смерть. Сохранить себе жизнь мы могли бы  лишь  в  том
случае, если бы нам удалось предварительно настолько  изолировать  Фран-
цию, что эта вторая война являлась бы уже не войной Германии против все-
го остального мира, а защитой Германии против Франции,  ставшей  угрозой
для всего мира.
 
   Так стоит вопрос. И я твердо убежден, что раньше или  позже  наступит
именно этот второй случай. Никогда я не поверю, чтобы намерения  Франции
по отношению к нам могли измениться. Не поверю потому, что намерения эти
в последнем счете вполне соответствуют  интересам  самосохранения  фран-
цузской нации. Если бы я сам был французом и  величие  Франции  было  бы
мне, стало быть, столь же дорогим, сколь святым является для меня сейчас
величие Германии, я в конце концов поступал бы  так  же,  как  поступает
Клемансо. Франция постепенно теряет свое народонаселение; Франция теряет
свои лучшие в расовом отношении элементы. При таких обстоятельствах  вы-
мирающая французская нация может сохранить свое значение на земле лишь в
том случае, если Франции удастся раздробить Германию. Французская иност-
ранная политика может тысячу раз меняться,  но  в  конце  концов  самыми
кружными путями она неизбежно придет все к тому  же:  план  раздробления
Германии не может не оставаться предметом ее самых страстных и  заветных
стремлений. И вот при таких обстоятельствах, по нашему мнению, совершен-
но неправильно  думать,  будто  чисто  пассивная  тактика,  направленная
только на то, чтобы самим как-нибудь продержаться, при каких  бы  то  ни
было обстоятельствах может надолго оказаться целесообразной, раз Франция
активно и неуклонно продолжает проводить свою линию.  До  тех  пор  пока
вечный конфликт между Германией и Францией будет разрешаться нами только
в форме обороны, он никогда на деле разрешен не будет.  Результат  может
получиться только один: с каждым столетием Германия будет терять одну за
другой все новые и новые позиции. Присмотритесь к тем изменениям,  какие
претерпели наши языковые границы с XII века, и вы убедитесь, как  трудно
рассчитывать на успех такой установки, которая стоила нам уже таких гро-
мадных потерь.
 
   Нужно, чтобы Германия полностью и до конца поняла, что  ее  жизненная
воля не должна ограничиваться только пассивной обороной.
 
   Нужно понять, что мы должны наконец собрать все свои силы для  актив-
ной борьбы с Францией, для последнего решительного боя. Нужно, чтобы мы,
немцы, точно и ясно сформулировали те великие конечные цели, которые  мы
будем преследовать в этом бою. Только тогда сможем мы действительно  до-
вести дело до конца и прекратить вечную бесплодную борьбу между  нами  и
Францией, стоившую нам столь многих жертв. Все это, разумеется, при  том
предположении,  что  в  уничтожении  Франции  Германия   увидит   только
средство, которое затем должно открыть нашему народу возможность  завое-
вать себе новые территории в другом месте. Ныне мы имеем только 80  мил-
лионов немцев во всей Европе! Нашу иностранную политику можно будет наз-
вать правильной лишь в том случае, если в  течение  нескольких  десятков
лет на нашем континенте будет жить уже не менее 250 миллионов  немцев  и
при том жить не в тесноте, как фабричные кули, работающие на другие  го-
сударства, а как крестьяне и рабочие, взаимно дополняющие друг  друга  в
творческом труде.
 
   В декабре 1922 г. взаимоотношения между Германией  и  Францией  снова
обострились в угрожающей степени. Франция решила прибегнуть к новым  чу-
довищным вымогательствам, и для этого ей понадобилось в виде залога зах-
ватить еще ряд других наших территорий. Раньше чем произвести  очередной
экономический грабеж Франции нужно было оказать на нас новое  политичес-
кое давление. Чтобы легче покорить "непокорный" немецкий народ под новое
ярмо, французы сочли необходимым захватить один из наиболее важных наших
нервных узлов. Захват Рурского бассейна имел задачей не  только  оконча-
тельно сломить Германии хребет в моральном отношении, но и  создать  для
нас такие хозяйственные затруднения, которые побудили бы  нас  взять  на
себя любые, хотя бы самые тяжелые  обязательства.  Согнуть  или  сломить
Германию - такую задачу ставила себе Франция. И что же? Германия сначала
согнулась, чтобы со временем окончательно сломиться!
 
   В момент занятия французами Рурского бассейна судьба в сущности опять
протянула немецкому народу свою руку, открыв нам известные возможности к
возрождению. На первый взгляд занятие Рурского  бассейна  было  для  нас
громадным несчастьем; но при ближайшем рассмотрении оказалось,  что  это
событие, в сущности говоря, таило в себе  многообещающую  возможность  -
раз навсегда положить конец всем страданиям немецкого народа.
 
   Занятие Францией Рурского бассейна впервые  действительно  привело  к
внутреннему отчуждению между Англией и Францией. Это событие вызвало не-
довольство не только в кругах британской дипломатии,  которая  и  вообще
всегда относилась к союзу с Францией с холодным расчетом, но и  в  широ-
чайших кругах английского народа. Хозяйственные круги Англии  были  осо-
бенно недовольны этим происшествием и почти не скрывали  того,  что  они
чрезвычайно встревожены новым, совершенно  невероятным  усилением  фран-
цузских позиций на континенте. Ведь Франция получала  благодаря  занятию
Рурского бассейна такую военную  позицию  в  Европе,  которой  не  имела
раньше и сама Германия. Но мало того,  Франция  получала  еще  благодаря
этому такие могущественные экономические позиции, которые почти  обеспе-
чивали ей положение монополиста. Франция получала теперь в свои руки са-
мые крупные угольные шахты и железные рудники во всей Европе. Это прида-
вало Франции громадное могущество, ибо все знали, что Франция в  отличие
от Германии всегда привыкла вести очень активную иностранную политику. А
что касается военных доблестей французов, то в ходе мировой войны  Фран-
ция опять напомнила всему миру, что сражаться она умеет. После того  как
Франция заняла угольные бассейны Рура, Англия неизбежно должна была  по-
чувствовать, что все успехи, достигнутые ею в ходе мировой войны,  начи-
нают улетучиваться, как дым. Победителем в  действительности  оказывался
маршал Фош, а вовсе не британская дипломатия со всем  ее  трудолюбием  и
энергией.
 
   В Италии тоже переменилось против Франции настроение, которое со вре-
мени окончания войны и без того было не очень розовым. Теперь  неприязнь
уступила место настоящей ненависти. Приближался тот великий исторический
момент, когда вчерашние союзники могли назавтра превратиться в настоящих
врагов. К сожалению у нас не повторилось то, что мы видели на  Балканах,
когда союзники во второй балканской войне внезапно оказались  по  разные
стороны баррикады. Если у нас дело обернулось не так, то это потому, что
у Германии не оказалось своего Энвера паши, но зато оказался  рейхсканц-
лер Куно.
 
   Захват французами Рура  открывал  нам  благоприятные  перспективы  не
только в области внешней, но также и в области внутренней политики. Зна-
чительная часть нашего народа, которая до сих пор  под  влиянием  лживой
прессы верила в то, будто Франция все еще является поборницей  прогресса
и свободы, теперь освободилась от этого обмана. Весною 1923 г.  повтори-
лось нечто похожее на июльские дни 1914 года. Все мы хорошо помним,  как
к моменту начала войны мечта об интернациональной  солидарности  народов
внезапно улетучилась из голов немецких рабочих. Все мы помним,  что  не-
мецкие рабочие стали тогда в общие ряды, чувствуя, что только при  спло-
чении наших сил мы не падем жертвою более сильного врага. Нечто подобное
могло повториться и в момент занятия Рурского бассейна французами.
 
   Когда французы начали осуществлять свою угрозу и сначала робко и  ос-
торожно стали продвигать свои полки на  наши  территории,  для  Германии
пробил великий решающий час. Настроение в Германии менялось с минуты  на
минуту. И если бы в этот момент наш народ сумел претворить эти  настрое-
ния в серьезные действия, то Рурский бассейн смог бы стать  для  Франции
тем, чем в свое время стала Москва для Наполеона. Для Германии создались
только две возможности: либо покориться судьбе и подчинится