х,  врезался головой в потолок. Но что-то его удержало.
Вот она,  смертушка,  подумалось Грумсу,  она,  оказывается,
приходит вместе с легкостью,  с парением,  ты  превращаешься
сперва в воздушный шарик, тебя тянет ввысь... ну, а потом? А
потом - суп с  котом!  Так  мрачно  завершилось  рассуждение
Грумса.  Потом душа и вовсе отлетает от тела, уходит туда, в
небеса!  А тело плюхается, замирает, его подбирают, кладут в
ящик  и при скоплении зевак зарывают в землю,  чтоб глаза не
мозолило живым!  Да,  именно так!  Он почти уверовал в собс-
твенное предположение. Но пришла мыслишка, которая отрезвила
Грумса. Он вдруг вполне резонно отметил - а с чего ты, прия-
тель,  взял, что твоя паршивая, грешная душонка, которая вся
в дерьме по самые уши,  если у нее есть уши, должна взлететь
в небесную синь?!  Нет,  ей дорога в обратную сторону, вниз,
под землю!
     Грумс сразу  обрел способность рассуждать трезво.  Нет,
он не помирает.  Тут дело в другом. Он чуть пошевелил рукой,
и она взлетела вверх,  словно ее подтолкнули снизу. Тогда он
вцепился в подлокотник кресла, потянул его на себя - то лег-
ко поддалось. Одной рукой он поднял тяжеленное кресло, почти
не ощущая его веса.
     Грумс все понял - чудес не бывает, это действие шарика.
Но он сообразил и кое-что другое: если это допинговое средс-
тво, и он сейчас в состоянии необычайного подъема всех внут-
ренних сил,  то со временем наступит и обратное, он впадет в
бессилие,  как  и бывает обычно - сколькие спортсмены отдали
свои жизни из-за страсти к рекордам!  И он решил  не  напря-
гаться,  надо было спокойненько поглядеть! - надолго ли хва-
тит этого стимулятора, каковы будут последствия.
     И все  же  он решил испытать себя еще разок - присел на
корточки, сжал рукой ножку стола. С ним пришлось повозиться.
И  все  же старинный массивный стол,  сработанный на совесть
лет восемьдесят назад,  имеющий две огромные тумбы  со  мно-
жеством  ящиков  и  непомерную,  резную по краям столешницу,
медленно поднялся в воздух.  Грумс встал, вытянул руку вверх
- стол,  словно прямоугольный,  выточенный из черного дерева
дирижабль завис над его головой. Это было сказочное зрелище.
     Грумс осторожно опустил стол на прежнее место. Плюхнул-
ся в кресло.  Он полез было в карман за  своим  вечно  мятым
клетчатым платком,  чтобы вытереть испарину на лбу привычным
жестом.  Но почти сразу же остановил движение руки, коснулся
ею лба - никакой испарины не было, лоб был абсолютно сух.
     Он никогда не слыхал о существовании таких  мощных  до-
пинговых средств.  Это было фантастикой.  Но это было!  Себе
Грумс верил.
     Неужели эта  старая злая ведьма,  эта сумасшедшая баба,
свихнувшаяся в глуши,  была права?!  Или он тоже свихнулся?!
Нет,  не может быть,  он полностью отдает себе отчет.  И все
же...  Ничего подобного на Земле быть не могло. Это была не-
земная штуковина! И он ее по дурости сожрал, проглотил! Черт
бы побрал его любопытность!
     Но мысли  почти  не отвлекали Грумса от анализа произо-
шедшего.  Он судорожно искал ответа на единственный вопрос -
кто там был, у нее, у этой карги?! А в ушах стоял ее скрипу-
чий раздраженный голос:  "Это был не человек!  Понимаете, не
че-ло-век!!!"

     Киму понадобилось не больше десяти минут  лету,  прежде
чем  анализатор  засек  наличие следов Проклятого.  Пришлось
свернуть на северо-восток,  совсем на немного - чутье его не
подвело.
     Ким еще не знал,  что именно его ожидает. Но он был го-
тов ко всему.  И когда с высоты сотни метров внизу открылась
ухоженная  поляна  с  двухэтажным домом посредине и аккурат-
неньким заборчиком с рядом матч-прожекторов, он тут же спус-
тился.
     Анализатор указал место, где были рассыпаны шарики сти-
муляторов.  Ким  подобрал три штуки,  распихал по карманам -
пригодятся.  Но анализатор не умолкал,  слал команды в мозг.
Теперь объект, представляющий некоторую опасность, находился
не снаружи, а внутри дома. И даже не объект, а субъект - жи-
вое существо.  Это было сложнее и непредсказуемее.  Но и это
не могло остановить Кима.
     Оправив обмундирование,  отряхнувшись немного и пригла-
див ежик волос, он прошел через калитку к двери, постучался.
     - Кого  там  черт несет ночью?!  - послышался ворчливый
старческий голос.
     - Служба, мадам! - ответил Ким учтиво.
     - Вы что,  с ума посходили? А ну, убирайтесь вон! Не то
я стрелять буду... и в полицию позвоню. Вон!
     - Зачем же звонить, когда к вам и так пожаловали из ве-
домства охрану спокойствия граждан,  мадам? - предельно веж-
ливо проговорил Ким.  - Не беспокойтесь,  пожалуйста.  Я вас
очень прошу простить за визит в неурочный час, но мой верто-
лет застрял в трех милях  отсюда.  Мне  пришлось  добираться
пешком,  мадам, это было непросто сделать, я голоден, устал,
мне негде остановиться на ночлег.
     Скрип половиц  подсказал  Киму,  что хозяйка спустилась
вниз.
     - Тут  были уже и из полиции,  и из армейской разведки!
Хватит заниматься ерундой! Убирайтесь вон!
     - Выбросьте хотя бы циновку какую-нибудь или одеяло, не
на земле же мне спать возле вашего дома!  - голос Кима проз-
вучал жалобно, почти плаксиво.
     Из-за двери послышался кашель, сопенье.
     - А вы не бандит,  из этой шайки,  а?  Смотрите, у меня
револьвер заряжен! И я не промахнусь!
     - Нет,  мадам,  я  уверяю вас,  что я не грабитель и не
убийца.  Откройте!  - Киму надоело уже терять время.  Он был
готов и на более крутые меры.
     Но дверь распахнулась. На пороге стояла невероятно пос-
таревшая вдова Савинская - полуодетая,  обрюзгшая,  с прова-
лившимися глазами.
     - Черт с вами, заходите!
     Никакого револьвера в ее руках не было.
     - Спасибо.
     Ким прошел к столу и сел на скрипучий стул.
     - Чайку, если можно! - попросил он. Старуха заворчала:
     - Вот все так,  придут, нагрубят, нахамят, а еще и про-
сят чего-то! Чай им подавай! Обойдетесь!
     - Но,  мадам, зачем же всех в одну кучу... - начал было
Ким.
     - А куда еще?!  - очень просто ответила Савинская.  Она
была в серенькой ночной рубахе и наброшенной поверху цветас-
той шали. И все-таки она расщедрилась, вытащила из ящика бу-
тылочку прохладительного. Ким глотнул, поморщился.
     - Однако...
     - Вы спать просились!  Видите, там вон, в углу лежанка?
Идите и спите!
     - Два вопросика перед сном,  мадам,  - Ким широко улыб-
нулся и его узкие глаза превратились в щелки.
     - Ну уж нет! Хватит!
     - Я вас не задержу.
     Савинская вгляделась в гостя своими непроницаемыми чер-
ными глазами, наморщила лоб.
     - Что-то вы не очень-то похожи на полицейского.  Навра-
ли, небось?!
     Ким посерьезнел, улыбка мигом слетела с его лица, широ-
коскулого и желтого.
     - Вы правы,  я из другого ведомства, но не менее солид-
ного.  И потому прошу отвечать на вопросы без утайки, мадам.
У нас не принято дипломатничать. Итак, коротко: да - да, нет
- нет!
     - Я спать хочу!  - зло сказала Савинская. - Чего привя-
зались?
     - Как выглядел тот,  кто приходил к вам тогда, вы пони-
маете, о ком я говорю?
     - Сколько можно трепаться об одном!  У вас там тыщи чи-
новников сидят! Что ж теперь, каждый будет приходить сюда, и
каждому все заново рассказывать?! Умники нашлись!
     Ким сделал еще глоток из бутылки. Такой вредной женщины
он  не  встречал на Земле.  Видно,  нет толку на нее тратить
время, надо иначе.
     Но Савинская вдруг ответила;
     - Это был не человек,  я уже сто раз объясняла всем ва-
шим олухам! Это был...
     - Кто?
     Савинская молчала. Рот у нее был раскрыт. В глазах зас-
тыл ужас. Она смотрела на голые ноги Кима.
     - Кто, мадам?!
     - Разве ваши ходят босиком?  - спросила она, еле шевеля
языком.
     - Какое это имеет значение,  мадам. Я снял сапоги, чтоб
удобнее было идти через лес,  ведь я вам уже говорил об ава-
рии.
     Савинская была бледна как сама смерть.  Она наконец до-
гадалась, кто перед нею сидит.
     - Тот тоже был босиком,  - пролепетала она, - но у него
были черные когти вместо ног.
     - Так вы все-таки видели его,  - утвердительно произнес
Ким.
     Савинская молчала.  Казалось, на глазах у нее прибавля-
ется седины в волосах.
     Но Ким  не был любителем дешевых эффектов.  С него было
достаточно того, что он узнал. Пора было закругляться.
     Он встал  и  пристально поглядел на оцепеневшую Савинс-
кую.
     - Вы ничего не помните!  - произнес он твердо,  с нажи-
мом. - Повторите!
     Савинская с помертвевшим лицом и застывшими скрюченными
руками, которыми за секунду до того пыталась ослабить давле-
ние ворота рубахи, синюшными губами пролепетала:
     - Я ничего не помню. Я ничего не помню. Я ничего...
     - И никогда не вспомните!
     Губы Савинской сжались в ниточку.  Она была  на  грани,
казалось, вот-вот рухнет на пол.
     - Повторите!
     - И никогда не вспомню. И никогда...
     Ким провел рукой перед ее лицом.  Потом  прислушался  к
анализатору - тот помалкивал, все было спокойно и тихо.
     Он, мягко ступая босыми плоскими ногами, вышел с веран-
ды. Притворил за собой дверь. Один из важнейших и опаснейших
следов,  оставленный Навеки-Проклятым,  был заметен. Надежно
заметен.
     А Савинская, простоявшая в оцепенении столбом до самого
рассвета,  постепенно  пришла  в себя.  Легла.  И спала весь
день.  Впервые за все время после гибели мужа она спала спо-
койно.  Ее не мучали кошмары, не преследовали навязчивые го-
лоса,  не мерещилась в каждом углу жуткая нечеловеческая ро-
жа, усеянная черными пластинами, рожа с двумя круглыми пере-
полненными безысходностью глазами.

     Семь дней Пак Банга билась в жестоких  судорогах,  злые
корчи  полностью  овладели  ее телом и вытворяли с ним,  что
вздумается. И как только позвоночник выдерживал! Ее то скрю-
чивало  в  комок,  то  выгибало дверной пружиной - казалось,
хребет переломился и затылок вот-вот упрется в поясницу. За-
тем начинало сворачивать спиралью или вдруг распирать, будто
ей запихнули во внутренности свернутую резиновую  камеру,  а
потом принялись ее накачивать через шланг насосом. Пытка бы-
ла невыносимой!  Пак Банга орала,  визжала, вопила, пока был
голос.  Потом могла лишь хрипеть, сипеть и задыхаться. Глаза
вылезали из орбит,  суставы выворачивало.  Все тело  зверски
болело,  словно его и снаружи и изнутри продырявливали тыся-
чами тупых шипов. Не болела лишь голова. Но в ней была такая
смертная тоска, в ней поселился такой леденящий ужас, что по
сравнению с ними все физические муки  были  вполне  терпимы.
Вот  уже семь дней она не могла заснуть ни на единую минуту.
Явь сменялась кошмарными наваждениями,  наваждения явью, все
перепутывалось, смешивалось... Хреново было без ширева!
     Проклятые легавые упрятали-таки ее  в  психушку!  Опять
упрятали!  Хотя  она давала себе слово,  что лучше подохнет,
лучше пустит себе пулю в лоб или перегрызет собственные  ве-
ны,  но только не это!  И все же эти гнусные фараоны, подлые
твари прихватили ее на "тропе"! После перестрелки, после то-
го страшного видения,  когда отвратительное чудовище,  наск-
возь продырявленное и истекающее кровью, карабкалось по сос-
не,  а потом исчезло,  будто поднялось на небеса!  А Хромой,
спятивший прямо там,  на "тропе",  все продолжал  палить  из
своего  огромного ручного пулемета.  И его самого трясло!  А
над раскаленным стволом плавился воздух, она все видела! Она
и сама выпустила в мерзкую тварь обе обоймы из своей "малыш-
ки узи". Она не промахнулась ни разу. Но тварь все же смота-
лась!  И вот тогда она поплыла - уже по-настоящему, перебра-
лась в мир грез и видений,  слишком велика была доза!  Пере-
борщила  она  тогда.  Иначе  бы живой они ее не взяли!  У-у,
проклятущие легавые!  Они всегда являются в самое неподходя-
щее время!  Ну да ничего,  Пак еще с ними посчитается, ей бы
только оклематься,  только бы отойти!  Еще неделька - а  она
знала  это по опыту - и она или начнет выправляться,  а тог-
да...  Тогда ей еще многое придется сделать, придется и пос-
читаться кое с кем!  Теперь Пак подыхать не хотела!  Это вот
если бы сразу,  тогда ништяк!  Тогда в кайф! Но после всего,
что она вынесла,  после недели жутких мук - нет уж, фигушки,
теперь она будет держаться! И этим падлам в белых халатах не
удастся ее угробить своей химией!  Она сама оклемается!  Вот
только бы продержаться!
     Вчера с нее сняли смирительную рубаху.  Но бинты на ру-
ках еще оставили.  Эти повязки были столь крепки и туги, что
она не могла их разодрать даже зубами.  Она каталась по оби-
той мягким пластиком камере,  билась головой об обшивку - да
все без толку, с таким же успехом можно было биться о пеноп-
ласт или морскую пену!  Трижды за эту неделю к ней  являлось
жуткое существо,  рычало на нее, выставив острые клыки, сви-
репо вращало круглыми глазами,  шевелило пластинами на голо-
ве,  тянулось  крючковатыми  когтистыми лапами к горлу...  И
всякий раз исчезало,  растворялось в воздухе.  Но было очень
страшно,  так  страшно,  что судорогой перехватывало горло и
она не могла даже хрипеть.  Пак была уверена,  что  если  бы
этим вонючим легашам и чокнутым докторишкам вкупе с раскорм-
ленными санитарами хоть разок явилась та тварь, все бы они с
благим матом разбежались из своих комнат и кабинетов, все бы
помешались,  и уж никогда бы они не высунули носа  из  собс-
твенной задницы!  Эти хмыри были храбрыми лишь с ней, безза-
щитной и больной!
     Но и помимо глазастой твари Пак навещали такие чудовища
и уродцы,  такие ей представлялись рожи,  лапы, когти и про-
чее,  что и не опишешь, и не перескажешь! Да еще голоса! Они
ее преследовали постоянно! Одни хрипели, рычали в самые уши:
тебе крышка!  ты сдохнешь,  сука!  ты уже подыхаешь!  бейся,
бейся башкой! выпрыгивай отсюда! Другие нашептывали изнутри:
ничего, Пак, все обойдется! ты только слушай нас! растворись
в своих видениях!  позабудь обо всем! не просыпайся! это бу-
дет вечный кайф!  Она боялась и тех голосов,  и других.  Она
всего боялась.
     И потому, когда дверь в камеру распахнулась и на пороге
застыли две обрюзгшие расплывшиеся фигуры в зелененьких  ха-
латиках, она вжалась спиной в мягкую стену, выставила вперед
обмотанные руки,  чтоб хоть как-то защитить себя, захрипела,
зашипела,  начала  плеваться  в  видения - вон!  убирайтесь!
сгиньте к чертовой матери! Ее снова начало трясти.
     Но видения не исчезли.
     Они приблизились.
     - Ну что,  Банга, прочухалась? - спросил ехидным голос-
ком врач, а может, и оборотень. - Мозги прочистились?!
     Она плюнула в него.  Но жирный врачеватель душевных ран
ловко увернулся. И представил другого.
     - Это из полиции,  Банта. Ты лучше не шути с ними, лад-
но?  Будь послушной девочкой, и через недельку мы тебя выпи-
шем.
     - Врешь,  сука! - прохрипела Пак. Другой толстяк, с ма-
леньким носиком и светленькими заплывшими глазками, предста-
вился:
     - Меня зовут Грумс!  Комиссар Грумс.  Я хотел бы задать
вам пару вопросов. Пак передернулась.
     - Сгинь нечисть! Сгинь!
     Врачеватель мягко улыбнулся.
     А Грумс вполне серьезно разъяснил:
     - Мы вам не мерещимся, Банга, мы тут на самом деле сто-
им!  Да и вы уже почти в форме. Так что давайте займемся де-
лом. Я не буду утомлять вас.
     - Тогда пусть этот хрен вкатит мне дозу,  иначе я гово-
рить не стану! - заявила Пак нетвердо.
     - Исключено! - ответил "хрен".
     - Все вы суки!  И говорить я с вами не буду! Выматывай-
тесь!
     - Это очень серьезное дело,  Банга, - проговорил следо-
ватель мягко, - я вам советую не упорствовать.
     - Я сказала, дадите ширнуться, тогда скажу! Нет, и раз-
говору нет!
     - Я тебе вкачу. Банга, вкачу! Но кое-что другое! Ты ма-
ло корчилась?! Еще хочешь?! - поинтересовался врачеватель.
     - Ну,  хотя бы косячок забейте,  дайте шмальнуть, - жа-
лобно протянула она, одеваясь, - хоть затяжечку, ну-у?!
     - Банга, ты же знаешь, мы тебе ничего не дадим, хоть ты
лопни!  Одно могу пообещать, я тебе сделаю инъекцию снотвор-
ного, и ты на сутки отключишься, лады?! Больше - ни-че-го!
     Предложение было заманчивым. Пак сдалась.
     - Лады!  - прохрипела она.  - Смотри не обмани  только,
душегуб чертов! Не верю я всем вам!
     - Как знаешь, Банга, как знаешь, - врачеватель повернул
голову к Грумсу.  - Приступайте, комиссар, она будет послуш-
ной девочкой.
     Грумс огляделся растерянно - сесть было не на что. Вра-
чеватель понимающе развел руками,  дескать, тут не положено.
И отступил к двери, которая так же была обита мягким пласти-
ком.
     - Расскажите  мне,  что произошло в тот день.  С самого
утра и до... до того, как вас увезли.
     Пак вздохнула.  Она  не  могла сосредоточить взгляда на
чем-то одном,  пусть это была даже фигура следователя, глаза
ее блуждали по всей камере.  Но память-то не отшибло.  И она
начала:
     - В тот день я подыхала без ширева! Хромой мне дал нем-
ного.
     - Оружие тоже он дал?
     - Ты у него спрашивай,  легавый! Я за себя говорить бу-
ду, понял?! Пак Банга еще не ссучивалась ни разу! Так что ты
меня не зли, легаш!
     Грумс поморгал белесыми ресницами. Успокаивающе помахал
рукой.
     - Ладно,  Банга, ладно. Толкуй по делу. Меня не интере-
суют ваши делишки. Меня интересует этот тип, ты понимаешь, о
ком я?!
     - Этот хмырь не наш,  комиссар!  Я за него отвечать  не
собираюсь!  - Пак задумалась.  - Вы меня не ввязывайте в эти
дела, откуда мне знать, на кого он работает?! Может, это по-
литика?!  А мне не хрена шить скользкие делишки! Я, легавый,
не той масти!
     Грумс снова успокоил ее. Он знал, как себя вести с эти-
ми наркотами и шмаровозами,  он с ними третий десяток возил-
ся,  знал все их нравы,  привычки. Народец был шебутной, ко-
нечно,  но не такой уж и страшный, как его описывали в рома-
нах.
     - Расскажи,  что он из себя представлял,  и не бойся, я
тебе слово даю,  что толковища среди ваших из-за этого парня
не будет,  тебя никто,  Банга, не тронет. А политику оставим
политикам,  какое нам дело до них,  верно, Банга? Нам ведь с
тобой наплевать на этих яйцеголовых умников!
     Пак скривилась, почесала ухо обмотанной рукой.
     - Не-е,  вы лучше колите Хромого, он вам все расскажет.
Он за стопку монет мать продаст.
     Грумс снисходительно, по-отечески уставился на Пак.
     - Твой подельник, Банга, сидит в соседней палате и пус-
кает пузыри из носа. Он уже обгадил там все, прислуга не ус-
певает выносить. Вон, доктора, - он кивнул на жирного враче-
вателя в халате, - хотят его привязать к параше, чтоб так на
ней и сидел! Чего говорить с безумцем, Пак?!
     То, что Хромой трехнулся, Пак видала еще на "тропе". Но
она думала,  что старый жадный боров оклемается.  Но, видно,
комиссар не врал!
     - Ну,  хорошо.  Слушай! Эта харя бежала по тропе, когда
мы с Хромым вылезали из щели.  Она бежала прямо на нас. Но я
не стреляла в него,  комиссар,  - соврала Пак. - Это все он,
Хромой,  он перепугался до смерти. Он палил в эту тварь! Так
можно  палить  в целый батальон солдатни.  Он расстрелял все
боезапасы.  Но он ее не укокошил,  комиссар.  Я сама видала!
Все вышли целыми,  так что мокрого здесь нету, комиссар! Или
он сдох потом?
     - Кто? - поинтересовался Грумс.
     - Ну, этот... эта тварь, она сдохла?
     - Я ее или его не видел,  Пак, потому тебя и спрашиваю,
- проговорил Грумс совсем ласково, по-приятельски. - Пак, не
надо трясти коленками, я вовсе не собираюсь лепить из тебя с
Хромым мокрушников. Мне вообще до тебя дела нету, пускай то-
бой доктора занимаются, поняла? Меня интересует лишь тот па-
рень. Рост, вес, внешний вид. Что за маска на нем была?
     Пак наконец заставила себя сосредоточить взгляд на сле-
дователе,  на его пухлом белом лице.  Это ей стоило огромных
усилий.
     - Чего ты хреновину порешь,  легавый!  Какая маска?!  У
нее была рожа,  как в фильмах ужасов, еще хуже - какая-то...
знаешь, как у большой круглоголовой ящерицы, понял! Она была