все тут! - сказал он с ленцой. - Кретины без-
мозглые...
   Безмозглый Бандыра обидчиво заворчал,  поежился.  Но Паку
до него дела не было.
   - Кончать! Да это любой обалдуй сможет. А мы над ним опыт
проделаем!  Думаете, он что, просто так зеркала по всему го-
родишку колотит?  От нечего делать, да? Остолопы вы, вот что
я вам всем скажу!
   - Да ладно уж,  - пробурчал Пеликан Бумба,  он был второй
по уму в этой компании, но скромный. - Не тяни.
   - А чего тянуть?  - покладисто провозгласил Пак. - Мы щас
зеркальце поставим перед ним да поглядим - в чем дело! Ясно,
тупари?
   До большинства не дошло, но и они закивали.
   Огромное зеркало водрузили прямо перед невыносимо мерзкой
пакостной рожей чудовища.  Пошевельнуться, отпихнуть зеркало
да и просто отвернуться оно не могло, путы мешали.
   Когда зеркало установили, все расступились, словно по ко-
манде, хотя ее и не было.
   С полминуты чудовище перекатывало водянисто-желтые,  мут-
ные глазные яблоки под сырой прозрачной кожей отвратительной
морды.  Потом кожа полопалась, источая вонючую зелень, сразу
в трех местах,  глазища прорвались наружу, налились красным.
Бесчисленные жвала задергались, задрожали, покрываясь желтой
пузырящейся массой,  распахнулся смрадный багровый зев, усе-
янный зеленоватыми бородавками и бледными шевелящимися поли-
пами... И чудовище дико, надрывно взревело.
   Но длилось это недолго.  Глаза тут же пропали под  кожей.
Зев закрылся. Из сомкнувшихся жвал пробулькало:
   - Дураки вы все же! И гады порядочные!
   Гурыня-младший громко расхохотался. На него реакция чудо-
вища произвела самое приятное впечатление.
   - Ура Паку! Молодчага! Это надо ж умыслить такое! Вот го-
лова, вот ум!
   Умный Пак помалкивал. Он был доволен собою. Знал, что чу-
довище выбрало самую простую тактику - не смотреть в  зерка-
ло.  Так,  будто его и нет вовсе. Но Пак знал и другое - всю
жизнь-то не просидишь с закрытыми глазами!
   И они решили ждать. Устроились поудобнее. Послали Волоса-
того Грюню в поселок, разжиться чем-нибудь съеетным. Но Грю-
ня совсем пропал,  видно, заснул по дороге. Ничего, терпели,
развлекались,  побрасывая камушки в  чудовище,  пересказывая
давно всем знакомые истории и байки.
   До вечера чудовище лишь дважды выкатывало свои  бельма  и
ревело  жутким образом,  дергалось,  пыталось вырваться - не
получалось. Веселью не было ни конца ни края.
   Но к ночи все устали и решили отложить развлечение до ут-
ра. Утомленные и довольные, разбрелись по домам.
   "Ушлепали. Дурачье!  И  этого недобитка своего,  Хряпалу,
уволокли.  Подонки! Ублюдки! И все же что взять с этих маль-
чуганов?!  Они хоть говорить не разучились, не то что их па-
паши и мамаши.  Те долакались,  доприсасывались -  последние
мозги порастеряли. А впрочем, какое мне дело. Наплевать!"
   Чудовище медленно высвободило одну конечность, пропихнуло
ее в ячейку и с легкостью выдернуло из заросшего землей пола
ближайший крюк.  Все это оно проделало с закрытыми  глазами,
на ощупь.  Следом за первым повыскакивали из стен и пола еще
несколько крюков.  Натяжение сети ослабло. Чудовище тяжело и
прерывисто  вздохнуло,  судороги прокатились по его крупному
телу.
   "Умники, хитрецы!  Другой  надавал  бы вам ту-,  маков да
шлепков,  чтоб неповадно было. Да теперь уж ладно, чего там.
Попробуй-ка  я  побушевать в этом каменном ущелье,  помахать
щупальцами - да половина из них костей бы не собрала,  приш-
лось бы потом соскребать со стен! Но не понимают, не сообра-
жают!  Думают,  победили,  поймали! Мелюзга! Злобные растут,
дикие и беспощадные.  Но других-то нет, и этих осталось - по
пальцам перечесть.  А что они народят?  Поди-ка угадай! Гля-
дишь,  и я со временем в красавцах ходить буду. Да что с них
возьмешь! Кто из них читать выучился? Никто! Даже этот, хит-
ренький,  с хоботом, не смог сладить! Да и кто их научить-то
мог! Так, я думаю, еще два, от силы три поколения - и некому
будет у труб вахту нести. Хотя, черт их знает, бабка говори-
ла,  время от времени снаружи к нам подбрасывают всяких там,
сброд разный, что во внешнем мире по своей пакостности и уб-
людству не удержался. Вот их-то и к нам, под колпак, на раз-
вод.  А кто знает,  может, на этом только и держится? Может,
никого бы уже давным-давно не осталось в  резервации,  кроме
механизмов  да всяких там автоприслужничков на подземных за-
водах и в хранилищах?  Никто ничего толком не знает.  А они,
мальчишки эти, и вовсе слыхом не слыхали про внешний мир. Да
и кто им раскажет?  Если и видали, так туристов одних, когда
те по своим трапам разгуливали.  Да и то наверняка ничего не
поняли.  Только я их в этом не виню.  Им  кажется,  что  все
здесь  всегда  так  и  было,  что так везде есть и так оно и
должно быть.  Олухи несчастные!  Откуда им знать! Никогда не
прощу  своим,  что выродили меня такого на свет!  И то,  что
жить оставили! А пуще всего, что бабка с матерью читать нау-
чили  да порассказали много всего разного.  Они-то сохранили
кое-что,  они сами к краникам не прикладывались,  тем, что у
труб. Только таких ведь больше не найти, уж в нашем местечке
- точно!  Выучили,  рассказали...  Дескать, чтоб хоть кто-то
память хранил.  А зачем?  Кому все это надо?!  Я когда читал
всю эту муть - а я ведь читал и днями и ночами,  подбирал  в
развалинах книжки, журналы и читал - так вот, когда я грезил
над этими желтыми страничками,  я себя таким же ощущал,  как
те,  что писали,  и как те,  что на картинках были! А как же
иначе, ведь в голове у нас - одно!  А когда-то и все  у  нас
одно было! За что же, за что? Я ж после этих грез ненавидеть
стал не только себя, а всех! Всех до единого! Но больше все-
го я ненавижу свое отражение!  Мир не видывал ничего пакост-
нее и страшнее!  Меня начинает трясти,  рвать,  когда я вижу
себя  в  зеркале!  Меня выворачивает наизнанку,  и я не могу
терпеть этой муки!  И потому я буду  их  разыскивать  везде,
повсюду,  находить,  вытаскивать, выкапывать - и бить, бить,
бить! Пускай смеются и издеваются! Я знаю, что не то что лю-
бить и терпеть, а и просто выносить меня невозможно. Но раз-
ве я в этом виноват?  Пока я был маленьким, бабка и мать еще
терпели меня, ходили за мной. А потом и они сказали, чтобы я
"убирался из дому,  - кто хочет жить вместе с чудовищем, под
одной дранкой,  в одной тесной землянке? Кто?! Ну да ничего,
наплевать!  Я уже знаю, что буду делать. А вот эти несмышле-
ныши?  Они как дальше-то?! У них нет ничего, ни прошлого, ни
будущего.  И откуда им знать,  что раньше здесь была большая
страна,  жило много народу, росли леса, текли реки? Конечно,
и я не видал ничего из этого,  но я столько прочитал и прос-
мотрел,  что как будто бы и видал. Во всяком случае, я знаю.
Но мне трудно представить,  чтоб среди этих развалин потекла
вдруг река.  Голубая,  чистая вода?  Тут и цветов таких нет.
Тут развалины и трубы,  трубы,  трубы... На черта им столько
труб?!  Все чего-то гонят из-под земли, из хранилищ. Все го-
нят и гонят. Я и не знаю толком - что. Когда прорвало отцову
трубу,  его стометровый участочек они вдвоем с матерью обха-
живали.  Прорвало-то - всего ничего, струйка одна и пшикнула
- а папашу заживо сварило.  Вот так!  Только у него штукови-
на-то эта, что с рождения всаживают под кожу и при совершен-
нолетии подправляют,  когда к трубе уже допущен, так вот она
и сработала. Мигом железный прислужничек приперся, мигом все
заварил.  А на хрена тогда папаша нужен был, я спрашиваю? За
каким чертом?! Хотя и чего ему свет коптить было, он ведь из
краника  исправно высасывал порцию - уже и не говорил,  и не
пел, лишь хихикал все да на карачках вдоль трубы ползал! Так
мать говорила.  Сам не помню. Зато, рассказывал там, за кол-
паком,-никаких труб,  все чистенько,  все свеженько! Никаких
заводов  и  хранилищ.  Красота!  Я,  правда,  в эти байки не
очень-то верю.  Как это без труб?! Так не бывает! Но мало ли
чего! И  в  книгах тоже разное пишут.  Будто бы раньше везде
были и трубы, и заводы, и бункера, и фабрики там какие-то, а
потом  к нам переводить стали - сначала одно,  потом другое,
потихоньку-полегоньку,  но все сюда, все сюда... Так решили,
видно.  Им виднее было.  Но еще до этого всякие-разные появ-
ляться на свет стали.  Вначале никто не знал почему. А потом
- хотя и знали,  да молчали,  чего панику сеять. И все сюда,
все сюда...  Может,  и верно? Зачем всем подыхать-то? Навер-
ное, так и надо было. Тогда и к трубам приставлять начали да
к краникам присасывать - чтоб от труб не убежали! Хотя какая
польза,  в толк не возьму! Так и приспособились. Кто пошуст-
рее,  так те умотали во внешний мир,  там получше житуха-то,
ясное дело, вот они и переселились. А кто у краника - куда ж
ему, ему и тут хорошо! Правда, колпак позже появился, намно-
го позже, когда поползли облачка прям из сердцевины резерва-
ции на внешний мир.  И то не сразу дело делалось-то! А боль-
шая страна была! Даже не одна, говорят, страна, много разных
народов жило,  непохожих...  Не знаю, верить или нет? Теперь
все разные,  все непохожие - ну чего общего у Хряпалы с этим
клопом на ножках?!  Ничего! А у меня с хитрецом ихним? Ноль!
Только теперь по-другому деление-то,  теперь два народца-то:
те,  что за колпаком, и те, что тута! А может, тут лучше, а?
Может,  там  вообще жизни нету?!  Ведь никто из наших там не
бывал.  Они-то вот,  однако,  бывают. Редко, но бывают. Я на
них зла не держу,  ведь и в самом деле - не всем же подыхать
в одной яме?!"
   Чудовище освободилось  полностью.  Но  сеть  с уродливого
горба не сбросило,  и та колыхалась на нем дырявой накидкой,
шалью.
   Осторожно, чтобы не разбить,  чудище приподняло зеркало в
раме, поднесло его к стене и повернуло стеклом к камню.
   "Пускай постоит. В темнотище его расколачивать - и радос-
ти-то никакой! Не увидишь, как мерзкое отражение рассыпается
на мириады кусочков и исчезает.  А это надо видеть!  Иначе и
смысла нету. А вот рассветет, и тогда..."
   Чудище почувствовало мягкое ворсистое прикосновение,  за-
мерло.  Кто-то  подошел совсем близко и на ощупь пытался тя-
нуть на себя сеть. Краешком глаза, перекатившегося под кожей
почти к самому горбу,  чудище увидало одного из своих давеш-
них мучителей, того, которого называли Волосатый Грюня и ко-
торому  за  день от вожака и прочих досталось немало оплеух.
Грюня нащупывал крюки, отбрасывал их. Почти ничего не видел,
мало того что он был соней, он был и слепышом.
   - Чего тебе? - не утерпело чудище.
   Грюня с перепугу заорал благим матом, упал лицом в землю.
Его трясло такой дрожью,  что становилось страшно за него  -
еще выскочит из своей волосатой шкуры!
   - Не бойся, - произнесло чудовище мягче, - чего ты боишь-
ся?
   Волосатый Грюня лежал ни жив ни мертв.  Во всяком случае,
дар речи он потерял надолго.
   - Ну ладно, не хочешь - не отвечай.
   Чудище засопело. Стало устраиваться на ночлег - прямо тут
же,  в развалинах,  на том месте,  где его мальчишки опутали
сетью.
   Но Грюня через некоторое время пришел в себя, осмелел.
   - Я только хотел крючья повыдергивать,  - сказал он, при-
поднимая заросшее шерстью лицо.  - Не все, штук восемь. Чтоб
ты сам потом выпутался... А я б убежал.
   Чудовище засопело сильнее.
   - Ну спасибо.  А чего это так вдруг?  Чего подобрел-то? -
спросило оно.
   Грюня не нашелся. Но он уже не дрожал. В темнотище чудище
было совсем и не страшным. С ним можно было запросто побесе-
довать.  Оно совсем не собиралось, похоже, проглатывать его,
разжевывать,  топтать, рвать когтями или еще как-либо уродо-
вать.
   - Хитрец Пак сказал, что завтра приведет сюда туристов, -
промямлил нерешительно Грюня.  - Или послезавтра,  когда они
придут... Мне страшно. Я не знаю, зачем он их хочет позвать,
но мне очень страшно.
   - Да ладно уж,  не бойся, - проговорило чудовище. - Ты их
видал когда?
   - Угу. Только раз.
   - Ну и что?
   - Ничего.
   - Вот и на этот раз ничего не будет. Не надо бояться. Они
сюда глазеть приезжают. Чего их боятся?
   - Ну, тогда я пошел? - просительно произнес Грюня.
   - Иди, - согласилось чудовище.
   Волосатый Грюня, оглядываясь ежесекундно и втягивая голо-
ву в плечи, натыкаясь на мшистые каменные обломки стен, поп-
лелся в сторону поселка.
   - И не бойся ничего! - крикнуло ему вслед чудовище.
   Оно еще долго не могло после этого уснуть. Думало. "Хоро-
ший мальчуган. Добрый. Сколько-то он протянет тут? Его можно
было бы научить читать.  Рассказать обо всем.  А потом он бы
научил кого-нибудь из мальчуганов,  следующего.  Ведь память
должна храниться.  Ведь должна?  Или... Не знаю. Обрекать на
мучения еще одного? А чего ради? Каких таких целей ради? Вот
свою цель я понимаю,  пускай не все с ней согласятся, но она
понятная.  А вот память - зачем?  Нет,  лучше,  наверное, не
стоит.  Добра в мире от нее что-то не прибавляется. Но и без
нее не так-то много на свете этого продукта! Поди разберись,
что лучше!  И к чему это он упомянул про туристов?  Ведь они
же никогда не сходят с трапов,  натянутых прямо над трубами?
Ведь они же всего на свете боятся?  Как это они придут сюда?
Бред! Не придет никто. У них свои дела, у нас свои. Никто не
придет,  кроме  самих  мальчуганов.  А они заслуживают того,
чтобы их попугать немного!  Попугаем!  Вот только пусть зая-
вятся!  Я думаю,  они сделаются подобрее после этого.  А как
же!"
   Начинало холодать. И чудовище ежилось под сетью. Ему было
зябко и неуютно на этих продуваемых мокрыми ветрами развали-
нах - ведь и оно было живым существом.
   Хитрый Пак проснулся еще до рассвета.  Папаши в лачуге не
было,  он сегодня дежурил в ночную.  Это означало, что он не
получил очередной порции из краника  вечером  и  должен  был
бродить по своему участку всю ночь,  до тех пор пока не сме-
нят.  А как сменят - сразу можно будет хлебнуть горячащего и
забыться. Хуже всего было вот в такие пересменки, раз в пол-
года,  когда приходилось выдерживать больше суток без пойла.
Пак  это  уже понимал по состоянию своего молчаливого драчу-
на-родителя,  хотя и сам мало вникал в такие дела -  ведь  к
кранику его не подпускали.
   И потому он поднялся сразу, без мучений, был бодр и свеж.
Первым делом он вылизал вчерашние миски, там оставалось нем-
ного баланды.  Раздача откроется лишь днем.  И потому  ждать
нечего.  Он выскочил на улицу. Голова закружилась от тошнот-
ворных аммиачных испарений. Снова прорвало где-то, решил он.
И  побежал будить Пеликана Бумбу и братьев Гурынь.  Они жили
ближе всех.
   К рассвету ватага была в сборе.
   Протирали глаза,  жмурились,  зевали, кряхтели. Волосатый
Грюня  пошатывался,  норовил плюхнуться прямо на землю.  Его
поддерживали, щипали за мясистые ляжки и прочие места. Пере-
росток Хряпало,  как и ожидали, ночью окочурился. Тело отво-
локли вниз, через два пролета, к отстойнику и сбросили его в
люк. О Хряпале тут же забыли, были дела поважнее.
   - Пошли кончать гадину! - предложил Гурыня-младший, вытя-
гивая длинную шею и покачивая своей змеиной головкой.
   - Успеется, - ответил Пак-хитрец. - Есть новость.
   Все навострились. В их местечке новостей почти не бывало.
   - Ночью с пересменки приходил Доходяга Трезвяк. Сами зна-
ете этого болвана, что вкалывает за просто так, за миску ба-
ланды.
   - Слыхали о придурке, - подтвердил Пеликан.
   - Так он сказал,  что сегодня туристы придут.  Вон  Грюня
слыхал, не даст соврать...
   Грюня испуганно вытаращил глаз, круглый и заспанный. Про-
молчал, лишь кивнул.
   - Да вы еще не все про туристов-то слыхали? - презритель-
но скривил хобот Пак. - Молокососы! Ну, чего помалкиваете?
   Выяснилось, что,  кроме Пеликана Бумбы и  Гурынистаршего,
никто толком не представлял - что это за существа такие, ту-
ристы.
   - Ладно,  увидите, - сказал Пак, - объяснять долго. Ходят
тут по трапам,  глазеют. Им у нас интересно. Трезвяк сказал,
что  они  сегодня  в нашем местечке будут отлавливать уродов
всяких, тех, кто к трубам не приписан, сами знаете.
   - Давно  пора!  - согласился Гурыня-младший.  - Развелось
дряни поганой!
   - Ага!  - встрял Коротышка Чук. - Сам видал - рычат, плю-
ются,  говорить не могут! - Он скособочился и вымолвил: - Да
чего там, у меня брательник такой, из дому сбежал! Давно по-
ра поймать гаденыша!
   - Резаками их надо резать, вот что! - сказал Гурыня-млад-
ший.
   Безмозглый и безъязыкий Бандыра хлопал своими жабьими ве-
ками,  тряс головой и помалкивал - ему явно не нравилось то,
о чем говорил умный Пак. Но и уйти из ватаги он побаивался.
   - Короче,  отведем туристов к чудовищу! Поглядим, как они
с ним... если не околеет, конечно, за ночь! - завершил Пак.
   Ватага, как и обычно, согласилась с ним. Близнецы-Сидоро-
вы  озабоченно гоготали,  похлопывали рукамиластами.  Гурыни
приплясывали вприсядку, сплетались шеями. Пеликан Бумба щел-
кал клювом и корчил рожи. Волосатый Грюня мирно похрапывал в
ногах у балбеса Бандыры.
   Одного Пак не рассчитал.  Он устроил сборище невдалеке от
папашиной трубы, на пути к лачуге.
   Папаша Пуго возвращался с работы. Его качало из стороны в
сторону.  Руками,  свисавшими до земли,  папаша  поддерживал
равновесие. Шел целенаправленно, глядя в одну точку.
   - Веселый! - вокликнул Коротышка Чук.
   Только тогда хитрый Пак заметил родителя и обернулся.  Но
было поздно.  Папаша подскочил к нему и,  уперевшись в землю
тремя конечностями, четвертой выдал сыночку такую затрещину,
что тот полетел прямиком в канаву.
   - Гы-ы-ы, гы-ы! - утробно порадовался папаша Пуго и пошел
своим путем.
   - Принял из краника, - завистливо проговорил Бумба.
   Вылезший из канавы Пак врезал хорошенько ему и  Коротышке
Чуку. Погрозил вслед папаше клешней.
   - Вот его бы первым под отлов... - просипел тихо.
   - Его нельзя, - рассудил Бумба. - Он работник.
   Туристы появились лишь после того,  как открылась раздача
и всем выдали по миске баланды - работникам и их детям.
   Грюня, будто завороженный,  смотрел снизу вверх, на трапы
и на тех,  кто по ним шел. Он никогда в жизни не видел таких
прекрасных существ.  Сегодня ночью,  в развалинах, он соврал
чудовищу. А теперь стоял и любовался, забыв про сон.
   Туристы были все совершенно одинаковые,  у них не было ни
хоботов, ни змеиных шей, ни даже когтистых лап. Все они были
высокие,  стройные,  у каждого было по паре длинных ног и по
паре коротковатых,  на Грюнин взгляд,  рук. Головы и лица же
вообще были абсолютно сходны.  Те, кто наблюдал такое едино-
образие, поражались - и каких только чудес не бывает на све-
те! Правда, умный Пак пояснил:
   - Не  знаю - врет Доходяга Трезвяк или нет,  но у каждого
на роже маска напялена,  какая-то дыхательная. Им наш воздух
не нравится!
   - Падлы! - возмутился Гурыня-младший
   Один из туристов приостановился и бросил что-то в ватагу.
Пак кинулся первым,  подобрал кругляк в бумажке и пихнул его
за щеку. Вкус был неприятный, необычный. Но Пак жевал, потом
проглотил - раз съедобное, надо есть. Ему завидовали осталь-
ные.
   Туристы водили из стороны в сторону какими-то поблескива-
ющими штуками,  останавливались, приседали, кидали еще и еще
кругляки и прочие вещи. Но Паку больше не досталось. Старос-
та согнал к трапу чуть не весь поселок - толчея была невооб-
разимая: народ любопытствовал, глазел на туристов, те глазе-
ли на согнанный народ, все время показывали то на одного, то
на другого,  приседали, подскакивали, раскачивались и, похо-
же, были очень довольны и веселы.
   Как ни кричал им Пак,  как ни размахивал клешнями, то бия
себя в грудь,  то указывая в сторону развалин, все было нап-
расно - туристы не спускались вниз. Они лишь кидали да кида-
ли кругляки да вертели своими штуковинами.
   - Обдурил Трезвяк!  - сделал вывод Пак-хитрец. - Доходяга
чертов!
   - Еще посчитаемся,  - сказал Гурыня-младший.  - Со  всеми
посчитаемся!
   Туристы ушли к башне,  от которой шел трап,  и скрылись в
ней.  Нагляделись. Народ стал потихоньку расходиться. Многим
в ночь надо было идти,  ничего не поделаешь