его нету - то будет,  вкалывай
себе,  солнышку  да  миру радуйся!  Ну нельзя так.  Тридцать
шесть всего-то! Да это же...
   Николая начинал  снова одолевать сон.  Он был согласен со
стариком.  Согласен полностью,  с каждым его словом.  Но ему
хотелось выпить,  заглушить боль,  слабость, отчаяние... Или
провалиться в забытье, чтобы ничего не чувствовать, чтоб уй-
ти из этого жуткого мира, хоть ненадолго, но уйти.
   - ...  сам себя через неделю не узнаешь, другим человеком
почувствуешь.  Да что там другим - просто человеком! Ведь ты
сейчас кто...
   Николай уронил голову на грудь.  Он еще не спал, но уже и
не мог справиться с дремотой, высасывающей остатки сил. Сло-
ва еще долетали до него, но он уже не был в состоянии осмыс-
лить их.  Через минуту он потерял и возможность слышать.  Он
провалился в бездонный мрак,  пустоту,  без сновидений,  без
слов, без мыслей.
   Старик рассуждал еще долго,  он не остановился даже когда
заметил, что его не слушают. Старику надо было выговориться.
И  говорил  он  не  столько для незнакомого спящего мужчины,
сколько для себя.  Двенадцать лет назад у него погиб сын, по
пьянке.
   Старик говорил и для него, он до сих пор не мог смириться
с бессмысленной смертью, не верил в нее.
   Он просидел еще полчаса. Помолчал, думая свою думу. Потом
вытащил из кармана яблоко,  обтер его о рукав, положил рядом
с Николаем. После этого ушел, держась рукой за сердце и чуть
прихрамывая.
   А Николай спал, развалившись, подергивая временами то ру-
кой,  то ногой. И никто его не обеспокоил, никто не потрево-
жил его сна. Ни участковый Схимников, ни один из вечно меня-
ющихся  постовых,  ни случайный прохожий.  Николай проснулся
сам.
   Рядом уже сидел Витюня. Увидев, что друг открыл глаза, он
ласково, с хрипотцой протянул:
   - Баю-баюшки-баю, слушай песенку мою.
   Николай, отгоняя дурман,  весь превратился  во  внимание.
Порадует ли его приятель,  может,  разжился чем? Он ощупывал
глазами карманы брюк, заглядывал за пазуху. Но ничего не мог
обнаружить.
   - Ага, вот и закусь! - сказал Витюня, заметив яблоко, ле-
жащее подле Николая. И быстро сунул его в карман.
   Николай чувствовал себя значительно лучше, чем после пер-
вого пробуждения в овраге.  Сон возвратил ему силы, прояснил
голову.  Не совсем,  конечно,  совсем она не прояснялась уже
давно,  очень давно, - но все же до терпимой степени. Он был
готов к новым поискам,  хождениям, ко всему тому, что он на-
зывал про себя "трудностями".
   - Не отчаивайся.  Все путем, поводов для беспокойства ни-
каких,  - частил Витюня, поглаживая через ткань брюк яблоко.
- Помыть бы...
   Николай выдавил  ехидную улыбку,  глядя на давно не мытое
лицо приятеля.
   - Да у тебя,  Витюнь,  такой иммунитет,  что ты вперед от
него дуба дашь,  чем от любой заразы.  Говори лучше толком -
как у тебя?
   Витюня заегозил.
   - Ничего...
   Николай встрепенулся, застыл.
   - Ничего у меня не вышло,  но не беда, корешок, через три
минуты магазин открывается. Давай очухивайся.
   Винные пары  еще не выветрились,  но тело уже было не то,
опять возвращалась слабость.  Николай встал,  деланно  бодро
потянулся.  Махнул рукой.  Разбухший, заполнивший собою весь
рот язык только мешал говорить.
   - Пошли!
   У магазина их ожидал неприятный сюрприз,  на двери висела
табличка: "Буду через полчаса. Уехала на базу". Витюня прис-
вистнул.
   - До  другого переть - не меньше выйдет.  Ну чего,  будем
ждать?
   Чтоб не мозолить глаза прохожим, они зашли во дворик. Ни-
колай при каждом шаге громко шаркал стоптанными подошвами  и
сам не замечал этого. Закрытый магазин его расстроил оконча-
тельно.
   - Вот ведь невезуха, ну не прет...
   И тут Витюня разинул рот. Николай не мог понять его изум-
ления. Насторожился.
   - На ловца, Колюня, и зверь бежит. Гляди-ка - старая зна-
комая. Эту мы счас в оборот возьмем!
   Витюня, подтолкнув приятеля локтем,  устремился  к  груде
порожних ящиков. Его стриженый затылок вновь залоснился, по-
багровел.  Ловец!  Николай последовал за ним, вжимая на ходу
голову  в плечи.  Наконец он увидал,  что привлекло Витюнино
внимание. Это была женщина неопределенного возраста, примос-
тившаяся среди ящиков,  невзрачная, из тех, от кого сразу же
отводят глаза, будто боясь испачкаться. На людных улицах та-
ких встретишь не часто.
   - Здрасьте вам наше с кисточкой!  А ты все хорошеешь, Зи-
нулька!
   Женщина, не поднимая головы,  исподлобья окинула недобрым
взглядом подошедших.  Восторга от встречи она не испытывала.
Николай заметил,  что Зинулька  торопливым  жестом  спрятала
что-то в свою видавшую виды суму.
   - Чего надо? - спросила она неожиданно сиплым голосом.
   И Николай понял - это наша,  отмеченная особой печатью, а
значит, и пыжиться перед ней не стоит - глаз был наметанный.
   - Да так,  ничего, Зиночка. Посидим, покумекаем. Мы тут с
приятелем гоношим... Может, и ты в компанию войдешь?
   - Еще чего?! - женщина отвернулась.
   Витюня вытащил трешку и полпригоршни мелочи.
   Тряхнул все это на ладони.
   - Боюсь,  самим многовато будет. Если чего - присоединяй-
ся!
   В глазах,  почти прикрытых пухлыми верхними веками, блес-
нул интерес.
   - Вам верить - себе дороже.
   - Ну,  как хочешь,  нам больше достанется. У Коляньки вон
еще рублец есть.  Да и я недаром бегал  -  вон,  взгляни,  в
ящичке, почти под тобой, левей, левей - шесть бутылок из-под
портухи и пара с-под пива.
   Женщина придирчиво осмотрела содержимое ящика. Сокрушенно
покачала головой.
   - Эх, раньше б знала...
   Николай в разговоры не вступал.  К чему эта лишняя  обуза
им?  Да и, честно говоря, делиться предстоящей "покупкой" не
особо хотелось. К чему? Но Витюня повел себя иначе.
   - Зин,  я ж тебя чую, доставай - чего там припасла. Да не
боись - все честь по чести будет.  Мне не веришь, вот Коляне
поверь - да он прирожденный интеллигент. Такой не подведет.
   Николай кивнул. Его не прельщало пить в обществе незнако-
мой грязной бабы.  Но действовала мужская солидарность. Да и
выпить хотелось очень сильно.
   - А  чего  это  у твоего интеллигента все ручищи в земле?
Ой, да и кровь на них запеклася! Ты чего?
   Николай смутился и спрятал руки за спиной.
   - Сходил бы сполоснул, хоть в луже, - и то дело!
   - Не графья! - вставил Витюня и выразительно уставился на
сумку.
   - А,  была  не  была!  -  Женщина достала бутылку "Белого
крепкого". - Но глядите!
   После первого стакана она подобрела, разулыбалась:
   - Пропади все пропадом,  эх, мать ты моя. Давай по второ-
му, чего тянуть?
   Продавщица из магазина не подвела - ровно в тридцать пять
минут третьего она уже была на месте. Общих денег хватало на
бутылку водки и бутылку портвейна,  черного,  как смоль, де-
вятнадцатиградусного. Все это перекочевало в Зинкину суму.
   - С вами еще влипнешь.  Пойдем ко мне - все равно украсть
нечего.
   И они пошли.  Зинка чуть впереди.  А они сзади, оглядыва-
ясь,  шаря глазами по каждому кустику, будто ожидая, что от-
туда вынырнет ни с того ни с сего фигура милиционера и  сор-
вет им предстоящий праздник.
   Идти было недалеко.  Но у самого подъезда неизвестно кого
дожидавшийся капитан Схимников остановил Зинку:
   - Опять ты тут?!
   - А  где  ж  мне быть?  Вы меня,  товарищ участковый,  не
трожьте. Инвалид я, на законном отдыхе.
   - Знаю я про эту инвалидность.  И про то,  чем ты себя до
нее довела,  тоже знаю!  Твое счастье, что последние полгода
от жильцов жалоб не поступало...
   Зинка сделала вид,  что хочет отпихнуть милиционера  пле-
чом.  Тот невольно отшатнулся,  и она прошла, помахав ручкой
на прощание.
   Схимников только головой вослед покачал, прошептал: "Дож-
дешься ты у меня". И пошел своей дорогой, хлопот у него хва-
тало.
   Витюня с Николаем заблаговременно спрятались за углом до-
ма, притихли.
   Вся показная веселость и бесстрашие мгновенно  слетели  с
Витюни.  Он побледнел, челюсть затряслась. Николаю тоже было
не по себе. Глаза его забегали и совершенно случайно остано-
вились  на  коричневой  доске объявлений,  висящей тут же на
стене.  Обычно там красовались беленькие четвертушки  листа,
вещавшие о ремонте,  отключении воды и злостных неплательщи-
ках.  Но сейчас Николаю в глаза бросился красный цвет, кото-
рым была выведена Витюнина фамилия.
   - Гляди!
   - Чего  там еще?  - Витюня с уходом Схимникова ожил,  на-
хальство и безмятежность вернулись к нему.
   Николай указал пальцем.  Объявление гласило: "Четырнадца-
того числа в ДЭЗ-37 состоится разбирательство антиобществен-
ного поведения гр. Жбанова В. А. Явка..."
   У Николая мурашки побежали по спине.  Но все же он вздох-
нул  с  облегчением - мимо него прошли,  есть еще время.  Он
затравленно оглянулся,  вздрогнул от прикосновения  к  плечу
Витюниной руки. Витюня стоял и чесал загривок, шумно, не ща-
дя кожи.
   - Что будешь делать? - спросил Николай.
   Витюня расплылся, хлопнул себя по жирным бокам.
   - А я от бабушки ушел,  я от дедушки ушел, - просипел он,
безбожно коверкая какой-то знакомый мотив, - а от вас, доро-
гие общественнички, и подавно уйду!
   Николай поежился, смолчал.
   - Ну,  чего вы там? - раздался тихий голос из окошка вто-
рого этажа. - Смелей давай.
   Зинка жила в коммунальной квартире. Она и предупредила об
этом сразу же, без намеков.
   - Ежели чего - глядите!
   Убранство в ее комнатушке было несравненно богаче,  чем в
квартире Николая.  Особенно его поразил дешевенький электро-
фон с колонками.  Под ним лежала куча пластинок. Лежала впо-
валку. Посреди комнаты стоял круглый стол, и бутылки уже по-
коились на нем, не откупоренные, но очень аппетитные. Витюня
потер ладони.  В углу примостился диванчик, а у стола стояли
два обшарпанных стула и какое-то казенного вида кресло.
   Зинка тщательно заперла дверь.  Сдвинула занавески.  И от
этого Николаю стало как-то не по себе, он вдруг почувствовал
себя взаперти,  в клетке. Захотелось сбежать. Но бежать было
некуда и поздно. И Николай взялся за бутылку.
   - Не, мальчики, - вдруг сказала довольно-таки звонко Зин-
ка, - начнем с беленькой. Ну, а не хватит - залакируем. И не
спешите.  Пускай сегодня все как у людей.  - Она полезла под
столик за пластинками,  и Николай увидал ее еще совсем  при-
личные,  крутые даже ноги. - Ну вот. - Она помедлила. - А ты
чего ошалел, милок? И не узнал, что ли?
   Зинка смотала с головы платок, похожий скорее на помойную
тряпочку, и по плечам ее рассыпались не очень чистые, но еще
густые светлые волосы.
   - Ты не смотри на лицо-то, Коленька ты мой Новиков, дума-
ешь, старуха алкашка? - Она расхохоталась, действовало выпи-
тое.  - Да я же,  отличничек ты мой, на класс моложе в одной
школе с тобой училась!
   Она снова засмеялась. А Витюня стал заговорщицки подмиги-
вать, подтверждая Зинкины слова кивками.
   - Это ж ты у нас один такой слепенький,  ничего не помня-
щий.  Тетерюшка ты наш. Весь двор, да и вся улица с прилежа-
щими,  все тебя знают.  А ты крадешься все  по  закоулочкам,
секретного агента из себя делаешь.  А ты плюнь,  голубь!  Ты
гордись и плюй в их поганые рожи.  Ежели  нам  такая  житуха
нравится - наше дело. И стыдиться тут нечего. Понял?!
   Она поставила пластинку на вертушку.  Звук был  неважнец-
кий, но настрой он поднимал. По комнате приглушенно растека-
лась какая-то цыганщина.
   - А ну,  Витька,  разливай!  - Было заметно, что Зинка не
просто навеселе, а уже хороша.
   Первые полстакана она выпила не присаживаясь. Витюня зад-
рал кверху большой палец:
   - Молоток, Зинуха, - и, выглотав свою долю, перевел дух.
   Николай никак не мог решиться,  он знал, что уж эта доля,
не полстакана,  конечно,  а все предстоящее,  выведет его из
колеи надолго. Но взвешивать свои поступки он отвык, соблазн
был  сильнее.  Водка даже не обожгла неба,  протекла внутрь,
как вода.
   - Вот это по-нашему, не люблю кислятины.
   Витюня подобострастно хихикнул.  Получил в  свою  сторону
одобрительный  взгляд  хозяйки  и потянулся опять к бутылке.
Закуской шел еще не совсем квелый лук, полбуханки черняги да
разрезанное на три части стариково яблоко.
   - Не гони коней, еще на заходик оставь!
   Зинка, так же небрежно, как и платок, сбросила свой поли-
нялый плащ. Оправилась. Под плащом был мятый цветастый хала-
тик  с пуговками сверху вниз,  из тех,  что носят не слишком
опрятные домохозяйки.
   - Ох,  мужички-мужички,  хошь какие, а все веселей. - Она
расслабилась,  лицо размякло.  - Да чего уж там, выбирать не
приходится, и сама...
   Зинка сбилась и зашлась в приступе плаксивого смеха,  от-
чего складки и морщины на ее лице стали глубже, обозначились
даже те,  что не были заметны до этого. Щелки глаз сузились,
у переносицы выступило несколько крупных слезинок.  Они под-
рагивали на пористой, шелушащейся коже щек в такт захлебыва-
ющемуся смеху,  похожему на частую и крупную икоту.  Николай
скосил глаза в сторону - зрелище было настолько неприглядно,
что он не мог его выдержать дольше. Витюня же смеялся вместе
с Зинкой. Он вообще отличался смешливостью, именно про таких
говорится - покажи палец...  Витюне было смешно, и это поче-
му-то бесило Николая.
   - Ну ладно, хватит. - Зинка перебарывала приступ, продол-
жая часто и порывисто вздыхать,  подергивая  вверх  головой.
Она уже не хохотала,  как прежде, но все тело ее не переста-
вало содрогаться,  будто по нему волнами прокатывались судо-
роги. - Хорошо, повеселились, и будет. Я вам сейчас кой-чего
расскажу забавная штука.  Я как вспомню, так прям удержаться
не могу.
   Витюня замолк. Потянулся к горбушке черного хлеба, надло-
мил  ее,  начал  терзать  короткими опухшими пальцами кусок,
кроша на скатерть,  на пол.  Нижняя челюсть у него  отвисла,
глаза подернулись мутной пленкой,  стали бессмысленными,  но
внимающими, ждущими чего-то.
   - Вот слушайте. - Зинка придвинулась ближе к столу, нава-
ливаясь на него своей могучей оплывшей грудью. Грудь заходи-
ла ходуном, словно растревоженный студень. Но рассказчица не
обращала на это ни малейшего внимания.  - Живет  тут  у  нас
один,  ха-ха.  Этажом выше.  Зашибала. Не может пить, щенок.
Все пьют.  И мы пьем.  Только мы ж умеючи, нормально. А этот
огрызок - молодой, но дурной, свет таких не видывал. Как на-
берется,  себя не помнит, не соображает ни на грош. Я-то по-
началу,  когда они к нам переехали, приглядывалась что к че-
му.  Думала,  может, случаем он такой бывает. Так нет. Раз в
неделю, как штык, нарезается до помрачения. Остальные-то дни
сухой ходит, трезвый. А по пятницам волю себе дает, праздник
устраивает...
   - Чего воду толчешь!  - стукнул ладонью по столу  Витюня,
он не любил длинных и подробных повествований.
   - Не мешай,  - отмахнулась от него Зинка, - сиди и не вя-
кай, имей к хозяйке уважение.
   Голос ее звучал прерывисто, со взлетами и падениями, ска-
зывалось и выпитое, и расшатанные нервы, и еще невесть что.
   - Так вот. Года два назад, может, меньше, первый раз он с
осоловелых глаз  этажи  перепутал и ко мне ломится.  Мол,  я
здеся живу.  Я ему культурно так, дескать, давай проваливай,
щенок,  пока шум не подняла. - Зинка передохнула, уставилась
на пустые стаканы, но налить не предложила. - И что вы дума-
ете? Утром встречаю его, заговариваю - ничего не помнит. Бог
ты мой!  Ну,  думаю,  погоди - ты у меня память-то обретешь,
прочухаешься.
   Николая стало утомлять бестолковое лопотанье хозяйки.  Он
даже  чуть было не задремал.  Но вовремя спохватился - спать
нельзя,  а то допьют без него, будить не станут. Он с трудом
переборол сонливость, попытался вслушаться.
   - Разика два-то я еще пропустила,  для  проверки.  А  по-
том... - Зинка снова захлебнулась смехом, но быстро оборвала
захлеб, даже ухватилась рукой за щеку, будто сдерживая себя.
Глаза  ее сузились еще больше,  не стало видно даже зрачков.
Только какие-то  вспыхивающие  зеленые  искорки  пробивались
из-за сомкнувшихся век. - А потом заходит в один распрекрас-
ный вечер,  опять со стуком,  мол,  моя квартира!  А я дверь
распахиваю да с ходу ему кулаком в лоб! Да по носу!
   Витюня вздрогнул, оживился, заерзал на стуле.
   Глаза его прояснились.
   - Ну, Зинка, ну, молодчага!
   Зинка подняла руку ладонью к Витюне. На лице ее появилось
самодовольное выражение, щеки зарозовели.
   - Погоди! Слушай дальше, - продолжала она. - Тут он и ос-
толбенел.  Глядит - не кумекает ничего,  как с потолка свер-
зился. А я еще разок, да еще! Рука у меня тяжелая, - она вы-
тянула руку,  и Николай убедился - не врет, не рука, а ручи-
ща,  целая лапа,  набухшая,  красная, с сетью склеротических
синих вен.
   Витюня одобряюще зачмокал губами. В его глазах Зинка при-
обретала все больший вес.
   - Вот так. Он у меня мигом свой дом нашел. Да не поумнел.
Не буду врать, не каждую пятницу, но раз в месяц точненько -
прет ко мне.  А я ему в рожу, да в поддых, да коленкой, да с
лестницы спускала сколько.  Лучше всякой комедии и цирка, не
соскучишься!
   У Николая начинало нарастать зло к Зинке. Он не мог боль-
ше  терпеть  этого смакования издевательств над бесчувствен-
ным,  пускай и пьяным,  человеком.  Он даже поставил себя на
место Зинкиного соседа,  и ему стало жутко. Ведь он тоже те-
ряет память после больших возлияний,  он тоже не в состоянии
вспомнить,  что с ним было в предыдущий вечер.  А эта!  Нет,
надо заткнуть ей рот,  заставить помолчать.  Но когда он уже
собирался осуществить свое намерение,  его будто громом уда-
рила мысль - тогда его прогонят,  не дадут допить.  Это было
страшнее любого другого наказания. И он смолчал, даже заста-
вил себя несколько раз  улыбнуться  натянутой,  заискивающей
улыбкой.
   А Зинка вошла в раж.  Глаза расширились, блестели и каза-
лись уже не просто пьяными, а безумными.
   - Тихо, тихо! - вещала она, боясь, что кто-то перебьет ее
несвязную речь.  - Тут главное не в этом. Тут соль-то в том,
что не помнит ни хрена! Я у него утром-то, после каждого та-
кого случая спрашиваю,  мол,  Толь,  а Толь, чегой-то у тебя
синячище такой огромадный да шишка на лбу? Ой, да и хромаешь
ты маленько?  Чегой-то?  Да ты никак с лестницы упал иль еще
откуда?  А сама хохочу про себя.  А он говорит,  упал вчера,
случайно,  мол. А сам смущается, не помнит, хоть расшибись в
лепешку!  А я ему - ну,  ну, гляди, милый мой, больше не па-
дай, что ж ты такой неловкий?! А сама...
   Витюня взвизгнул и задохнулся от восторга,  выпучив  пок-
расневшие белки. С полминуты они с Зинкой молча глядели друг
на друга какими-то родственными,  одинаковыми глазами, а по-
том снова и надолго зашлись в хохоте.
   Николай вежливо,  замученно улыбался и  думал  про  себя:
"Сволочи!  Оба сволочи!" Внутри у него все дрожало, и он бо-
ялся,  как бы переполнявшее его раздражение не вырвалось на-
ружу.  Даже  мысленно давая определения своим собутыльникам,
он пугался этих мыслей, отгонял, спохватываясь ежесекундно -
не произнес ли их вслух.  Все горело в нем, все содрогалось.
Но на лице застыла подобострастная, виноватая улыбочка.
   Николай пытался вспомнить эту женщину,  точнее, ту девоч-
ку,  которой она когда-то была. Ведь не врет же она про шко-
лу!  Неужели эти недолгие годы могли сотворить такое? Не ве-
рилось. Когда он ее увидал впервые у ящиков, дал бы полсотни
с лишком,  ну никак не меньше.  Эх,  время,  что же ты дела-
ешь?..  Нет,  время здесь ни при чем. В этом надо признаться
честно  хотя бы самому себе - тоже мальчик какой,  спортсмен
выискался!
   Он чувствовал,  как  хмель  забирает  над ним все большую
власть. Но отмечал при этом, что напарники его тоже не трез-
веют.
   Зинка что-то нашептывала на ухо Витюне, обтираясь об него
своей свободно колышущейся под халатиком грудью. По щекам ее
струились слезы.  Витюня сочувственно кивал, не проявляя при
этом никакого оживления, и любострастно глядел на бутылку.
   - А ведь я... ведь за мной... - бубнила Зинка.
   Николай не мог уловить окончаний предложений, да и не пы-
тался этого сделать.  Он думал лишь об одном:  сиде